Молево

– Надо же. Бывал я в Булярице. Неоднократно. И подумывал о том же, о художественно-музыкальном центре на месте бывшей никому не нужной фабрики или чего-то ей подобного. – Лицо зодчего слегка посветлело от искорок в глазах.

– Вот видите? – злодей снова был ошарашен счастливой неожиданностью, – наши интересы сошлись. Мои деньги, ваш талант и общее стремление, это, как говорится, залог успеха.

Зодчий призадумался, глядя на внешность заказчика и на его автомобиль. Ему припомнился подобный богатенький заказчик, для которого он проектировал и строил загородный дом. Ох уж намучился с ним, с его дурновкусицей вкупе со скопидомством!

– Надо бы поразмышлять, – сказал он, не допуская на лицо ничего эмоционального.

– Да чего там размышлять? Я и аванс готов дать. Хоть прямо здесь и сейчас. Часть аванса, – злодей похлопал по карману, где помещался пухлый бумажник.

Архитектора ещё больше полнила неясная подозрительность, а лицо становилось каменным.

– Нет. Аванс только после подписания договора. А договор надобно тщательно составить, без спешки, – в голосе его отметилась жёсткость.

– Извольте, извольте, спешить не будем. Но для начала, вернее, перед началом договора, я знаю, творческому человеку непременно надо познакомиться с заказчиком, узнать его характер, потенциальные возможности, намерение, общее, так сказать, понимание предстоящего дела. Или ошибаюсь?

– Отчего же ошибаетесь? Вполне себе обычное правило. За исключением того, что пока не состоялось принципиального соглашения.

– Наполовину.

– Точно?

– Да, точно. Я ведь являюсь половиной договаривающихся сторон. И принципиально согласен с вами сотрудничать.

Архитектор хотел немедленно отказаться от навязываемого сотрудничества, но уж слишком точное совпадение интересов заставило его пойти на маломальское сближение. Хоть и с опасливостью.

– Да. Это так. Что ж, будем знакомиться, – предложил он. – Прогуляемся.

– Охотно! – злодей хотел было предложить бронемобиль «комдив» для прогулки, да исключил таковое, дабы не быть слишком навязчивым и не добавить подозрительности.

Они двинулись вниз, к берегу Бородейки, к тому месту, куда незадолго до того ушли барашек со львом.

– Я-то с вами уже знаком, – отвечал злодей, – заочно. Мне попадались ваши последние проекты в интернете. Ну те, фантастические, те, что украсили вашу статью о возделывании пространств без использования строительных материалов. Уж очень потрясли меня ваши мысли.

– Да? Хорошо, что вы знаете обо мне. Однако цель нашей прогулки в том, чтобы я узнал о вас.

Злодей понял, что пока не получается у него запланированное, потрогал толстую мочку носа с крупными порами и сказал:

– Мои увлечения самые разные. Но их обобщает одно: чтобы мне было довольно. Я всегда достигаю, казалось бы, невозможного. Какова на ваш взгляд сия черта характера?

– Оптимистическая, – ответил зодчий, и у него пробилась ухмылка сквозь каменное лицо.

– Вот. Значит, есть кой-какой позитив в начале нашей, наверняка, незабываемой беседы.

– Позитив. Позитив. – Архитектор неожиданно постановил немедленно испытать достижимость возделывания пространства с помощью крошечного камешка цвета сердца. – Что вы видите там, вон на том берегу?

– Песчаный откос.

– А над ним?

– Лес.

Зодчий вынул из нагрудного кармана коричневатую с краснотцой коробочку из-под обручального кольца с крошечным камешком такого же цвета внутри, сжал её в ладони музыкального склада, слегка разжал и приставил к глазу, будто некую подзорную трубу. Мог бы этого не делать, но таковой жест помог ему сосредоточиться. Уловил восходящие потоки уже знакомого ему дуновения. Покрутил в себе подобие колков подобия музыкального инструмента. Настроился. Мысль выкристаллизовывалась на определённый композиционный лад, и её колебания перенеслись по направлению взгляда к песчаному откосу. Там, найдя с ним некое согласие, наступал резонанс с таинственными частотами неведомых колебаний, и естество испытало явные сдвиги. Пространство начало выкристаллизовываться определённым образом, следуя мысли.

