Повести и рассказы. Книга 4

Советская Нефертити

Накануне дня 8 Марта пополудни я возвращался из командировки. До электрички меня проводил старый однокашник Володя – «Фомич», как теперь его величал водитель видавшего виды уазика. День был солнечный. На небе не было ни одной тучки, но северный холодный ветер пробирал сквозь зимнее пальто до самых костей. Конечно, тут было не до разговоров. Я поспешил в вагон. Фомич – в машину, на работу.

До отхода электрички оставалось минут пятнадцать. В вагоне пассажиров было немного. Я выбрал место, как мне показалось, наиболее удобное, расположился. До Свердловска было два с половиной часа пути. Было время не только подвести итоги своей командировки, но и наметить план реализации её результатов. Углубился в себя. Оказалось, не так уж и мало успел за эти два дня. Польза делу непременно будет.

Электричка тронулась, мысли мои сбились и возвращаться в прежнее русло почему-то не желали. За окном мелькали последние дома Нижнего Тагила, его улицы, покрытые брусчаткой. К слову, об этой самой брусчатке: мне показалось, она стоит со времён царя Гороха, а оказалось, что это оригинальная доисторическая технология строительства дорог дожила здесь до наших дней и пользуется у местных дорожников большим спросом. Никогда бы не поверил, если бы не видел собственными глазами. Просто невероятно, как могут сосуществовать здесь технический прогресс и вековая отсталость. Булыжная мостовая, надо же.

Город окончился, пошла однообразная сибирская картина: сопки, лес, снег. В вагоне было интересней. Мой взгляд самопроизвольно стал ощупывать таких же пассажиров, сидящих ко мне лицом.

Два рыбака пожилого возраста дремлют, видно, разморило от тепла в вагоне и меховой одежды, делавшей их неестественно полными и неуклюжими. Мужчина с маленькой девочкой. Она совершенно непоседлива, капризничает. А вот противоположная картина. Мама с двумя детьми лет трёх-четырёх с чемоданами. Она смотрит печально в окно. Дети смирно сидят, поджав под себя ножки: спят в самых неудобных позах.

Рядом, напротив через лавку, о чем-то интересном болтали между собой две девушки. Обе в одинаковых ультрамодных белых кругленьких вязаных шапочках, надвинутых до самых глаз. Лицо одной из них не привлекало бы внимания, если убрать всю ту парфюмерию, которая наложена была на него. Другая – напротив, чем-то неуловимым притягивала к себе. С первого взгляда мне это не бросилось в глаза.

Я продолжил дальнейшее изучение окружающих, но ощутил: куда-то пропало спокойствие. Глаза сами собой вернулись к той, второй. Какая-то она не такая, как все виденные и перевиденные за всю, пусть небольшую, но активную жизнь в гуще людей.

Делая вид увлечённого проносившимся ландшафтом, я незаметно, но сосредоточенно изучал лицо девушки. Для того, кому дана способность разбираться в людях – это целая книга, по которой можно не только узнать, что за человек перед тобой, но и увидеть внутренний его мир.

Белая шапочка гармонировала с черной искусственного меха шубкой. Светлое, юное, нетронутое красками лицо было свежее и по-матерински тёплое. Нет, у неё не было ярких румяных щёк, как у подружки (явно напомаженные), но и бледности тоже. Обычный цвет кожи молодой здоровой девушки. Карие глаза её смеялись вместе с ней, когда было весело. Они лучились искрами.

Подруга взяла в руки глянцевый журнал. Вторая обратила взгляд, как мне показалось, в мою сторону. Я забеспокоился: не спугнуть бы. Задумалась. Случается, человек оторвётся от какого-то дела, задумается о чём-то, о чём и сам не ведает. Взгляд его стекленеет, сосредотачивается на каком-либо предмете, но и его не видит. Здесь было совсем по-другому. Смотрела мимо меня долго, не мигая. Но ничего подобного на отрешённость в её взгляде не было. Наоборот, они были наполнены внутренним душевным содержанием, теплотой. Глубина взгляда была поразительна, способна вместить весь мир. И в то же время в этом взгляде была видна её незащищённость, открытость, ранимость. Обычно любой человек, имеющий пусть даже самый малый жизненный опыт, не рискует выйти из-под прикрытия здравого смысла, к тому же на людях, не даёт вот так, запросто понять, кто есть кто. А тут никакой защиты. Достаточно было сейчас раз посмотреть в эти глаза, именно сейчас, чтобы понять светлую душу этой девушки, увидеть чистый мир, великое духовное содержание.

