Четыре серых цыпленка Мистера А

Глава пятая

Мистер А

– И она ещё смотрит на меня таким взглядом. Ждёт, что я отвечу! А музыка орёт, и осёл носится по магазину с забором на шее! – перегнувшись через стол, рассказывал Мистер А. Все засмеялись, кроме Анны, залившейся румянцем. Альберт даже подавился вином и облил рубашку. Тут заулыбалась и Анна. – А я ни черта не понимаю! Тяжёлая музыка не предназначена для размышления, она же к действию побуждает.

Альберт, светловолосый рыжеусый штатный психолог «Души» и по совместительству муж Марии, пытался не разогнать пятно от красного вина по белой рубашке, но получалось плохо.

Мария, женщина требовательная, но всегда на всякий случай добавлявшая «спасибо» или «пожалуйста», смотрела на суженого с более нежным, чем обычно, взглядом без толики презрения. За широким столом, укрытым рядом блюд, рядом с поставленными на пол грязными тарелками сидели наискосок пары: Мария – Альберт, Мистер А – Анна, мужчина с женщиной рядом. Такое расположение гостей непросвещённым непривычно: привычно, когда люди хотят парами жаться друг к дружке, чувствовать опорное плечо. Но в этой кампании присутствующие садились так только по инициативе Альберта, не терпящего пристального ухода за собой как за ребёнком. Уже больше года соблюдался этот обычай после случая, когда вспыльчивый мужчина резко вскочил со стула, зазвенев падающими со стола приборами оттого, что жена положила ему в тарелку салат. Опомнившись, Альберт сделал вид, что пошёл за тарелкой с хлебом, стоящей на кухне, заменил приборы и вернулся к трапезе, но от натренированных психологических глаз сей инцидент укрыться не мог. Мария, женщина вдохновляющая, но равнодушная, провела воспитательную работу с мужем на тему недопустимого поведения, но Альберт вступил с ней в горячий спор, в процессе которого жена познакомила со стеной восемь разноцветных плоских тарелок, а муж поставил летящей микроволновкой после предложения жены жирную точку. Ещё раз всё обговорив, молодожёны пообещали друг другу больше никогда не ссориться, а разбитую микроволновку и осколки разместили как памятник в гараже. С тех пор пары садились наискосок.

Ужин семьями, как считал Мистер А, единственный плюс четверга и его приятное завершение. Друзья, которых Мистер А знал не первый год, всегда радовались, принимая у себя гостей. Дважды в месяц – взрослые занятые люди прекрасно понимают причины развлечений по расписанию – проходили званые ужины в гостях у Марии и Альберта, самых близких для Мистера А и Анны людей центра. Уже около двух лет пары встречались в кафе, боулинге, сауне или ещё где-то, но никогда в доме Мистера А. Появление там часто сопровождалось неудобствами: у ворот появлялись журналисты, дожидающиеся окончания ужина, чтобы выманить побольше правды у развязанных языков.

«Кто такой Мистер А?»

«Назовите его настоящее имя».

«Откуда у него поместье, дача и несколько машин класса люкс?»

«Можно ли взглянуть на доходы компании?»

«Чем занимаются в «Терапии души»?»

– Журналисты не любят, когда с ними не бывают откровенны, – заявляли они Мистеру А. – «Терапия души» – популярная организация в городе, чуть ли не единственное интересное место. О «Душе» всё равно будут писать, хотите вы того или нет.

Одни издания помещали центр в чёрный список, другие – в первые ряды. Это обстоятельство говорило о ещё одном плюсе рекламного агентства, которое Мистер А вынуждал себя терпеть.

– Тайны должны оставаться тайнами, – объяснялся он насчёт своего псевдонима.

Почему же в действительности Мистер А не открывал своей истинной сущности? Тяжёлое прошлое? Нежелательные родственники? Проблемы с законом? Однажды один из главных его поборников, журналист Роман Галл, выпустил огромный детальный анализ работы, жизни и образа Мистера А, заявляя, что пока некто – Никто, у него есть имя, и это имя стоит денег. На статью Мистер А дал комментарий: «Довольно убедительно».

