– Необязательно, позвоним. А впрочем, вы правы – лечение ведь потребуется, каким бы ни был ответ.
– Я понял. Как вас зовут?
– Ирина.
Обратно шли и ехали молча. Света курила. Её лицо было мрачным. Эдик стоял уже без толпы, без своей помощницы, без Олега. Но шуму было не меньше, так как на ящиках с виноградом сидели дети, вернувшиеся из школы. Их было человек семь. Увидев Жоффрея, они к нему подбежали и начали с ним играть. Серёжка спустил его с поводка. Жоффрей схватил палочку, которую ему протянули, и его стали на ней вертеть, удерживая её за оба конца вдвоём.
– Вот это больной, – улыбнулся Эдик, внимательно поглядев на Свету, – я говорю, притворяется! Вы его водили к врачу?
Света промолчала.
– Да, – ответил Серёжка, – а это моя соседка, Света.
– Я знаю, – произнёс Эдик, который, если ему поверить, всё всегда знал, – красивая девушка! Просто чудо. Что сказал доктор?
– Он взял анализ на онкологию.
– Не дай бог! С ума он, что ли, сошёл? Какая тут онкология? Толстый, сильный! Слышишь – рычит громче, чем медведь!
Палка разломилась. Бульдог порядочно отлетел, но мигом вскочил и бросился к детям, чтоб отобрать у них половину палки. Те её стали кидать друг другу, чтобы он злился. Он начал бегать и лаять.
– Кто из них учится вон в той школе? – спросила Света у Эдика, указав рукой за автостоянку.
– Да почти все. А что ты хотела?
– Кое о чём спросить. Кто из них толковее?
– Надя! – закричал Эдик, чтоб быть услышанным сквозь отчаянный лай. От шумной компании отделилась девочка лет двенадцати. Подбежала. Света узнала свою соседку по этажу. Они с ней здоровались накануне. Девочка была очень симпатичная, хоть слегка перекормленная.
– Привет, – сказала ей Света, – ты меня помнишь?
– Да, вы вчера заехали в шестьдесят четвёртую, – пропищала Надя и в тот же миг доказала свою толковость, дёрнув из ящика с полкило винограда, – Эдик, я возьму, ладно?
Эдик кивнул.
– Бери. Но только не подавись и поделись с братьями.
– Они сами себе возьмут. Так что вы хотели?
– Кое о чём спросить, – ответила Света, – ты не проводишь меня домой?
– Провожу, мне тоже уже пора. Эй, Юрка, Андрюшка! Я ухожу!
Ответом был только лай. Жоффрей добивался огрызка палки с таким усердием, будто то был жезл патриарха всея Руси. Идя с маленькой соседкой к подъезду, Света её спросила, знает ли та Варламова.
– А, Кирюху? Да кто же его не знает! Вы про того, который в одиннадцатом «Б»? Или про кого-то другого?
– Я про блондина с чуть кривым носом.
– Да, это он, Кирюха Варламов. Он ведь боксёр, разрядник. Поэтому нос кривой. Вся школа гордится им. У него отец – депутат. А что вас конкретно интересует?
Этот вопрос привёл Свету в замешательство.
– Как бы тебе сказать… Он что, ненавидит Немову и Крапивину?
– Да, конечно. А кто их любит-то? Они – злыдни. Впрочем, Кирюха их ненавидит сильнее всех. Знаете, за что? Он раньше встречался с Ленкой Шкилёвой. Они ведь все в одном классе учатся! А потом Крапивина завлекла его к себе в гости и там у них что-то было. Немова это дело сфоткала. Она пряталась под столом. И эти две твари знаете, чего сделали? Показали фотки Ленке Шкилёвой. Она, конечно, Варламова послала. Он чуть не повесился, потому что сильно её любил. И до сих пор любит, хотя она с другим парнем уже встречается.
– Всё понятно, – пробормотала Света. Приблизившись с ней к подъезду, Надя набрала код и открыла дверь. На втором пролёте они столкнулись с пожилой дамой в длинном пуховике. Встретившись с ней взглядом, Света невольно остановилась. Именно такое лицо, подумалось ей, было у булгаковской Аннушки, погубившей бедного Берлиоза. Но девочка поздоровалась со своей соседкой очень тепло, назвав её тётей Люсей.
