Взяли приступом королевские покои те, чьи сердца приняли алчную любовь золота, и нашли они испуганного короля, схватили, отняли все драгоценные одежды и камни с тела, повесили его, а потом бросили в лесах тело. Долго лес не принимал короля, и путники в трактире ещё долго говорили: «Видел голого обманщика на дороге!». С тех пор корона потеряна, народ её искал, искал и потерялся сам, как и мудрец, по чьему совету случилась погибель.

Трактирщица закончила. Костер потрескивал от подброшенных дров, одно из них зашипело.

Брассика понимала, что рассказ дарован её особе.

– Что ж… – неуверенно сказала она.

Все уставились на неё. Взгляд священника после яркого света огня был светлым и чистым, у трактирщицы глаза блестели, а брови играючи посмеивались, взгляд же мечника был суров.

– Что поняли вы, госпожа? – спросила трактирщица, с тонким сарказмом подчеркнув последнее слово.

– Что обманывать нехорошо.

Трактирщица усмехнулась.

– По-настоящему счастливы люди, если думают о счастье остальных. Вот почему я согласилась на путешествие. Маркус и Рудольф отчаялись искать помощи, вижу в их глазах чистую отвагу. Они идут на бой свободными.

– И я иду свободной, – ответила Брассика.

Атропа на это замечание промолчала. Допив бульон, лишь сказала:

– И я, как Маркус и Рудольф, отчаявшаяся. Это нас сближает, желание помочь им с желанием выручить себя и детей из гоблинской напасти.

Настроение у Брассики, несмотря на горячее блюдо в желудке, вновь упало. Её слуги ещё долго ждали, когда она соизволит рассказать о завтрашнем дне, но хороших мыслей в голову не приходило, и даже показалось, что никакого плана на самом деле нет – есть авантюра. Не дождавшись, они занялись своими вещами.

Дежурить отправили священника. Он ушел в тень с мечом, прихватив факел. Трактирщица, немного поболтав с Маркусом, легла на бок и заснула.

Брассику оставили следить за костром, пока её не сменит Рудольф. Маркус извлек сушить кольчугу, присел поближе к огню, чтобы согреть руки и ноги. Всем видом мечник показывал недовольство, понять которого Брассика всё ещё не могла. Усы его сжались от обиды.

Трещал костер, угукала поблизости сова, плескалась об песок вода из речной заводи, и только двое, искоса смотря друг на друга, ткали полотно тишины. Наконец, когда терпение Маркуса иссякло, он с неприязнью сказал:

– А вы мне даже спасибо не сказали, – и он добавил после некоторой заминки: «Госпожа».

Глава 3

Ночной крик резко пробудил Маркуса. Схватившись за меч, он спросонья пытался разглядеть темноту.

Отец Рудольф кричал испуганно. Рядом его не было.

Пинком мечник разбудил Атропу с Брассикой. Первая тотчас приняла позу для боя, держа перед собой кинжал, а вторая как обычно растерялась и недовольно ворчала.

«Погодите-ка, да она уснула!», – возмущению Маркуса не было предела.

Снова крик отца Рудольфа.

– Где он? – спросила Атропа. До неё уже дошло, что со священником что-то случилось.

– Я могу пойти за ним, но что будете делать вы? – Маркус разрывался между другом и женщинами, одна из которых не вызывала у него доверия.

Атропа бросила Брассике нож, но та его не взяла: «У меня есть другое». Из сумки она вытащила дубовый жезл, мерцающий от медного камня.

Все замерли в ожидании. Крик дополнился едва заметным огоньком внутри леса.

Маркус дернулся вперед, бросив за спину «Буду быстр!». Атропа крикнула вслед, но мечник уже не расслышал. Ветки больно били в лицо, но он так спешил, что не боялся упасть и разбиться.

Огонек то появлялся, то пропадал меж черных стволов деревьев. Священник, показавшийся из-за ветвей, стоял с вытянутой рукой, держащей факел, на маленькой опушке леса. Мечом он прикрывал лицо, в безумном страхе молился и просил бога показать ему дорогу.

– Уходите! Уйдите, отправляйтесь к себе в ад, дьяволы!

– Отец Рудольф! Отец! Очнитесь, папенька, – Маркус осторожно держал за плечо священника.

Всякий истово верующий легко впадает в крайность. Так и со священником – привести его в чувство оказалось задачкой не из легких. Маркус подумал, что Рудольф от испуга уверовал в какое-нибудь чудовище во тьме. Три грубых шлепка по лицу, и у папеньки прояснились глаза.

– А? Где я? – спросил он у Маркуса.

