– Как-то неудобно, – сказал я, хотя на самом деле думал совсем иначе. Неудобно было как раз таки ночевать в холодной машине, без возможности её прогреть.
– Что ж, пожалуй, соглашусь. Но что мы будем делать с этим? – Я указал в сторону безжизненно лежащего тела на противоположной стороне улицы.
Иван задумался.
– Да, – заключил он. – По идее его можно оставить там, но это как-то не по-человечески. Предлагаю занести бедолагу хотя бы в тот заброшенный дом, под крышу.
Так мы и поступили. Тело оказалось на удивление тяжёлым, хотя и выглядело хилым. Тем не менее, подхватив с двух сторон, мы аккуратно затащили его в дом, предварительно выбив входную дверь, державшуюся лишь на прогнивших петлях. Далеко внутрь тащить старика смысла мы не видели и положили его прямо в сенях.
Покончив с этим делом и прикрыв дверь, мы наконец вернулись в бар. Я снял верхнюю одежду и сел за барную стойку. Куда-либо ехать нужды теперь не было, и я предложил выпить чего-нибудь покрепче кофе, причём за мой счёт. Ваня показал себя очень гостеприимным хозяином и не собирался брать с меня деньги за ночлег, поэтому я, можно сказать, был у него в долгу.
Бармен охотно согласился и достал бутылку коньяка. Напиток выбрал я, зная, что ничего не согреет лучше в такой мерзкий вечер.
Первую мы выпили не чокаясь и не закусывая, отдавая дань уважения умершему. Вторую опрокинули следом, чтобы немного успокоиться. Ну и третью, чтобы прогрелось не только тело, но и душа.
Как обычно и бывает после трёх рюмок крепкого спиртного, стало хорошо. Мы оба расслабились, и стресс от произошедшего за последний час стал сходить на нет. Мы обсудили ещё что-то, не имеющее значения, а после пятой языки у обоих подразвязались. Тогда-то я и признался, кто такой и зачем приехал в их посёлок.
Выслушав мою историю, на протяжении которой Иван всю дорогу участливо кивал головой, он спросил:
– То есть, ты хочешь сказать, что ты один из этих новомодных придурков, которые выкладывают тупые видео, кучу фоток себя любимых и делают на этом бабки? Так, что ли?
Вероятно, если бы я был трезвее, чем в тот вечер, то наверняка обиделся. Но я не был трезв, а потому только улыбнулся и ответил:
– Ну, не совсем. Видео у меня не такие уж тупые, а себя фоткаю мало. У меня больше фотографий тех мест, что я разоблачаю.
Бармен рассмеялся. Сначала тихо, как бы лениво, а потом всё громче и громче, да так, что я подхватил его смех, и через минуту мы, как два обкуренных придурка, гоготали в пустом баре. Когда же смех утих, Ваня вновь наполнил рюмки.
– Тогда, – сказал он, – теперь моя очередь. Вот только я расскажу тебе такое, от чего у тебя волосы дыбом встанут и работёнку свою странную ты бросишь, уж поверь.
После выпитого я заметно осмелел и готов был его выслушать, готов был бросить вызов.
– Что ж, для этого я и приехал.
Наши взгляды встретились, и, чокнувшись, мы опрокинули в себя содержимое рюмок.
– Всё началось около пяти лет назад. Мои родители только-только отошли в мир иной: сначала отец – от остановки сердца, а следом за ним и мать – от инсульта. Они оставили мне этот дом и этот бар в наследство, но не оставили инструкций по его содержанию. Пришлось самому учиться, не без помощи родственников и друзей родителей, конечно.
В общем, первым случаем явилась не пропажа человека, а его смерть. Судя по тому, что ты рассказал, про неё твой журналист ничего не знал. Причём смерть та была не такой уж и странной, по крайней мере, на первый взгляд. Просто один совсем не молодой мужик ушёл собирать грибы и не вернулся. С человеком в лесу всякое может случиться, поэтому с первыми сигналами тревоги собрали поисковую команду и отправились на его поиски. Думали, он заблудился. В наших лесистых окрестностях такое не редкость. Однако нашли того мужика мёртвым, причём всего в нескольких километрах от опушки. И все бы подумали о естественной смерти, всё так и выглядело, но странным были два обстоятельства: во-первых, его обнаружили полностью голым, а во-вторых, его голова.
– А что с его головой?
Я так заинтересовался, что позабыл о случае, пережитом мной всего час назад. В статье Скворцова ничего о смерти мужчины написано не было или, может, я не обратил на это внимания.
– А голова его облысела и вся была покрыта засохшей, спёкшейся кровью.
– Так ты же говорил, он старым был.
– Я сказал, что он был немолодым, но и стариком не являлся. Мужик, может, лет пятьдесят или около того. Да, его все знали. Тут вообще почти все друг друга знают, по крайней мере, уж точно приходилось видеть. Мужик был лысеющим, но не лысым. Ну, знаешь, когда большая часть головы облысела, а остальная нет. Так вот, там, в лесу, на его голове осталось гораздо меньше волос, чем всего несколько дней назад, до похода за грибами. Вот что странно. Не находишь?
– Может, он побрил её перед этим?
– Да нет же! Их вырвали! Волосы вырвали, понимаешь?! – Иван повысил голос, и мне пришлось невольно отстраниться. – Я тебе говорю, хотя до последнего никто в это не хотел верить. Там же и кожа была повреждена, словно растительность с башки прямо клочьями выдрали. Сложно представить, кому понадобилось лишать волос обычного деревенского мужика. Я же не один это видел, там жена была, взрослые дети на опознании. На похоронах все только об этом и шептались. А кроме того, он выглядел таким убогим, будто постарел лет на десять за те дни, пока числился пропавшим. Я знаю, я сам всё видел собственными глазами.
– А что вскрытие показало?
– Смерть от естественных причин. Каких именно – не знаю. Просто они любят так говорить: от естественных причин и всё.
Пока я не понимал, к чему вёл мой собеседник. Я сгорал от любопытства, мне хотелось знать больше.
– Ладно, хрен с ним, пусть. Что ещё?
– Дальше ситуация стала ухудшаться. Смертей наших односельчан больше не повторилось, но раз в три или четыре месяца стали пропадать люди, и чем дальше, тем моложе были пропавшие. Сначала сорокалетние, потом тридцатилетние, а спустя год после загадочной смерти того мужика исчезали исключительно малолетки. Я говорю о шестнадцати-двадцатилетних парнях и девушках.
– Как исчезали? Совсем?
– Совсем.
– И никаких следов?
– Никаких.
Я вспомнил про подростка, видеообращение которого обнаружил при подготовке своего отъезда.
– Слушай, я видел запись одного парня, совсем пацана ещё. Смуглый такой, худой. Всё кричал, что его сестру упекли в психушку. Ты что-нибудь слышал об этом?
– А-а-а… – протянул бармен. – Этот? Конечно слышал. Все о нём слышали. Парень тот, Серёга Безверхий, сам в дурку загремел, тут неподалёку. Он на почве пропажи сестры совсем сдвинулся. Того, ну ты понимаешь? – Иван покрутил пальцем у виска.
– В связи с чем?
– В связи с тем, что якобы сестру его туда отправили, но её никто не может узнать.
– Почему?
– Не знаю. Чокнутый он потому что! Менты же проверили, девчушку ту не обнаружили.
– Да, я тоже проверял.
Иван удивлённо посмотрел на меня захмелевшим взглядом.
– Каким образом?
– Через интернет.
Бармен снова замолчал, наполнил рюмки, и мы выпили. Немного обдумав услышанное, не находя никакого логического объяснения происходящему, я разгорячился:
– И всё равно не верю! Байки это всё!
Иван уставился на меня, словно первый раз увидел.
– То есть ты мне не веришь?
– Нет, не верю. И знаешь почему? Потому что в современном мире это невозможно. Сейчас уйма способов найти следы, улики и так далее и тому подобное. Всякие там экспертизы, анализы и прочая ерунда. Кроме того, есть журналисты, репортёры, СМИ, в общем! Они-то должны были что-то пронюхать, разнести слухи об этом. Люди не могут исчезать в одном месте бесследно на протяжении нескольких лет. Только не в наше время. Кто-нибудь должен был забить тревогу.
– Не могут, но исчезают. И это длится уже давно. Молодёжь почти вся разъехалась, остались лишь те, кому некуда деваться. Да и то в основном взрослые и старики. Если так будет продолжаться, скоро и школу закроют, и детский сад. Многие родители уже перевели своих детей в Полеево, подальше отсюда, и я, честно говоря, их не виню за это. Что же касается тревоги, то тут ты, пожалуй, прав. Странно всеобщее молчание. Я об этом до тебя как-то и не задумывался.
Теперь я стал понимать, почему местные, что попались мне в ларьке, такие странные – они ведь просто до жути запуганные. Я хотел ещё что-то спросить, но Ваня чересчур увлёкся своим рассказом.
– Одной из причин, по которой не могли найти следов исчезновения, был дождь. Лучше бы мне тебе этого не говорить, раз уж на улице сейчас такая погода, но так уж сложилось: все исчезновения происходили либо в ливень, либо в метель зимой. Ни менты, ни даже всемогущие сотрудники ФСБ, которые, в конце концов, занялись расследованием, не смогли ничего обнаружить.
– Да не может быть такого!
Пока бармен с азартом пересказывал кучу историй о загадочных исчезновениях, я думал о том, чем мне грозят его откровения. Эта поездка могла стать просто атомной бомбой для моего блога. Подогретый алкоголем, я представлял, как на следующий день выкладываю видео, снятое во время грозы из бара, рассказываю о найденном трупе (теперь, под действием алкоголя, я твёрдо решил его снять на камеру), о поломанной ни с того ни с сего машине. Не хотелось говорить лишь о том (да и думать не хотелось), что я видел (или мне показалось, что видел) во время вспышки молнии тот силуэт, который мелькнул за дорогой.
– Может, Ваня, может, – заключил бармен. – Потому что это проклятье.
Впервые за время нашей беседы я улыбнулся.
– Проклятье, – повторил он. – И ты зря улыбаешься, мне не до шуток.
Я посмотрел на собеседника. Он действительно выглядел серьёзным и, кажется, правда верил в то, о чём говорил. Мне не оставалось ничего другого, как спросить:
– Ладно, твоя взяла. Что за проклятье?
– Похоже, силы зла наложили его на нас. Мне кажется, – он запнулся, тщательно подбирая слова, – нет, я уверен, что к нам прислали кого-то или что-то, что похищает людей. – Его разговор перешёл на шёпот, будто он боялся, что в пустом баре нас кто-то услышит.
Поразительно, но даже в состоянии опьянения я насторожился.
– О чём ты толкуешь?
– Он всегда приходит в такую погоду, как сегодня. А на следующий день мы узнаём о пропаже людей, в редких случаях – о смерти.
Уже изрядно затуманив голову алкоголем, я попытался вспомнить, говорилось ли что-нибудь в прочитанной мной статье о смерти людей, однако так и не смог. Да и в нашей беседе он упомянул только об одном трупе.
– Но… – попытался возразить я.
– Но, – не дал мне продолжить бармен, – мы никогда не знаем умерших, за исключением того первого раза. Даже если тело находят, это труп никому не известного старика, раздетого и лысого. Всегда.
– Как это неизвестного?
Я хоть и был пьян, но рассудок не терял. От сказанного становилось как-то жутко. Невольно, не осознавая своих действий, я оглянулся, и мне вдруг показалось, что за нами наблюдают. Вспомнилось время, когда мы с друзьями собирались у костра в летнем лагере. В детстве такие посиделки всегда сопровождались жуткими рассказами о маньяках или привидениях. Вот и теперь, в баре, детские страхи неожиданно вернулись.
Убедившись, что никого нет, и выдохнув, я вновь повернулся к бармену. Я надеялся, что он стоит напротив и улыбается, разыгрывает меня. Но тот, будь он проклят, вовсе не улыбался. Иван продолжал смотреть серьёзным взглядом, направленным мне прямо в глаза.
Видимо, я начал заметно нервничать, потому что собутыльник тут же протянул мне наполненную рюмку с коньяком. Я даже не заметил, когда он успел её заполнить, однако удивляться не стал и выпил не закусывая. Я боялся и в то же время злился. Мне не нравилось, что бармен превратился из дружелюбного рассказчика в серьёзного проповедника.
Раздосадованный, я задал ещё один вопрос:
– Хорошо, ты хочешь сказать, что эти старики никак не связаны с исчезновением молодёжи?
Иван ответил с отвратительной ухмылкой, будто туманная взаимосвязь этих случаев доставляла ему удовольствие:
– Да, возможно, это так. Я думаю, что это действительно взаимосв…
Для меня его слова потеряли всякое значение где-то на середине предложения. Если и есть какое-то внутреннее чутьё, то именно тогда оно проявило себя как никогда ранее.
В баре негромко играла музыка, бармен тихо и размеренно вёл повествование, но самый страшный звук, который мне приходилось слышать в жизни, я всё-таки не упустил.
Он был не громким…
Он был не резким…
Он был…
Протяжным…
Доски на крыльце звучали так, словно по ним, как по струнам скрипки, водил смычком сам Дьявол. Казалось, на миг время остановилось. Не гремел гром, не стучал по крыше дождь и даже музыка словно сама по себе перестала играть.
Я обернулся, внутри всё похолодело, а мой взгляд метался из угла в угол, пытаясь уловить причины того самого скрипа. Казалось, я уже знал, что увижу, но до последнего не хотел в это верить. И он, взгляд, уловил худшее из того, что мог.
Окно, расположенное прямо напротив меня, было пустым. Через искажённое водой стекло виднелся лишь тусклый свет уличного фонаря и маленькая, едва заметная деталь – чёрный хвост. Если бы я находился не в том месте и не в то время, то подумал бы, что вижу хвост льва, такой же формы и пушистый на конце. Но это не мог быть лев, и я это прекрасно осознавал. В темноте он медленно смещался вправо, я понимал, что его обладатель следует к входной двери, и вот через мгновение пушистый чёрный кончик исчез за стеной.