Стальное заграждение, предваряемое, шипящим бубнежом электронного извещателя, со скрипом, открыло проход в камеру. Женщины, ранее занятые милой беседой, всем скопом, обратили внимание на девушку у входа, за спиной которой стояло двое охранников. Одетые в камуфляжную форму, снаряженные дубинками и перцовыми баллончиками, охранники, одним своим видом, вызывали покорность, особенно у женщин. Золотые часы на руке одного из них, отлично сочетались с такого же цвета крестиком, висевшим на шее другого. Настроение у них было задорное, несмотря на будничный суровый нрав. Первый был русским, гладко выбритый, демонстрировал свою кожу цвета слоновой кости. Нахальная, острая улыбка, заточенная долгой работой в тюрьме, приклеилась к его лицу. Другой же был дагестанец, длинная борода которого, доходя до грудной клетки, заканчивалась насаженными на нее матовыми бусинами. В глазах их, спрятанная показным весельем, таилась первозданная животная жестокость, угрожающая быстрой расправой при спорах с ними.

Девушка, стоящая спереди двух стражей порядка, походила на тонкую иву, растущую в авангарде дубового лесного массива. Робко переступая с ноги на ногу, явно нервничая, она хотела поскорее покинуть общество охраны.

– Утро, бабье! – Низким голосом, сдержано произнес охранник Аваз. – К вам новенькая. Звать Лиза, девятнадцать лет отроду. Не обижать, не задирать и никаких других негативных поползновений в ее сторону не совершать, все ясно? – Утверждая значимость его слов, другой охранник ударил дубинкой по решетке, создавая звонкий, пронзающий гул, надолго задерживающийся в ушах.

– Понятно начальник, все понятно! – Ответила Вася. – Запускай ее уже, хватит девку пугать. Позаботимся мы о ней.

– Не дури мне Вася, чтобы все так и было. Ты меня знаешь, никакая Оксана тебе не поможет. – Ответил Аваз, подталкивая Лизу в камеру.

Клетка начала медленно закрывать путь на выход после того, как Лиза оказалась в своем новом доме. К ее удивлению, женщины сразу отобрали внимание, и продолжили заниматься своими делами, отстраненно указав ей на кровать, с заранее подготовленным бельем.

Лиза засмотрелась на татуировку, игриво выглядывающая из-за спины ее сокамерницы. Карикатурное изображение приветливо махающего скелета, в ушанке, стоящего позади деревянной хижины, с надписью “Тю-тю, на 10 лет”, немного позабавило девушку.

Каркас кровати демонстрировал общее состоянии тюрьмы. Исходя из этого частного, можно было прийти к плачевному общему. Облезлая местами краска, оттеняла серебристо-железные прутья, составляющие ложе. Если бы из подобного металла были сделаны и сами клетки, для любой женщины был бы доступен путь к свободе. Заостренные пластинки былой краски, грозили многочисленными царапинами, если нервно ерзать во сне. Матрас утерял свою, то ли мягкость, то ли упругость, и представлял собой просто субстанцию, отлично провоцирующую бодрость в любое время. Тоже самое было с подушками.

Ощущая, сквозь тюремные сланцы, леденящий, каменный пол, Лиза встала на ноги, с желанием поговорить с сокамерницами. Отталкивающая внешность женщин, сильно мешала природной доброжелательности девушки, ей тяжело было преодолеть барьер формы. Собрав всю уверенность где-то в области горла, нацеленная на то, чтобы не сбиться и не сделать голос слишком нежным и высоким, Лиза обратилась к Васе, с виду являющейся главной в этой камере.

– Доброе утро, – с показной уверенностью сказала Лиза, – я – Лиза, а вы?

– А нас, Василиса Игоревна, – с улыбкой ответила Вася, – для своих просто Вася. А ты теперь уж, вся наша. И ты, это, поаккуратнее с тапками, непонятно кто до тебя их носил то, грибок – все дела. Сначала помой.

Лиза явно не была рада этому замечанию сокамерницы. Ей не хотелось начинать считать ее своей, не хотелось осознавать себя в заключении, но за совет, она была благодарна.