Небесная иерархия. Книга первая. Анархист

– Зачем ты меня сюда притащил? – кипятилась она.

– У тебя все с головой в порядке? Что ты надо мной издеваешься. После твоих скандалов мне ещё нужно работать и ты знаешь, что работа сложная, да ещё по ночам в темноте шарахаться.

Я решил, что буду оставаться ночевать в общежитии, если нужно будет задержаться за полночь. И что по ночам делать с тобой, если кроме пары ночей после твоего приезда, секса не было и нет? – съязвил я.

– У меня с головой все в порядке. Это ты дурак.

– Знаешь, меня никто дураком еще не называл. Не пойму, зачем ты вышла за меня замуж? Говорила, что не готова стать женщиной в несостоявшуюся брачную ночь, а на проверку оказалось, что ты врала мне.

– Надоело в Ессентуках быть. Захотелось на Камчатку.

– Тебе же здесь не нравится.

– Значит, так нужно было. Какое твоё дело?

– Я вызвал тебя сюда и отвечаю за тебя, хотя бы перед твоими родителями.

– Если надо, обойдусь и без тебя

– Хорошо. Я тебе сказал, где ты меня можешь найти. За квартиру оплачено. Вот тебе денег. Здесь с лихвой тебе хватит, чтобы не говорила, что голодная сидела.

Не находя себе места, я отправился на работу. Рейсов было много. Последний самолёт приземлился в четвёртом часу утра. Не было сил и смысла среди ночи идти из аэропорта в Елизово. Я остался ночевать в общежитии. Следовало проучить эту строптивую девчонку.

Через пару дней она явилась ко мне на работу. Я работал стажером в диспетчерском пункте, где проверялись документы на полёт. Вдруг в окне, куда подавали пилоты документы, появилась Валентина. Даже не сказав «здравствуй», она сразу выпалила:

– Мне деньги нужны

– Я же тебе оставил, прошло-то всего несколько дней.

– У меня они закончились.

– Хорошо, сегодня я получил аванс и ровно половину могу отдать. Я достал деньги, которые, действительно, были получены час назад, отсчитал ровно половину, т.е. сорок пять рублей и протянул ей. Она взяла деньги пересчитала и зло швырнула мне их назад.

– Ты специально издеваешься надо мной.

– Я не издеваюсь. За девяносто рублей ты месяц ходила на работу, а это аванс. Я решил, что этой суммы достаточно и всегда получал в аванс столько, спокойно ответил я, – убирая обратно в карман деньги.

– Так ты мне дашь денег или нет?

– Я тебе дал денег, а ты швырнула их мне назад. Больше этой суммы я тебе не дам. Я, ведь, тоже должен хотя бы есть. Возьмешь сорок пять рублей?

– Нет.

– Как хочешь. Значит, и этого не получишь.

Она резко повернулась, хлопнула дверью.

– Что это с ней? – спросил вошедший руководитель полётов.

– Так, выяснение отношений, – ответил я.

– А кто этот лейтенант, который был с ней? Я видел их внизу, когда уходил. Мне, кажется, что он её сейчас ждет на улице.

– Нет у неё здесь знакомых.

– Ты можешь увидеть его в окно, если зайдёшь в кабинет напротив. Он, наверно, еще там.

Мне стало любопытно. Я через окно соседнего кабинета действительно увидел лейтенанта ВВС. Знакомое лицо. Как же его зовут? Кажется Валентин. Он летал со мной вместе в одном потоке. Тоже из Ессентуков. Действительно, я же слышал, кто-то мне говорил, что он остался в ВВС и служит здесь на Камчатке. Так, вот, оно в чем дело! Эта сучка меня провела и приехала она не ради меня, а к нему. Как же я не вспомнил раньше. Ко всему этому, они, кажется, еще и встречались некоторое время с ним в Ессентуках. Ну и глупец же я. Как так можно было пролететь?

Все было решено сразу. Никаких контактов. Пусть живёт, как хочет. И непременно развод. Через несколько дней она, всё-таки, появилась в общежитии. Я не стал выяснять, зачем она приехала, а выложил выводы, к которым я пришел.