– А теперь?

– Ух, ты! – злодею почудилось превращение песчаного откоса в довольно искусное сооружение, состоящее из множества пещер, причудливо переплетённых гибкими ходами вблизи и в глубине.

И в тот же момент, сюда, прямо на собеседников выскочили кудлатый барашек с гривастым львом и чуть не затоптали их. Бросились дальше, наверх. Злодей инстинктивно пригнулся, зодчий наоборот, осознанно выпрямился, даже отпрянул назад спиной и головой. Спустя мгновение, исчезли оба зверя, а с ними и представленное зодчим зрелище.

– Хорошее начало знакомства, – промолвил злодей. – Да, действительно. Мне стало довольно. Хоть и страшновато. А ведь страх и ощущение удовольствия – чем-то сродни? А? В эмоциональном плане.

– Бывает.

– Бывает, бывает. И только что было. И этих животных я до того видел, когда приехал сюда. Тогда была прямо-таки ужасть невероятная вперемежку с удивлением, а теперь просто кошмарный сон… да. Да, но, главное, я не понял способа представления той вашей картины в «три-дэ»? Тут уже трепет другого рода. Вы меня изумили.

– О способе потом. Я сам его ещё толком не опробовал.

– В руке у вас что-то есть. Похоже на какую-то коробочку. От меня не спрячешь. Не покажете этот ваш чудодейственный прибор? – злодея всё ещё удерживал страх. Будто какими-то хладными объятьями касался он шеи и груди.

– Это незачем, – архитектор, пряча футлярчик в кулаке, отправил его обратно в карман.

Но от чуткого взгляда злодея не ушла мелькнувшая там яркая коричневатость, близкая к цвету сердца. Он оправился от страха, заменив его не менее холодным чувством догадки о тайне и овладения ею.

– Да ладно, пусть ваше остаётся вашим, а наше нашим – сказал он с ледяной усмешкой. – Да, и что же, в Черногории мы тем же будем заниматься? – злодей пытливо рассматривал тот берег, где только что закончилось представление.

– Мы?

– Нет, нет. Вы, конечно, только вы. Но я лишь в качестве заказчика. Но поймите меня. Заказчик оплачивает не только проект, но и всё строительство. О стоимости проекта договориться несложно, а вот чтобы представить стоимость строительства, тут многое придётся учесть. Материалы, технологии, рабочие руки, технику. Выходит, что моя заинтересованность в вашем методе не только просто любопытство.

– Да, да, да, – архитектор ухмыльнулся, – вы слышали такое выражение, как ноу-хау?

– Слышал, конечно, слышал. Да и сам использую по мере возможности собственные приёмчики.

– И всем о них рассказываете?

– Никогда. Никому. Иначе грош мне цена.

– Я заметил. И на этих, как вы говорите, приёмчиках неплохо зарабатываете.

– Хм. Теперь понял. Вы тоже хотите неплохо заработать. Ну! А сомневались, что сумеем с вами сговориться! Ха-ха! Назначьте цену, и всё тут.

– Хорошо, я подумаю. Но, сдаётся мне, что строить мы будем обычным способом. Но самым передовым. Только минимизируем каинистику.

Злодей немного приуныл и притупленным взором уставился в землю. «Пока не получается, – сетовал он про себя, – пока не получается. Что ж, применим кой-какие и свои ноу-хау».

– Ладно, – сказал он вслух, – Однако первое знакомство нам удалось на славу.

– Да, – ответил зодчий, – теперь разойдёмся. А сойдёмся по первому вашему требованию. Меня вы можете найти в Муркаве. Я там покупаю дом.

– Отлично. Только почему вы от аванса отказались? Ведь на покупку в самый раз хватило бы.

– Потом, потом.

И они разошлись. Один в Муркаву, чтобы поразмыслить о главном деле, другой к автомобилю, чтобы просто подождать.

