– А для чего?
– Чтобы вызвать шок. Эффект превзошёл все их ожидания, и они немного перепугались. По словам Немовой, сеттерёнка было ей жаль. Она не решилась взять его на руки в ночь убийства, и он бежал за ней до подвала. Потом спустился туда.
Рита быстро встала и ушла в ванную. Три минуты оттуда слышался шум воды, и ничего более. Света сделала себе кофе. Потом она прикурила ещё одну сигарету, погасив прежнюю раньше времени. А когда подруга вернулась, Света не стала смотреть на её лицо. Рита не могла не оценить этого.
– Где они прятали дубинки? – осведомилась она, также закурив.
– Между гаражами, в кустах. Там заросли непролазные.
– А они не боялись, что эти палки найдут и снимут с них отпечатки?
– Послушай, Ритка! Если бы они были такие умные, хрен бы я их взяла голыми руками.
– Ты и Жоффрей, – уточнила Рита.
– Конечно, я и Жоффрей! Жоффрей, кстати, сделал гораздо больше. Немова ведь спортсменка, в отличие от Крапивиной. У неё— разряд по гимнастике. Я могла бы с ней и не справиться. А Жоффрей её нейтрализовал.
Рите вдруг пришла Эсэмэска. Прочтя её, Рита озадачилась и хотела что-то сказать. Но снова заговорила Света:
– Они признались во всём, кроме одной вещи. По их словам, не они зарезали Малыша. Как думаешь, это правда?
– Думаю, да. Малыш был большим и шустрым. Это тебе не щенок. Всадишь в него нож, а он в тебя вцепится из последних сил! Они бы ему сломали хребет, как другим собакам. Так безопаснее.
– А ещё Жоффрей на них не залаял, – чуть помолчав, прибавила Света.
– Что?
– Жоффрей, говорю, на них не лаял. А на того, кто расправился с Малышом, он лаял как сумасшедший. Ты помнишь?
– Да.
– И каждую ночь, когда с ним гулял Серёжка, он лаял, выл и бросался на эту тварь! Он просто сходил с ума! Этот потрошитель к ним подходил. Серёжка его не видел, а Жоффрей видел.
Рита молчала. Она, казалось, думала о другом.
– Кто он, Ритка, кто он? – вскричала Света, – ты ведь должна это знать!
– Должна, но не знаю. Пока ещё.
Света сдавленно зарычала – не по-звериному, а по-детски. Она не верила Рите. Та повернула голову, чтоб взглянуть на часы. Потом застучала пальцами по столу и быстро сказала:
– Сучки! Наташке, ты говоришь, щенка предлагали? Знали, что не возьмёт! Светочка, мы сегодня едем с тобой работать.
– Куда?
Рита не успела ответить. Дверной звонок опять подал голос. Пришлось впустить Серёжку с Жоффреем, которые были сейчас не очень нужны, особенно со скандалом. Впрочем, Жоффрей зашёл угоститься. Иные цели он крайне редко преследовал. Но Серёжка ему всё дело испортил.
– Вы что, не видели его лапу? – заорал он, даже не присев, хотя Рита толкала его за стол, а Света тянула, – вы что, не знаете, чем он болен? Вам трудно было сказать? У вас совесть есть?
– У нас вместо совести сиськи выросли, – огрызнулась Рита, – заткнись, дурак! Что толку было тебе говорить об этом прыще? Что бы ты с ним сделал? Как бы узнал, что это такое? Ведь всё равно послезавтра ехать к врачу! Пусть он разбирается.
– Вы когда заметили этот прыщ? – чуть остыл Серёжка.
– Вчера.
– Какого он был размера?
– Меньшего, чем сейчас. Примерно в два раза меньше.
– Да, он сейчас как горошина, – подтвердила Света, присев на корточки и внимательно поглядев на лапу Жоффрея, – чёрт! Наверное, ему надо преднизолон опять принимать.
– С врачом надо посоветоваться, придурки! – крикнула Рита, – ждите до послезавтра! Или давай ему этот самый преднизолон.
Жоффрей и Серёжка молча ушли. Две подруги также долгое время сидели молча, но не бездейственно. Они жрали сладкий, как мёд, кишмиш.
– Может, метастазы уже пошли? – с тревогой спросила Света.
– Какие там метастазы! Он потолстел. Надо заглушить очаг онкологии. А для этого нужна химия.
– Твою мать!