– Здравствуй, Наденька, здравствуй, – отозвалась старушенция, оцарапав Свету серыми сыщицкими глазами, – Эдик стоит? Нет ли у него яблочек на выброс? Мне для компота сгодились бы.
– У него, по-моему, всё на выброс, когда вы к нему подходите, – усмехнулась Надя. Аннушка на этом не успокоилась.
– До Малыша добрались? – спросила она, остановив Надю, рвавшуюся вперёд, – я его терпеть не могла! Он воришка был. Как сорока. Увидит яркое – и хватает! Очки у меня украл, когда я их уронила, сидя на лавочке. Еле-еле я догнала его, аж вся выдохлась!
– Надо вам купить другую метлу, – дала совет Надя.
– Чего? Какую метлу?
Но Надя без объяснения устремилась дальше, Света – за ней. Им вслед было крикнуто, что они – мерзавки и сволочи. На втором этаже две сволочи, торопливо звеня ключами, отперли двери своих квартир, затем пожелали друг другу всего хорошего и избавили лестничную площадку от своего мерзкого присутствия.
Полуголая Рита на кухне жарила баклажаны с сосисками. Остро пахло чесночным соусом. Дело шло к завершению. Поглядев на лицо подруги, Света сообразила, что это было первым её занятием после трудного пробуждения. Сев за стол, Света поинтересовалась у Риты, куда она сегодня намылилась.
– Есть одно небольшое дело, – зевая, сказала Рита. Погасив газ, она переставила сковородку на стол, взяла нож и вилку, села и стала есть. Света неотрывно глядела на её правую ногу, закинутую на левую. Ноги Риты ей весьма нравились.
– Ты откуда? – осведомилась Рита с плотно набитым ртом.
– Я в школе была.
– И что?
Света рассказала о всей своей беготне довольно подробно. Упомянула она и о разговоре с Наденькой, каковой разговор состоялся десять минут назад. Рита молча слушала, эротично качая голой ногой и звякая вилкой о сковородку.
– Так это, значит, Жоффрей там гавкает? – указала она засаленным ножиком на окно, когда школьная уборщица замолчала.
– Конечно, он! Да что они его мучают, дураки? Он уже охрип!
Как раз в ту минуту Жоффрей умолк, поскольку Серёжка взял его на руки – то есть, на одну руку, и потащил к подъезду, стуча своей тростью по тротуару. Бульдог тяжело дышал. Лязгнула подъездная дверь, и шаги Серёжки стали звучать по лестнице.
– Бедный парень, – вздохнула Рита, накалывая на вилочку баклажан, – и бедный Жоффрей. И бедный Малыш. Так ты, Светка, думаешь – этот самый Варламов и убивает собак?
– Вполне вероятно, – сказала Света, вставая из-за стола, чтобы сделать кофе, – он ведь не может убить Крапивину с Немовой, так решил отравить им жизнь. Он в школе – король, а у короля должны быть гвардейцы.
– Ты имеешь в виду, их целая банда?
– Я допускаю возможность этого.
– Ну и дура! Бандой здесь и не пахнет, по крайней мере, в последнем случае. Потрошить собаку – это маньячество. А маньяки не ходят бандами.
– Вот про это рассказывать мне не надо, – вспылила Света, гремя посудой, – ты что, забыла, кто мой отец?
– Да как я могла забыть? Ты мне двести раз говорила, что он – конь с яйцами.
– Я не ум имела в виду.
Рита испугалась. Вилка с наколотым на неё последним куском баклажана остановилась на полпути. Чёрные глаза заморгали.
– Вот это да! Что же ты имела в виду?
– Работоспособность. Он хорошо работает. У него – награды и привилегии. Очень скоро он займёт пост заместителя генерального прокурора!
– И будет конь без яиц, – улыбнулась Рита, – но не волнуйся. Ты уже, кажется, родилась.
– Тебе это только кажется?
– Да. Ты слишком прекрасна, чтобы быть правдой.
Доев последний кусочек, Рита вскочила и побежала в ванную умываться, а затем краситься. Света села пить кофе. Она была очень зла на Риту из-за того, что та вдруг взяла и разрушила её версию. Прислушиваясь, как Рита ходит по комнате босиком в поисках теней и помады, она зачем-то считала её шаги. Потом вдруг не выдержала и крикнула:
– А в себя саму-то ты веришь?