Теперь я уже не мог пересилить себя, чтобы не смотреть в её сторону. И не потому, что возымел какие-либо планы. Совершенно нет. Меня заинтересовала она как загадка. Кто она? Чем-то неясным она напоминала собой далёкого, но хорошо знакомого человека. Кого же?

Простая улыбка открыла ровные зубы, подбородок чёткий, но не явно выраженный. Нос тонкий, идеально женский. Всё в её лице было гармонично сложено, как говорят, не прибавить, не убавить. Кто же она?

Они с подругой опять беззаботно и увлечённо болтали. И если у подруги мимика была чрезвычайно активной, то второй хватало лишь выражения глаз и скромной улыбки. Она повернула голову, и я увидел её профиль. Боже, так это же сама Нефертити! Ну как я сразу не смог разобраться. Мне ли, самому вырезавшему в своё время из дерева её знаменитый профиль, своими руками отобразившему все её черты, не узнать её? Конечно же, передо мной вот уже больше часа находится сама царица, а я, ничтожный человек, возомнивший себя великим психологом, самозванно и самодовольно пытаюсь проникнуть в её божественный мир.

Я так глубоко был поражён своим открытием, что совсем забыл об осторожности и приличии, и до бессовестного прямо упёрся взглядом в царицу. Она на мгновение перехватила его, улыбнулась. Прожгла всего вырвавшимся из её глаз импульсом тепла.

Как же это так? Откуда взяться ей, из южных далёких краёв, тут, в холодном уральском индустриальном Тагиле? Сколько веков прошло, как вот эта самая властительница мира в расцвете лет была погребена с величайшими неземными почестями? Неужели мир вернулся в прошлое? Или сверхсилы её вернули к жизни? Однако почему она оказалась не в родных ей песках, а здесь? Поразительное сходство. Если отбросить фантастику, то наверняка эта Нефертити – двойник, потомок той. Знает ли она сама об этом? Явно нет. Догадываются об том окружающие? Я бегло осмотрел пассажиров. Присмотрелся к накрашенной подруге – ни в ком не заметил и тени не только почтения, но и простого человеческого любопытства к той, на кого в своё время не смели бы поднять глаз.

Остаток пути я благоговейно взирал на царицу цариц, теперь уже не обращая внимания на свою нескромность, чем смутил девушку. Но скажите, что я мог с собой поделать? Если взгляд сам искал её, как бы я не пересиливал себя? Сколько передумалось за эти минуты о её возможной истории, дальнейшей её жизни. Как и в древности, ей нужна опора, защита. Получит ли она её? Будет ли она счастливее той, о которой сложены легенды? От многого всё это зависит. В большей степени от общества, окружающего её, к сожалению, ушедшего в своих нравах не так далеко от тех варварских времён.

Город, который царица Нефертити осчастливила, выбрав своим местом пребывания, просто не может не ответить ей тем же.

Не ищите её в себе подобных. Она не явится тем, кто бездушен и безразличен к прекрасному, кто вытеснил из своего внутреннего мира чувства, возвышающие человека над пороками, кто бездумно множит эти пороки, скрываясь за личиной порядочности и мнимого самопостроенного благополучия. Желаете её увидеть? Для этого снимите со своих глаз пелену догм и стереотипов, отдайте дань окружающему вас. Будьте заняты не только созерцанием своей значимости и мнимых успехов. Научитесь сопереживать, нести в жертву не ближнего своего, а себя. И тогда она найдёт вас сама. Пусть не Нефертити, но у каждого будет непременно своя единственная царица.