31 Мутация

Мирона одолела внезапная усталость. Он спустился в подполье, повалился на ложе, выстланное из сена, и немедленно уснул. Во сне ему являлись русоволосые девки, нашёптывающие что-то незапоминающееся, где-то вдалеке ходил туда-сюда старец, то и дело выставляя в его сторону указующую руку, и конь изабелловой масти вставал на дыбы. Затем предстала будто его персональная выставка. Огромное помещение уставлено чудесными скульптурами, которых он никогда наяву не производил. Но здесь, во сне он совершенно явно помнил и переживал то время, когда они создавались его вдохновением. Ещё что-то началось, пока не оформленное образами, но его разбудил грохот над люком. Он встал, сокрушённо покачал головой и вылез в сенцы. Там стоял Николошвили, удерживая большую пустую сумку на плече и тоже сокрушённо качал головой. На широкой кисти другой руки у него висела сумка поменьше. По всему полу раскидались всякие пищевые продукты.

– Лукьяновна тебя пожалела, – сказал он, завидев Мирона-Подпольщика, – пусть, говорит, спит хоть сутки, вот меня одного отправила в лавку. А ты и на самом деле проспал почти сутки…

– Угу, – Мирон сочувственно глянул на Николошвили и на следы происшествия, – угу.

У него в голове возникли некие параллели между собственными снами и пищевыми продуктами на полу. Он снял с плеча Николошвили сумку и скоренько стал совать в неё всё бывшее содержимое. Попутно пытался то же самое проделать и со сновидениями. Но они не укладывались в какое-нибудь единое символическое значение. Затем, он попросился войти в горницу-галерею.

– Котомку ценную, что ль, хочешь забрать, сумку-заумку? – полюбопытствовала Татьяна Лукьяновна.

– Ага. Её.

Он почти вкрадчиво подошёл к портрету и пристально в него всмотрелся.

– Что, не насладиться никак, не налюбоваться? – не перестаёт любопытствовать Татьяна Лукьяновна.

– А? – Бывший скульптор, не отводя взгляда от представительного полотна, пронзал своё сознание пережитыми видениями, и его «А» прозвучало вскользь, без всякого значения.

– Ну-ну-ну-ну… ах, да! Ксениюшка! Я не знаю, где лежит эта замечательная котомка. Поищи.

А Мирона подмывала думка поведать о необычном путешествии. Портрет, что ли заставлял его идти на откровенность? Он был уверен, что женщины-то его непременно поймут. Даже готов пригласить их в повторный такой же поход. И он сказал:

– В котомке нет нужды. Я хотел вам рассказать кое о чём.

Постучал в дверь Николошвили. И, не отворяя её, провозгласил:

– Продукты прибыли.

– Расскажешь, поведаешь, поделишься, – как бы кольнула шеф-повар, и устремилась за дверь, готовить еду, – а пока иди со мной, поможешь.

Ксения тоже вызвалась помогать.

Они втроём начали сакральное действо по приготовлению обеда для всей компании. Николошвили поднялся в свою светёлку.

– Ну да, ну да, ну да. Конечно! – говорит Татьяна Лукьяновна. – Мы догадываемся. Да, Ксениюшка? Уже догадались. Ты будешь вещать о твоём таинственном поприще-моприще.

– О нём. Только не столь оно смешное.

– Расскажите, расскажите, – оживилась Ксениюшка, – мне так интересно слушать всякие рассказы.

– А мне-то не очень, – молвила Татьяна Лукьяновна, – рассказ всегда выдумка-фантазия-обманство, хоть и основан, как говорится, на реальных событиях. Хотя, давай, давай, послушаем. Только особо не темни.

Мирон без подготовки, сходу эмоционально повествует женщинам о таинственном походе. О Сусаниной горе, о прозрачном лесе на изумительно гладкой волнистой поверхности, устланной многоэтажным мхом, о будто неземных девицах, о старце. Пытается не упустить ни одной подробности в беседе со старцем. И держит в памяти его портрет, висящий неподалёку.

– А на обратном пути встретился странный тип, да принял меня почему-то за архитектора. Наверное, за того, знакомца Дениса Геннадиевича. Заказ, видите ли, у него имеется. Я предложил ему надгробный камень с эпитафией, – заканчивает он повесть о чудном походе с ноткой усмешки в голосе, и пожимая плечами.

– Прямо-таки надгробный камень? – Ксения фыркнула и захихикала.

– Ну да.

– Оригинально, – сказала Татьяна Лукьяновна, – никому из нас ты такого не предлагал.

