ДУНЯ. (усевшись) Правда, прикольно? Правда?
Прикладывается к бутылке. Входят Петя и Димикс.
ПЕТЯ. Дунька! Ты чего разоралась? Тебя что, резали?
ДУНЯ. Я песню пела!
ПЕТЯ. (взяв её за волосы) Ещё раз ты так запоёшь – я тебе башку откручу, корова!
Наташа, вскочив, с размаху бьёт Петю по уху. Петя, отпустив Дуню, бросается на Наташу.
ДИМИКС. (схватив его) Обалдел? Забыл, где находишься?
ПЕТЯ. (вырвавшись) Мне плевать, где я нахожусь! Эта шлюха кровью сейчас умоется, отвечаю!
НАТАША. Димикс, я тебя жду! (идёт в свою комнату)
ДИМИКС. (Пете) Не забывай, что её папаша – на «ты» с прокурором округа!
Следует за Наташей. Петя садится.
ДУНЯ. (во всю глотку)
Матушка родная, дай воды холодной –
Сердце молодецкое кидает в жар!
ПЕТЯ. (взяв бутылку) Пить будешь?
Дуня молчит. Петя наливает себе и ей. Дуня, взяв стакан, выплескивает его содержимое в лицо Пете.
ПЕТЯ. (утерев лицо рукавом) Дунька, осторожнее! Ты меня облила!
ДУНЯ. (во всю глотку)
Девки гуляют и песни поют,
Доброму молодцу спать не дают! Ух!
Петя осушает стакан. Дуня закрывает лицо руками, рыдает.
ПЕТЯ. (погладив её) Чего ты ревёшь? Не так уж всё плохо было! Гораздо лучше, чем в прошлый раз. И лучше, чем в позапрошлый. Конечно, ты ещё на пути к совершенству, это бесспорно, но – не беда, Научишься! У сестры поучись. Скажу тебе по секрету – она не шлюха, а самая настоящая проститутка. Я её как-то раз видел ночью на Ленинградке…
ДУНЯ. (рыдая) Не пей, козлёночком станешь! Козочкой станешь!
ПЕТЯ. Поздно ты спохватилась! Можешь пить дальше.
ДУНЯ. Не пей, Наташка, не пей! Козлёночком станешь! Козочкой станешь! Возьмут тебя за твои красивые рожки, потащат в чащу дремучую, и никто не услышит, кроме дубов могучих, как ты жалобно блеешь – «Мамочка, мамочка!» Выколют тебе глазки, переломают тонкие ножки и будут резать тебя ножами, пить твою кровь, обгладывать твои косточки …
ПЕТЯ. Вот нарезалась, дура!
Раздаётся сигнал мобильного телефона.
ПЕТЯ. (достав его из кармана и прижав к уху) Да! Привет, Светка. Нет, я сейчас поеду на партсобрание. Завтра – митинг. А послезавтра – форум. Я тоже тебя хочу, но служба России – прежде всего! Потерпи до пятницы. Хорошо, позвоню… (убрав телефон, берёт мандарин и чистит его)
ДУНЯ. (гордо утерев слёзы)
Какая тишина повсюду гробовая!
Какая пустота унылая кругом!
Все те, кто жили здесь, судьбу благословляя -
Лежали на камнях и спали вечным сном…
ПЕТЯ. (съедая мандарин) Сама виновата! Я ж тебе говорил – если я не прошу подмахивать, не подмахивай! Что за рефлекторная связь с одной шестой частью суши?
Дуня закрывает лицо руками и сидит неподвижно. Входит Димикс, очень довольный. Неторопливо садится.
ПЕТЯ. (с усмешкой) Быстро!
ДИМИКС. (приложившись к бутылке) От этой суки крышу рвёт начисто! Это просто улёт! Я в афиге…
ПЕТЯ. Шок! Я тоже хочу!
ДИМИКС. Ты чего, дурак? (движением головы указывает на Дуню)
ПЕТЯ. Да не в адеквате она!
ДИМИКС. Потом.
Наташа в джинсах и свитере, с пистолетом в руке, стремительно переходит из своей комнаты в третью.
ПЕТЯ. (с ужасом) Ты ей ствол отдал?
ДИМИКС. Его надо было скидывать, ты сам знаешь! Отпечатки я с него стёр.
ПЕТЯ. Она ж тебя сдаст, придурок!
ДИМИКС. Сдать меня можно, а вот принять…
Раздаётся выстрел. Петя и Димикс отчётливо проявляют признаки беспокойства, совершенно не в пример Дуне. Она сидит неподвижно.
ДИМИКС. (громко) Ты что там делаешь?
НАТАША. (из третьей комнаты) Достаю кроссовки из сейфа!
Грохот второго выстрела. Лязг металла. Наташа вскоре выходит уже в кроссовках.