– Нет. Я слишком подвижна, чтобы быть истиной. Если даже меня зароют на километр, всадив мне в грудь осиновый кол, я всё равно выскочу и уйду! Это невозможно, но это так.
– Ритка, это круто! И очень весело. Напиши об этом стихотворение.
– Вот коза! Все мои стихи – именно об этом.
– Ты отовсюду сможешь уйти?
– Откуда угодно, если там будут слишком кислые яблоки. То, что может Высоцкий, могу и я.
Минут через двадцать Рита опять явилась на кухню, чтоб выпить кофе. На ней была мини-юбка, колготки, блузка и пиджачок кремового цвета.
– Ты, сука, взяла у меня тональник, – сказала Света, внимательно поглядев на её лицо. Рита покивала, как будто речь шла о чём-то вроде погоды.
– Едешь со мной? – спросила она, сделав два глотка.
– Сначала скажи, куда.
– К коню без яиц.
– Зачем мы ему нужны?
– Ну, типа, эскорт.
– Ночной клуб?
– Кабак. А дальше – не знаю.
– Я хочу спать, – поморщилась Света, – езжай одна. Ты вернёшься поздно?
– Не думаю.
Рита вскоре пошла надевать ботинки, а Света – спать. Через три минуты подруга к ней заглянула. Света уже лежала под одеялом. Окно было приоткрыто. Слышался голос Эдика, предлагавшего мандарины с праздничной скидкой. На вопрос кокетливой женщины, что за праздник такой сегодня, предприниматель ответил, что день его с ней знакомства. Щурясь на солнце, уже занявшее западную часть небосклона, Рита опять спросила:
– Ты едешь?
– Я уже сплю, – прошипела Света, открыв один левый глаз, – ты что, тварь, не видишь?
– Вижу. Слушай, а почему тебе показалось, что ты Наташу где-то встречала?
– Наташу?
– Да.
– Пошла вон отсюда!
– Как скажешь, – пожала плечами Рита. Её вихрастая голова исчезла, и дверь захлопнулась. Потом грохнула и наружная дверь квартиры. За ней – подъездная. Со двора донеслись быстрые шаги. Раньше, чем они успели затихнуть, Света уснула.
Глава пятая
Серёжка не смог набрать код подъезда. Жоффрей, висевший на его правой руке, стиснутые пальцы которой сжимали трость, дышал ещё тяжелее, чем днём, после развлекухи с ребятами. По Москве опять гулял ветер – более сильный, чем накануне. И на его упругой спине сидела наездница. Все её уже заждались, кроме льда и снега. Это была Весна.
Поняв, что порядок цифр начисто забыт, Серёжка достал из кармана магнитный ключ. Взбежав на второй этаж, он забарабанил в дверь шестьдесят четвёртой квартиры. Не зазвонил, а забарабанил. Потом уже зазвонил. Прошло несколько минут, прежде чем за дверью спросили, не доверяя глазку:
– Это ты, Серёжка?
– Я, я! Открой!
– Ты что, сумасшедший? Два часа ночи!
– Знаю!
Света открыла. У неё не было оснований считать Серёжку маньяком, поэтому его страшный голос не напугал её, а весьма заинтересовал. На ней, как и прошлой ночью, было только бельё. Серёжка это почувствовал, потому что задел её вытянутой рукой, стремительно делая шаг вперёд. Но он не придал этому значения. Торопливо поставив бульдога на пол, он снял с него поводок и прислонил трость к стене. Трость сразу упала. Никто не стал её поднимать.
– Что произошло-то? – спросила Света, заперев дверь и пристально оглядев незваного гостя, – ого! Ты белый, как простыня! И Жоффрей психует. За вами черти, что ли, гнались?
– Проводи на кухню.
Жоффрей остался около входной двери. Не прекращая пыхтеть, он улёгся на пол. У него совершенно не было сил. Усадив Серёжку на кухне, Света поставила перед псом мисочку с водой. Он попил.
– Что произошло? – повторила свой вопрос Света, садясь за стол напротив Серёжки. Тот помолчал и ответил:
– Жоффрей опять его видел.
– Кого? – спокойно спросила Света, хоть и ответ заранее знала, и не было у неё ни капли спокойствия.
– Потрошителя. Того самого, кто убил Малыша. Он второй раз в жизни залаял, как сумасшедший! На том же месте залаял, глядя туда же. Короче, всё повторилось.
