Последняя почка Наполеона

Глава девятнадцатая

В которой Рита сталкивается с реальностью

Уже вечерело, однако ей не хотелось ехать домой. Решила она пройтись до Зарядья – да не короткой дорогой, обогнув Кремль и свернув налево, а по бульварам. Первым из них на её пути был Никитский. Пройдя под Новым Арбатом среди попутных и встречных людских потоков, она зацокала каблучками своих высоких сапог к Никитским воротам. За ней тянулся, как шлейф, вскидываемый ветром к багрянцу сумеречного неба, дым "Честерфилда".

Рита ни разу не признавалась даже самой себе, что любит она Москву: и центр её – за потусторонний, давящий отголосок былых столетий, переорать который яркая пошлость, при всей своей колоссальности, не могла, и однообразное, необъятное захолустье спальных районов – за то, что в двух из них выросла. Всё, конечно, менялось с невероятной скоростью и размахом, но никакая глупость изменить главного не могла. А главное, на взгляд Риты, было в презрении к этой глупости. Древний город попросту издевался над теми, кто говорил: "Вернём Москву москвичам!", и – ломал, крушил, опошлял. Нелепость происходящего сразу делалась очевидной.

Перед афишами театра у Никитских ворот Рита ненадолго остановилась, чтобы взглянуть на миленьких голоногих актрис, застывших в различных позах. Сфотографировав девушек на смартфон, она продолжила путь более задумчиво. Площадь с милым сердцу фонтаном перебежала на жёлтый свет. Искоса взглянув на здание ТАСС, около которого лет пятнадцать назад молодые люди ждали её с цветами, и на Большую Никитскую, также знавшую о ней много и всё, конечно же, помнившую, с мечтательно поднятой головой пошла по Тверскому. Памятник Пушкину вновь не встретился с ней глазами, хоть она всякий раз ожидала, что это каким-то чудом произойдёт. О, сколько народу! А интересно, все ли этого ждут? Театр, Макдональдс. Слева от площади – "Пилигрим", сияет как изумруд. Но он был не нужен. Путь её лежал дальше, дальше по ледяным бульварам – к Чистым прудам, к Кузнецкому и к Зарядью.

Был уже восьмой час, когда Рита вышла на Китай-город. С этим районом её никакие воспоминания не связывали. Он был для неё чужим, и как раз поэтому интересным. Она не знала его души, и та представлялась ей полной тайн. Каждая деталь Китай-города, от громады Политехнического музея до лавочек, звала Риту к ней прикоснуться. Но привело её сюда дело. Около одного из входов в метро стоял павильон – кафе с десятью столами и салон связи. В это кафе Рита и зашла. Семь столиков были заняты, да притом одной молодёжью. Хипстеры и студенты любили это местечко. Официантка провела Риту к дальнему столику, подала ей меню.

– А мне бы хозяйку, – сказала Рита, сев и закинув одну ногу на другую. Официантка подняла брови.

– Хозяйку?

– Да, Светлану Дмитриевну. Простите, что я шепчу! Надорвала голос. Светочка здесь? Если здесь – скажите ей, что её ожидает Наполеон.

Девушка кивнула.

– В данный момент её нет. Возможно, она появится. В этом случае я ей всё передам. Вы уже готовы сделать заказ?

Рита пролистала меню.

– Вот этот жульен за четыреста пятьдесят – ничего, нормальный?

– Отличный.

– Ну, принеси мне его. Всё-таки я хочу сегодня сожрать нормальный жульен. И двести грамм вискаря. И томатный сок. У вас курить можно?

– Да, разумеется, – недовольно сказала девушка, повторив наименования, – вы ведь видите, что все курят!

– Это как раз меня и смущает. Если бы здесь никто не курил, я бы закурила без спросу.

Официантка ушла, ни слова не проронив. Через пять минут она принесла напитки. Ещё через пять минут был подан жульен.

– Большое спасибо, – сказала Рита, взяв вилку.

– Приятного аппетита.