ДУНЯ. (не отрывая рук от лица) Наташка, ты на Монфокон пошла?
НАТАША. Да, Дунька, на Монфокон.
ДУНЯ. Прощай!
НАТАША. Прощай, Дунька!
Уходит, громыхнув дверью.
Затемнение.
Конец первого действия
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Больница. Кабинет Виктора Васильевича. Стол, два стула, диванчик, в углу – гитара. На столе – чашки, стаканы, бумаги и телефон со снятой и лежащей около него трубкой. Входят Виктор Васильевич и Лариса. Первый – в синей врачебной форме и хирургической маске, висящей на одном ухе, вторая – в белом халате, маска болтается точно так же. Сдёрнув её и сунув в карман, Лариса снимает туфли и с громким вздохом ничком бросается на диванчик.
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (сев за стол и взяв трубку) Да, Сергей Николаевич… Нет, Оксана мне сообщила сразу, что вы на связи, но я уже вам сказал, что из перевязочной к телефону бегать не буду. Принципиально. Серьёзно? А у меня восемьдесят больных, из которых сорок – тяжелые, не считая реанимации! Да, подумал. То же, что и вчера. Хорошо подумал. Нет, я к вам не зайду. Это ваше дело. Отлично. (положив трубку, откидывается на спинку стула и сидит неподвижно)
ЛАРИСА. (сделав упор на локти) Виктор Васильевич!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Да, Ларисочка?
ЛАРИСА. Кофейку попить не хотите?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Можно.
ЛАРИСА. Я имею в виду, в ординаторской?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Нет, туда не пойду.
ЛАРИСА. Но Виктор Васильевич, так нельзя!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (сорвав маску и бросив её на стол) Отстань, ради Бога!
ЛАРИСА. Я понимаю – вам неприятно видеть чужих людей вместо тех, с кем вы отработали половину жизни, но если вы собираетесь продолжать здесь работать, надо знакомиться с подчинёнными. Кстати, Прялкина там!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Прялкина всегда там, где надо.
ЛАРИСА. Виктор Васильевич, вы к ней несправедливы! Если бы не она, я бы не смогла сообщить вам невероятную новость …
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Неужели сегодня к нам ни одна комиссия не заглянет?
ЛАРИСА. Да! Как вы догадались?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (похлопав по телефону) У него был злой голос.
ЛАРИСА. (уткнувшись носом в диванчик) Странно!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (зевая и протирая глаза) Что странно?
ЛАРИСА. Я не хотела вам говорить до обхода… Ольга Сергеевна написала по собственному желанию.
Виктор Васильевич изумлённо смотрит на собеседницу.
ЛАРИСА. Видимо, она перед этим плюнула ему в рожу. Вот он и бесится!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Погоди, погоди! Здесь что-то не так. У нас с ней был уговор: в случае чего – созваниваемся сразу. Да и без этого уговора я был бы первым, кому она должна была позвонить! Но она не звонила и не писала.
ЛАРИСА. Виктор Васильевич! Наши девочки ей сказали, что у вас ночью сильно болело сердце, и она не решилась вам позвонить перед перевязками. Извините её за это. Она обязательно, непременно заглянет к вам вечерком.
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Ты с ней говорила?
ЛАРИСА. Да, я с ней встретилась, когда шла с конференции.
Виктор Васильевич тяжело вздыхает.
ЛАРИСА. Урологии больше нет, и без Алексея Дмитриевича с его ассистентами она долго будет лежать в развалинах. Эндокринологии больше нет – там ведь удержалась одна Тамара Михайловна, а она немногого стоит. Кардиологии, терапии, нейрохирургии, офтальмологии больше нет! Эти отделения были лучшими в городе! Тех, кто сделал их лучшими, просто выставили за дверь. А теперь не стало приёмного отделения!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Да. Не стало.
ЛАРИСА. Виктор Васильевич!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Что?
ЛАРИСА. Поймите же наконец, упрямый вы человек, что ваша больница – это не стены и не столы, на которых вы за двадцать пять лет спасли десять тысяч жизней, не этот старый диванчик, знающий то, что вашей жене знать необязательно, а больница – люди, которых отсюда выжили, заменив какими-то идиотами!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Я не знаю, когда я это пойму. Надеюсь, что никогда, потому что те, кого сюда привозят на «Скорых» – представь себе, тоже люди! (Достаёт из стола бутылку коньяка, свинчивает пробку. Пододвигает к себе стакан, наливает)
ЛАРИСА. (сев) Вам не дадут здесь работать, как вы не понимаете!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. А тебе?
ЛАРИСА. И мне не дадут. Прялкина подслушала разговор один, из которого стало ясно, что моё место стоит двадцать пять тысяч долларов!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (осушив стакан) Твоё место? Какое именно?
ЛАРИСА. Разумеется, должность! Если бы моя задница столько стоила, я бы здесь не торчала!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Бросила бы меня?