– Ну и сволочь же ты, – сказал я ей на прощанье.

– Я его люблю. Мне с тобой подвернулся шанс приехать к нему сюда.

– Не такой же ценой это нужно было делать. Если он не позвал тебя, значит, ты ему не нужна. А теперь и мне не нужна. Чтобы я тебя больше не видел. Надеюсь, что ты вернёшься в Ессентуки. Мы там разведёмся. Я повернулся и ушёл.

Я не видел её на Камчатке ни разу. Говорили, что она устроилась продавцом в Петропавловске. Точно знаю, что через полтора года она уже была в Ессентуках, где мы и развелись.

В конце концов, после обращения к министру образования я получил перевод и только со временем понял, что означало совмещать работу авиадиспетчера с четырьмя поездками в неделю за тридцать километров по вечерам в институт и частную, бьющую вокруг ключом, жизнь. Если выпадал день без обязательств, то хотелось забыть обо всем.

После расставания со своей женой, я еще полгода выплачивал кредит за купленную кровать. Не знаю, зачем, но появившимся знакомым из отдела перевозок она сказала, что расстались мы из-за того, что я не смог её сделать женщиной. То-то я начал ловить на себе какие-то непонятные для меня взгляды.

Однажды в столовой мы оказались с секретарем командира авиапредприятия за одним столом. Я знал, что она не замужем и живет в двух километрах от аэропорта, и что симпатична, и молода, но иметь дело с местными свободными девками мы избегали. Зачем лишние сплетни, решили мы. К тому же, у неё, вероятно, свой круг общения.

– Вот смотрю я на тебя и не пойму: одни говорят, что ты неудержимый кобель и спишь с половиной класса хабаровских бортпроводниц, а с другой стороны говорят, что ты совсем не способен к этому делу, – не выдержав, однажды, открыто заговорила секретарша по имени Оля.

– Кто же это говорит?

– Вначале, сказала жена, а теперь многие говорят.

– Со «многими» я здесь не спал. Утверждать они этого не могут. А с кем спал, те молчат, а я не рассказываю об этом. Что касается хабаровских бортпроводниц, то и полкласса осилить трудно. Говорят, что их там около четырехсот человек.

– Так в чём правда?

– Если хочешь проверить, я не против. Когда? Где? Ты одна живешь или в общежитие заглянешь?

– Можно в субботу у меня, – ничуть не смутившись, назначила она встречу.

– Хорошо. Пить будем?

– Ты шампанское любишь, я знаю.

– Откуда такие сведения?

– Здесь все друг о друге почти все знают.

– А насчет бортпроводниц там секреты небольшие. Во-первых, они все молодые и симпатичные, а во-вторых, они медкомиссию регулярно проходят, а предохраняться я не предохраняюсь.

– Похвально, что хоть так оберегаешься.

Она рассказала, как найти её дом. Ничего не оставалось делать, как отложить всё, и подарить ночь с виду скромной и необщительной секретарше Оленьке.

К тому времени я стал замечать, что меня уже не всегда удовлетворяло покорение, т.к. оно стало проходить быстро. Мне все больше и больше стало нравиться доставлять наслаждение избраннице. Но чтобы это происходило, нужно было научиться переключать свое внимание на её реакцию и непременно доводить каждую до оргазма. Я знал, что мужики, обычно, не заботятся о своей партнёрше. Управлять возбуждением трудно, но, как показал опыт, возможно. Всё это можно было вычитать где-нибудь в умной книжке, но спешить было некуда. Постепенно я привык получать удовлетворение не столько от секса, как от удовлетворённости партнёрши. Мне совсем непонятно, когда мужики хвалятся о количестве оргазмов за ночь. Бред какой-то.

Вероятно, получение наслаждения через наслаждение партнёрши – сложная конструкция, но это давало возможность оставаться долго учеником, постигающим истину. Именно самостоятельный процесс приобретения опыта является самым интересным из всего на свете.