Набив рот кишмишем, Рита встала со стула и ушла в комнату, чтобы править свои стихи. Минут через десять Света припомнила, что она обмолвилась о какой-то работе. Решила узнать подробности. Но при виде Риты, валяющейся на смятой постели с карандашом и тетрадкой, её внезапно разобрал смех.
– Что тебе смешно? – поинтересовалась Рита, взглянув на свою подругу поверх тетрадки.
Света присела на край постели.
– Сколько нелепостей с тобой связано! Проститутка, которая правит собственные стихи и злится – это ещё более парадоксально, чем проститутка, которая читает Евангелие и плачет.
– Где парадокс? – не поняла Рита, – всё очень даже логично. Вторая плачет, жалея саму себя. А первая злится из-за того, что жалеть ей некого.
– Как так, некого? Ты вполне себе существуешь.
– Я этого не чувствую, когда мне приходится править свои стихи по чьей-то указке.
– Так и не правь.
– Мне надо публиковаться!
– Да что ты будешь публиковать с такой злобной рожей? – взорвалась Света, – трупы своих стихов? Выкладывай в интернет живые! Откуда вдруг взялось у тебя желание угождать стервятникам?
– Пусть пожрут, – пожала плечами Рита, – все грядки надо окучивать. Да, Цветаева так не делала, но Есенин делал.
Света вздохнула.
– Я поняла. Так что за работа сегодня будет?
– А, ерунда. Меня попросили разнообразить корпоратив в министерстве связи.
– Надеюсь, не половой?
– Что, не половой?
– Связи.
– Как ты мне надоела!
С брезгливостью отложив тетрадку и карандаш, Рита повернулась лицом к стене, давая понять, что хочет уснуть. Света поднялась и пошла к Серёжке.
Глава восемнадцатая
Следующей ночью Света и Рита также работали. Утром спали они, потому Жоффрея с его прыщом повёз на своей машине к доктору близкий друг Серёжки, Денис. Взяли и Серёжку, так как Жоффрей в дороге Дениса слушать не стал бы – вся его голова была до сих пор занята полковником Крутенковым и прочими офицерами, пожимавшими ему лапу. Денис молчать не любил. Принято считать, что болтун – находка для шпиона. Любой шпион, послушав Дениса час-другой-третий, отправил бы руководству шифровку следующего содержания: "Я сумел раздобыть бесценную информацию. Бог вас любит!» Денис был евангелистом. Когда вошли в кабинет, он, ставя Жоффрея на стол для снятия швов, очень ненавязчиво обратился к врачу и двум его ассистентам с весёленьким разговорчиком. У Серёжки сами собой сжались кулаки. Однако Елёмин, которого все считали очень немногословным, вдруг разболтался с Денисом, снимая швы. Они рассказали друг другу о разных способах получения всяких травм и сошлись на том, что лучше их избегать.
– Нет, это не онкология, – заявил Елёмин, осмотрев прыщ, который Серёжка стабилизировал большой дозой преднизолона, – это послеоперационное воспаление. Я вам выпишу мазь и антибиотики.
– А преднизолон ему принимать не нужно? – спросил Серёжка.
– Не нужно. Я ведь вам говорю, что это – не проявление онкологии. Впрочем, через недельку всё-таки покажитесь на всякий случай. Настенька, выпиши им талон!
Серёжка уже во всём сомневался. Когда три друга вышли из кабинета, девушка-ассистент внезапно их догнала, размахивая бумажкой.
– Анализ-то вы забыли!
– Какой анализ?
– Опухоль отправляли на гистологию. Вот, возьмите.
Когда уселись в машину, Денис прочёл на этой бумажке: "Не исключается вероятность лимфомы". Отдав листочек Серёжке, он запустил мотор и дал старт.
– Серёга, это какая-то хренотень! Ни подписи, ни печати. Филькина грамота.
– Ты считаешь?
– А что же это ещё? Тоже мне, диагноз – не исключается вероятность лимфомы! Я бы к такому врачу, честно говоря, больше не мотался.
Серёжка думал о чём-то, гладя широкий, складчатый лоб Жоффрея между большими кроличьими ушами. Жоффрей лизал ему руку, хрюкал, моргал. Видимо, пытался передавать оптимизм. Почти весь обратный путь Денис промолчал. Это было странно. Высадив двух своих пассажиров возле подъезда, он укатил по срочным делам.