– Так никто не просил.

– Мне сделаешь, ладно? Только эпитафия пусть будет жизнеутверждающая.

– Сделаю. Если доживу до твоей кончины. Однако нет в этом никакой уверенности.

– Ладно, ладно, – Ксениюшка замахала обеими пухлыми руками наподобие крыльев, – а знаете, мне тоже захотелось туда.

– Куда туда? На тот свет, что ли? – Татьяна Лукьяновна сделала спину прямой.

– Сусанину гору поглядеть. Лес прозрачный. Старца.

Еда была готова.

– Ну так пошли, – сказал Мирон Ксениюшке, – чего тянуть-то? Быстренько поедим, да в путь. Пока наши мужики тоже учуют еду, пока они поедят да побеседуют, успеем туда-обратно.

– Угу, – Ксения воодушевилась и действительно быстро наелась. Другие едва за ней поспевали.

– И меня возьми, – твёрдо заявила атаманша, проглотив последний кусочек, и немедленно схватила античный посох.

– Только надо будет Бородейку переплыть в том же месте. Иначе ничего не получится, – Мирон дожёвывал еду и указывал направление. Он был почему-то уверенным в том, что именно место переправы является необходимым условием правильного путешествия.

– Веди, как знаешь, – Татьяна Лукьяновна первой покинула избу с невозмутимо решительным видом, и ступила на путь, важно опираясь о посох.

Девушка тоже бодренько вышла. Мирон крякнул, прокашлялся и, скорым шагом обогнав попутчиков уже в начале растительного свода дремучего леса, устремился к заветному месту подле Бородейки. Там он без напряжения внимательности отыскал знакомый камень, весь одетый вековым лишайником, тот самый, поначалу показавшийся ему всеми забытым надгробием, а потом он заподозрил, что это древний указатель пути. Присел возле него, поскольку не был на коне, и эдак стеснительно ощупал шершавую серебристо-зеленоватую поверхность. Поискал надпись глазами и наощупь. Ничего похожего на искусственные углубления на нём не очутилось. Только лишь цвет лишайника кое-где выдавал тёмную вязь наподобие букв. Камень обладал идеальной формой некоего зуба гигантского животного, без единого изъяна, если не считать слегка изогнутую трещинку, едва заметную у самой земли. Мирон поначалу раздосадовался, а затем впал в беглое забытье, выискивая и в нём что-то упущенное. Сомкнул веки, а за ними вертелись выпуклости радужных оболочек, создавая блуждающие бугорки.

– Что, пригляделся ладный камень для высечения на нём твоей гениальной эпитафии? – полюбопытствовала Татьяна Лукьяновна.

– Хм, – бывший ваятель будто очнулся от забытья, открыл глаза, сверкнул ими, даже хихикнул.

– Это знак, – шепнул он, – Тот самый. Знак того, что именно здесь нам надо свернуть налево к реке и преодолеть водное препятствие.

– Ну так идём, идём, чего таиться-то, – атаманша вскинула вверх посох поймала его за нижний конец, перевернула в воздухе, снова взялась за рукоятку, шагнула влево, живо пошла, размеренно и элегантно выбрасывая вперёд худенькую гладкую длань с посохом.

Остальные оказались догоняющими. Когда они почти бегом достигли точно того места, где Мирон на коне прыгал в воду, то долго не думая, все купно форсировали речку вплавь, и выбрались на бережок у подножья Сусаниной горы. Постояли. Одежда освобождалась от воды и быстро высыхала сверху вниз. Ксениюшка на всякий случай глянула в межгрудье. Не попал ли снова туда какой-нибудь камешек? Убедившись в полной естественности тех форм, похлопала по застёжкам и сказала:

– Гора-то настоящая?

Мирон создал ужимку неуверенности и промолчал. А Татьяна Лукьяновна, строго глянув на девушку, потыкала в воздухе посохом в сторону жёлтой возвышенности.

– Это мы сейчас проверим, – звонко возгласила она и смело двинулась вперёд, не дожидаясь подобного решения попутчиков.

Ксения последовала за ней, а Мирон всё ещё оставался на месте. Ему, наверное, хотелось взглянуть на предстоящее событие со стороны. Женщины, между тем, без оглядки на бывшего проводника, начали обходить возвышенность с двух сторон.