– Что ж, папенька, умеете вы пугать! Да разве на то вы пошли в поход, чтобы сгинуть в лесной чаще от рук ведьм?

Священник сконфузился. Покрутив в руке мечом, он сказал: «Это не ведьма меня привела сюда».

Маркус хотел было пошутить, что нравственная добродетель не коснулась желудка священника, но тут за спиной послышался рык, вернее множество рычащих голосов. На мужчин шла группа гоблинов с щитами и валашками, с явным намерением растерзать попавшихся. Один метнул костяное копье – свист возле уха оглушил обоих.

– В бой! – крикнул мечник, срезав мечом первого гоблина. Тело рухнуло на пень, попробовало встать, но второй удар меча довершил дело.

Двое гоблинов, взявшись за свои валашки, попробовали окружить и зарубить Маркуса, но на выручку пришел отец Рудольф: со спины ударив одного, он умеючи прикрылся от летящих костяных копий, свистевших по всей опушке. Ещё трое, издав воинственный рык, попробовали с разбега ударить валашками. Тогда Маркус встал в стойку, отбил первый удар и тут же заколол в шею врага; кровь из раны хлынула так сильно, что облила другого гоблина, от этого растерявшегося; меч священника ударил по черепу растяпы. С разбитой головой существо упало в предсмертной конвульсии.

Третий гоблин попытался бросить костяное копье, но едва тот принялся читать заклинание, как Маркус пнул сапогом сухую торфяную землю, и грязные комья полетели в лицо клыкастому; поперхнувшись, его рука рефлекторно потянулась к лицу, мечник воспользовался шансом и легко, но энергично отнял у гоблина конечность.

Крича и кидаясь бранной репликой, однорукий сбежал от людей. Преследовать беглеца никто не стал.

Маркус повернулся к священнику – тот громко сопел, но выглядел молодцевато, словно вернулся в прежний вид. Мечнику даже почудилось: «Будь неладным это путешествие, но для моего друга оно оказалось полезным. Хотя бы вернулась та нужная для человека добродетель, без которой невозможно жить, чье имя мужество».

– Как вы, мой дражайший папенька? – спросил он у компаньона. Тот уверенно кивнул головой: «Будем жить!»

– Надо бы вернуться. Я оставил дам на берегу беспомощными.

– Бежим, – ответил священник. Вдвоем они побежали в лагерь.

Уже на подходе послышался звон металла и свист. Стоял яркий запах серы. Гоблины-разведчики обошли лагерь полукольцом, воткнули голубые факелы и, видимо, решили взять на измор: периодически каждый из них бросал костяное копье в сторону Атропы, которая уклонялась, как могла, несмотря на свою кряжистость. За её толстой и сильной фигурой стояла хрупкая, растерявшаяся и отчаянно трясущая жезлом девушка.

Мертвецкий голубой свет налился по всей округе, пахло не только серой, подумал Маркус, но и скорой смертью, железом и потом.

– Ну давай же! – кричала Атропа, не то гоблинам, не то беспомощной волшебнице.

Маркус приказал священнику обойти вдоль и напасть с края, тогда как он решил брать по одному с противоположной стороны. Гоблины слишком увлеклись извращенной игрой в метание костяных копий, получали удовольствие от того, что трактирщица чувствовала себя уязвимой, теряющей силы и неспособной под обстрелом атаковать в лобовую. Первых двух Маркус вырезал с легкостью, под покровом свиста и рыков, но третий, как и подобается всякому отродью, издал перед гибелью плачущий клич; многие гоблины тотчас повернулись к мечнику. Заметив чужака, они метнули залпом множество копий, которые вошли в тело умирающего сородича.

– Брасс! Брасс, мне нужна помощь, сделай же что-нибудь! – крикнул Маркус.

Девушка, заслышав мольбу, подошла ближе, насколько это возможно. В Маркуса полетело очередное копье, от него удалось защититься мечом, но осколки посекли человеку правую щеку.

– Брасс! Умоляю тебя, выручай!

На этот раз окрик подействовал – заклинанием магиня покрыла мечника вязью черепов, принявшихся сбивать каждое летящее в его сторону копье. Это смутило гоблинов, явно не ожидавших, что человек будет использовать родную для их племени магию. Рука Маркуса заработала: удар за ударом она резала вставших в оборону гоблинов, разбивала их головы, кромсала их дубовые щиты.

Атропа, объединившись с Рудольфом, поджимала тройку гоблинов у кромки воды. Из леса пришла ещё подмога: прорвавшись внутрь, три гоблина ринулись к девушке, яростно загоняя в угол. Отбиваясь, она всё быстрее попадала в складывающийся для неё капкан.