Используя чужой опыт, ты перестаёшь быть непосредственным участником процесса, а становишься исполнителем, живущим чужую жизнь по чужим стандартам. Потому что зафиксированный опыт – это, всё-таки, нечто, приведенное к стандарту. Твой личный опыт – это твой стандарт, который тебе может позволить продолжить его усложнять до бесконечности. Опыт другого человека никогда не может отразить именно твои качества. Естественно, ограничивает твое чувственное восприятие. Чужой опыт только обкрадывает тебя, ускоряя приближение результата всего пути – твоей немощности.

Вот и Оленьку я начал доводить до иступлённого состояния. Мы остались довольны проведённой ночью. Договорились, что при случае обязательно повторим.

Не знаю, рассказала она кому-то об этой ночи, но среди местных дам я почувствовал к себе повышенный интерес. А, может, это была простая уловка сыграть на честолюбии мужчины и привлечь подобным образом к себе внимание. Я не задавался целью коллекционирования покорённых женщин, я просто пытался жить регулярной половой жизнью, используя для этого ту, которую мне посылала судьба, когда я этого хотел.

Шел последний год моего пребывания в этой оказавшейся удивительной и неповторимой стране Камчатке. Иногда, как в калейдоскопе, всплывают неповторимые эпизоды. Помнится землетрясение в октябре более пяти баллов. Был седьмой час утра. Я выходил из туалета на третьем этаже, как услышал утробный гул. Он нарастал, вызывая необъяснимый страх.

Передо мной был длинный коридор, стены которого, казалось, пришли в движение. Лампы дневного света, сорвавшись со своих креплений, раскачивались на проводах. Землетрясение, понял я. И что делать? Бежать в конец коридора в кабинет за курткой или спешить убраться из здания? Чуть поколебавшись, я мигом преодолел три этажа и выскочил на улицу. Уже потом было забавно вспоминать, как все пассажиры и служащие, находившиеся в аэропорту, столпились под стенами здания, которое, вполне возможно, могло бы и рухнуть, если бы толчки оказались сильнее.

Землетрясение длилось немногим меньше минуты, но несколько лет непроизвольно наплывало чувство страха, когда я слышал подобный звук.

Другой страшный и в то же время, в какой-то степени, даже забавный случай произошел ровно через год также в седьмом часу утра в октябре месяце. Нас разбудил страшной силы взрыв, от которого зазвенели оконные стёкла в нашей комнате. Вскочив и посмотрев в окно, мы увидели огненный красно-черный гриб, поднимающийся в небо из-за крыши впереди стоящего жилого многоэтажно дома. Он напоминал по форме взрыв, который демонстрируют, рассказывая об атомных бомбах.

Что бы это могло быть? Что там взорвалось на аэродроме? Аэродром был совместного базирования. Каких только самолётов там не было? Там были и современные истребители, спрятанные в капонирах, и транспортные самолеты, и бомбардировщики, и самолёты амфибии, и вертолёты, которые стояли поодаль от взлётно-посадочной полосы.

Мы еще не успели одеться, как прогремел очередной взрыв. Опять огненный красно-черный гриб поднялся в том же месте в небо. Треснуло стекло в окне. Третий взрыв прогремел, когда мы с ребятами уже были на улице. Все небо было хаотично исчерчено дымными белыми полосами. На тротуаре можно было увидеть беспомощно лежащих пичуг с открытыми глазами. Их, вероятно контузило.

Оказалось, что взорвались три Ту-16 – реактивные бомбардировщики, тогда ещё стоявшие на вооружении. Они прилетели из Владивостока и участвовали в учениях. Каждый из них таскал трёхтонную бомбу. Закончив полёты, полагалось пользоваться бомбохранилищем, но зачем это делать, решил обслуживающий персонал, если через несколько часов утром опять продолжатся учения. Бомбы остались под самолётами.