ЛАРИСА. А почему нет? У вас есть жена!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Да, что есть то есть.
ЛАРИСА. У вас есть любимое дело, которое не дает вам скучать… А также заняться защитой докторской диссертации и возглавить частную клинику, если не институт!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Любимое дело? И что же это такое?
ЛАРИСА. Драка за прошлогодний снег!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Я не разделяю твою иронию. Прошлогодний снег – прекрасная вещь.
ЛАРИСА. Отличная!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (помолчав) Значит, хочешь стать ассистенткой профессора Гамаюнова?
ЛАРИСА. Да куда уж мне! Своей ассистенткой вы назначите мадемуазель Прялкину. Её попа, в отличии от моей, пожалуй что стоит двадцать пять тысяч долларов!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Под штанами. Голая – пятьдесят!
ЛАРИСА. Ну вот и отлично! Надеюсь, что в частной клинике она будет хоть иногда её отрывать от кресла. А кстати, знаете, что сейчас в ординаторской происходит? Новая терапевтиха пьёт с ней «Шато-Лафит» и жрёт круассанчики! Как вам эта картиночка? Я не спорю, Прялкина – человек талантливый, но мне кажется, что она не сможет долго метаться между нами и ими!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Прялкина пьёт вино? Это интересно! Лариса, надо проверить, точно ли в процедурном спирт не закончился?
Дверь неожиданно открывается. Входит Прялкина в хирургической униформе и элегантных ботинках. Штаны на ней хорошо приспущены. Видны трусики, спущенные чуть-чуть. В руке она держит стопку листов бумаги.
ЛАРИСА. Прялкина! Это кабинет заведующего отделением!
ПРЯЛКИНА. Да, на двери написано.
ЛАРИСА. Надо бы на ней ещё написать: «С голой жопой вход воспрещён!» Подтяни штаны!
ПРЯЛКИНА. Если я штаны подтяну, все начнут смотреть на мой покрасневший глаз! Я не виновата, что у меня пошла аллергия на шведский лак для ногтей! (кладёт бумаги на стол) Эпикризы. Виктор Васильевич! Коньячок надо спрятать, стаканчик ополоснуть как следует. Главный к вам направляется.
Грациозно уходит, виляя задом. Виктор Васильевич убирает бутылку в стол, подсаживается к Ларисе и обнимает её.
ЛАРИСА. (вяло обороняясь) Ах, отвяжитесь! Вас возбудила Прялкина!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Никакая не Прялкина! Я тебя представил с её лицом, руками, ногами, туловищем и жопой.
ЛАРИСА. Спасибо, что хоть мозги мои мне оставили! Тем не менее, это свинство! Вы – как Агафья Тихоновна у Гоголя: если к этому приделать бы что-нибудь от того, к тому – от другого, а к другому – от этого… А в итоге – никакой свадьбы!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Самый лучший итог!
Опрокидывает Ларису и задирает ей ноги.
ЛАРИСА. (активно обороняясь) Вы что, совсем обалдели? Сейчас сюда войдёт главный!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Ничего страшного, он уже совершеннолетний! (стаскивает с Ларисы колготки)
ЛАРИСА. А вы с женой разведётесь?
С улицы доносится двойной выстрел. Лариса и Виктор Васильевич замирают.
ЛАРИСА. Что это было?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Кто-то два раза молотком стукнул …
ЛАРИСА. Нет, это были выстрелы! Здесь? Откуда? (быстро встаёт, подтягивает колготки)
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Не обращай внимания! (подхватывает Ларису на руки, тащит её к столу, кладёт поперёк него)
ЛАРИСА. Так вы с женой разведётесь?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Мы с тобой каждый раз обсуждаем этот вопрос!
ЛАРИСА. Ну и почему же он не решается?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Потому что он не мешается!
Стягивает с Ларисы колготки. Отбросив их, берётся за трусики. Раздаётся грохот двери. В кабинет влетает взмыленная Наташа, держа в руке пистолет. Застыв позади отца, очумело смотрит на замершую Ларису. Тяжело дышит.
ЛАРИСА. Ах!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (повернувшись) Наташка? Какого чёрта ты здесь? Объясни пожалуйста!
Наташа, не отвечая, икает.
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Пистолет игрушечный, я надеюсь?
НАТАША. (дрожащим голосом) Папа, я застрелила его!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Кого?
НАТАША. Главврача!
Лариса издаёт стон.
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (закрыв дверь, а затем подойдя к Наташе) Ты шутишь?
НАТАША. (замотав головой и всхлипнув) Кровь изо рта! Целое ведро крови! Откуда столько? Папа, он отморозок! У него глаза – рыбьи! Он …
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Где ты взяла оружие?
НАТАША. Не скажу!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. А ну, дай сюда!