– Рудольф, выручай девку!

Священник развернулся и ввязался в бой с тремя, от чего им пришлось отвлечься; бил он их со смехом, не буйствуя, но умело напирая на каждого. Те быстро выдохлись и шаг за шагом отступали спиной к Брассике. С надрывным воплем она ударила одного из них жезлом в шлем: удар этот не был изящным, но очень удачным; потерявший равновесие гоблин только охнул на прощание.

Воинственный дух нападавших на лагерь резко сник. Они всё бросили, даже валашки, выдрали из земли голубые факелы и помчались в лес.

Люди, прерывисто дыша ртом, постояли с минуту кольцом. Огоньки факелов мелькали меж черных стволов, пока тьма не поглотила их полностью. Бой окончен, сказал Маркус.

Он обернулся, чтобы посмотреть, есть ли кто раненый: у Рудольфа оказалась изорвана туника, у магини, зажавши в руках мерцающий жезл, в глазах читался ступор, Атропа массировала плечо, недовольно кривясь.

«Завтра будет болеть», заметила она.

Тут-то Маркус заметил, как ноет его щека.

– Боже ж ты мой, касатик, у тебя там кости застряли! – сказала трактирщица. – Ну-ка сядь, сейчас обработаю. Кто-нибудь, посветите огнем.

Копья, которые метали гоблины при помощи магии, состояли из длинных трубчатых костей, прочных, но не тяжелых. При должной сноровке такое копье пробьет не только доспехи, но и тело жертвы. От метательных заклинаний гоблинов легко увернуться, но если попали, то быть беде. Маркус, защищаясь мечом, сломал летящую кость: осколки полетели от лезвия в него, вонзились в щеку, ухо и по касательной прошлись по шее. Извлекая сколы, трактирщица омывала раны и делала примочки, обильно смачивая жидкостью из бурдюка.

– Довольно, не шипи, – Атропа повернулась к Брассике. Та стояла, как вкопанная. – Что с тобой не так, касатка?

– Отстань от неё, – сказал Маркус.

– Я держала защиту лагеря одна, разбила троим головы, а девка схоронилась за моей спиной. Ишь какая. Ты что, хотела, чтобы я сгинула?

Девушка промямлила, будто каша в рту застряла. К ней подошел священник, улыбающийся и довольный, хлопнул по жезлу.

– Одно могу сказать точно, она и правда владеет магией.

Атропа фыркнула – ей не удалось увидеть самолично. Маркус же лично испытал на себе пояс костяной брони. Брассика не солгала.

– Давайте отдохнем, пока утро не настало. Я посторожу с папаней, а вы досыпайте.

Они сидели у костра, их мечи лежали на расстоянии вытянутой руки. Лес более не шелестил и не двигался; река тоже замирилась, плеск её воды почти не слышался. Трупы ещё не окоченели. Перед тем, как присесть у костра, Маркус предосторожности ради прошелся по ним мечом.

Заря ещё только-только занялась. Утром, когда солнечный свет покроет берег, он намерен обыскать тела. Но сейчас, без лишних свидетельниц, Маркус очень хотел поговорить с другом:

– Не хочу обижать, папаня, но моему сердцу страшно даже помыслить, что ты в опасности. Послушай меня, сколько мы знакомы? Ты видел меня ещё в прыщавых оруженосцах, а я видел тебя послушником у отца Доминика из Эйны. А сражения за наш любимый город? Я не я без этих битв. Но Выш потерян, наверное, навсегда, вот что мне думается. И с каждым годом разлука по нему становится всё призрачнее и туманнее. Может быть, ты передумал?

Когда мы встретились с Брассикой, она спрашивала у кузнеца про наемников, готовых на отчаянное дело. Помню, в каком отчаянии ты был тогда, а потом как ухватился за её поручение…

– А что же с того, Маркус? Дама предлагала золото, и много. Хватило бы на свой отряд, глядишь, порядок в Выше вернули, – ответил Рудольф. – И нет, не передумал. Что, не мечтаешь стать солтысом?

– Да нет, мечтаю, – признался мечник. – Глуп тот, кто не мечтает о чем-то большем. Но я не о себе сейчас говорю.

– О ком же?

– Про тебя. Ты поменялся натурой, я это вижу, от слепого не скрыть такую перемену. Тебя вгоняет то в тоску, то в отвагу, ты то речист, то нем, как рыба. Что случилось?

Рудольф, близкий друг Маркуса, промолчал.