– Есть пещера! – крикнула девушка. – Идите все скорее сюда.

Татьяна Лукьяновна немедленно подошла на голос. А Мирон сделал пологий крюк, чтобы последить за обеими издалека. Женщины стояли в начале жерла пещерки, не осмеливаясь заходить вглубь.

– Смотрите, – сказала Ксения, – а ведь в ней светло, хоть и окон нет.

– Светло, – Татьяна Лукьяновна постукала посохом о землю и глянула сначала на верхний его конец, а затем вниз, будто выискивая тут природных светлячков.

А свет ниоткуда не исходил. Он будто был просто развеян в будто пустом вместилище. Татьяна Лукьяновна пронзила эту будто пустоту посохом, и та часть его, что вонзилась внутрь, так же стала светом.

– Страшновато, – Ксения заробела, – хоть и свет, хоть ясный, но как-то жутковато от него. Будем заходить?

– Подождём нашего творческого проводника. Послушаем, что он соизволит нам объяснить. – Татьяна Лукьяновна обернулась назад, и, заприметив его вдалеке, крикнула:

– Да что ты там замешкался? Сам привёл нас сюда и сам же чего-то стыдишься. Давай, давай, ступай к нам да объясняй, что это такое да почему.

Ксения, тем временем, сделала несколько шагов вперёд, и когда Татьяна Лукьяновна воротила взгляд, то, кроме света ничего не обнаружила. Она снова обернулась наружу, подбежала к Мирону, ухватила его за жёсткую руку и почти силком привела к пещерке.

– Гляди, – упрекнула она его, – Ксениюшка наша исчезла. Ох, смелая девушка. И львов не боится, и этой вот невероятности – тоже.

– В прошлый раз такого не было. Я заходил туда и не исчезал.

– Просто вы не видели себя со стороны, – послышалось из глубины пещерки.

– Ну вот, – Мирон вздохнул с удовлетворением, – никто там не исчезает для самого себя.

– И не очень-то здесь светло, – снова раздался голос Ксении, – даже довольно сумрачно. Заходите, сами испытываете.

Мирон и Татьяна Лукьяновна цепко взялись за руки, словно предполагая неминучую опасность, вошли в грот, отдающий волшебством, и остановились. Но там они ничего не распознали, даже потеряли друг друга в мягком сумраке.

– Ау, – несмело, вполголоса произнёс творческий проводник.

– Ау, ау, – услышал он ответ с двух сторон от себя.

– Звук есть, а изображения нет, – сказал Мирон.

И он сделал шаг в сторону одного из голосов, но уткнулся в стену. Сделал ещё несколько шагов по кругу, вдоль и поперёк, но по-прежнему утыкался лишь в стены.

– Э! Вы тут или где? – его сознание застлалось недоумением.

– Здесь, здесь, – ответили ему обе женщины.

– Значит, действительно что-то неестественное случилось. Звук наличествует, а телесное существование исчезло вовсе.

И все трое, не сговариваясь, вышли, нисколько не мешая друг другу, хоть жерло пещерки не позволяло вместе выйти даже двум человекам.

– Ну, – старшая женщина глянула на Мирона, и ей показалось, что он слишком уж заметен, – ну, и что с нами было? Мы что, оказались там привидениями, коль голоса произносились, а телеса растаяли?

Мирон ничего не успел объяснить, потому что Ксения отвлекла его внимание от упрёка атаманши.

– Ой! Смотрите! Лес-то другой! – её восклицание прозвучало звонким, пронзительным и ясным.

Те оба, как говорится, разули глаза и выявили прозрачное лесное угодье на исключительно гладком основании из слегка волнистого мшаника.

– Вот, – Мирон похлопал по карману, где лежали штихеля, и ничего твёрдого не ощутил, – вот. Всё повторяется. Интересно, девки тоже сейчас возникнут?

– Ему бы всё девок подавай. А ещё холостяком называешься. Или решил бросить это состояние? – неутихающая укоризна Татьяны Лукьяновны теперь нашла иной повод. – И вот, в данном случае нас двоих ему мало, знаете ли.