НАТАША. Нет! Не дам! (делает два шага назад) Пожалуйста, папа! Не забирай его у меня!
Плачет. Лариса, соскочив на пол, натягивает колготки и надевает туфли.
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Хорошо. Скажи, где это случилось?
НАТАША. Перед служебным входом!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. В наш корпус?
НАТАША. (кивнув и размазав по щекам слёзы) Он шёл из административного корпуса … Я его догнала, точнее – обогнала и сказала: «Стой! Я – дочь Виктора Гамаюнова!»
Лариса издаёт стон.
НАТАША. Иначе я не смогла бы выстрелить! Я должна была убедиться, что он тебя ненавидит, что он реально может нанять убийцу! Когда я это сказала – ну, что я твоя дочь, он так на меня взглянул! Как вампир! Я вынула пистолет и …
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Кто-нибудь это видел?
НАТАША. Никто, наверное…
ЛАРИСА. Ну конечно! Место открытое, посещения начались, с трёх сторон – три корпуса! Человек пятьсот это видели! Эх, Наташка…
ПРЯЛКИНА. (из коридора) Виктор Васильевич! Виктор Васильевич!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Под стол, быстро!
Наташа прячется.
ПРЯЛКИНА. (влетая) Виктор Васильевич, к телефону!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Пускай звонят в кабинет!
ПРЯЛКИНА. Но это Михаил Дмитриевич!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Я такого не знаю.
ПРЯЛКИНА. Новый зам главного по хирургии!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Этого чёрта мне ещё не хватало… (Выходит)
ЛАРИСА. Что там стряслось?
ПРЯЛКИНА. В главного стреляли!
ЛАРИСА. Да ладно! Кому он нужен?
ПРЯЛКИНА. Девка стреляла! Девчонка в джинсах и свитере! Возле нашего корпуса, представляешь? С той стороны! Влепила ему две пули в живот и вбежала в корпус!
ЛАРИСА. Какой кошмар! Но она, наверное, уже вышла через парадный вход!
ПРЯЛКИНА. Может быть… Зам главного хочет, чтоб оперировал Гамаюнов! Ты представляешь?
ЛАРИСА. Так главный жив?
ПРЯЛКИНА. Да, кажется, пули были свинцовые, не серебряные!
ЛАРИСА. Но это какой-то триллер!
ПРЯЛКИНА. Это театр абсурда! В администрации сидят два профессора хирургии, засунутые туда сама знаешь кем! Но некому, кроме шефа, вытаскивать эту мразь, которая не давала ему работать и превратила больницу в хоспис!
Уходит. Наташа вылезает из-под стола.
ЛАРИСА. Ох и наломала ты дров, Наташка!
Входит Виктор Васильевич с не прикуренной сигаретой во рту.
НАТАША. Папочка…
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (сунув сигарету в карман) Я иду его оперировать. Если выживет – ты получишь года четыре. Если не выживет – десять лет. Молись, чтоб рука не дрогнула!
НАТАША. Папа! Если он выживет – я умру!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Заткни свою глотку, дрянь! (поворачивается)
НАТАША. (схватив его за руку) Папа! У меня СПИД!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Заткнись, я сказал!
НАТАША. Клянусь тебе, это правда! Богом клянусь! Я весь год в больнице лежала! Через полгода опять ложиться, иначе – смерть! Папа, если ты его вытащишь, он меня назовёт! А в тюрьме не лечат…
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (отстранив Наташу) Лариса…
ЛАРИСА. Что?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Мне надо идти. Анестезиологи ждут! (медленно уходит)
ЛАРИСА. Ну, ты действительно дрянь! Раздевайся, быстро!
НАТАША. Зачем?
ЛАРИСА. Затем, что если сюда припрётся полиция, ты – моя пациентка и я тебя осматриваю, понятно?
Наташа кладёт пистолет под стол, поспешно снимает кроссовки, джинсы, носки и свитер. Лариса уносит их. Возвращается с пустыми руками через минуту.
НАТАША. (сев на диванчик) Я похудела, да?
ЛАРИСА. Похудела. Жаль, что не сдохла!
НАТАША. Лариска, тебе потом будет стыдно!
ЛАРИСА. Скажи, ты правда не понимаешь, что ты с ним сделала?
НАТАША. Что я сделала?
ЛАРИСА. Ты не знаешь, что он давал клятву Гиппократа? Не знаешь, гадина?
НАТАША. (встав) А ты знаешь, что он давал клятву верности моей маме? Или не знаешь, сука?
ЛАРИСА. Наташенька! Если ты взялась убить человека, то делай это достойно! Зачем других пачкать кровью? Одна расплачивайся, понятно?
НАТАША. Уговорила!
Бросается к пистолету. Лариса, опередив её, успевает его схватить. Оттолкнув Наташу, стремительно забегает за стол. Кладёт пистолет в карман.