А Нефертити что? Она одна. К тому же сама не знает о том. Пусть всё так и остаётся. Пусть будет она счастлива. По всему – лучше быть простой счастливой советской девушкой, чем царицей с печальной судьбой.

Портрет богини Гигиеи

Вот она – красавица Москва, древняя и всегда молодая столица. Я стоял в аэровокзале, ожидал сбора группы туристов, с которыми прилетел одним рейсом из Тюмени. Стоял и смотрел на бурлящую кругом жизнь. На несущихся туда-сюда людей: белых, черных; тонких и толстых; маленьких ростом и высоких, волочащих сумки, чемоданы, плачущих детей. Все углублены в себя, у каждого маленькая, но своя цель. Всё живёт бешеной жизнью, бесконечно движется, кипит. Никто не в силах остановить этот поток, это колесо водоворота.

Суета сует.

По обычаю (рабочая привычка) я пытался выделить из массы объект внимания. Постараться понять человека. Каков он? Чей, куда бредёт? Что им движет? Но мой опытный глаз не мог высветлить из этого нескончаемого урагана характер, личность, индивидуальность. На всех лицах маска сосредоточенности, тупой решимости, одержимость к движению и только.

Куда бегут? Зачем всё это?

Пока таким образом коротал время, группа собралась и двинулась на выход из аэровокзала. Я замыкал, если можно так назвать, цепочку – группу туристов в тридцать человек, протискивающуюся словно сквозь людской муравейник.

Попал в водоворот. Меня теснили, толкали к выходу. Я знал по горькому своему опыту – не сопротивляйся, и отдался потоку. Буквально у двери-вертушки у меня возникло неожиданное желание посмотреть назад. Оглянулся и, словно поражённый током, остолбенел.

На то самое место, где я стоял буквально только что, опустился ангел. Да-да – ангел. В облике девушки. Её неземной облик, взгляд – всё разом поразило меня. Не сознавая, что делаю, я повернул назад. Не тут-то было. Поток, и без того плотный, хаотически движущийся без всяких правил и формул, загалдел, напрягся и выплюнул меня из здания. Толпа несла меня, а я пытался осмыслить, понять: что это было? Кто это был? Вернуться, подойти, спросить, узнать, посмотреть ещё раз…

«Господи, да куда же меня тащат? Мне обратно».

Групповод с трудом выловила меня из толпы:

– Мы вас уже потеряли.

– Да, да, конечно, – я машинально опустился на свободное место туристического автобуса.

– Что с вами случилось? На вас лица нет, – любезный вопрос групповода до моего слуха не доходил.

– Конечно, конечно, – повторял я, словно извинялся перед кем-то.

Излишне заботливая женщина фыркнула:

– Ненормальный какой-то. Нашло, что ли?

Не нашло – нашёл. Я сейчас ясно осознал: я видел то, что многие так и не находят за короткую земную жизнь. Закрыл глаза… Явился образ, который я видел лишь краем глаза, всего несколько секунд, всего минуту назад. Видел один миг, но образ запомнился до последней черты. Казалось, её лик излучал тайный завораживающий свет. Поражали глаза. Эти большие открытые спокойные голубые глаза смотрели прямо и просто. Не бегали по сторонам в поисках кого-то и чего-то. Это были глаза мудреца, философа. Такие глаза могут принадлежать только тому, кто честен, как слеза, как сама правда. Какие это были глаза! Сколько в них уверенности и глубины, гордости и ума!

Кто же это, кто она? Среди живых таких не бывает.

Мне вспомнилась шляпка. Коричневая, абсолютно неопределённой формы, фетровая, чуть похожая на мужскую, только с опущенными полями.

Я понимал – мне совсем не надо от неё ничего. Только бы ещё раз взглянуть… Бывает же?