Всё же это была отличная девушка. Проводив её взглядом, Рита начала есть. Сто грамм вискаря были уже выпиты. Молодняк с трёх сторон шумел. За одним столом что-то выясняли уже почти с мордобоем, притом девчонки не успокаивали парней, а наоборот. Рите это нравилось. Трое-четверо мальчиков на неё немножко глазели, когда их спутницы утыкались в свои мобильники. Она высунула язык одному из них, и он отвернулся. Негромко играло регги. Выкурив сигарету, Рита допила виски и незаметно уснула, левой щекой приложившись к сложенным на столе рукам.

Проснулась она сама, поскольку сидеть стало дискомфортно. Всё остальное как будто было по-прежнему. Впрочем, нет – из динамиков вместо регги ещё более ленивой масляной лужей с отсветами кошачьих глаз расплывался блюз. Он не убаюкивал. Мало было выпито виски, чтоб сладко спать за столом. Протерев глаза, Рита обнаружила, что сидит за этим столом уже не одна. Напротив расположилась тридцатилетняя куколка с таким носиком, да с такими хитрыми глазками, да с такими белыми волосами, торчащими во все стороны, да с таким белозубым ротиком до ушей, что даже сжигаемый на костре, узрев это личико, улыбнулся бы непременно. На симпатяшке был очень милый оранжевый пиджачок поверх синей блузки. Очаровашка курила длинную сигарету, пуская дым к потолку.

– Отличный пиджак, – похвалила Рита. Света небрежно дёрнула плечиком.

– Да пиджак как пиджак! У меня есть лучше. Привет, Ритуха!

– Привет.

Свободных столиков уже не было. Дым висел коромыслом. Гомон стоял вокзальный. Официантки сбивались с ног. Внезапно одна из них, получив по счёту, подошла к Свете, и, наклонившись, что-то ей прошептала на ухо.

– Хорошо, иди, – ответила Света, даже и не взглянув на неё, – а что с твоей мамой? Какой диагноз?

– Инфаркт.

Хозяйка кафе несколько раз цокнула языком. Поблагодарив её одним словом, девушка убежала. Рита проводила её завистливым взглядом. Ей тоже вдруг захотелось встать перед куклой Барби в оранжевом пиджаке, сказать ей спасибо и убежать. Ведь она сидела уже часа полтора! Пора было выйти на свежий воздух.

– И как ты меня нашла? – поинтересовалась Света, гася окурок. Голова Риты внезапно дёрнулась.

– Не скажу.

– Ну, не говори. Что у тебя с голосом?

– Я его отдала Есенину.

– И поэтому он повесился?

– Разумеется. Ведь мой голос – для ушей Бога.

– Ясно. А ты давно из психушки?

– Да!

Это слово внезапно вырвалось воплем. Видимо, голос Риты Есенину надоел. Она испугалась своего крика, так как предполагала, что голос к ней не вернётся ещё неделю. Света порывисто обернулась. На них смотрели. Звучал один только блюз. Впрочем, гомон тотчас возобновился.

– Риточка, в этом не было блеска твоего прежнего остроумия ни на грош, – с досадой сказала Света, проведя пальцами по губам, – я не знаю, чем там тебя кололи, но…

– Светочка, я не виновата! Честное слово!

Голос прозвучал вполне полноценный, хотя давался с трудом – связки ощущали прежнюю боль.

– Разве тебя кто-то в чём-то винит? – возразила Света уже скорее с брезгливостью, чем с досадой, – я только что об этом сказала. Чего ты хочешь-то от меня?

– Да просто хочу спросить, как твои дела.

– Ты знаешь, неплохо.

– Бизнес идёт?

Света не спешила давать ответ. От него, казалось, зависело очень много. Рита за ней внимательно наблюдала. Она не верила ни глазам своим, ни ушам. Она всей прожитой жизни своей не верила. А потом её взгляд вновь переместился на девушек и парней, сидевших вокруг. Они пили пиво. Они болтали, смеялись. Стол, за которым часа полтора назад готовились к драке, теперь был самым спокойным. Двое за ним сосались, а остальные смотрели какой-то видеоролик. А время шло. Приняв, наконец, решение, Света вновь растянула ротик – но не до самых ушей, как давеча, и ответила:

– В целом, да. Но проблем хватает. А как твои дела?