На другое утро Рита и Света позвали Серёжку в парк. Им нужно было развеяться. Они взяли семь бутылочек пива. Жоффрей носился по лесу, как ненормальный. Но он довольно быстро устал. Было решено устроить пикник прямо на траве, между трёх тенистых дубов. Бульдогу дали попить, наполнив водой из бутылки миску. Поскольку было тепло, девушки разделись. На них осталось только бельё. Жоффрей это оценил. Он стал их облизывать.
– Пошёл вон! – ругалась на него Рита, которая пила пиво с невероятной скоростью, – ты достал, лизун!
– Дай ему пустую бутылку, – сказала Света, которая не особо любила пиво и поглощала его малюсенькими глотками, – он хочет с ней поиграть.
Рита отдала пустую бутылку. Жоффрей стал её катать по траве и лаять. Детишки, которые проходили мимо, над ним смеялись. Серёжке весело не было.
– Вы сегодня на ночь опять куда-то поедете? – спросил он.
– Поедем, – зевая, проговорила Рита, – деньги нужны. Потом целую неделю будем с тобой бродить по лесам.
– А если вы не вернётесь?
– Это исключено.
– Почему?
– Потому, что мы не умеем не возвращаться. Ты сам сказал, что я – месяц, а она – солнышко.
– Почитай мне свои стихи, – попросил Серёжка. Коротко предложив Жоффрею заткнуться, Рита приподнялась, уселась на пятки и, прерываясь лишь для того, чтобы закуривать, монотонно прочла штук сорок стихотворений. Её подруга дремала, лёжа ничком на траве. Жоффрей лежал рядом и пристально наблюдал за ней. Когда она сонно приоткрывала глаз, он радостно хрюкал и начинал облизывать ей лицо. Где-то за кустами расположились любители шашлыка, шумная компания. Доносились мужские и женские голоса, звенела гитара. Кто-то неплохо на ней играл. Когда заструился весьма приятный дымок, Жоффрей вдруг исчез. Рита побежала туда, где, по её мнению, он мог быть, и приволокла не только бульдога, который держал в зубах громадный кусок свинины, но и гитару.
– Взяла на двадцать минут, – сказала она, дав её Серёжке, – играй!
– Нет, пусть не играет, – взмолилась Света, открыв оба глаза сразу, – ты начнёшь петь!
– Не начну, – возразила Рита, – у меня кончилось вдохновение.
– Зато дурь у тебя осталась!
Они проспорили ровно двадцать минут, пока за гитарой не прибежали её владельцы, парень и девушка. Они дали Жоффрею ещё один кусок мяса. Рита, желая отомстить Свете, одним рывком стянула с неё трусы и бросилась наутёк, весело размахивая своей кружевной добычей. Света гонялась за ней по парку минут пятнадцать, сверкая голыми ягодицами и испытывая лишь одно чувство – злость. Жоффрей с громким лаем носился следом за нею, рискуя получить пяткой по носу. Все гуляющие, кроме высоконравственных в силу возраста или прочих важных причин, были в совершенном восторге. Настигнув Риту, которая захромала, поранив голую ногу о что-то острое, Света ей нанесла ещё пару травм. Домой четверо друзей пришли поздним вечером, по пути купив таблетки и мазь. Никто в них не верил, но каждый втайне считал, что другие верят, и не хотел расстраивать их.
Прошли ещё сутки. После вечерней прогулки Серёжка позвонил в дверь шестьдесят четвёртой квартиры, решив, что её обитательницы уже не только вернулись, но и успели выспаться. Но ему никто не открыл. Тогда он позвонил Свете на мобильник. Она ответила:
– Да, Серёжка, привет.
– Привет. Вы что, ещё не приехали?
– Нет ещё. Мы сейчас гуляем по Подмосковью.
– По Подмосковью? Оно огромное! Ты могла бы назвать конкретное место вашей прогулки?
– Поле. Как там Жоффрей?
– Не очень. Растёт, по-моему, эта штука. Так вы когда приедете?
– Позже. Всё будет хорошо, не переживай.
На том разговор и кончился. Покормив Жоффрея, Серёжка стал слушать книгу. Потом уснул. Часа через три, под утро, его разбудил грузовик, подъехавший к дому. Из грузовой машины стали что-то вытаскивать. Рассудив, что вряд ли это может иметь какое-то отношение к двум весёлым подругам, Серёжка вновь отключился.