– Всё? Там опять был труп?
– Трупа не было.
– Ты уверен?
– Да. Минут через пять подошла Маринка со своим Боней, и они всё там обшарили. Трупа не было.
– Хорошо, – произнесла Света, взяв сигарету и зажигалку. Серёжка вдруг уставился на неё своими невидящими глазами.
– Что – хорошо?
– То, что никого не убили.
– Скоро убьют.
– Откуда ты знаешь?
– Жоффрей его не забыл! – как-то очень звонко сказал Серёжка, ударив ладонью по столу, – не забыл, и вряд ли забудет! Он реагирует на него, как на сатану! Он просто захлёбывается лаем! Дураку ясно, что эта сволочь уже решила убить Жоффрея, так как Жоффрей – единственная живая душа, которая знает, кто убивает собак!
– Да как он его убьёт? Жоффрей ведь всегда под твоим присмотром!
Сказав так, Света рассеянно закурила. Потом прибавила:
– Извини. И долго он лаял?
– Да, очень долго. Из окон даже ругаться начали. А Маринка как раз потому и вышла, что он её разбудил. Носки даже не надела.
– И никого не увидела?
– Никого.
Света поднялась приготовить кофе. Спать ей уже не хотелось. Ей просто нужно было хоть чем-нибудь заниматься, чтобы не обострять обстановку бессмысленным обсуждением или напряжённым молчанием. Зажигая газ, она вспомнила, что ей есть о чём рассказать Серёжке. И рассказала она ему о Немовой и Крапивиной с их проделками. Ветер яростно дребезжал оконным стеклом. Мерцающая, белёсая темнота прилипла к последнему, как чудовищная наклейка – такой она казалось безжизненной.
– Нет, конечно, это не он, – заявил Серёжка, когда его собеседница пила кофе.
– Ты про Варламова?
– Да, его здесь все знают. У них в семье постоянно были собаки. Он к ним нормально относится.
– Твою мать! Чужая душа – потёмки! А этот самый Варламов испытал стресс, который мог сломать ему психику. Он ведь очень любит эту Шкилёву!
– Чужая душа – потёмки? – переспросил Серёжка, прислушиваясь, как дышит Жоффрей, – есть одна проблема. Души там не было.
– В смысле, не было? – удивилась Света, – что ты имеешь в виду?
– Что это – не человек.
Голос у Серёжки был тихим, и говорил он без интонации. Но у Светы пошли по спине мурашки.
– Не человек? Ты о ком?
– О том, кто был там, около дорожки. Жоффрей не сходит с ума при виде людей.
Ветер застонал особенно громко. И Свете вдруг показалось, что стёкла лопнули – так ей стало нехорошо. Но странно, холода не было. Она быстро допила кофе.
– Ты бредишь. Он на его глазах зарезал собаку! Как не сходить с ума?
– Нет, не на его глазах, – возразил Серёжка, – мы вышли на пустырь позже. Убить большого, сильного пса без всякого шума трудно. А я вообще ничего не слышал, хоть у меня очень тонкий слух. Жоффрей не мог видеть, как убивали собаку. Но Жоффрей видел убийцу. И он каким-то образом понял, что это – точно убийца. Или же он увидел некое весьма странное существо.
Это возражение было высказано таким деревянным тоном, что Свете стало всё ясно. Конечно, он перенервничал! Надо тему менять. Его правый глаз немножко косил. И ей это нравилось. И она не могла понять, почему. Сколько ему лет? Двадцать восемь? Тридцать? Чуть больше? Спрашивать напрямик не очень хотелось. Света решила поступить хитро.
– Серёжка!
– Что?
– А если мой возраст сложить, например, с возрастом Жоффрея, ты будешь старше нас? Или младше?
– Но точный возраст Жоффрея никто не знает, – сказал Серёжка так мягко и доверительно, будто тоже прочёл на прошлой неделе повесть Стругацких, герой которой стеснялся прямо спросить у женоподобной особи, кто она по половой принадлежности, и придумывал разные идиотские способы это выяснить, – Катька его нашла восемь лет назад, и он был тогда совсем молодой. Должно быть, ему лет девять. Максимум – десять.
– А сколько лет самой Катьке?
– Около тридцати.
– Да что значит, около? Её тоже, что ли, нашли в Измайловском парке?