– Тоже ничего. Ты, кстати, отлично выглядишь! Лет на двадцать.

Лицо хозяйки кафе слегка изменилось, отразив некоторую растерянность.

«Она думала, я пришла просить денег», – решила Рита, – «но почему-то похвасталась пиджаком, который ещё дороже, чем этот! Кто же тянул её за язык?»

– И ты тоже выглядишь просто великолепно, – опять просияла Света, – можно сказать, ни капли не изменилась. Ты чем, вообще, занимаешься?

– Да пока особо ничем. Работу ищу. Кстати, ты потом окончила университет?

– Да, окончила. И второе высшее получила.

– О! И кто ты теперь, кроме как историк?

– Юрист.

– Ого!

Ещё Света сообщила, что вышла замуж и через год развелась, детей не рожала. Но собирается. Рита ей рассказала о своей встрече с Веркой. Не сразу сообразив, о ком идёт речь, Света заявила, что она рада.

– У тебя есть машина? – спросила Рита, не зная, о чём ещё говорить.

– Да, есть. «Мерседес C-200». Я около «Найт-Флайта» его оставила. Мне пришлось там немножко выпить с друзьями.

На этом темы были исчерпаны. Рита вдруг ощутила глобальность происходящего. Вот она – реальность во всей красе! Никто никому ничего не должен. Это и есть свобода – высшая, абсолютная. От неё ничто не свободно. Всё рано или поздно становится пустотой, а значит – освобождается.

Музыка минут пять уже не звучала. Вынув мобильник, Рита включила на максимальную громкость песню "Одна звезда на небе голубом". Восемь лет назад они её часто слушали, когда шли домой от метро. Молодёжь притихла. Света строго следила за беготнёй двух официанток. Под её взглядом девушки суетились. Одна из них чуть не выронила подносик. Рита взяла было сигарету, но передумала. Огляделась опять вокруг. Выключила песню и убрала свой мобильник.

– Ну, я пойду?

– А, тебе пора? – спохватилась Света, – пока, пока! Мне очень было приятно с тобой пообщаться, Риточка. Забегай, когда будет время.

– Угу, – отозвалась Рита и встала. Обойдя стол, она со всей силы врезала Свете по уху. Света взвыла и повалилась на пол вместе со стулом. Тут же вскочив, она бросилась на Риту. Их не могли разнять десять человек. Когда всё же их растащили и когда Риту – всю исцарапанную, хлюпающую кровью в носу, вывели на улицу, Света устремилась туда же. Её уже никто не мог удержать. Да этого и не требовалось, поскольку она уже не лупила Риту, которая шла к Кузнецкому, а бежала следом за нею и проклинала её, визжа:

– Паскуда! Уродина! Ты мне жизнь сломала! Сдохни, мразь! Сдохни!

– Я уже сдохла! – был ответ Риты, который вылетел у неё изо рта с кровавыми брызгами, – а вот ты, тварь, жива! Ты мне обещала сдохнуть вместе со мною, но ты жива! Ещё как жива! Так что, ты будь проклята!

– Сука, сука! – рыдала Света, топая каблуками, – я не хотела! Я не хочу! Не буду хотеть!

Так дошли они до Лубянки. Свернув на Охотный ряд, двинулись к Тверской. Машины сигналили. Выбеленная громада Большого театра удивлённо сияла отсветами дурашливых фонарей. Света истерила, то забегая вперёд, то, наоборот, отставая с клятвами утопиться, а Рита ей плевала в лицо и ругалась матерно. На Тверской они целовались, слизывая друг с друга слёзы и кровь. Проститутки молча на них смотрели. Прохожие обходили их далеко. Полиция их не трогала. Она знала Риту и знала Свету.