На другой день он долго стоял у Эдика, потому что Жоффрей получил работу. Произошло это так. Одна покупательница выразила сомнение, что клубника, которой торговал Эдик, не перенасыщена всякой химией. Эдик, молча пожав плечами, взял пару ягод и протянул их Жоффрею. Тот их, конечно, слопал. Он был всеяден.
– Как думаете, собака будет химию жрать? – задал вопрос Эдик. Строгая дама сразу взяла целых полкило. Все те, кто проходил мимо, также не упустили случай разжиться экологически чистой клубникой. И стал Жоффрей рекламным агентом. Он уже обожрался этой клубники, когда Серёжке вдруг позвонила Света.
– Ты где? – спросила она.
– У Эдика.
– Приходи. Дверь не заперта. Войдешь, закрой на задвижку.
По тону и по лицу Серёжки поняв, с кем тот говорил и о чём, Жоффрей заскулил и дёрнул его к подъезду. Света и Рита на кухне пили вино. Очень дорогое. Точнее, в данный момент пила только одна Рита. Она сидела на стуле, положив правую ногу на табуретку. Света, сидя на корточках, прилепляла к её проколотой пятке пластырь. Язык у неё был высунут от предельной сосредоточенности. Пока Серёжка опорожнял поданный бокал, эта процедура была окончена. Две подруги внимательно осмотрели лапу Жоффрея, который бурно ласкался к ним. Было ясно, что ничего обнадёживающего они не увидели.
– Светка, у тебя есть его телефон? – со злобы спросила Рита.
– Конечно.
Взяв свой мобильник, Света нашла и набрала номер.
– Дмитрий Андреевич? Это говорит хозяйка бульдога, которому вы недавно лапу прооперировали по поводу онкологии. Да, французик. Да, пару дней назад сняли швы. Так вот, это никакое не воспаление. Это опухоль. Она выросла. Как фасолина. Хорошо, спасибо, я поняла.
Отложив мобильник, Света взглянула на неподвижно сидевшего у плиты Жоффрея. А тот смотрел на неё. Смотрел во всю ширь, во весь блеск, во всю живость своих необыкновенных глаз. И столько было в них радости, что у Светы заныло сердце.
– Что он сказал-то? – спросил Серёжка.
– Завтра поедем на операцию. К четырём часам. С самого утра не поить, не кормить.
Серёжка кивнул. Он был так спокоен, будто ему сообщили о том, что всё уже совершилось, так что и нечего ломать голову, делать или не делать.
– И что, опять восемь тысяч? – чеканя каждую букву, спросила Рита.
– Наверное.
– Твою мать! Серёжка, на твоём месте я бы подумала. Не про деньги, а про Жоффрея.
– Да я подумал, – с досадой сказал Серёжка, – тысячу раз подумал! Все эти дни лишь этим и занимался. Он, может быть, плохой диагност, но хирург отличный. Ты сама видела, что творится у него в клинике! Не пробьёшься, не протолкнёшься. Что это, просто так? Пускай он доделает то, что начал.
– Тебе решать, – пожала плечами Рита. Тут зачирикал дверной звонок, и Жоффрей затявкал. Серёжка схватил его за ошейник. Сделав глоток из бокала, Света вскочила и побежала взглянуть, кого чёрт принёс. Открыв дверь, она испугалась и, вместе с тем, удивилась так, что попятилась. На пороге стоял очень рослый парень, сержант полиции. Это Свету и испугало. А удивительным было то, что парень держал огромный букет тюльпанов и улыбался – впрочем, не без иронии. Вероятно, та уже приросла за пару лет службы.
– Доброе утро, – пролепетала Света, – то есть, простите, вечер… Что вам угодно?
– Здравствуйте, Светочка, – густым басом ответил ей страж порядка, – я к вам от Александра Петровича. Вы позволите мне войти на одну минуту?
Света позволила, так как Александром Петровичем звали полковника Крутенкова. Сержант вошёл и громыхнул дверью.
– Это вот вам букетик от руководства! Мне поручили узнать, как вы поживаете, всё ли у вас в порядке, не нужно ли вам чего? Может быть, компьютерный столик или аквариум? Можем всё организовать. Это ваша комната?
Полицейский ткнул пальцем в первую дверь.