– Я хочу напомнить, что мы дали обещание этой даме исполнить свой долг. Сердцу золото не льстит, как желание вернуться в родной край. Помню все твои истории о великом Выше, городе меж двух рек и трех озер, не знавшем бедности и страха. Я положил меч на колени даме, обет будет исполнен, и ты тоже положил свой меч, просил бога быть добрее к нашему путешествию. Но перемена твоя, она не добрая, чувствую это. Смогу ли в одиночку защитить дам и исполнить долг? Без тебя, без твоей поддержки?

Рудольф продолжал молчать.

– Скажи мне, откройся для меня, как я тебе открыл свои печали. Что гложет тебя? Это болезнь?

– Нет.

– Тогда что? Сомнению нет места на войне. Ты мой учитель и наставник, привязанность к тебе бесконечна. Объясни, может, не желаешь вернуть Выш?

– Почему ты так решил? – удивился священник.

– Но твои поступки… С самого начала пути ты сторонился боя, едва сегодня ты обнажил свой меч. Услышь, наконец, моя мечта – она подаренная тобой. Величию Выша быть, долг исполнится, а честь вернется, – Маркус достал узорчатый платок с надписью. – Но если сердце твое тяготится от пути, если ты не готов стеречь мой покой, как покой этих дам, глупо отправляться дальше. Я всё пойму. Пообещай мне, что не бросишь обет?

Священник пообещал, что исполнит обет и будет оберегать компаньонов так же, как свою веру.

– Что до сегодняшней ночи… Почему так случилось? Почему далеко ушел, просил помощи, искал кого-то в темноте? Кого ты испугался?

Отец Рудольф взглянул на друга по-злому. Отстранившись от него, он сказал, что ничего не случилось.

– Как это, «ничего»? – удивился Маркус.

– Ничего, – холодно ответил священник. – Спи часок-два. Я посторожу.

– Но…

– Маркус!

Тонкая алая линия поглощала звездное черное небо. Наступало утро, по изрезанной щеке Маркуса безмолвно упала слеза.

Утренний осмотр Маркуса принес для всех благие вести. Во-первых, не нашел никакой пропажи. Во-вторых, лодка цела и вёсла на месте. В-третьих, припасы не порченые, а вода свежая. В-четвертых, что самое главное, никто всерьез не пострадал.

Далее, он прошелся по лесу вдоль берега, не уходя слишком глубоко в чащу. По каменным уступам ходить было тяжело, саднили раны на щеке, а поцапанную шею натирал воротник, но Маркус терпеливо осмотрел каждый закуток в поисках возможной опасности. Никаких засад. Никаких заначек. Никаких знаков присутствия гоблинов.

Вернувшись, он вместе с Рудольфом собрал всё ценное с тел. Найденного было немного, и Маркус решал, какие вещи взять с собой, а какие схоронить в тайнике.

После сна компаньоны вспомнили о ночном происшествии. Но на свежую голову ссориться желающих не было: раз нет последствий, посчитали они, то нужно отпустить тревогу. Не было и тех, кто хотел упрекнуть Брассику – компаньоны убедились в её способности обороняться.

К ясному солнцу добавилась не по-осеннему теплая погода, в компании нагулялся здоровый аппетит.

Атропа готовила завтрак, зажарив на сковороде солонину с луком и картофелем. Брассика пыталась прибиться то к ней, то к мужчинам, но нигде не находила себе места. Её лицо, погруженное в тень от капюшона, выглядело озадаченным. Маркус жалел девушку, считал, что дамам нечего находиться в бою, а особенно таким, как Брассика; казалось, манеры, речь и общий нрав говорили о воспитании девушки в хорошей, если не в благородной семье, а вызывающая норовистость – следствие юности и свободы, надушенной в городском воздухе, где к рабскому домашнему затворничеству женщины относились одинаково порицательно и в Выше, и в Эйне, и в Данаре.

С другой стороны, благородные семьи своих девушек гулять по лесу не отпускают… Он смотрел на неё, и внутри него тяжким грузом падало неприятие: «Я не хочу прислуживать тебе, девка, не хочу и не буду».

– Брассика! Подойди сюда, помоги нам, – Маркус подпустил к разложенным вещам. – Что тут полезно для тебя?

На плоских камнях лежали ножи, валашки и короткие мечи, не расколотые дубовые щиты, подсумки с травами, костяные ожерелья и серьги, склянки и пара свитков.

– Ну что? – спросил Маркус.

– Погоди. Дай рассмотреть, – ответила она, заковырявшись в подсумках.

С берега крикнула Атропа: «Мальчики и девочки, пора кушать!». Однако все остались изучать трофеи.