Команда создания центра психологической поддержки «Падший грех» приятно проводила время в столовой, пока дети, по дочке с каждой стороны – Зои, недавно усыновлённая Альбертом и Марией восьмилетняя девочка, и Софи, – играли наверху. Анна, Мария, Альберт и Мистер А болтали о вечной молодости, воспоминаниях и красоте, иначе говоря, обо всём том, что постепенно уходило из жизни каждого человека. Мария, провалявшись пару дней в кровати, почувствовала себя лучше, как и любая взрослая деловая женщина, и в четверг вышла на работу, а вечером устроила пир. Анна, как обычно, обходилась соком: она не особо любила вкус алкоголя, и поэтому, возвращаясь домой, могла сесть за руль. В вечера четверга все забывали о проблемах пациентов и старались просто веселиться.

В кармане Мистера А завибрировал телефон, который он, даже не взглянув, отключил. Горел ли его дом, требовался ли срочный совет секретарше, звонил ли это инвестор, сорящий деньгами, – Мистера А это не волновало. Эффективность в общении с людьми он ценил выше телефонных звонков.

– Занимайтесь всегда чем-то одним, – часто повторял он на лекциях. – И мыслями, и телом будьте либо с семьёй, либо на работе, либо в постели с любимым человеком. Мужчины поймут: нельзя принимать вызов от жены, если сидишь в баре с друзьями.

Этим и прочими принципами Мистер А пытался пользоваться в жизни, обычно весьма успешно. Но человек в доспехах всё же человек, а не скала, и часто он не может контролировать свои мысли, которыми Мистер А внезапно унёсся куда-то вдаль, на оборотную сторону спектра внимания, оставив друзьям лишь своё жующее тело.

– Мари, просто превосходный салат! Даже на больную голову ты приготовила здоровую пищу, да простят мне нелепый каламбур. Как ваша дочка? – сменил тему Мистер А.

И погрузился в себя.

Пока Анна развивала разговор, Мистер А, чуть наклоняясь над столом, смотрел на себя со стороны. Вино в бокале и хлеб перед ним на тарелке символизировали первичные человеческие потребности, и Мистер А чувствовал, что в его жизни мало вина. Глядя на отражение в бокале, он видел стареющий, запахнутый в пальто с воротником знак вопроса, скрюченный за столом, и всё дальше отъезжал объективом камеры от грязных тарелок, дома, улицы, города. Чем дальше он отъезжал, тем чернее становилась ночь, а окон сверкающих домов становилось всё меньше, и в итоге он оказался в пустоте, чистой и необъятной. Пустая ячейка в голове. Ситуация без действующих лиц. Ненаписанная история. Необставленная обстановка. Способность, неподвластная женскому мозгу, – не думать ни о чём: глядя в стену, уходя в пустоту. Женщина же всегда уходит к кому-то.

Может, то был стоп-кадр или вырезанная фотокарточка отрезка времени, одна из многих в фолиантах памяти, которые через много лет он отряхнёт от пыли, и на погнувшихся выцветших краях покажется сединная мудрость печального осознания того, что казалось правильным давным-давно. А может, ему просто наскучил разговор присутствующих.

Четверо друзей работали и отдыхали совместно уже несколько лет, потому темы для бесед часто повторялись. Альберт, присоединившийся последним, часто задавал тон беседе. Сминая скатерть водружённым на стол локтем, он потирал усы, будто снимал пенку с молока, и рассказывал какой-нибудь ужасный случай из своего прошлого пожарного.

– Дверь мы ломать не стали – полезли через окно, – делился тридцатилетний Альберт, кряхтя, как старик. – Я по лестнице ползу, с квартиры дым – маску надел сразу, воздух подал – и внутрь. А не видно ни черта, я сразу дверь нашим открыл. Дым выгнали – и картина такая: диван старый, пропитанный кошачьей мочой, хм, да, не к столу сказано… тлеет, в коридоре баба лежит гниёт, и весь дом кошаками усыпан. Как потом соседи рассказали, баба эта ненормальная, муж помер, котов штук двадцать в доме держала, всю зарплату на них тратила, все ругались. Короче, спать она легла, бычок в диване задымился и тлел, пока кошаки бегали – воздух искали. Она проснулась потом в тумане, пошла дверь открывать и не дошла – три шага до двери было. Э-э-э, котов там было! Охапками в мешок засовывали. Во дура!

Такие истории слушали только с удивлёнными глазами, активно жующим ртом и периодическими возгласами «Ох!»