Нет, положительно это неземное создание. Не может у нас вот так просто появиться среди бушующего урагана жизни такая святая… А какая отрешённость. До моего сознания не сразу дошло то главное, что так поразило. Именно отрешённость. Вот она и философия, и мудрость. Разве может кто в нашем мире, в хаосе, иметь столь непринуждённое, спокойное, сильное, невозмутимое лицо, несущее в себе весь мир, стоящее над миром?

Сколько ей лет? Пожалуй, не больше двадцати. Но какова сила! Я снова ясно увидел: хрупкая девушка стоит в беснующейся толпе. Смотрит вперёд. Как ей это удаётся? Мне самому чуть шею не сломали, а её обходят, обтекают. Не пошелохнули.

«Нет мне прощения. Явилась на землю сама богиня. И так вот получилось. Эх… Бог с ней, с группой. Так нет же. – Я был расстроен. Постарался отвлечься… – Что это я? Да и зачем она, собственно, мне нужна? Кто она такая? Девушек, женщин не видел? Вот уж четвёртый десяток доживаю. Засмотрелся…»

Напрасно. Напрасно старался. Я и сам сознавал это. Вот, к примеру, зачем верующему икона? Ангелы, девы, мадонны? Может быть, и не нужны, а как без них? Перед ней, той (верю только в будущее, в общество, которому служил дед, родители, теперь с полной отдачей служу сам), встал бы на колени. Не перед красотой. Её я не заметил, верно её и не было вовсе. Тем более эта шляпка… Перед её умиротворённостью, спокойствием, перед этим сильным человеком, в столь юном возрасте познавшим жизнь, перед неземной чистотой её можно стоять только на коленях.

И всё-таки, как ясно я не представлял её в своём воображении, дай мне сейчас карандаш, резец – не рискнул бы воспроизвести этот таинственный неземной образ.

– Приехали. Вам дальше?

– Да, да, конечно, – я подхватил свою лёгкую сумку и вышел за всеми.

Тепло, солнце осеннее, Москва. Гостиница «Олимпийская». Такая высокая, гляди – шапка упадёт.

– Тридцать два этажа. Ничего?

– Да-да. Конечно.

Документы оформляла руководитель группы долго. Куда-то бегала, что-то писала. В холле гостиницы стояли удобные кресла. Было уютно, полумрак.

«Собственно, а был ли кто? Я ведь ночь не спал. Может, просто показалось от усталости? М-да. Ну конечно: Сикстинская мадонна тебе, Рафаэль. Привидится же такое…»

У меня даже пот выступил. Действительно, картина эта висит у меня дома. Сам раму делал из багета. В стекло вправил.

«Да, дела…»

На ум, совсем некстати, пришли слова из песни Высоцкого: «…Ух ты, какой Леонардо, тоже мне Рафаэль…». Я улыбнулся про себя, вышел наконец из внутреннего напряженного состояния.

– Ну и ну! Так и в «жёлтый» дом попасть можно. Отдыхать надо. Представить только: половину отпуска на работе провёл (не наработался за год). Зря, что ли, отпуска дают? Вот и результат налицо. А впрочем… почему мадонна и вдруг шляпа? Да ещё такая?

– Какая шляпа? – сидящий рядом толстый турист подозрительно посмотрел на меня.

– Как какая? Кто какая?

– Шляпа.

– А, шляпа. А, что? Я разве сказал шляпа?

– Сказал, уважаемый, – сосед по креслу с кислой физиономией встал. – С вами, извиняюсь, не тот контингент. Туда ли вы попали?

– Да-да, извините. Неприятность, конечно. Понимаете, здесь такая ситуация…

– Знаем, видали таких. Работаем там, – он ехидно хихикнул и хлопнул меня по плечу. – Не беспокойтесь, живы будем, вернёмся – вылечим. Не такие сейчас. У нас как огурчики. Во!

– Да-да, – я хотел встать и ещё раз извиниться, но так как сидел лицом ко входу, а в это время входила группа вновь прибывших туристов, я снова увидел ту, кого уже считал миражом. – Шляпка, – прошептал я и вдавился в кресло.

– Шляпа… чокнутый и есть, – сосед выразительно повертел пальцем у виска и отошёл.