НАТАША. Отдай!
ЛАРИСА. Догони!
Завязывается погоня вокруг стола.
ЛАРИСА. Прялкина! Прялкина!
Делают кругов пять.
ПРЯЛКИНА. (влетев) Чего надо?
Лариса и Наташа останавливаются.
ПРЯЛКИНА. Наташка? Что ты тут делаешь в таком виде? Здесь, вообще, не пляж!
НАТАША. Охочусь на крыс!
ЛАРИСА. Понимаешь, Виктор Васильевич попросил меня её осмотреть. Его-то она стесняется! Я нащупала слабую болевую точку на поджелудочной, и такое тут началось! Эта идиотка стала орать, что я причиняю ей боль нарочно, чтоб затащить её на операционный стол и прикончить, так как она мешает мне выйти замуж за её папу!
ПРЯЛКИНА. Четыре кубика хватит?
ЛАРИСА. Набери шесть.
ПРЯЛКИНА. А она не забредит?
Лариса. А чем она сейчас, по-твоему, занимается? Блещет разумом как Эйнштейн?
Прялкина выходит.
НАТАША. Лариска, зачем ты сделала из меня идиотку?
ЛАРИСА. А что я должна была ей ответить? Что ты пытаешься отобрать у меня пистолет, из которого выпустила две пули в её начальника?
НАТАША. Ты ей не доверяешь?
ЛАРИСА. У неё сложная ситуация! Она спелась со всеми питерскими! Ей нужно здесь удержаться, любой ценой!
НАТАША. Понимаю. И её, и тебя. Не бойся – цена, о которой ты говоришь, не будет высокой! Ни о каком предательстве речи нет. Молчание – золото, даже если оно является подлостью. Весь Париж знал о том, что за королём Генрихом Четвёртым ходит убийца с кинжалом, безумец и изувер Равальяк! Это обсуждали и в Лувре, и в кабаках, и в церквях, и в прачечных, и на рынках, и на балах… Ровно ничего об этом не слышал только один человек. Ты знаешь, кто это был? Сам Генрих Четвёртый – лучший король в истории Франции, да, пожалуй, и всей Европы!
ЛАРИСА. Наташенька, не смотри на меня такими глазами! Я знать не знаю, кто такой Равальяк!
НАТАША. Но ты не могла не знать, что к вам сюда идёт главный, когда позволила распластать себя на столе, как подлая шлюха Мария Медичи! Не могла не знать!
ЛАРИСА. Он сам знал об этом!
НАТАША. Подлая ложь! Вы все здесь убийцы! Вам нужна кровь благородного человека, как лекарство от скуки? А я вот вас всех самих сегодня отправлю на Монфокон!
Запрыгивает на стол, с него – на Ларису. Хватает её за горло.
ЛАРИСА. (вырвавшись) Караул! Прялкина, на помощь! Она меня задушить пытается!
Бежит к двери. Наташа её преследует. Дверь перед ними распахивается, и входит Прялкина с шприцем. Схватив Наташу за руку выше локтя, подтаскивает её к диванчику.
НАТАША. (пытаясь вырваться) Пусти, сволочь! Предательница! Скотина!
ПРЯЛКИНА. (швырнув её на диванчик) Быстро ложись на живот и спускай трусы!
НАТАША. Что ты собираешься мне вколоть? Мышьяк?
ПРЯЛКИНА. Цианистый калий! Но если ты соизволишь утихомириться – димедрол.
НАТАША. Зачем?
ПРЯЛКИНА. Затем, чтобы ты не орала на всю больницу! Часика два поспишь и пойдёшь домой.
НАТАША. Нет!
Возобновляет сопротивление и орёт. Лариса, приблизившись, помогает Прялкиной уложить Наташу ничком и сделать укол.
НАТАША. Какая подлость! Две на одну, да ещё и сзади! (садится)
ПРЯЛКИНА. (бросив шприц в корзину для мусора и взяв руку Наташи) С венами что? На героин села, дура?
НАТАША. (выдернув руку) Сама ты дрянь бестолковая! Ни на что я не села! Это от капельниц!
ПРЯЛКИНА. Где лежала?
НАТАША. В инфекционной!
ПРЯЛКИНА. Что тебе впрыскивали?
НАТАША. (встав и изобразив неприличный жест) А вот это в тебя давно не вставляли, тварь?
Прялкина даёт ей по морде.
НАТАША. (сев) Ты что делаешь? Я тебе сейчас башку оторву!
ПРЯЛКИНА. Что капали?
НАТАША. Иммуностимуляторы!
ПРЯЛКИНА. Отец знает?
ЛАРИСА. Да, только что узнал.
ПРЯЛКИНА. (придвинув к диванчику стул и сев) На спину ложись!
НАТАША. Это ещё зачем? Ты что раскомандовалась? Я папе всё расскажу!