– А вот ещё история, – продолжал, подбоченившись, Альберт, довольный тем, как много ему уделяют внимания. – Мужик столько мусора в дома скопил, что…

Женщины заинтересовались, но не Мистер А. Он лишь делал вид, что слушает, делал вид, что жуёт, что его интересует монолог друга.

«Парадоксально, – думал он. – Но перед тем как слушать советы, нужно всё решить самому».

Восемь лет назад Мистер А ещё не был таким известным медийным незнакомцем, но уже подумывал вернуться в жизнь под другим именем. Стремление покинуть прошлое, уйти от грязной юности идеальным кусочком плавленого сыра наслаивалось на желание жить. Светлое будущее во все стороны протягивало лучики фотоэлементов. Мистер А понимал, что нужно срочно выбираться из болота, в котором он жил, причём дёрнуть придётся с силой, чтобы самого себя вытянуть за руку. В грязи остаются только старые ботинки. Гнусная болотная мошка нацелила свой путь на звёзды.

Посетитель притонов и сходок алкоголиков, он вдруг почувствовал боль внутри. Но заболела не печень. Человек стремится к совершенству, а Мистеру А, ещё очень редко использовавшему это имя, предстояло сперва стать человеком. С болью, с мясом, как зазубренный рыболовный крючок из пальца, он вырвался из своего окружения и устроился разнорабочим в одну благотворительную организацию. Чувствуя, как работа делает из обезьяны человека, а тяжёлая работа – сверхмутанта, Мистер А сразу отверг самые высокооплачиваемые варианты в пользу здоровья. Поэтому он занимался лёгким, нужным, но изнурительным и монотонным трудом. Он кормил бездомных, разбирал и перевозил палатки, отмывал посуду, раздавал листовки и подметал улицы. Сначала отказ от преследующих его старых привычек, слабостей, друзей давался ему тяжело, но со временем друзья превращались в приятелей, те, в свою очередь, становились знакомыми, которых сперва хочется видеть, а потом – нет.

В какой-то момент Мистер А обнаружил, что в благотворительности не столько благородства, сколько эгоизма. Продукты выглядели будто объедки, посуда ломалась в руках от большей, чем норма, порции – контроль расходов на стадии производства, – но люди искренне благодарили работников. Время от времени. А получать благодарность всегда приятно.

Там же Мистер А познакомился с будущей женой Анной и с Марией. Устроившись в благотворительную организацию, девушки ждали приключений и благородства, но работа оказалась иной, нежели казалась со стороны. И как любые женщины, не нашедшие того, чего желали в реальном мире, они нашли это в мужчине. В Мистере А. Уже будучи в браке, Анна не раз вспоминала, как нравились ей те ночные прогулки втроём после трудного рабочего дня, когда усталости не остаётся оттого, что разговариваешь обо всём на свете, будто превращаешься в ребёнка, который познаёт мир. А по приезде домой выключаешься, как только голова касается подушки. Она называла те времена волшебными.

Но, несмотря на романтичность тех времён, тройка ненадолго в них задержалась. Во время проведения рейда по выявлению нарушений правил ухода за неимущими, проходящего в другой области, Мария подала просьбу о проведении внеплановой проверки. Когда проверяющие посетили благотворительную организацию, серьёзных нарушений оказалось предостаточно. К примеру, слишком большие производственные издержки оставались в просторных карманах начальства, поэтому на месте закрывшейся компании появилась идея основать новую. Мария, по сути, расчистила место для постройки, и ей предложили место секретаря. Мистеру А, работавшему одно время с суицидниками, предложили пройти восьмимесячные курсы психолога. По просьбе Марии предложили и Анне.

С помощью сдерживаемого упорства, бережливости и спокойствия тройка смогла отучиться на психологических курсах и начать успешно работать в новой благотворительной организации, продвигаясь по карьерной лестнице. Но Мистера А интересовал рост больше других.

– Когда успешно меняешься в лучшую сторону, остановиться уже сложно, – говорил он.

Как только организация получила инвестирование, начав строительство нового здания, Мистер А, нещадно отдавая то малое, что нажил, скупал права на владение компанией. Он продал машину, аудиосистему, ноутбук, старые вещи, ел дважды в день, но продолжал скупать акции, как только приходила заработная плата.