Я тем временем не знал – радоваться тому, что моё желание так просто исполнилось, в этом многомиллионном огромном городе, или?.. На самом деле пора разобраться.

Между тем неземное создание – девушка – простой свободной лёгкой походкой прошла мимо меня. За спиной где-то там села. Я не мог допустить непочтительности по отношению к той, на кого готов был молиться. Встал, хотел пересесть лицом в её сторону. Места не оказалось. Приличие не позволяло стоять истуканом. Я прошёлся.

Это была она. Она сидела прямо. Смотрела, как тогда: вперёд. Казалось, не реагировала на окружающий мир.

Богиня! А вот нос – чуть курносый, наш, русский. Вот и хорошо, теперь ясно. Она есть. Можно подойти, спросить. Но о чём? Пожалуй, не надо. Голову мою занимал диалог.

«Почему она здесь? – Где же быть ей? – Там… там, где-то. Не здесь, не среди людей. Нет, пусть, среди людей, но не этих… тех… – Каких? – Не знаю».

Наконец оформление документов было готово, и я поднялся на свой этаж. Разместился в номере. Умылся. Отправился к горничной справиться о некоторых условностях проживания. Не прошёл и нескольких шагов… О ангел! Сама мадонна, сошедшая с полотна великого ваятеля, шла мне навстречу. Чистый светлый образ её проплыл рядом. Я едва устоял на невольно подкосившихся ногах.

Ночью я не спал, ворочался, считал до четырёхзначных чисел. Старался отвлечься, но сон не шёл.

В ресторане, куда я утром спустился для завтрака, было тихо и уютно. Свободных мест было много. Сел без выбора за свободный стол. Взялся за закуску. Только сейчас почувствовал, как основательно голоден. Увлёкся. Не заметил, как за стол сели трое.

Поднял глаза и… поперхнулся, ком перехватил горло. Напротив меня, рядом, вот так, совсем близко – протяни руку, можно дотронуться – было божество. Есть, понятно, я уже не мог. Ком так и стоял. Да и как можно перед богиней жевать? Недостойно. Руки с ножом и вилкой повисли в воздухе.

– Аня, подай, пожалуйста, солонку.

Аня. У неё есть имя? Аня, Анна, Анюта, Анютины глазки… Завертелось в голове… Мне показалось, что я неудобно, бессовестно долго смотрю на Аню.

Потому, чтобы оправдать себя и найти выход из пикантной для меня ситуации, обратился к подавшей соль с первым пришедшим на ум вопросом:

– Девушки, вы не из Одессы?

– Что вы. Из Сибири мы, из Сургута. Нефтью занимаемся.

– Да-да, конечно, Извините.

Я вернул глаза к тарелке. Чувства, которые я испытывал в данный момент, которые исходили от сидевшей рядом, были подобны тому, что испытывает каждый, находясь в церкви. Мне знакомо это чувство покоя, торжественности, безмерности времени.

Там обстановка: хор, свечи, благовония, иконы… А тут? Откуда такая сила воздействия? Вот она вся. Немного курносая, голубоглазая. Лоб небольшой, открытый, чуть выпуклый. Губы как губы. Подбородок чёткий. Волосы тёмно-русые, просто перехвачены чёрной лентой. Лицо овальное, белое, открытое.

Что особого в ней? Почему во всём этом, таком простом и чистом, даже детском создании такие сила, покой и умиротворение? Почему, глядя на неё, находясь рядом, испытываешь благоговение, возвышенные чувства? Сама жизнь становится ясной, понятной и определённой. Облик её говорит: «Не суетись. Будь благоразумен». Какое там… Я сейчас готов быть безумным героем. Ради чего? Просто быть, и всё.