– Нет, Риткина, – поспешила с ответом Света и прикусила язык, мысленно назвав себя дурой конченой, – впрочем, здесь…
– Значит, вторая – ваша? – сообразил сержант. Пока Света мялась, подыскивая слова, которыми можно было бы осадить этого медведя, он заглянул на кухню и, сказав «Здравствуйте!», открыл дверь во вторую комнату. Света съёжилась. Она даже закрыла глаза рукой, но всё равно видела, то есть знала, что на лицо полицейского наползает ужас, растерянность, почти паника. Только что она могла сделать? Никто ведь его не звал.
Сержант целую минуту смотрел туда, во вторую комнату. А потом передвинул глаза на Свету. Рита на кухне щёлкала зажигалкой.
– Вы что, с ума сошли? – уже не густым, а довольно жидким баском спросил полицейский, – скажите мне, вы нормальная?
– Это Ритка придумала, – пропищала Света, опустив руку и покраснев, – я не виновата! Честное слово!
Сержант ушёл, не отдав тюльпаны. Видимо, он о них позабыл. Смущенная Света с опущенной головой вернулась на кухню и залпом выпила полный бокал вина. Потом закурила. Рита вполголоса напевала песенку. Жоффрей ждал, когда будут ужинать. Персики и клубника – это, конечно, вкусно, но несерьёзно.
– А что там, во второй комнате? – поинтересовался Серёжка, – чего он так испугался?
– А это не твоего ума дело, – сказала Рита, – лучше иди и корми собаку. Ей завтра целый день голодать.
Серёжка обиделся и ушёл, взяв с собой Жоффрея. Тот был не против. Он уже начал подозревать, что ужина здесь не будет.
– У полицейского была бляха, – сказала Света, выпив ещё вина, – да знаешь ли ты, овца, что такое бляха?
– Херовая проституха, – пожала плечами Рита, – что же ещё?
Глава девятнадцатая
Операция снова прошла успешно. Взяв у Елёмина длинный список послеоперационных уколов и заплатив восемь тысяч, Жоффрей, Света и Серёжка в девять часов уже были дома. Их возил Миша. Жоффрей уже не был бодрым. Когда его принесли домой, он сразу лёг на пол и стал смотреть в одну точку. В его глазах была боль. Проведать его зашли Эдик и Олег, а после них – Рита.
– Химиотерапию назначили? – первым делом осведомилась она, присев рядом с ним на корточки.
– Нет, – признался Серёжка, – он мне сказал, что не надо травить собаку – опухоль, дескать, была локальная.
Рита, встав, пожала плечами. Это был её излюбленный жест. Ночь прошла спокойно. Но спать на кресле Жоффрей почему-то не захотел. Утром, когда Света начала делать ему уколы, он не пищал, не лаял. Он только вздрагивал. Аппетит у него остался. Эдик принёс ему много фруктов. Вечером, когда послеоперационный больной вышел на прогулку, Олег перед ним поставил средний величины арбуз. Подумав, что это мяч, Жоффрей стал его катать. Арбуз вскоре треснул, и из него потёк сок. Жоффрей догадался, что мяч – с секретом, и надо его разгрызть, что и было сделано. Над бульдогом, который с чавканьем поглощал арбуз и полностью его съел, угорал весь двор, особенно дети. Они ему потом принесли подарки: кто – мяч, кто – бублик, кто – палку.
– Он весь раздулся! – весело щебетала Надя, гладя его, – он стал как откормленный поросёночек!
– Как пивной бочоночек, – возразил Матвей, – да, да, он – бочонок, покрытый шерстью!
– Пивные бочонки хрюкают? – разозлилась Надя.
– Ещё как хрюкают, если выпить из них всё пиво и запить водкой, – вступил в разговор Олег, – у них тогда вырастают ножки с копытцами, а порой даже и рога. Я сам это видел.
– Нет, он сова, – заспорила Соня из длинной пятиэтажки, – вы поглядите на него спереди, когда он сидит! Сова и сова.
– Короче, он осовевший и освиневший пивной бочонок, покрытый шерстью, – подвёл Серёжка итог всему разговору, после чего понёс всю эту конструкцию на пустырь за кирпичный дом, чтобы она там погуляла и похудела. К ним вскоре подошла маленькая серая кошечка, и они с Жоффреем стали играть, опять веселя прохожих.