Через два года он владел уже пятнадцатью процентами и однажды зашёл с папкой в кабинет директора. Мистер А предложил вынести все койки, расформировав стационар. Предложил заниматься только психологической поддержкой, не выписывая рецептов. Терапия в разговорной форме, встречи с пациентами вне помещения клиники, лечение депрессии личными встречами в неформальной обстановке. По сути, он предложил персоналу стать для каждого больного другом-психологом, с которым можно сходить в кино, в парк или в музей.

После предоставления полного плана программы и нескольких месяцев ярких споров Мистеру А поручили переквалифицировать персонал в соответствии с утверждённым планом. Правительству идея, выдвинутая на конкурс инноваций, понравилась, и организация получила грант. С тех пор Мистер А часто присутствовал в кабинете директора.

Отзывы о клинике улучшились, желающих облегчить психологические проблемы становилось всё больше. На деньги гранта открыли новое отделение и закупили мебель, цветы и инвентарь в оформленный спортзал.

То были золотые времена для Мистера А. Он обучал сотрудников, обклеивал помещение спортзала после работы и писал книгу, ставшую финальным аккордом успеха, – «Встань и ползи». Стандартная книга-мотиватор об идее, перевернувшей его жизнь, но книга ещё сильнее сплотила Мистера А, Анну и Марию, помогавших ему с редактурой. Книга, словно ориентир, вела его за собой, заставляя вспоминать, откуда он пришёл и чем занимался. И как приятно самосовершенствоваться. Он ковал железо, пока оно было горячим, пока в городе говорили о перевороте в области психологической помощи.

Как только Мистер А получил первую прибыль с книги, он сделал Анне предложение. Уже человек, живший в пустой съёмной комнате, горящий мечтой, рвущийся с необыкновенной энергией вперёд, нашёл много плюсов в том, чтобы переехать в квартиру побольше. Анна всегда находила ему место у себя, однако не торопилась с предложением съехаться: в её системе ценностей жена должна переезжать к мужу. И всё же она любила его. И потому сказала «да».

Любимая женщина, отличная работа, в которой ныне он уже был на тридцать пять процентов боссом, приятный, дружный коллектив – Мистер А мог бы вспоминать о лучших годах своей жизни, но в голове его висела пустота, растущая из-за отсутствия перемен. Он понимал, что лучше ему уже не стать.

Легко самосовершенствоваться, когда твоя одежда в грязи, когда ты живёшь на улице и допиваешь слюни из пивных бутылок. Легко меняться в лучшую сторону, когда у тебя есть лишний вес или вредные привычки. Но работать над вниманием, учиться концентрации, учиться слушать и любить людей, с которыми приходится иметь дело, куда сложнее. Тут всё не так очевидно и стоит больших нервов. Порой, чтобы их успокоить, приходится тянуться к бутылке.

Непьющая Анна везла мужа домой, а он всё так же висел в пустоте, не разговаривая, не размышляя, не засыпая. Ему просто хотелось повисеть в своей голове ещё чуть-чуть.

Глава шестая

Анна

Анна везла мужа с дочерью по пустынным ночным улицам, подсвеченных фонарями. Фары освещали дорогу, мокрую из-за дождя, а по крыше неприятно стучал град. Анне совсем не нравилась такая погода: день снег, день дождь. Уже к утру лужи могли с лёгкостью застыть. В зеркало заднего вида она видела, как София, положив голову отцу на колени, спала и как муж скользил взглядом сквозь затемнённое стекло, машинально поглаживая дочь рукой по волосам. Именно мужа, не дочь, Анна представила маленьким мальчиком, заснувшим за просмотром фильма, которого переносят в кроватку на руках. Именно о нём она подумала, как о скучающем на уроке школьнике, глядящем в окно. Несмотря на несколько лет брака, она всё ещё любила его, что бывает нечасто.

Анна ещё видела в муже немногословного интересного мужчину, за которого вышла. Она чувствовала, как он терял страсть, становился всё более холодным, более мрачным и скучным.

– Помнишь, каким он был раньше? – жаловалась Анна Марии. – Озорной, ненасытный, такой яркий. Не помню, чтобы сейчас он бывал таким. Он мил со мной, но совсем не так, как раньше. Как будто морщины выдавливают из него всю радость жизни. Знаешь что? Иногда мне кажется, что познакомься мы сейчас, он бы выбрал тебя.

Мария многозначительно скривила губы и соскребла засохшее пятнышко кетчупа на столе в кафе.

– Всё может быть.

Анну такой ответ не успокаивал. Она хотела продолжать любить мужа взаимно.