В комнате зазвонил мобильник. Света, вскочив, бросилась к нему. Ей звонила Рита.
– Я уже сплю, – очень убедительно промычала Света, боясь, что та её подпряжёт куда-нибудь ехать, – чего тебе?
– Я хочу уйти, – был ответ. Он прозвучал странно. Голос у Риты был монотонным, но не спокойным. Она говорила с улицы. Но не шла. Стояла на месте.
– Ну и хоти! – разозлилась Света, – что ты пила, кроме алкоголя? Где ты находишься?
– Там, откуда я не могу никуда уйти.
– Ты что, идиотка?
Рита взволновано засопела:
– Ты помнишь, я тебе говорила днём, что могу уйти откуда угодно? Так вот – сейчас я нахожусь там, откуда уйти немыслимо. Если можешь, выведи меня! Выведи!
– Это ты меня сейчас выведешь! – заорала Света, усевшись на диван так, что тот затрещал, – ты что там, нанюхалась? Или вмазалась?
– Я трезва.
Ледяной змеёй стало заползать в сознание Светы чувство, что это правда. Чистая правда. Света поёжилась.
– Где ты, Ритка? Скажи название места!
– Двор, – ответила Ритка.
– Двор? Какой двор?
– Под нашими окнами.
– Я спускаюсь.
Быстро натянув джинсы и кофточку, Света вышла из комнаты и увидела, что Серёжка уже в прихожей и надевает на пса ошейник.
– Я сейчас выйду во двор, – сообщила Света, – Ритку встречать. С ней что-то не так. Пошли вместе.
– Нет уж, – сказал Серёжка, – спасибо.
Света обулась, надела курточку, и все вышли. Пока Жоффрей и Серёжка возились с дверью своей квартиры, Света сбежала вниз. Упругий апрельский ветер был так силён, что она, выскочив навстречу ему, ссутулилась и саму себя обняла за локти. Было пятнадцать минут четвёртого. Предрассветность с запахом прошлогодней соломы, который ветер нагнал с оттаявших подмосковных полей, хранила безмолвие. Лишь одни деревья поскрипывали. Дворовые фонари, тянущие свет к карнизам домов, к низко проплывающим облакам, казались усталыми и печальными. Пройдя между сталинской четырёхэтажкой и бойлерной, Света сразу увидела тонкую человеческую фигуру. Она стояла среди деревьев, между пятиэтажным домом и асфальтированной дорожкой, ведущей на школьный двор. Это была Рита. Света перебежала пустырь и, подойдя к ней, взяла её за руку.
– Всё, пошли.
Рита заморгала. В её глазах было куда больше бледной тоски измученных фонарей, чем собственной жизни.
– Я не могу уйти, – сказала она чуть слышно, – это не я!
– Если ты не можешь, сука, уйти, значит – улетишь! – посулила Света. Отпустив Риту, она её обошла и дала пинка. Это помогло. Рита устремилась вперёд, часто спотыкаясь. Порой она замедляла шаг, и Света подталкивала её ударами кулака.
Оказавшись дома, Рита опять сказала про невозможность уйти. Света помогла ей раздеться. Сняв с неё обувь, она заставила её выпить сто пятьдесят грамм виски. Рита закашлялась. Но её глаза оживились. Пристально оглядевшись по сторонам, она изъявила желание принять ванну.
– Нет, это лишнее, – запротестовала Света, – я не намерена выволакивать из воды и пены голую идиотку, когда её посетит отличная мысль, что она опять не может уйти!
– Это не отличная мысль, – возразила Рита очень серьёзным тоном, – страшнее этого во Вселенной ничего нет!
Заткнув ванну пробкой, она пустила тёплую воду и начала стягивать колготки. Света, тем временем, осмотрела карманы её пальто. Один из них был набит валютой, долларами и евро. В другом лежали двадцать тысяч рублей четырьмя купюрами. Свете стало очень досадно, что не поехала она с Ритой, а завалилась спать. Так досадно, что двести долларов перекочевали в её карман. А какого чёрта эта паскуда не объяснила толком, что дело стоящее? Зачем, спрашивается, пускала туман, крутила вокруг да около, наводила тень на плетень? Сама виновата. Полностью успокоив совесть бокалом виски, Света пошла взглянуть, что делает Рита. Рита курила, сидя по грудь в воде. Глаза её были мрачными.