ПРЯЛКИНА. Лариса, где клизма?
Наташа быстро ложится.
ПРЯЛКИНА. (начав прощупывать ей живот) Нет, панкреатит рядом не стоял. Тут проблемы с печенью. Очаг боли на селезенке … вот здесь двенадцатиперстная мне не нравится, надо будет сделать УЗИ. Паховая грыжа! И слабоумие в лёгкой форме. (откидывается на спинку стула)
НАТАША. Как слабоумие?
ПРЯЛКИНА. А чего ты так удивляешься? Слабоумие – абсолютно на своём месте. Папа-алкаш, мама-разгильдяйка, бегавшая с детьми на руках молоко с конфорки снимать, извилистый коридорчик! Всё объяснимо и всё логично.
НАТАША. Так это ведь Дунькиной башкой дверь пробили!
ПРЯЛКИНА. А твоей – стену? Скажи мне, кем надо быть, чтоб изрешетить человека на глазах всей больницы и побежать не к метро через главную проходную, пока охрана не поднята по тревоге, а прямо в корпус, к папе с двумя инфарктами?
НАТАША. Хорошо! Считай меня дурой! Да, я действительно испугалась крови и растерялась! Считай меня кем угодно! Но это был Монфокон!
ПРЯЛКИНА. Ты отцу Монфокон устроила, сволочь! Где пистолет?
ЛАРИСА. Он у меня.
ПРЯЛКИНА. Протри его влажной тряпкой и вышвырни из окна туалета. Там под окном кустов и деревьев целая чаща, но всё равно смотри, чтоб никто тебя не увидел!
Лариса выходит.
НАТАША. Спасибо, Прялкина!
ПРЯЛКИНА. Да пошла ты! (Рассерженно пересаживается за стол, и, проинспектировав ящики, обнаруживает бутылку. Открутив пробку, прикладывается к горлышку. Утирает рукавом рот)
НАТАША. Что там, снаружи?
ПРЯЛКИНА. Менты снаружи! Всех женщин на проходных шмонают и подвергают допросу. Тебя бы там раскололи мигом.
НАТАША. И здесь расколют!
ПРЯЛКИНА. Здесь мы с Лариской отбрешемся.
НАТАША. Точно?
ПРЯЛКИНА. Точно. Они, насколько я понимаю, почти уверены, что ты выскочила сквозь корпус и проходную. Поэтому если и пробегутся по этажам – то так, лишь бы как!
НАТАША. (зевнув) Конкретно в сон клонит.
ПРЯЛКИНА. Неудивительно! Я шесть ампул тебе вкатила. (прикладывается к бутылке)
НАТАША. Прялкина, ты хороший врач?
ПРЯЛКИНА. Диагност – хороший, хирург – посредственный.
НАТАША. А Лариска?
ПРЯЛКИНА. Наоборот.
НАТАША. А папа?
ПРЯЛКИНА. No comments.
НАТАША. Why?
ПРЯЛКИНА. Потому что он мой начальник.
НАТАША. Ты с ним не спишь?
ПРЯЛКИНА. Нет, не сплю.
НАТАША. Почему не спишь?
ПРЯЛКИНА. Беспонтово. Зачем мне старый мужик, да ещё женатый? Лариска рассчитывает на то, что он перейдёт работать в крутую клинику и её прихватит, а я …
НАТАША. А ты?
ПРЯЛКИНА. Я в частную клинику не хочу. Характер у меня не для частной клиники.
НАТАША. А у папы?
ПРЯЛКИНА. Твоему папе вообще ничего не нужно, кроме баяна с гитарой, водки, друзей и девок! Лариска этого просто не догоняет.
НАТАША. А вдруг она его любит?
ПРЯЛКИНА. Наташка, ты иногда говоришь разумные вещи – Монфокон, Франция, короли, отравленные кинжалы, пытки, а иногда такую чушь изрыгнёшь, что хоть стой хоть падай!
НАТАША. Скажи мне, Прялкина, почему ты не замужем с такой внешностью?
ПРЯЛКИНА. Потому что я – диагност от Бога. На человека смотрю – и мысленно ставлю ему диагноз до сердцевины костей! А мужа ещё и трогать придётся, притом не только руками. Да у меня на вторую ночь мозги раком встанут!
НАТАША. А почему у тебя квартиры до сих пор нет?
ПРЯЛКИНА. Что значит – до сих пор? Мне тридцать лет только!
НАТАША. То есть, квартира у тебя будет?
ПРЯЛКИНА. Слушай, меня задолбали твои вопросы!
НАТАША. Я хочу знать!
ПРЯЛКИНА. Откуда она возьмётся? Из твоей задницы? Я – хирург, а не косметолог!
НАТАША. А хочешь, я поставлю тебе диагноз?
ПРЯЛКИНА. Мечтаю.
НАТАША. Ты – это я!