Ксениюшка весело прыснула в нос, а затем отбежала вперёд, подняла пухленькие руки на манер балерины перед выходом на подмостки и закружилась меж молодых берёзок да осин, по колено утопая в многоэтажном мшанике.

– Видел? Вот тебе девка. Чем плоха?

А Ксениюшка тем временем распустила роскошную косу и вся покрылась прядями волос, будто пышной льняной накидкой со сверкающей в ней золотистостью в волнах.

– Да, – Мирон цокал языком, покачивая плечами в такт движениям новоявленной русалочки, – да, похожа, похожа на тех, местных.

– Теперь давай, веди нас всех до старца твоего, – твёрдо произнесла Татьяна Лукьяновна, тыча посохом в грудь Мирона, – я помню, помню, помню. Уж очень хочется с ним побалакать.

– Я поведу, – вдруг откликнулась вместо него Ксения, – возьму и поведу! – И она огляделась по сторонам, вскинула точёную руку в определённом собой направлении, отстаивая инициативу. – Точно туда!

И сама, эдак по-гусиному выгибаясь вперёд, поскакала короткими и скорыми шажками.

– Всё, – постановила атаманша, – всё. Закончено твоё предводительство. Теперь ты становишься ведомым.

– Хе-хе. Ведомым, в смысле, подверженным ведьмачеству, что ли?

– Ну, ну, ну, ну, – не обзываться. Какая тебе Ксениюшка ведьма? Или ты уже и обо мне скажешь, будто я Баба-Яга? – Пожилая женщина прямо-таки хотела насквозь проткнуть Мирона посохом вместе со взглядом. – Давай, давай, не заговаривайся. Пойдём, куда указывает наша новая проводница.

Они глянули в сторону удаляющейся попутчицы и увидели, как её уже успели окружить сказочные девки, одетые в покрывала из ветвей волос. Они подняли её на гибкие руки и побежали кругами ещё быстрее. Вскоре, среда молодых берёзок и осин полностью обезлюдилась.

– Вот тебе на! – Татьяна Лукьяновна присела прямо в мох, подложив под себя посох. Там она сжимала его обеими глянцевыми руками до посинения.

– Хочешь взлететь на нём, что ли? – попытался съязвить Мирон.

Однако и в самом деле посох под ней зашевелился да чуть-чуть приподнял пожилую женщину, нежданно-негаданно и не по собственной воле обретающую профессиональный навык Бабы-Яги. Подъём не прекращался, и когда она оказалась в полуметре над волнистым мшаником, скоренько соскочила с него, а тот упал в некотором верчении, одним концом уткнувшись в гущину мха, другим как бы указывал направление пути. Татьяна Лукьяновна отряхнула юбку, вынула посох точно в сторону его направленности и двинулась туда же.

– Там наша Ксениюшка, там. Посох не врёт, – сказала она с явными нотками правоты.

Мирон, не роняя ни слова, а, может быть, вовсе позабыв, как люди разговаривают, последовал за ней.

Вскоре они вышли туда, откуда начали путь по прозрачному лесу. Только Сусанина гора успела изгладиться, и перед ними произвёлся обычный песчаный спуск, ведущий к воде. По собственным следам на нём, пока не заметённым ветром, они и поняли, что подошли к месту их же речной переправы. Между тем, небо заволокло плотными облаками, и было не понять, которая у нас выдалась часть дня. То ли вечер настал, то ли внезапно следующее утро подоспело.

– Твой посох вывел нас в исходное положение, – сожалел Мирон.

– Ну да. Вот она, чистая реальность, без каких-либо проявлений выдуманного тобой волшебства, дурманящего головы впечатлительных творческих людей и доверчивых женщин, – с чувством неукоснительной правоты сказала Татьяна Лукьяновна, указывая посохом на береговой откос. – Ведь ничего не было, а? Ни чудесной горы твоей, ни чудесного леса. Ничего мы не нашли и не потеряли в твоём бестолковом походе.

– А третья наша попутчица, – возразил творческий человек, – уж слишком смелая Ксения, её тоже не было?