– Как ты съездила? – поинтересовалась Света, – нормально?
– Плохо.
Света присела на бортик ванны.
– Так уж и плохо?
– Сама всё видела, – безразлично пожала плечами Рита, – не доставай меня!
– Кого только сегодня я не достала! – вздохнула Света, – один примчался – ой, помоги! Другая звонит – ой, выручи! А потом выясняется, что обоих я достаю.
– Кто к тебе примчался?
– Серёжка! Жоффрей, по его словам, опять сильно лаял, глядя туда, где стояла ты. Но тебя там не было. Там был тот, кто убил собаку. Серёжка в этом уверен.
Сделав затяжку, Рита вручила окурок Свете. Та его унесла, а потом вернулась и вновь уселась на бортик.
– Значит, я не могла уйти от него, – задумчиво проронила Рита, выдернув пробку, – кто он такой? Ты можешь хотя бы предположить?
– Риточка, там не было никого! Ты была одна!
У Риты дёрнулся рот.
– Я не убиваю собак! Я лучше убью себя, чем собаку.
– Никто с тобой и не спорит. Жоффрей ведь лаял не на тебя. Ты пришла потом. И ты там была одна.
– Откуда ты знаешь?
Света сочла этот вопрос странным, а Рита – важным. Она заткнула отверстие в ванной пяткой, чтоб лучше слышать ответ.
– Я своим глазам доверяю, – сказала Света, – стоя на остановке, я вижу номер трамвая уже тогда, когда стоящие рядом ещё не видят и самого трамвая!
– А ты при этом сам трамвай видишь? – спросила Рита, вновь открыв слив.
– А как можно видеть номер, если не видишь трамвай?
– Да элементарно. Надо смотреть на вывеску остановки.
Света зевнула. Виски стремительно штурмовало её сознание.
– Идиотка, – пробормотала она, – ты шла от метро по другой дорожке! Зачем свернула на эту?
– Мне захотелось взглянуть на место убийства.
– И что ты там обнаружила?
– Очень многое.
– Например?
– Отстань, – с кроткими глазами взмолилась Рита, – очень прошу! Отстань!
Но Света не унималась. Ей не терпелось перейти к главному. А для этого было необходимо как-нибудь вывести из себя эту оглушённую курицу. Как иначе?
– Я всё забыла! – трагически заплескалась Рита, напоминая попавшую на крючок рыбёшку, – как только я очутилась там, на меня напал дикий ужас! Моё сознание раскололось! Я ощутила себя безвольным предметом – куклой, лишённой имени, возраста, интеллекта, моральных качеств!
– Это не ужас, Риточка, – перебила Света, – это прозрение. Впрочем, одно другого не исключает.
Вода убулькала. Голая и бледная Рита, сидя на дне опустевшей ванны, жалобно прижималась грудью к коленкам. Её подруга, не получив ответ на свой осторожный выпад, свирепо спрыгнула на пол.
– Гнида! Из-за тебя я бросила университет! А ты меня прокатила?
– И то, и другое – наглая ложь, – пожала плечами Рита. Такая аргументация не могла погасить конфликт. Внимательно выслушав контртезисы, от которых треснул слой краски на потолке, Рита дотянулась до душа, взяла его и пустила Свете в лицо мощную струю ледяной воды. Света убежала и легла спать. Ей всё опостылело. Рита долго ещё сидела в ванне, клюя своим длинным носом. Ей было лень вылезать. Когда она всё же переместилась в постель, за окнами было уже светло, и город шумел. Ей приснился тот, от кого она не могла уйти. Во сне это сделать было ещё труднее.
Глава шестая
Через два дня Света приступила к работе в школе. Свидетельство ИНН, трудовая книжка и паспорт у неё были, так что мотаться по разным учреждениям не пришлось. Галина Сергеевна или, как все её называли за глаза, Галька, представила коллектив и Свету друг другу. Это произошло в учительской на втором этаже. Была перемена. Стоя перед сидящими в креслах учителями и слыша гам детворы за дверью и под окном, Света не могла прогнать ощущение, что ей вовсе не двадцать лет, а двенадцать, и что сейчас её будут психологически изводить за слабую успеваемость. На душе от этого было гадко. И, как назло, складывалось всё наихудшим образом.