Между ними ещё было что-то, но, безусловно, что-то было между ними. Словно два мешка картошки, они тучно, грузно молчали, шурша полипропиленом.

Анна тоже размышляла. О том, что ей делать с Фёдором, который снова избил свою жену, о том, кому отдать собаку соседки Лии на время её поездки во Францию, о том, что дома ляжет в тёплую кровать. Но в первую очередь она всегда думала о муже. О дочери. Анна относилась к тому виду женщин, которые умели любить. Чувственная, внимательная, тактичная, она никогда не оставалась холодной к чужим проблемам, умела распознавать полутона и виды любви, а также отмечала, когда от неё хотели что-либо скрыть. Ей нравилась философия мужа, его загадочность, стремление скрыть свою сущность, которую лишь они двое считали за игру.

– У любого хорошего мужчины должны быть свои секреты, – любила повторять репортёрам Анна на вопросы о её муже, – а у идеального просто обязана быть тайна.

Тайна на двоих, которую у них получается сохранять. Тайна же в ответ сохраняла их любовь. Любовь, забота о близких, толерантность, сила – Анна особо ценила в муже те качества, которыми обладала сама.

– Наши ссоры никогда не оканчивались драками, а драки – убийствами, – также любила повторять Анна. – Это всё, что я могу сказать Вам о нашей семье.

И если корреспондент улыбался, Анна улыбалась тоже.

Муж отдалялся от Анны, и она списывала холод на кризис среднего возраста. Когда мужчина на высокой скорости достигает больших успехов, ему нужно обернуться, чтобы рассмотреть следы от шин. В таких случаях жена не должна оставлять мужа вне себя и себя вне его. Оттого что он уделял ей меньше внимания, чем раньше, она явственнее видела морщины на своём лице, потому прибегала к хитростям.

Анна знала, что отвезёт мужа домой, успокоит нервы, сделает массаж ног, головы, которую положит себе на колени, и лишь завтра займётся своим самочувствием. Завтра она выберется на пляж, где ветер будет шептать ей на ушко, и пробудет несколько часов в прекрасной обстановке – в одиночестве.

Где-то далеко, в туманной реальности, словно по предварительному заказу, жужжат стрекозы и порхают бабочки перед прислонившейся к решётчатому забору Анной. Откуда-то издалека до неё доносится тихая, яркая музыка, ближе – крики детей, играющих во что-то увлекательное, ближе – шум волн, ближе – умиротворение и спокойствие.

Всем нужен отдых.

Одиночество.

Покой.

Тёплое солнце согревает лицо, тёплые квадратики забора – спину. Словно кошка, Анна греется на солнце и вспоминает самые прекрасные, самые привлекательные моменты своей молодости. Она вспоминает, как дарила шутливые подарки подругам на дни рождения: тёплые носки летом, пачку пельменей, пучок укропа и щавеля, перевязанный красной ленточкой. Вспоминает, как посоветовала купить книгу, впоследствии ставшую любимой, как смотрела с отцом и братом комедии восьмидесятых и девяностых. Как любила мужа. Она добродушно, мило улыбается, глядя внутрь себя.

Задёрнутые шторы, горячий чай с пряниками и сушками, надетыми на пальцы, шершавый ковёр, греющий живот кот, добрые, родные люди. Отец постоянно машет ступнями и чешется. Эмоциональный брат плачет, если концовка трогательная, а она отворачивается, чтобы не смущать его.

«Сейчас их нет рядом, – думает Анна, – но в сердце теплится надежда, что все события повторятся. Я так давно не виделась с семьёй, так давно не чувствовала НАСТОЯЩЕГО тепла в своей, что прихожу погреться сюда, к решётчатому забору на пристани. Здесь так волшебно! Здесь я могу остаться наедине со своими сокровищами, жадно перебирать воспоминания, мысли, пересыпать в руках золотые монеты былого счастья, пропуская сквозь пальцы жизненную нить!»

Будучи молодой, Анна хотела дарить себя людям, путешествовать, создать крепкую семью и греться у семейного камина. Почти всё ей удалось, но камин еле горел и часто тух от дыхания столь огромного числа обогреваемых, от пациентов, приятелей, коллег и друзей, а искренней доброты или жара или даже разогревающих напитков ни у жены для мужа, ни у мужа для жены не хватало, и только решётчатый забор хорошо нагревался под солнцем.