Утром охрана услышала даже не взрыв, а странный громкий хлопок. Позже стало понятно, что произошла утечка кислорода на одном из бомбардировщиков. При взаимодействии с маслом произошло возгорание и взрыв, оторвавший кабину у одного из самолётов. Каждый из них был заправлен тридцатью тоннами керосина. Керосин начал вытекать. Начался пожар. Нагрелся взрыватель первой бомбы и произошел первый взрыв. Подняв в воздух керосин, который находился в баках. Затем, объятые пламенем, по очереди взорвались остальные два. Самолёты были разорваны в клочья. Осколки разлетелись на несколько километров. На месте взрыва образовались большие воронки глубиной метров семь-восемь. Весь аэродром был усеян осколками. И все самолёты, оказавшиеся в зоне досягаемости, были ими продырявлены.

Позже мальчишки нашли где-то покорёженный крупнокалиберный пулемёт и притащили его для игр в посёлок. Очевидцы, которые были в то время в здании аэропорта, наблюдали забавную картину. После первого взрыва все бросились в сторону огненного гриба, до которого было не менее двух километров. Все бежали, а их обгоняли спецмашины. После второго взрыва все вдруг остановились. После третьего взрыва кроме спецмашин вся толпа поспешила обратно.

Помню, было седьмого ноября. Мы с товарищем по комнате и по работе отправились на демонстрацию в районный центр, который находился в трёх-четырех километрах от аэропорта. Уже в половину первого дня мы были свободны и решили перекусить в единственном во всем поселке ресторане «Березка». Кухня намного уступала кухне ресторана аэропорта, в котором мы обычно питались. Но мы избегали употреблять спиртное в своем ресторане, чтобы лишний раз не быть замеченными врачами, проверяющими нас на допинг перед работой, а на улице был праздник, у нас впереди было двое суток свободного времени. Было прекрасное настроение. Вечером придет кто-нибудь в гости из ночующих в гостинице хабаровских бортпроводниц, придется опять закусывать какими-либо консервами, не высовываясь из комнаты, т.к. наши милые дамы больше всего боялись, что их заметят и обвинят в нарушении режима предполетного отдыха. Хотелось спокойно посидеть, немного выпить, плотно поесть. Помню, как сейчас, фирменное порционное блюдо из оленины, а это хороший кусок мяса с богатым гарниром, в том ресторане стоил один рубль шестьдесят копеек, а бутылка водки около четырех рублей. Выходя из ресторана в полночь, мы заплатили шестьдесят четыре рубля.

– Виталий, мы приглашали сегодня кого-либо к себе за стол?

– Не помню, кажется, нет.

– Неужели можно было столько выпить и съесть?

– Конечно, – засмеялся он, – Ты не заметил, что все официанты были к концу рабочего дня пьяны как мы с тобой? – раскатисто продолжал смеяться он.

– Ты их угощал?

– Они сами себя угощали, а потом, молча, попросили тебя заплатить за них, – все смеялся он.

– О! Смотри, какая симпатичная собачка. Почти такса.

– Собачка, автобус подан. Правда, он слегка переполнен, но мы попросим, чтобы они все потеснились и ты поедешь с нами в аэропорт.

Мы затащили ее в автобус и привезли в аэропорт. Пошли в кафе, которое работало круглосуточно. Купили ей большой жареный кусок колбасы. Она съела и неотступно стала следовать за нами. Мы подошли к гостинице.

– Кобелино, ты знаешь, кто в этом доме сегодня есть? Там есть хорошенькие девочки, – усевшись на бордюр, разговаривал с псом Виталий.

– Но туда нельзя, т.к. нормальные люди в час ночи уже спят, – продолжил я вместо Виталия.

– Нормальные люди живут дома, а не в гостиницах и общежитиях. В аэрофлоте – все ненормальные. Вон, видишь, идет еще один с Владивостокского рейса?

По знакам отличия это был, скорее всего, штурман или второй пилот. Он поравнялся с нами и необдуманно произнес:

– Ты еще поцелуй его.

– О чем ты, дядя? Повторить можешь? – неожиданно для меня среагировал Виталий.

– Поцелуй этого пса, говорю.

– Ты, наверно, сегодня много летал и переутомился, – встал с бордюра Виталий, – Собака – друг человека, а друзей нужно уважать, а ты ни ее, ни нас не уважаешь. Нужно извиниться.