– Это Светочка, – избрала слишком уж дружелюбный тон Галина Сергеевна, положив ладонь на её плечо. Этого ещё не хватало! Света, конечно же, поняла, что эта рука на плече – для того, чтобы она расслабилась, не краснела. Значит, все видят её смущение. И действительно, на всех лицах были улыбки. И как тут было не покраснеть до корней волос? Ужасно хотелось всем показать язык, да и убежать. Она едва сдерживалась.
– Светлана будет нам помогать поддерживать чистоту, – продолжала Галька, как будто никто ничего об этом не знал, – мне кажется, что с её стороны это более чем любезно. Не правда ли, господа?
– Что правда, то правда! – гаркнул Андрей Михайлович, обводя коллег грозным взглядом – что, мол, молчите? Все одобрительно разорались – и молодые, и средних лет мужики и тётки. Смысл галдежа сводился к тому, что, дескать, без вас так зарастём грязью, что СЭС прикажет школу закрыть, так что выручайте, иначе смерть! Молоденьких тёток было изрядное большинство. Три четверти. Верещали они нормально.
– А раньше вы где-нибудь работали, Света? – спросила, когда все стихли, одна из них – учительница русского языка и литературы, Ксения Николаевна, – или только учились?
– Нет, я работала и училась, – звонко пискнула Света, внезапно освобождённая от руки Галины Сергеевны. Та, присев на угол стола, гордо улыбнулась – вот, мол, кого я вам привела!
– А где вы работали? – вкрадчиво спросила математичка Ольга Петровна, худенькая блондинка лет тридцати пяти.
– Я работала в театре.
Тут, конечно, поднялся шум, как на стадионе после забитого гола. Света подумала, что едва ли стоит рассказывать, где училась, иначе ей устроят овацию. Физик Виктор Борисович поинтересовался у Светы её специальностью.
– Я историк, – сказала Света.
– Ваш конкурент, Галина Сергеевна! – повела бровями биологичка Дарья Рустемовна, почему-то бросая взгляд на длинные ноги новой сотрудницы. Тридцатидвухлетний Виктор Борисович, также на них взглянув, вдруг провозгласил:
– Сегодня на Патриарших произойдёт замечательная история!
Все заржали. А до конца перемены, тем временем, оставалась только минута. Жестом восстановив тишину, Галина Сергеевна подытожила:
– В общем, мы друг другу понравились. Теперь к делу. Света! Сейчас, во время уроков, лучше тебе заняться спортзалом. Наша Наталья Владимировна пока ещё на больничном, так что тебе никто не будет мешать. Припрутся играть – гони.
– А где я возьму тряпку и ведро, Галина Сергеевна? – прозвучал от Светы вопрос с таким важным видом, будто речь шла о скрипке и смычке для сольного выступления в Большом зале консерватории.
– Это всё Надежда Ильинична тебе выдаст.
Тут зазвенел звонок, и учителя поспешили в классы. Судя по уровню тишины, которая воцарилась после звонка, дисциплина в школе весьма хромала. Там, где училась Света, с этим вопросом было построже. Завхоз Надежда Ильинична повела её вниз, на первый этаж. Там, около спортзала, была подсобка.
– Это тебе, – сказала завхоз, вручив Свете ключ, – смотри, не теряй! И не отдавай никому.
– А что, могут попросить? – удивилась Света.
– Всё может быть. Во что ты переоденешься?
– Завтра что-нибудь принесу. А сегодня – так.
Надежда Ильинична удалилась, звеня другими ключами. В тесной подсобке хранились лопаты, грабли, вёдра, швабры и тряпки. Был там и кран с холодной водой. Наполнив ведро, Света потащила его в спортзал, прихватив и швабру с надетой на неё тряпкой. Когда она начала мыть пол возле шведской стенки, дверь кабинета открылась. Вышла Наташа в белых носочках, джинсах и свитере. По её лицу не трудно было понять, что она минуту назад проснулась.
– Привет! – воскликнула Света, разводя тряпкой большую лужу на половицах, – как у тебя дела?
– Ничего. Как ты?
Света рассказала ей о своём соседе Серёжке с его бульдогом, который был единственным очевидцем последнего живодёрства. Риту в этой связи решила пока не упоминать.
– Очень интересно, – вымолвила Наташа, зевая, – кстати, Немова и Крапивина, слава богу, отдали того щенка.
– Щенка? Какого щенка?