– А? Да-да-да-да. Что со мной? – Атаманша огляделась окрест себя, приходя в ощущаемое сознание. – Неувязочка. Мы всё-таки чего-то лишились. И главное, кого-то. Не только горы и волшебного леса, но и нашей Ксениюшки меж всего этого чарующего безобразия, – печально молвит она. – О, боги! – Она вздымает посох к небу. – Тогда стоило ли дурацкое наше любопытство такой ценной траты? Не возвышенности той, как её, Сусаниной, конечно, шут с ней. И не леса, подумаешь, ценность. Ксении, Ксениюшки…

И она медленно опускается на бугорок из плотного песочка.

– Если мы потеряли, это вовсе не означает, что потерялся сам человек. – Мирон присел рядышком пониже. – Где-то он всё-таки есть.

– Где-то? Ах, да. Полагаешь, там же, где пещерка в Сусаниной горе? – Татьяна Лукьяновна с новой укоризной взглянула на Мирона сверху вниз. – Там нас вроде бы тоже на самом деле не существовало, а? Только голоса вместо нас были слышны.

– Ну, голос-то как раз признак существования кого-то. Он не бывает ничьим.

– Признак. Призрак, Признак-призрак. Призрак-признак. Эхэхе.

– Да. Если мы сами себе не умеем объяснить всё здесь делающееся, что мы поведаем нашим товарищам? – Мирон прихлопнул у себя на лбу комарика.

– Товарищам объяснять пока рано. Мы здесь, они там. – Татьяна Лукьяновна поднялась, опираясь на посох, и стала ходить вокруг Мирона, ощущая внутреннюю правоту. – А Ксениюшки нет ни тут, ни там, нигде. Так что нетушки. Я пойду на поиск, а ты как хочешь.

– Подожди. Надо сначала всё взвесить хорошенько, понять, что случилось. Может быть, вернуться к камню поворотному и снова всё повторить, да выйти на необходимый нам путь?

– Да чего там понимать! Действовать надо немедленно. Действовать! Действовать! Идти туда, откуда мы явились, а не плутать окольными путями! Вперёд, вперёд, к настоящей реальности!

И атаманша снова с ультимативной уверенностью в своём начальственном постановлении, живо углубилась в лес, без оглядки на изумлённого попутчика.

– Нет, а ты лучше оставайся на месте, не ходи никуда, – послышался её повелительный, но приглушённый деревьями крик издалека, и тот отдавался коротким утвердительным эхом, насыщенный правотой. – Что если пропащая объявится там же, куда вышли мы!

«Вот ведь как неуклюже всё вышло, – гонял мысль неудачливый инициатор похода, – предположил, будто женщины поймут все мои переживания, благодаря их чуткости, ан получилось эдакая необъяснимая оказия».

Он продолжал неудобно сидеть, упираясь жёсткими ладонями в песок, и шевелил в нём пальцами. Будто выискивал наощупь самое правильное для себя постановление, да немедленное, поскольку принять его необходимо в сей же час. Но, похоже, на него снова свалилось знакомое бесповеденческое состояние. Он лишь горестно вздохнул.

Тем временем, Татьяна Лукьяновна пробивалась сквозь чащу, не замечая серьёзного уклонения от прямой линии направо да направо. И внезапно сгустился сумрак.

– О. Либо я уже слишком долго шла и не заметила времени, либо случилось нечто подобное недавней прогулке с Денисом Геннадиевичем. – Она говорила сама себе вслух, довольно громко, как бы заодно обращалась к невидимым, но обязательно бытующим тут существам неизвестного происхождения.

Сумрак постепенно обернулся непроглядной ночью, не давая разглядеть собственных рук, приставленных к глазам. Одиноко стоящая женщина сделала попытку постучать посохом о землю, чтобы произвести спасительное происшествие. Но тот лишь поскрипывал, проваливаясь в мягкую почву с тонкими корнями в ней, и ничего не происходило. «Хм, волшебное слово нужно сказать, – смекнула она, – как в прошлый раз». И она громко крикнула:

– Согласна-а-а!

Стукнула посохом о землю. Тот попал в гладкое корневище и соскользнул с него вглубь. Мрак ничем светлым не наполнился. Посох и всё остальное оставались невидимыми.

– Помогите! Спасите! – возопила она, выдавая оперный вокал драматического сопрано.

Ответа не последовало даже от эха.