Маркуса заботило оружие. Клинки из стали, топорики из стали, рукояти из добротного дерева, заточка не грубая, балансировка хорошей работы… Оружие без клейма и печати, без рисунков и зазубрин, характерных для гоблинского оружейника. Часто гоблин смазывает лезвие дёгтем или горным маслом, чтобы вызвать у жертвы множественные страдания и незаживающие раны, но эти предметы ничем подобным не выделялись.

Маркус присел, отобрал ножи и сложил их в свою сумку. Рудольф рассматривал ожерелья, пока Брассика не отобрала их для изучения. Впервые за долгое время она стала участливой, заметил мечник.

– Приятели, пора есть! – вновь крикнула Атропа.

– Ну что? – повторил свой вопрос Маркус.

– Странно, – многозначительно ответила магиня. С её головы исчез капюшон, оголив русые волосы, в тонких бледных руках то и дело вертелись склянки с жидкостью.

– А что странно?

– Например, зелья. Вот это банка с витальным зельем, – она аккуратно передала Маркусу склянку. – Я уверена, что её изготовили не гоблины.

– Разве гоблины умеют варить зелья? – спросил Рудольф.

– Рецепты гоблинских племен записаны Одбергой Мудрой. Алхимия древняя и неразвитая, а ингредиенты слабые и нечистые, без перегонки и сепарации. Именно это зелье никак не могло быть изготовлено гоблином.

– Почему? Ингредиенты не те?

Брассика откупорила склянку и поднесла зелье к Маркусу. Он втянул носом запах, затем потрогал свои усы в смущении.

– Что скажешь? – спросила магиня.

– Пахнет специей. И при этом знакомое, будто бы в речных доках пробовал похожее.

– Вот-вот! – девушка подняла палец вверх. – Такие травы выращивают только люди на юге от королевства. А покупают его только лавки алхимиков и наша академия. Кстати, зелье полезное от ран, выпей.

– Ты уверена? – насупился Маркус. Девушка отобрала склянку, выпила глоток и сморщилась: «Ох, какая ж крепкая настойка на черном листе!». Мечник засмеялся, взял обратно склянку и попробовал выпить, но тут же сплюнул.

– Да ты что, окаянная, это же яд! Как такое можно пить?!

Брассика пожала плечами.

– И ещё. Меня настораживает, что у гоблинов такие сильные зелья для восполнения чувств.

– А в чем проблема? Раз достали человеческие зелья…

– Не всё так просто, рыжик.

Мечник сначала смутился, а потом вызывающе скрестил руки на груди, дополнительно вытянувшись во весь рост.

– Поясни.

Брассика улыбнулась. Бледные руки откупорили бутылочку с бледной молочной жижей, похожей на кефир. И Маркус, и Рудольф тут же сконфузились и заморгали глазами, потому что от тонкого запаха в их глазах замутило.

– Дурман? – спросил священник, брезгливо прикрывая нос рукавом.

Девушка, к удивлению мужчин, выпила бутылочку до дна, вернула пустышку мечнику, а сама заиграла костяшками ручек. В её ладонях запрыгали искры, она что-то горячо воскликнула и метнула поток в сторону леса. Из его недр послышался шум, птицы полетели прочь, а кроны деревьев зашевелились; небольшой смерч возвысился над чащей, двигался то влево, то вправо, бросаясь костями наобум. Некоторые кости долетали до них, взрывались и били градом осколков.

– На нас напали?! – заорала Атропа.

– Нет! Брассика тренируется, – ответил сквозь шум Маркус.

– Понятно. Идите есть, стынет!

Наконец, смерч затих и кости перестали летать по небу. Брассика самодовольно улыбалась, её полуопущенные веки и мягкая дерзость на губах как бы говорили мужчинам: «Что, познали мою силу?»

– Ну точно дурман! – воскликнул священник.

Маркуса удивило, что девушка способна на такое: до сегодняшнего дня он видел лишь её страх и слабость перед врагом, а сейчас, стоило лишь испить зелья, как её мощь изрядно порубила лесную чащу.

– Магия питается моими чувствами, – объяснила девушка. – Школы и наставники по-разному трактуют потенцию магии, а также её источник. Единство мнений только в понимании действий. Чем ярче чувства, чем органичнее комбинация, тем сильнее прочитается заклинание. Так вот, это зелье сварить гоблины ни за что не смогут. Это собственность Академии. Как-то так.

Мужчины хмыкнули. Такое открытие не сулило ничего хорошего.

– Господа! – голос трактирщицы звучал угрожающе. – Идите жрать!