– Ну, в пятницу они всё пытались сплавить мне сеттерёнка, которому только месяц. Я его взять не могла, понятное дело. Вчера они его вроде как пристроили.
– Я надеюсь, нормальному человеку отдали?
– Говорят, какой-то девчонке лет двадцати, рокерского вида. Она его при них целовала в носик.
– Ну, значит, всё хорошо. Молодцы они.
– Да уж, это точно. Пойду я, ещё посплю.
Сказав так, Наташа опять закрылась в своём временном жилище. Света работала очень быстро. Но до конца урока отмыть спортзал она не успела. После звонка на длинную перемену в него ввалилась толпа учащихся средних классов. Они вели себя весьма буйно. Света им пригрозила, что если не уберутся, она пожалуется директору, и спортзал закроют совсем. Они убрались. Но на смену им появились три дюжих молодца из одиннадцатого «Б». Одним из них был Варламов. Фамилии двух других были Куликов и Мамедов. Об этом Света узнала уже потом. Увидев её, работающую шваброй, они сперва озадачились, а затем похабно переглянулись.
– Я мою пол, – сказал им Света, – пожалуйста, приходите после следующего урока.
– Так значит, ты – новая уборщица? – протянул Варламов, сунув в карман дорогой мобильник, который держал в руке, – обалдеть! Зачем тебе это надо?
– Я ничего больше не умею, – призналась Света, – пожалуйста, уходите!
– Да мы сейчас тебя научим всему!
И три дурака стали окружать Свету. Она от них ускользнула и попыталась выбежать из спортзала. Но Куликов догнал её без труда. Пока она билась в его руках, Мамедов с Варламовым подтащили под баскетбольный щиток козла. А потом Мамедов, рост у которого был два метра, встал на него. Куликов с Варламовым передали ему визжащую Свету, и он её усадил на корзину с сеточкой. Затем спрыгнул.
– Ну что, согласна учиться? – спросил Варламов, разглядывая подошвы ботинок Светы, – или оставить тебя на этом кольце?
– Да пусть посидит, – предложил Мамедов, – нам спешить некуда, на английский можно забить.
Очутившись на высоте более трёх метров, Света испуганно замолчала. Она боялась пошевелиться, чтобы не расшатать кольцо. Над ней хохотали. Но стало тихо, когда открылась дверь кабинета и вышла вновь разбуженная Наташа. Сперва она не могла понять, куда подевалась Света, и той пришлось подать голос. Подняв на неё глаза, Наташа присвистнула и сказала, что если девушка так легко заменяет мяч, то три дурака вполне могут заменить боксёрскую грушу.
– Наталья Владимировна, так вы уже на работе? – спросил Варламов, оправившись от смущения, – но не рано ли вам закрыли больничный? У вас, по-моему, бред!
– И буйное помешательство, – присовокупила Наташа. Чтобы не быть голословной, она стремительно подошла к Варламову и дала ему оплеуху. Хотела дать и вторую, но он схватил её за руку. И случилось невероятное. Круговым движением вырвавшись из захвата, Наташа крепко взяла спортсмена правой рукой за ремень, левой за запястье, и – виртуозно швырнула через бедро. Здоровенный парень грохнулся на пол так, что всё содрогнулось, включая Свету на высоте более трёх метров. Мамедов и Куликов буквально остолбенели. Но боксёр встал. От боли и унижения он уже не соображал, что делает. Уклонившись от кулака, летевшего ей в лицо, Наташа сама нанесла удар – не рукой, а пяткой, в прыжке. На сей раз Варламов не только грохнулся, но и выполнил кувырок назад на пятёрку. Это его, естественно, не обрадовало. Он снова поднялся, но лишь затем, чтобы сесть на маты, низко опустить голову и заплакать, трогая лоб ладонью.
– Вопросы есть? – пристально взглянула Наташа на Куликова с Мамедовым. Первый лишь качнул головой, второй прошептал:
– Вы кто?
– Вопрос слишком глупый, чтоб на него отвечать. Девушку снимите.
Через минуту Света опять была на полу. Варламов, Мамедов и Куликов быстро уходили. Друзья вели Варламова под руки. Точно так же Наташа увела Свету в свой кабинет. Напоила чаем. Чайник был электрический. Когда дрожь у Светы прошла, Наташа достала из письменного стола журнал «Космополитен». Бросив его на диван, сказала: