Так вот, в тюрьме анархия, девки бегают кто-куда, ищут крови, как гончие на охоте. Кто поспокойнее, тихо по парам сидели в камерах, радуя друг дружку. Дубачки не вмешиваются, закрылись у себя, да чай пьют, как мы сейчас.
Девки наши не робкие, быстро нашли кабинет начальника. Выломали дверь. Потом еще одну дверь, хрупкую такую, если ты понимаешь, о чем я. Ах-ха-ха-ха. Короче, жопу начальника они взяли. Благо статуэтку он не выбросил, оставил на память. Туго она входила, долго заталкивали, но баба и беса обхитрит, а тут жопа к креслу привыкшая. Все вошло. Как он орал, боги, правда слышно не особо было, мы смеялись громче. Ты не думай, что мы там, не православные, что страданиям радуемся и прочее. Просто показали, как верблюд в игольное ушко проходит. Аха-ха-ха-ха-хаах.
Умирал он медленно, как нам рассказали потом дубачки, внутреннее кровотечение, постепенно, перекрывало ему дыхательные пути, приближая к смерти.
Потом все быстро закончилось, дубачки вызвали спецуру, те с нами уже не играли, всех заломили и по камерам.
Вот с того случая, женщины в этой тюрьме и не работают. Одна осталось конечно, Оксанка, самая лютая. Только она этим голубкам новым не дает делать, что хотят. Держит их крепко, а мы и не беспокоимся.
Вот и вся недалека.”
Женщины, захлебываясь чаем, насыщались былой атмосферой смеха над начальником, представляя собой тень былого хохота. Лизе весело не было. Осознание того, что такое возможно в этой тюрьме, подавляло ее и так угнетенное состояние.
– И как, мужчины ведут себя прилично? Тот охранник, не русский, вроде бы хороший. – С надеждой спросила Лиза.
– Час от часу не приходится. В основном слова, вроде девок не лапают, и на этом спасибо. Хотя какие им девки, они же точно все голубки там! – Вызывая всеобщий смех, ответила Вася.
– Точно сказала, как пить дать голубки!
Лиза начала ощущать дружескую атмосферу в камере, понемногу расправляя плечи, она делала свои движения более вальяжными и свободными.
– Вася, слушай, а тут есть кто-нибудь, кто может доставать вещи?
– Шнырь типа?
– Наверное да… – Неуверенно подтвердила Лиза.
– Кое-кто есть, а что тебе нужно уже, только заехала, все же выдали.
– У меня с детства плохое зрение, глаукома, конъюнктивит, целый медицинский справочник на глазах ношу. – Лиза неловко потерла лоб. – А сюда очки не пропустили, говорят мол стекло, порежешь себя еще, и прочую чушь. Лишь бы помешать жить нормально. – Возмутилась девушка.
– Очки, очки, очки… Есть Наташка, на пару этажей выше нас сидит. Достает обычно, что попросят. – Вася немного остановилась, – за ответную услугу, естественно. Что она за очки попросит, я не знаю, однако, цену она никогда не меняет. Начнешь торговаться, просто перестанет с тобой дела иметь.
– Хорошо, а как мне с ней встретиться?
– На общей прогулке камеры все открывают, можно походить, она всегда у себя остается, ноги, вроде, больные, ходить не любит.
Лиза воспылала надеждой. Угощение чаем, теплые покрывала, спрятавшие от нее холодный каменный пол, дружеская беседа и скорая возможность получить очки – все это уверила ее в легкой отсидке. Все-таки в тюрьме нет никакой довлатовщины, такая же жизнь, как и на свободе, те же люди, те же беседы. Год будет легким.