Руки… Поймал себя на том, что внимательно рассматриваю её руки. Нет, они не такие, как написаны на иконах. Они не безжизненные, не безвольные. Это руки, творящие добро: чуткие, трудовые, деловые. «Посмотри на руки человека – узнаешь их хозяина». Может, и нет такой пословицы. Но я повидал много рук за свою жизнь: добрых и работящих, бездельников и никчёмных людишек. Всё, что сделано на земле – сделано руками человека. Что разрушено – тоже его руками. Сколько построено мной. Конечно, я делал, строил, клал кирпичи, клеил обои не сам. Ясное дело, не мог всё успеть, но сколько знал, помнил: такими женскими проворными чуткими руками, их теплом, светятся окна квартир. Эти руки несут тяжесть строительства нового общества, растят и ласкают детей, выполняют самую грубую и самую тонкую работу. В итоге они, руки, становятся выразителями человека, говорящими за него гораздо больше, чем личный листок из отдела кадров.

Обладательница этих рук явно была неплохим работником. В какой отрасли? Эти руки не боятся труда – сильные, честные. Потом моя память долго удерживала самые маленькие жилки на кистях её рук. Говорят, по рукам в банках кассиры определяют инкассатора при выдаче денег. Я верю рукам. Не помню случая, чтобы обманулся.

Меж тем мои соседки быстро позавтракали и ушли. Я долго сидел, не поевши. Встать не было сил.

Что-то надо делать. Так не может продолжаться. Надо всё узнать: кто она, что она, кем работает? До сих пор не мог поверить, что эта богиня в действительности просто Аня.

Такого не может быть. Много людей становились святыми за свои деяния. Та, что была только что вот тут, пусть не богиня, но наверняка святая, точно. Подойти к ней и определиться. Я знал, в каком номере она живёт. Но как это сделать? Естественно, найти предлог.

Трое суток я искал этот самый предлог. Что только в голову не приходило. Ходил бледный, с чёрными кругами у глаз. Похудел (отдохнул, называется). В часы раздумий пытался карандашом изобразить её портрет. Ничего не получалось. Всё на месте, а не то. Нет главного. А чего? Наконец, я решился – будь, что будет. Позвонил по внутреннему телефону.

Ответили:

– Слушаю.

Я не слышал ранее её голоса, но мог биться об заклад, это был её голос: тихий, сильный, уверенный и спокойный. Он мог принадлежать только ей и никому другому. Дыхание остановилось. Не знал, что дальше…

– Это вы?

– Да.

– Простите, я земляк ваш… Завтракали за одним столом три дня назад, помните?

– Да.

Бог знает что… Что же дальше говорить? Собеседница явно не проявляла интереса к разговору. Зацепиться не за что. Ну хоть бы два слова сказала. Это «да» прозвучало, как «Что вам надо? Мне не до вас». Чувствуя, как пол уходит из-под ног, я сильно сжал трубку.

– Можно к вам зайти на минутку?

– Как считаете нужным.

Ого, это уже была целая речь. Конечно, я не мог позволить себе отправиться тотчас. Неприлично.

– Через час буду.

В трубке послышался зуммер.

Этот час я не находил себе места. Ругал себя за нелепость поступка и ещё бог знает за что. Заявлюсь. Что сказать? Спросить: «Кто вы?». И всё? За кого посчитает? Пришел, «здравствуйте, я ваша тётя»… Стрелка немилосердно подходила к роковой цифре. Миллион причин и поводов мог бы найти в другом каком случае. Ту же соль попросить. Банально. Не мне учиться общению с людьми… Тут дело не совсем обычное. Может, на всей земле святых больше и нет. А тут вот какое дело. Ах, да. Я же был вчера в Загорске и набрал в полиэтиленовый пакет святой воды из источника. Конечно же: к святой со святым. Приличный повод.

Ноги с каждым шагом слушались всё хуже… Вот дверь. Сердце было не на месте. Постучал.

– Входите.

В номере было двое. Она здесь.

– Здравствуйте… Я звонил.

Недружелюбный голос второй издалека доносился до меня.

– Заходите, только мы спешим.

– Да-да, конечно, я на минутку. Не хотите попробовать святой воды из Загорского монастыря? Был там. Думал, может, вам пригодится.