– Пошли бы проспались, – поднимаясь по ступенькам в гостиницу, продолжал доставать нас штурман.

Поднявшись по ступенькам на площадку перед входом, он подождал нас. Он чувствовал свое превосходство. Пара еле стоящих на ногах молодых человека показались для него посильным соперником и ему, вероятно, хотелось поиздеваться над нами.

– Неужели тебе непонятно, что пес тоже живое существо? Все живое нужно уважать, – без злости, по инерции продолжал говорить Виталий.

Его тянуло на подвиги, но с девками, которых нужно было позвать. А как это сделать, было непонятно. И вдруг неожиданным ударом штурман сбивает Виталия с ног и бьет меня под нос. Виталий падает, а штурман замахнулся, чтобы ударить меня еще раз. Я смог увернуться и уже штурман, потеряв равновесие, полетел по ступенькам вниз. Что же он наделал, скотина? Мне же завтра нужно играть в организованном мною оркестре танцы в клубе. Виталий лежал без движений. Весь мой хмель превратился в злость. Через мгновение я бил штурмана ногами. Только вышедшая дежурная остановила это сражение.

– Я вызвала милицию и сейчас она будет здесь. Что вы тут не поделили среди ночи? С каких это пор свои своих начали бить?

Именно этого нам и не хватало. Разбирательств хватит на полгода.

– Ребята, извините, что так получилось. Я не знал, что вы работники аэропорта, начал просить извинения штурман.

– Если мы пьяные, значит, нас можно обижать? Что мы тебе сделали? Ты первый хамить начал. Зачем меня-то ударил? Я, ведь, с тобой даже не разговаривал? – спросил я его.

– Сейчас пойду, возьму пушку, найду тебя и застрелю, – проговорил поднявшийся Виталий с заплывающим глазом. Он повернулся и пошел в сторону общежития, которое было расположено в пятидесяти метрах через дорогу. Этого еще не хватало. Еще и вправду возьмет ружье, которое он привез из дома, да пойдет искать его.

– Я очень прошу извинить меня. Давайте уладим это дело, – повторял штурман. Чего-то он сильно вдруг испугался. Может, он тоже поддатый был? Тогда было чего бояться.

Черт с ним этим штурманом, нужно было уходить и успокаивать Виталия. Пес преданно следовал за нами.

– Не выгоняй пса. Это единственный наш безмолвный свидетель, – сказал я, чтобы каким-то образом найти способ отвлечь Виталия.

– На работу его возьму. Пусть там живет, – улыбнулся он.

Уже через пятнадцать минут, умывшись, глядя друг на друга, вспоминая кабацкое веселье, мы дружно смеялись, оставив в покое этого придурка с владивостокского рейса. Ну и денек!

Наступившим вечером я с трудом смог играть на трубе. Потом жизнь вошла в свой своеобразный ритм. Работа сменялась занятиями в институте. Возвращаясь домой ближе к полночи, я мог обнаружить в комнате ждущую меня одну из моих многочисленных знакомых бортпроводниц. В самом начале, мы ещё искали предлоги для новых знакомств. Но обычно это происходило в ресторанном специально отведенном для летного состава салоне, где и мы, и они питались по талонам или в клубе, где устраивались иногда вечера отдыха в виде танцев. Стоило одному из нас хоть немного развязать незнакомке рот, как следовало приглашение к нам послушать музыку. У нас было огромное количество приличных записей. А ещё был наш общий товарищ, однокашник Виталия по училищу, который недурно пел. Его репертуар изобиловал песнями Высоцкого.

Обычно, если молодой человек приглашает девушку, то она задумывается о том, что её может ожидать и, по крайней мере, о рамках приличия, но мы приглашали их всей бригадой, которая тогда состояла из трех прелестных бортпроводниц. Приглашали в общежитие, которое находилось рядом с гостиницей, где им предписано было отдыхать и почти никогда не получали отказа.

Чтобы не путаться в именах, всех их мы звали «рыбками», «кисками», «лапочками».