ПРЯЛКИНА. Это не диагноз, а приговор!
НАТАША. Ты рада?
ПРЯЛКИНА. Мне фиолетово.
НАТАША. Ну и дура! Как ты не понимаешь – не ползти раком, а идти с гордо поднятой головой сегодня возможно лишь по одной дороге! Это дорога на Монфокон. Знаешь, почему? Потому что встать на сторону обречённого можно лишь во весь рост, и никак иначе!
ПРЯЛКИНА. Ты, я смотрю, ещё не намонфоконилась?
НАТАША. Ещё нет. А скажи мне, Прялкина, неужели папа ни разу не ущипнул тебя за твою шикарную задницу?
ПРЯЛКИНА. Твою мать! Я после дежурства! У меня ночью было три операции! (вскакивает)
НАТАША. (сев) Ты куда?
ПРЯЛКИНА. В процедурный, за Монфоконом… Тьфу ты, за димедролом! (бежит к двери)
НАТАША. Не надо, я уже сплю!
Ложится. Прялкина возвращается. Сев за стол, прикладывается к бутылке и протирает глаза.
ЛАРИСА. (вернувшись) Сделано! (плюхается на стул)
ПРЯЛКИНА. (посмотрев на Наташу, уснувшую) Они спросят, где ее шмотки.
ЛАРИСА. Я их в отходы засунула!
ПРЯЛКИНА. Ты им так же ответишь?
ЛАРИСА. Давай твои повесим на стул!
ПРЯЛКИНА. Моя юбка ей не по росту. Это будет заметно. Она и мне-то почти до щиколоток! А я на целую голову её выше.
ЛАРИСА. А у меня такие же джинсы, как у неё! И свитер похож. Что толку?
ПРЯЛКИНА. (взяв бутылку) Ты будешь?
ЛАРИСА. Я на работе!
ПРЯЛКИНА. Работница, твою мать… (прикладывается к бутылке) Кстати, я забыла сообщить тебе новость. Ему сегодня звонили насчёт тебя.
ЛАРИСА. Насчёт меня? Главному звонили? Да кто, кто, кто?
ПРЯЛКИНА. Тот самый чиновник, который был у нас на банкете в июне. Помнишь? Он чуть не кончил, когда ты за столом пела!
ЛАРИСА. Точнее будет сказать – когда ты плясала под моё пение! Так зачем он звонил?
ПРЯЛКИНА. Для того, чтоб это узнать, мне пришлось секретарше задницу вылизать, а ты хочешь взять информацию просто так? Впрочем, если честно, в ней нет особенной ценности… Он звонил сказать главному, что поможет одной хорошей певице занять уютненький кабинет с дорогим компьютером в Департаменте Мосгорздрава, чтобы один очень плохой врач, к которому депутаты и прокуроры просятся на приём, морально сломался и написал по собственному желанию.
Звонит телефон.
ПРЯЛКИНА. (взяв трубку) Первая хирургия. Да, это кабинет заведующего. Нет, он на операции. В ординаторскую звоните.
Бросает трубку. Лариса закрывает лицо руками и плачет.
ПРЯЛКИНА. Если ты сейчас же не прекратишь это идиотское наводнение, ей – кранты! Она пойдёт за решётку и там загнется к чертям. Ты этого хочешь?
ЛАРИСА. (вытерев слёзы) Она ему себя назвала! Перед тем как выстрелить, назвала себя! Представляешь?
ПРЯЛКИНА. Шеф это знает?
ЛАРИСА. Знает! (берёт бутылку, делает два глотка и ставит её обратно на стол)
ПРЯЛКИНА. Рано паниковать! Там, если не ошибаюсь, и дивертикул навылет, и левая почка в клочья, и от подвздошной кишки хер чего осталось. Кроме того, довольно большая кровопотеря. Почти тотальная. Ассистирует Вероника. Ну, эта, новенькая! Её Виктору Васильевичу навязали вместо тебя. А у неё руки растут из очень красивой жопы! Так что, я думаю, всё нормально! Виктор Васильевич – не волшебник.
ЛАРИСА. Ему придётся им стать! Точнее, уже пришлось.
ПРЯЛКИНА. Да ради чего? Я не понимаю! Чтобы спасти упыря и умертвить дочку?
ЛАРИСА. Да. Умереть под забором имеет право лишь тот, у кого кристальная репутация!
ПРЯЛКИНА. Ты его сумасшедшим, что ли, считаешь?
ЛАРИСА. А кем ты считаешь Бога?
ПРЯЛКИНА. Бог отдал сына за всех людей!
ЛАРИСА. Да, да! Включая того, кого она хотела убить! И знаешь, если бы Бог не пожертвовал своим сыном ради него одного … или ради тебя одной, например, или ради кого бы то ни было одного – он не был бы Богом!