32. Беседа со священником

Возвращаясь в Муркаву, зодчий, глянув по пути на выбранный для покупки дом в начале села, постоял недолго возле него, думая-подумывая о способе поскорее найти его хозяина. Затем зашёл к отцу Георгию, чтобы сообщить ему о договорённости с Семиряковым с доставанием кирпича. Там он застал и знакомого нам возницу.

– Вот и кстати, – обрадовался священник. – Глядите-ка, отыскался хозяин полюбившегося вам жилища, – он указывает на возницу.

– Да, – отозвался тот, – дом давно не нужен мне. Решил продать. Вернулся в Думовею, хоть и не осталось там никого из старых дружбанов. Предложил сделку Семирякову, коль он столь богат. Даже изобрел удобный способ. Разберём, мол, избу, да поставим её впритык к двоим сенцам. И получится чуть ли ни дворец. Семиряков почти сразу согласился, сказал, что идея пришлась ему по вкусу, но потом его, наверно, отвлекла какая-то другая задумка. Засомневался. Походил из угла в угол, да сказал, что не к спеху таковое городить. А тут вовремя явился отец Георгий и высказал иное предложение. Он поведал мне об архитекторе, облюбовавшем тот дом, то есть, насколько я понял, о вас. А Саввич даже облегчённо махнул рукой.

– Да, – согласился зодчий, – так и есть.

– Вот я и пришёл сюда, чтоб глянуть на покупателя да на своё бывшее хозяйство. Пешком. Оставил коня вольно пастись.

– Коня? У вас есть конь?

– Есть. Изабелловой масти. Что, и его желаете купить?

Зодчий улыбнулся.

– Неплохо бы… – сказал он, почти не задумываясь, – масть, что надо. Но только не теперь.

– Да, но он и не продаётся. Потому, что не мой он. А дом уж точно мой. И документик имеется.

– Вот его и купим, коль документик есть, – весело сказал архитектор.

– Отлично, – в ответ сказал возница, – и разбирать его не понадобится. Место удобное для вас?

– Не только удобное, но даже слишком замечательное, – ответил священник за покупателя.

Зодчий молча поддакнул.

– Тогда, как говорится, по рукам? – возница воодушевился. – Ах, да, цена ещё не установлена. Семирякову-то я хотел продать максимально подороже. Но вам, безусловно, пусть будет по вашему усмотрению.

Архитектор, зная, сколько примерно стоит здесь сельская недвижимость, из-за того что многие сельчане тут соглашались на продажу, назвал цену. Возница даже и не взялся торговаться. Принял назначенную стоимость и повторил утвердительно:

– По рукам.

Они обменялись крепким рукопожатием. А после окончательного согласия о покупке дома, его хозяин позволил себе быть великодушным и оставил ключ покупателю.

– Можете уже сегодня заселяться, коль обо всём договорились, – сказал он взволнованным голосом и вложил ключ из своей ладони в ладонь покупателя, проделав своеобразный повтор делового рукопожатия. – Там я не живу. А чем скорее появится жилец в избе, тем лучше ей. Ведь, как говорится, живите в доме, и не рухнет он. Мебелишка там есть кой-какая. Стол, стулья, кровать.

Архитектор с довольной улыбкой принял данное предложение и обещал по возможности скорее расплатиться и подписать нужные бумаги в сельсовете, когда будет в Думовее. С тем и распрощались с уже бывшим хозяином заброшенного дома. Пока тот удалялся в очередной поиск давно исчезнувших старых дружбанов, новоявленный жилец с настроем любопытства подоспел к освоению замечательного приобретения. Благо, оно оказалось неподалёку, через десяток изб.

Вскоре туда явился отец Георгий с небольшим ведёрком святой воды.

– Сразу и освятим, – сказал он, – простите, что сам вызвался на сей поступок. Вдруг будут возражения?

– Да что вы! Очень даже кстати. Премного вам благодарен за столь необходимое участие.

Священник окропил святой водой углы просторной горницы и уселся за стол. Вынул из ёмкого кармана подрясника бутылочку кагора и пару стаканчиков.

– И обмоем, – не сомневаясь, он немедленно разлил содержимое бутылки по стаканчикам, сверкающим чисто вымытыми гранями.