Впрочем, у нас был еще один способ заполучить девочек. После полёта сдавались документы в диспетчерскую. Можно было проверить фамилии и пригласить одну из старых знакомых. Состав бригад довольно часто менялся. Знакомая всегда приводила за компанию кого-либо из новеньких. Иногда, прилетев, они сами напрашивались в гости, но это было не так часто. Обычно они ждали приглашения. Со временем стало понятно, почему это так. Нам казалось, что мы выбираем их, приглашаем, ублажаем, но года через два пришло осознание, что, может быть, мы и выбирали их в самом начале, но затем они строго и бережно передавали нас из рук в руки.

У нас в маленькой комнатке не было стульев, а маленький столик находился между кроватями и приглашенный вынужден был садиться на кровать. У нас всегда было спиртное. Обычно, по обоюдному согласию к концу вечера девочка оказывалась уже не на кровати, а в постели.

Советские бортпроводницы были сравнимы с ломовыми лошадьми, которые иногда работали в сверх жестком режиме: десять часов в полете, затем десять часов обязательного отдыха. Совсем не мудрено забыть, что такое личная жизнь и не мудрено разрешить себе расслабиться при первой возможности, если все корректно преподносится. Если честно, то только лет через тридцать-тридцать пять я смог понять мотивацию их поведения, в т.ч. и податливости. Некоторые из них были выше какой-либо похвалы. И некоторым я делал даже предложение. Но всегда получал отказ:

– С тобой хорошо веселиться и развлекаться, но замуж выходить не стоит, – все в один голос отвечали они.

– Почему? – пытался понять я.

– Посмотри на себя в зеркало. Ты никогда не будешь принадлежать только жене. А какой жене захочется это постоянно терпеть? – был ответ.

– А может, я буду преданным мужем? – звучало с моей стороны.

Но в ответ было «нет» иногда почти без комментариев, типа:

– Тебе хорошо со мной? Мне тоже. Зачем все усложнять?

И только в последний год моего пребывания на Камчатке появилась девочка Надя, которая так не думала, но которая не входила в число избранных. Она зачастила на Камчатку. Без церемоний являлась тогда, когда ей хотелось. Каждый раз жила она даже не в комнате, а в моей постели в ожидании своего рейса и могла заниматься сексом сутками.

– Не хотел бы ты на мне жениться? – однажды спросила она.

– Нет. Не хочу, хотя ты и хороша собой и можно было подумать. Но, по-моему, у нас не было на эту тему разговора. Я ничего не обещал тебе, – спокойно ответил я.

– У меня есть квартира в Хабаровске… – пыталась продолжить она.

– Ты хочешь купить меня своей квартирой? Не нужна она мне и не нужен Хабаровск, – вспомнил я Ирину со своим Киевом.

– У тебя в Хабаровске со знанием языка могут быть хорошие перспективы с работой, – как бы ни слыша меня, продолжала она.

– А может, мне уже не хочется делать карьеру диспетчера. У тебя же есть жених. Где он? В Японии? Кто он? Дипломат?

– Да.

– Вот и выходи за него замуж. Что тебя не устраивает?

– Я не хочу выходить за него. Я хочу за тебя.

– А я, вот, не хочу жениться на тебе. Ты не хочешь за него выходить, а я не хочу на тебе жениться. Что тут сложного понять в такой ситуации? – ответил я, делая вид, что разговор закончен.

– Ладно, поговорим как-нибудь в другой раз, – не сдавалась она.

Время от времени, особенно после пирушек, в голове стала появляться незатейливая мысль: Зачем я здесь? Что вообще я делаю на этой Камчатке? Потом «зачем» все чаще звучало внутри меня, и я спрашивал себя уже после четырех лет бесшабашной, на первый взгляд, жизни, проведенной на Камчатке: Зачем? Были деньги и деньги совсем немалые для молодого человека. Была свобода, а можно сказать воля вольная, но иногда, задумываясь, ловил себя на бессмысленности образа жизни. Постепенно «зачем» стало незаметно заменяться на «почему».