Ночью Жоффрею сделалось плохо. Сидя посреди комнаты на полу и опустив голову так, что обозначались лопатки, он тяжело дышал. Серёжка подумал, что ему жарко, хотя особого зноя не было, и включил прямо перед ним вентилятор. Это не помогло. Тогда он позвонил Свете. Та заявила, что это – послеоперационные боли, и принесла Пенталгин. Но он не подействовал. Жоффрей так и не сомкнул глаз. Это повторилось и на другую ночь, хотя днём всё было неплохо. Утром, придя делать процедуры, Света сказала, что надо пса отвести Ирине.
– К Ирине? – переспросил Серёжка очень рассеянно, потому что не спал две ночи.
– Конечно. Пусть она сердце ему проверит. Всё-таки два наркоза – это не шутка.
Сразу и повезли. Ирина сказала, что надо осмотреть рану. Рана ей не понравилась. Наложив повязку, она послушала сердце.
– Шумов особенных нет. Но я вам рекомендую сделать эхолокацию и электрокардиограмму.
– Где это можно сделать? – спросила Света.
– Неподалёку отсюда на днях открылся хороший ветеринарный центр. Там есть кардиологи.
И Ирина назвала адрес. Вознаграждения, как обычно, она отвергла. Поехали к кардиологу. Тот сказал, что электрокардиограмма и эхолокация будут стоить две с половиной тысячи.
– Хорошо, – ответил Серёжка, – давайте делать.
Во время обоих этих обследований бульдога пришлось держать четырьмя руками. Он возмущался, хотя, конечно, осознавал, что его друзья всё это с ним вытворяют вовсе не потому, что им больше нечем заняться. Но он устал. Он очень устал. Выполнив работу, врач написал подробное заключение и сказал, что сердце великолепное, а причина ночной одышки – либо повышенная температура, либо сильные боли, либо жара.
– По ночам в квартире не жарко, – сказал Серёжка, – температура вроде нормальная. Значит, у него сильная боль.
– Не исключено.
Домой шли пешком. Жоффрей полпути кое-как протопал, а дальше стал спотыкаться и тяжело дышать. И пришлось Серёжке взять его на руки. Ему не было трудно нести бульдога, так как жару кардиолог приплёл напрасно. По крайне мере, этот день жарким не был. Серёжка даже надел кожаную куртку поверх футболки. Он шагал очень быстро. С трудом за ним поспевая, Света заметила, что он часто моргает и морщит нос. Обняв его руку, она прижалась к ней.
– Хватит! Слышишь? Всё обойдётся. Тебе сказали, у него сердце – великолепное!
– Это страшно, – тихо проговорил Серёжка. Света от удивления рассмеялась.
– Да что здесь страшного? Чего, бредишь?
– Страшно представить, как умирать-то он будет с великолепным сердцем!
Это был крик. Прохожие посмотрели. Они увидели слёзы. Света ссутулилась и ускорила шаг, таща за собой Серёжку. По закоулкам дворов стонал и метался резкий, промозглый ветер. Моросил дождик. Закрыть глаза – так сразу представишь жёлтые листья, кружащиеся над городом. Но кругом была зелень. Сочная, свежая, полная сил земли и солнечного тепла июньская зелень. Если бы смог Серёжка её увидеть, он бы не выдержал. А тоскующий голос осени не терзал и не успокаивал его сердце. Он просто его не трогал.
Эдик работал. Он уже открыл рот – спросить, как дела, но Света прижала палец к губам. Когда поднялись на второй этаж, она попросила, звеня ключами:
– Побудьте с Риткой, друзья. У неё депрессия. Ей тоскливо. Я пока сбегаю по делам.
Серёжка упёрся:
– Мне сейчас нужно домой! Я хочу поспать.
– Серёжа, не будь жестоким! Я говорю, у Риты – депрессия! Я боюсь за неё.
С этими словами Света открыла дверь и кое-как затолкала двух дураков в квартиру. Крикнула:
– Ритка! К тебе пришли!
И заперла дверь. Выскочив на улицу, она сразу стала строчить Рите эсэмэску. Рита была разбужена. Ей не очень хотелось видеть Серёжку. Но, прочитав три слова от Светы, она сняла с него куртку, с Жоффрея – звонкий его ошейник, и затащила обоих в комнату. Там Серёжка присел на стул, а Жоффрей лёг на пол. Рита легла на диван и стала ругать Серёжку:
– Ты просто сволочь последняя! Хам! Гадёныш! Подлец!