ПРЯЛКИНА. Очень возможно. Только при чём здесь Виктор Васильевич? Он не то что на Бога, на человека не всегда тянет!
ЛАРИСА. Но на врача он тянет всегда, при всех своих недостатках! Он – врач до мозга костей. Не знаю как ты, а я почти понимаю, что это значит!
ПРЯЛКИНА. (хорошо хлебнув из бутылки) Ах, Боже мой, какая принципиальность! Где бы мне взять такую, чтоб тоже чувствовать крылышки за спиной, как бы жизнь ни била? С ума сойти! Двадцатидвухлетняя девка у нас в четверг истекает кровью при удалении селезёнки – мы продолжаем с умным лицом водить за собой студентов и составлять резюме в НИИ хирургии! Нас трахают на столе – мы не упускаем случая толкнуть речь про Бога и наорать на двух медсестёр за длинные ногти и чересчур короткий халатик! Институт мы заканчивали с отсосами, но в отличии от тупицы Прялкиной, у которой списывали зачёты, железно помним пафосный бред о врачебном долге! (опустив голову, закрывает лицо руками)
ЛАРИСА. Прялкина!
ПРЯЛКИНА. (всхлипнув) Что?
ЛАРИСА. Ты не плачешь?
ПРЯЛКИНА. Нет! (всхлипывает)
ЛАРИСА. Позволю себе заметить, что ты ведешь себя безобразно! При чём здесь принципиальность? Я просто думаю, что от каждого человека, даже если он врач, вреда гораздо меньше, чем пользы. Ты не согласна?
ПРЯЛКИНА. (вытерев слёзы пальцами) Если я соглашусь с этим бредом, то брошу пить! А если я брошу пить, то начну на людей бросаться… или, что еще хуже, писать стихи! Гамаюнов пьёт потому, что ему надоедает быть человеком. Я его понимаю, но у меня – другая причина. Я опасаюсь быть человеком… Точнее – личностью, потому что вот чем это кончается! (указывает на Наташу)
ЛАРИСА. Иногда случается так, что правильные поступки приводят к правильным результатам.
ПРЯЛКИНА. Так вот это как раз и есть абсолютно правильный результат правильных поступков!
ЛАРИСА. Да! Эта девочка – молодец. Её смерть – поступок, так как у неё есть квартира, деньги и папа с мамой! У меня тоже есть всё, что нужно для счастья. А у тебя, моя дорогая, ни черта нету кроме диплома и шмоток, которые в небольшую сумку поместятся! И поэтому для тебя поступок – не смерть, а жизнь!
ПРЯЛКИНА. (приложившись к бутылке) Ларисонька!
ЛАРИСА. Что?
ПРЯЛКИНА. Если ты в данную минуту физически не способна заткнуться – спой что-нибудь, пожалуйста!
У Ларисы лицо становится грустным и недовольным. Не поднимаясь со стула, она берёт из угла гитару, подстраивает её и сначала тихо, затем всё громче, надрывнее исполняет тягостную цыганскую песню. Прялкина вскакивает, снимает косоворотку, пытается танцевать, но её штормит. Занервничав и заплакав, она садится на стол. Слёзы из неё текут в три ручья, и она пытается утирать их косовороткой. Лариса, не обращая внимания на неё, продолжает петь под перебор струн и жалобные рыдания. Входит Виктор Васильевич. Поглядев на коллег, он подходит к дочери и берёт её руку. Плач, игра на гитаре и пение прекращаются. Прялкина окончательно вытирает слёзы и надевает косоворотку.
ЛАРИСА. (ставя гитару) Виктор Васильевич!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (щупая пульс Наташи, которая продолжает спать) Да, Ларисочка?
ЛАРИСА. Как прошла операция?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Операция? Да ты знаешь, в целом неплохо прошла эта операция…(опускает руку Наташи, глядит на Прялкину) Прялкина, не бесись!
Уходит, старательно прикрыв дверь за собою. Прялкина и Лариса с недоумением переглядываются.
ЛАРИСА. Что это было?
ПРЯЛКИНА. Виктор Васильевич вроде как…
С грохотом двери входит Дуня. Лариса молниеносным движением придвигает к себе стоящую на столе бутылку.
ДУНЯ. (остановившись) Привет! Где папа? Ой, а что здесь Наташка делает без штанов? Напилась? Понятно. Вот пьянь! Я ведь говорила, что нечего покупать ей джинсы за три с половиной тысячи, всё равно потеряет! Лучше бы мне купили кроссовки за шесть четыреста. Слава богу, что хоть ремень мне мама купила за полтора косаря! Почему в больнице столько ментов? Паспорт мой проверили, сфоткали, а меня саму обшмонали даже. Короче, шухер какой-то! Прялкина, ты чего сидишь на столе? Ты убеждена, что его для твоей бестолковой задницы сделали? Папа где?