Когда становилось трудно, можно было вернуться хотя бы на несколько дней в родительский дом, перевести дух, собраться с силами. Их тепло всегда согревало душу и придавало смысл жизни. Пора возвращаться домой и немного остепениться.

Отъезд с Камчатки был таким же неожиданным, как и приезд на нее. Молча, оформив очередной отпуск, сложив свои вещи, я попрощался только с Виталием.

– Может, увидимся, – сказал ему на прощанье.

– Никуда не денешься, все равно вернешься, – ответил он мне.

– Постараюсь не вернуться.

– А как же твоя рыбка? – как бы, между прочим, спросил он о хабаровской бортпроводнице, которая смело приехала в гости, поселилась, как обычно, ко мне в постель и уговаривает уже пару недель меня переехать жить в Хабаровск.

– Я ее не приглашал и ничего не обещал. Как приехала, так пусть и уезжает.

– Она знает, что ты улетаешь?

– Если она это узнает, то мне не улететь.

– Где она сейчас?

– Как обычно. В это время она еще спит, она вообще дальше туалета всю эту неделю не отходила от кровати. Если я еще на неделю останусь с ней, то только от воспоминания чрезмерного изобилия секса мне будет становиться не по себе.

– Ладно, если спросит у меня, вечером скажу. Переживет. Жду обратно.

Улетая, я не знал еще, что мои пути с аэрофлотом и всеми камчатскими ребятами расходятся навсегда. Камчатка будет очень долго мне сниться. Начиналась новая жизнь.

Я приехал в Ессентуки и решил больше не возвращаться на Камчатку. Там было, по-своему, хорошо. Но… надоело. Вероятно, я просто устал от перегруженной и бестолковой жизни. Последний год я работал в радиодиспетчерской. Без радиолокационного наблюдения, строго по радио нужно было следить за находящимися в воздухе нашими самолётами над всей Камчаткой, постоянно отмечать их место графически, следить за высотой и все время просчитывать возможные ситуации, чтобы не было опасного сближения, чтобы безопасно пересекали встречные высоты следования. Обо всем нужно заранее подумать, всё предусмотреть. Это требовало большого напряжения, особенно когда пропадала связь из-за не прохождения радиосигналов. К тому же постоянно не хватало диспетчеров. Это был вчерашний день по сравнению с аэропортом в Минеральных Водах. К тому времени я довольно хорошо выучил специфичную английскую лексику, которая применялась при работе с иностранными пилотами. А Минеральные Воды уже тогда принимал иностранные самолёты.

Я решил попробовать перевестись в диспетчерскую службу аэропорта Минеральных Вод. Съездил. Поговорил. Просили подождать.

Чтобы занять себя в ничем не занятое время, согласился поработать в оркестре. Это был небольшой ансамбль в пансионате «Металлург». Считался он самодеятельным. Все музыканты только числились на каких-то должностях, получали зарплату, а занимались обслуживанием вечеров отдыха и давали несколько концертов в месяц для отдыхающих с участием самодеятельных исполнителей, которые также тщательно отбирались и переманивались на работу в пансионат. Я числился завхозом, но с удовольствием исполнял обязанности заведующего клубом, которого тогда там не было.

С девочками я решил немного воздержаться и найти ту, на которой можно было бы жениться и спокойно жить. В общем, я решил поменять образ жизни, а Нормита и другие мои старые знакомые хороши были для развлечений, а не для семейной жизни. Немного не так я себя представлял женщину для создания семьи.

Прошло немного времени и я попал в какую-то полосу невезения. В Минеральных Водах мне отказали. Они запросили мою характеристику и заместитель начальника елизовского аэропорта ответил коротко и ясно: «Морально не устойчив». Я не пьянствовал и не дебоширил, и с девочками все было тихо и гладко, да и по работе не было ко мне претензий. Я решил, что эта уловка была для того, чтобы я вернулся и продолжил работать. А я решил подвести чертой то, что было и уже не возвращаться к тому, что осталось позади.

Но все оказалось не так просто. Я выбился из привычного жизненного ритма. И если работа меня как-то удовлетворяла, то на личном фронте был полнейший завал. Немного поменяв требования к претенденткам, я сам со временем стал немного неуверенным в себе. В том ритме и окружении я был постоянно востребован, а здесь провал. Если не считать пары отдыхающих дам, оставшихся без опёки своих мужей на время отдыха, которые промелькнули в моей личной жизни, никого рядом. Время идет, а никаких намёков на перспективу. Приобретённый опыт не срабатывал. Мне была непонятна какая-то совсем простая вещь. Я поменял окружение и связи. Вместо привычного для всех мальчика для развлечений, предстал в другом круге, где уже были утрачены незримые связи, определяющие тебя, в качестве молодого мужчины, который мог восприниматься, как потенциальный жених, особенно для тех женщин, которые вольно начали свою жизнь, обожглись, а теперь искали пути спасения и возврата назад. У многих был ребёнок, который вынуждал более аккуратно относиться к выбору потенциальных претендентов на роль их отца.

Я скрупулёзно стал перебирать в памяти всех, кто мог бы подойти мне. Одни замужем уже, другие уехали. Но однажды я встретил свою знакомую по институту и по электричке. Она училась на курс вперёд на французском факультете. Мы часто бывали на одних и тех же вечеринках. Правда, её знаки внимания в мою сторону, тогда остались без ответа, т.к. она казалась капризной и в той кампании, где мы бывали, я принципиально ни с кем не сближался до интимных отношений. Она не была замечена в распутстве. После окончания института она осталась у родителей в Кисловодске. И нигде пока не работала. Её хорошо обеспечивали родители. Устроиться же после окончания пединститута на работу в городах курортах было практически невозможно. Нужно было выждать очередь в Отделе народного образования в несколько лет, когда освободится место преподавателя иностранных языков. Никто долго не хотел работать по направлению в деревне. Все возвращались домой.

Внешне она была похожа на знаменитую французскую актрису Бриджит Бордо. Те же стройные ножки, крутые бёдра. Та же грудь второго размера и одета так же модно, как несколько лет назад. Вот только нос стал острее. Следит за собой. Французские духи. Не замужем. Чем не претендентка, подумал я. На год старше меня. Не такая большая проблема. Я отступил от своих правил, стал встречаться, чтобы лучше присмотреться к ней. Она всё время уклонялась от интимных отношений. Мне это было странно, но я не обращал на это внимания. Я искал себе жену, а не женщину для развлечений.

Через некоторое время я предложил ей выйти за меня замуж. Она попросила день-два подумать и через несколько дней согласилась с некоторыми условиями: мы будем жить в Кисловодске с её родителями, и она оставит свою девичью фамилию. Я согласился: одна в семье дочь, всегда жила с родителями. Потом разберёмся.

Мои родители не очень радостно приняли мой выбор. Она им не понравилась. Но противиться они не стали. Им было неловко передо мной за их предыдущий неудачный выбор.

Мы зарегистрировали свой брак. Она не захотела менять свою фамилию. Мне было безразлично. Меня не насторожило и то, что её родители не захотели, почему-то, устраивать свадьбу своей единственной дочери. Меня это, отчасти, устраивало. Я пропустил это без особого внимания. Слишком шумная уже была у меня свадьба, и созывать тех же очередной раз, не хотелось. Всё ограничилось скромной вечеринкой дома в Кисловодске, где кроме родителей было приглашено человека четыре.

Тогда я работал в концертной бригаде кисловодской филармонии. Концерты были по санаториям городов Кавминвод. Если не было репетиций, к шести часам я уходил на работу. Обычно к полуночи я возвращался домой. Так повторялось изо дня в день.

Её родители уступили нам весь второй этаж из трех просторных комнат и веранды их небольшого старого каменного дома, который располагался на огромнейшем участке неподалёку от санатория «Москва». Мы поздно вставали. Чем-то занимались дома: то я помогал тестю, который решил привести в порядок постройку во дворе, то ковырялся в огороде, то мастерил что-либо из мебельных щитов, которые были привезены тестем с мебельной фабрики, где он работал автомехаником.