Серёжка не понял, что она хочет этим сказать. Рита пояснила:
– Я этим хочу сказать, что ты – негодяй!
– Что произошло? Объясни!
– Откуда у тебя, тварь, деньги на проституток?
Серёжка от удивления быстро встал. Потом снова сел.
– Что за бред? Каких ещё проституток?
– Ты меня спрашиваешь, уродец? Не притворяйся! Эдик мне рассказал абсолютно всё!
Серёжка хотел спросить, какой ещё Эдик, однако сообразил, что это, пожалуй, будет неубедительно.
– Эдик мне рассказал, как ты, извращенец, просил его приводить к тебе женщин лёгкого поведения! – бесновалась Рита вполне достаточно для того, чтобы заглушить шаги в другой комнате, – и они здесь были! И ты, развратная дрянь, с ними кувыркался! Так это или нет? Признавайся, сука!
– А почему я должен тебе что-то объяснять? – негромко, но с раздражением поинтересовался Серёжка, – ты мне жена?
– Этого ещё не хватало! Но я считала тебя порядочным! Ты был мне симпатичен, я уж не говорю про Светку! Она моя лучшая подруга! Как ты посмел так её обманывать?
– Это было два года тому назад, – признался Серёжка, предположив, о чём может идти речь, – и не проститутки здесь были. Простые девушки. Я хотел жениться на них.
Шаги прекратились.
– Сразу на всех? – негромко спросила Рита.
– Их было две. С одной я встречался летом, с другой – зимой.
– И их привёл Эдик?
– Он их со мной познакомил. Сказал, что я умею играть на гитаре. Им стало любопытно.
– Да, любопытство до добра не доводит, – вздохнула Рита, – и что стряслось? Почему их нет? Наверное, им Жоффрей не понравился?
– Нет, Жоффрей ни при чём. Он с ними дружил. Но я любил Катьку.
Шаги опять раздались. Рита разрыдалась, как на похоронах. Она выла так, что Жоффрей с Серёжкой просто не знали, что и подумать. Как только шаги затихли, Рита немедленно успокоилась и спросила:
– А кто под нами живёт?
– Под вами? – переспросил Серёжка, ошеломлённый столь резкими перепадами настроения, – да простая семья под вами живёт. Муж, жена, ребёнок. Они уехали на всё лето.
– Вот это классная новость! Мы их чуть-чуть залили. Не знаешь, они давно делали ремонт?
– Понятия не имею.
– Ясно. А кто над нами живёт? Я скоро их придушу!
– Над вами? Очень воспитанные, интеллигентные люди. Из Дагестана.
– А ты не знаешь, чем можно просверлить пол балкона? Так, чтоб была сквозная дыра?
– Наверное, перфоратором. Вообще, спроси у Олега, он знает наверняка. Но только зачем это надо делать?
– Да вот уж чего не знаю, того не знаю! Спроси у Светки. Ей почему-то вдруг захотелось этим заняться. Видимо, она дура!
Опять чёртовы шаги! Рита застонала. Стон её был таким душераздирающим, что Жоффрей вскочил, а Серёжка встал.
– Ритка, тебе плохо? Что у тебя болит?
– Спина! Ой, спина! – завизжала Рита, переворачиваясь ничком, – сделай мне массаж, не то я умру от боли! Ради всего святого!
Серёжка взялся за дело без колебаний, хоть понимал в массажах не больше, чем Остап Бендер – в шахматах. На спине с рельефными позвонками не было никаких предметов одежды. Случайно или почти случайно скользнув рукой чуть пониже, Серёжка с трепетом ощутил, что и там всё голое. Но ему было не до глупостей – человек мучительно умирал под его руками! Впрочем, когда за стеной всё стихло, спина у Риты сразу прошла.
– Спасибо, Серёженька, – прошептала Рита, – всё хорошо. Но только не отходи от меня, пожалуйста! Посиди со мной. Вдруг опять что-нибудь случится?
– Да, вероятность очень высокая, – согласился Серёжка. Он уже начал подозревать неладное, но на край дивана всё же присел. А его приятель отколол номер – взял да и прыгнул на этот самый диван, и начал Риту облизывать.
– Молодец, – обрадовалась она, – какой умный парень! Грязными лапами – на постель! Умнее хозяина.
– Снять его? – предложил Серёжка.