Анна знала, что после времени, проведённого наедине с собой у моря, она приедет домой и сварит мужу суп, приготовит вкусный ужин. Будет с любовью смотреть, как он деликатно ест при ней, хотя он деликатно ест и без неё, улыбаться и, обхватывая локти, вспоминать прогретые металлические квадратики на спине. Благодаря им она будет тепла и нежна.

И все будут довольны. Только сейчас ей нужно отвести мужа и дочку домой. Алюминиевая проволока – отличный материал для скрепления семейных уз.

Но разве Анна могла предположить, что её семейное счастье, которое она держала в руках, которое ждало её дома, которое спало на заднем сидении автомобиля, может вдребезги разбиться о стену непоколебимой решимости выскочившего навстречу машине хлипкого тела, страдающего близорукостью.

– Какого ***** ***?! – заорала Анна, выскочив из машины, чуть ли не хватая пешехода за грудки. – Ой, вы не ушиблись?

– Нет, всё в порядке, спасибо, – поторопился нормализовать ситуацию свитер.

– Тогда позвольте спросить: какого ****** в рот *** Вы выскакиваете перед машиной?! В такой темноте ***** не видно!

– Мне нужно поговорить с Мистером А. Простите, а как Вы его называете?

У Анны сам по себе открылся рот – реакция на неслыханную дерзость. В шикарном облегающем красном платье под светом воротного фонаря и дождём она зашлась смехом. Согнувшись к асфальту, она напоминала закопанную в землю раскрашенную шину. Очкарик в свитере потянул руку, чтобы коснуться её плеча, но Анна резко выпрямилась и выбросила кулак в центр лица свитера. Мистер А выскочил из машины.

Несмотря на хлынувшую из носа кровь, свитер сперва принялся протирать от красных капель очки. Впрыснутый в мозг и на кофту адреналин резко повысил температуру тела, от стремительного перепада которой свитер задрожал и стал походить на обиженного мальчика. Анна прыгала по асфальту, сжимала и трясла руку, рассыпаясь в проклятиях.

– Дорогая, ты в порядке? – взволновался Мистер А, обнимая жену и рассматривая её руку.

– Мои пальцы, – выла Анна, – мои бедные пальцы! Не дай бог, я сломала ногти, урод!

– Ладно, я с ним разберусь, – успокоил её муж. – Садись в машину. Погоди. Пошевели рукой. Машину завести сможешь? Отлично. Я открою ворота. Он журналист, да?

– Урод, – насупила она губы и положила больную руку мужу на щёку, чтобы тот не мог её отбросить. – Не ругайся!

– Да как на тебя ругаться! – улыбнулся муж только правой стороной лица. – Ты, когда злая, ещё милее. Ну, давай, заводи.

Мистер А открыл ворота, впустил машину, глядя на прижавшую к стеклу нос-пятачок дочь Софи, закрыл одну створку и только потом подошёл к свитеру.

– Вы уж извините мою жену, – улыбался он в обе стороны, – Вы её очень напугали. Что Вы хотели? Интервью? Подожди-ка, я Вас знаю.

– Я пришёл по поводу открытия стационара, – затараторил свитер, чувствуя превосходство в виде текущей по горлу крови. – Новое отделение, своё здание, повышенные выплаты всему персоналу – что угодно. Послушайте…

– Ах, вот откуда я тебя помню, – скривился Мистер А. – И ради этого ты меня караулил? Мог бы позвонить, услышать отказ и не тратить времени. Хотя… Подожди-ка!

На лице Мистера А засияла догадка «меня провели», и он вновь улыбнулся уголком рта.

– О-о, а ты молодец, – похвалил он свитер. – Получается, я тебе должен. Хорошо, давай поговорим, но не сейчас. На улице дождь и вообще ночь. Я пьян. Завтра. Во время обеда. Поднимись в приёмную в половину… м-м-м… второго, и я к тебе выйду, куда-нибудь сходим. Только подготовься как следует, ок? Я, если что, не намерен уступать. Окей?

– Да, конечно, – заторопился очкарик, протягивая руку.

Мистер А взглянул на ладонь и отошёл за створку ворот.

– У тебя рука в крови, – и, развернувшись, ушёл.

– Извините, – смутился очкарик, глядя ему вслед.

Промокший, избитый, оскорблённый и униженный, он шагал к автобусной остановке и улыбался. Тоже одной стороной.