Я никогда не терял управления не только над собой, но умел держать в руках толпы, сотни людей на собраниях, конференциях. Теперь чувствовал, как парю безвольно в приторной пустоте, в невесомости – ткни пальцем, и полечу, куда кривая выведет.

Если бы богиня была одна – как бы я поступил? Но она была не одна. Чувствуя, как силы покидают меня, я опустился на оказавшийся рядом стул. Скольких перевидел я за свою жизнь? С кем только не приходилось встречаться по работе. Были и министры, и повыше бывали. Были и красавицы в прямом смысле слова… Но не помню, когда бы испытывал такое чувство робости и скованности.

– Нет, нам не надо, – сказала вторая и зашла в ванную.

Мы остались вдвоём. Я по-прежнему сидел на стуле, вероятно, с глупым видом. Она – на прибранной кровати. Вот положение… Вот попал. Какой выход найти? В такой ситуации явно не до разговоров…

– А что, это действительно вода святая?

Аня, богиня Анна, поняла мою неловкость, решила помочь.

– Да-да, конечно. Налить?

– Попью. Налейте.

Святая. Она святая и есть. Я никак не мог развязать пакет. Волновался. Наконец справился.

– Пожалуйста.

– Так ты идёшь, Аня?

– Конечно, я давно готова.

Мне надо было уходить, но не мог. Смотрел на богиню – так вот она какая… Да-да, она богиня. Я ещё отчётливее понимал это. Но какая?

– Аня, – я с трудом выговорил её имя. Мне казалось, недостойно богиню называть земным именем. Даже если она себя так назвала. – Аня, можно вопрос?

– Конечно.

– Какая у вас профессия?

– Врач.

О, Господи, как я сам не догадался? Это же Гигиея – богиня здоровья.

Гигиея смотрела на меня всё так же спокойно. Умные глаза её лукаво улыбались. Словно поддаваясь гипнозу, я встал, дошёл до двери. Через силу улыбнулся (не на похоронах же, в конце концов) и, попрощавшись, вышел. Дверь закрылась.

Теперь мне всё было ясно. Едва дошёл до своего номера, схватил бумагу, карандаш, начал лихорадочно рисовать. Я узнал её тайну. Я был теперь спокоен. Прошёл не один час. Стемнело. Портрет готов. Посмотрел внимательно. Чего не хватает? Нет души, внутреннего её покоя, удивительной большой силы, идущей из глубины. Порвал.

Рисовал снова. И снова рвал. Я ещё не знал, как долго мне предстоит создавать этот портрет, образ богини Гигиеи. Сколько потрачу времени и сил, но так и не создам, не оставлю для людей олицетворение здравоохранения таким, каким его видел я сам. Лишь через много-много лет понял: нет такой силы у искусства, которому было бы подвластно повторить святой образ. Приблизиться можно, передать – нет.

Поздно я это понял. Тогда этого не знал. Тогда я творил, горел, строил. Всё, к чему я не прикасался, делал с ней и её именем.

Боги не уходят из жизни, как люди. Живут вечно. Она сошла со своего Олимпа. Не выделяясь, живёт среди нас, смертных. Несёт людям счастье, сибирское здоровье. Пусть об этом знают лишь она сама, богиня Гигиея с земным именем Аня, и я. Никому не выдам её тайны. К чему? Толпы зевак обязательно разыщут её. Захотят видеть, трогать, добиваться расположения. Пусть она делает своё святое благородное дело. Я – своё. Пусть руки её несут жизнь, здоровье, радость. Пусть никто не знает, что всё это от богини Гигиеи, живущей в далёком сибирском городе.

Боги, как герои, святые, живут среди нас, среди народа, сами выбирают орудия своих дел и место для подвига. Гигиея выбрала себе место. Там трудней. Там многое решается. Здесь «…прирастает российское могущество».

Пройдут годы, века, когда она поднимется к подобным себе, к богам. Знаю: обязательно вновь вернётся на землю. И тогда кто-то из других поколений вновь увидит её, как я. И создаст её ненаписанный настоящий живой портрет. Как жаль, что это буду не я.