– Не надо, он уже всё испортил. Я про постель, разумеется. Кстати, слушай! Ты можешь мне объяснить, почему вы с Жоффреем живёте в маленькой комнате, а в большую даже не приглашаете никого?
– Я не хочу, чтобы Жоффрей устраивал там различные беспорядки. Вдруг её срочно придётся сдать? Деньги – на исходе.
– Я поняла тебя.
Вскоре Рите пришлось запеть – естественно, громким голосом. У неё получалось очень красиво и выразительно. Песню "Заводь спит, блестит вода зеркальная» никогда Серёжка раньше не слышал. Она была не ко времени. Он заплакал и убежал в прихожую. Путаясь в рукавах, надел свою куртку. Голая Рита и хрюкающий Жоффрей прискакали следом. Жоффрей поставил на него лапы – дескать, меня забыл!
– Серёженька, ты чего? – щебетнула Рита, нежно обняв Серёжку, – я тебя взволновала, да? Ты расстроился?
– Слишком ты хорошо поёшь, – произнёс Серёжка, велев себе улыбнуться, – пусти меня, я пойду.
– А вот не пущу! Оставлю тебя себе. Светке ты не нужен, не бойся. Я очень классно пою! Знаешь, я умею отлично делать только две вещи – петь и…
– Висеть? – перебил Серёжка, – ты висельница, поэтично качающаяся над лунной дорожкой.
– Очень смешно! Лунная дорожка – это ништяк! Но не угадал. Воровать! Я уже успела обчистить оба твоих боковых кармана. В одном из них – носовой платок, его я не стала брать. А в другом…
Рита вдруг умолкла. Она тесно прижималась к Серёжке грудью, и он внезапно почувствовал ненормальный стук её сердца. Обе её руки опустились. Она попятилась. Он услышал её взволнованное дыхание.
– Это что? Серёженька, это что такое?
Не понимая, что происходит, Серёжка протянул руку. Маленькая рука – холодная, напряжённая, положила на его пальцы ключ. Серёжка его ощупал. Ключ был не очень большой, фигурный и двухбородочный. Да, тот самый.
– Откуда он у тебя? Где ты его взял? Серёженька, ради бога, скажи – где ты его взял?
– Около убитого Малыша, – произнёс Серёжка, весь содрогнувшись от её голоса, – он валялся прямо перед его головой. Я даже не знаю, зачем его подобрал и сунул в карман. С той самой минуты я о нём ни разу даже не вспоминал. А что, он тебе знаком?
Рита закричала. Жоффрей шарахнулся и залаял. Серёжка бросился к Рите, поскольку было понятно, что это крик умирающей. Но она уже падала без сознания.
Глава двадцатая
Света возвращалась из магазина. Открыв подъездную дверь, она поняла, что вернулась вовремя. Ей на встречу спускались по лестнице Александр Блок и Марина Цветаева. Он был чем-то подавлен, она – взволнована, но с оттенком сарказма. Тот и другая со Светой вежливо поздоровались. Света молча кивнула и пошла дальше. Войдя в квартиру, она решила, что всё-таки опоздала – слишком трагичной была картина, открывшаяся её глазам. Жоффрей и Серёжка изо всех сил пытались привести в чувство голую Риту, лежавшую на полу. Серёжка легонько хлопал её по мордочке, а Жоффрей облизывал ей коленку. Всё это было без толку. Раздражённо захлопнув дверь, Света пожелала узнать, что, собственно, происходит.
– Она увидела ключ, – объяснил Серёжка, не отрываясь от дела.
– Ключ? Какой ключ?
Он вытащил из кармана ключ и дал его ей. Она, поставив пакет, присела на корточки и пощекотала пятку подруги. Рита задёргалась и открыла глаза. Но, увидев ключ, она застонала и вновь лишилась сознания.
– Всё понятно, – проговорила Света, осмотрев ключ, – то есть, ничего не понятно. Откуда этот ключ взялся?
Серёжка выпрямился. Его левый глаз, который мог видеть свет, был наполнен паникой, и это с большой отчётливостью давало понять, что правый глаз – мёртвый.
– Я его подобрал возле Малыша, когда обнаружил труп.
– Очень интересно, – вздохнула Света, – и очень сильно похоже на то, чего я боюсь. Идите домой, несчастные идиоты! Я к вам попозже зайду.
– Может, вызвать Скорую?
– Нет, не нужно. Я ей сейчас кое-что вколю, и всё будет хорошо.