Время перевалило за полночь. Надо было ехать домой. Чёрный «Мерседес», стоявший около клуба «Найт-Флайт», был немного грязен, но всё равно красив. За руль села Рита. Она дала такой старт, что из-под колёс задымило. Света визжала. Она впервые почувствовала, на что способна её машина, а также то, что ремень безопасности был придуман не дураками. Из четырёх динамиков грохотало "За розовым морем, на синем побережье". Все на дороге панически уворачивались от двух взбесившихся сук на чёрной машине.

– Я здесь сойду с ума, – сказала, глядя им вслед, красивая дама в очках без стёкол, – это немыслимо! И бессмысленно.

Глава двадцатая

В которой грязная демагогия не прокатывает

Таня позвонила в одиннадцать, когда Рита с раскалывающейся головой жарила яичницу с помидорами. Кроме неимоверно взлохмаченной головы, болела нога, по которой Света врезала каблуком, правый бок и попа. Два синяка на ней даже и не думали проходить. Депрессивный двор и пасмурный день нашли за окном друг друга, как два скурившихся идиота. Из ванной сквозь плеск воды звучало на всю квартиру пение Светы. Пела она "За розовым морем". Вежливо предложив ей засунуть её поганый язык в задницу тому, кто эту тошнотину сочинил, Рита посолила брызгающую маслом вкуснятину. Потом вышла на связь.

– Да, лиса, привет.

– Привет. А ты сейчас дома?

– Дома.

– Верка не у тебя?

Рита удивлённо села на стул.

– Нет. А что ей у меня делать? Или она решила пожить по очереди у всех лесбиянок и проституток?

– Ритка, заткнись! Тут дело серьёзное. Ведь она вчера домой не вернулась и никаких сообщений от неё не было! Телефон её недоступен. В театре она сегодня не появилась, хотя должна была! Я туда звонила и спрашивала.

– И что? Загуляла девка. Вполне обычное дело! Ей ещё нет тридцати.

– Это не обычное дело! Верка не из таких. Она никуда ни разу не пропадала! Это во-первых, а во-вторых – её скрипка стоит огромных денег! Просто огромных.

Погасив газ, Рита закурила.

– Я поняла. И каков твой план? Что ты предлагаешь?

– Я предлагаю тебе подумать, где она может быть.

– Ты что, обалдела? Мы ведь с ней были едва знакомы, потом не виделись восемь лет! Какие у нас могут быть дела? Вы вместе живёте, вот ты и думай! Тряси её театральных и музыкальных подруг. Но вряд ли есть повод для беспокойства. С кем она вчера должна была встретиться?

– С дирижёром каким-то. Если не ошибаюсь, со Шпиваковым. Потом у неё ещё был концерт в ЦДА.

– А он точно был? И, самое главное, был ли после него банкет?

– Этого не знаю, не выясняла ещё, – ответила Танечка и ушла со связи. Бросив мобильник на стол, Рита со всей силы сжала руками голову. Что за утро? Одна поёт, другая несёт какую-то чушь, третья пропадает! За окном – мерзость! Куда деваться от боли и отвращения ко всему, что перед глазами?

Света, тем временем, завершила концерт и водные процедуры.

– Что там произошло? – спросила она, выглянув из ванной.

– Верка пропала.

– Верка? Та самая? Из театра? Да ладно! Как?

– Домой вчера не приехала. Не звонит, не пишет.

– Ничего страшного не случится с этой пронырливой мелюзгой, – заверила Света. Старательно растерев себя полотенцем, она зашлёпала в комнату. Проводив глазами все её задние углубления и округлости, сохранившие юношескую упругость, Рита поставила сковородку на стол. Вынула из шкафчика вилки. Завтракать Света пришла одетая. Начав есть, она заявила, что приготовлено скверно.

– Ты правда хочешь ребёнка? – спросила Рита, вырвав у неё вилку, чтоб не выпендривалась. Взяв ложку и стукнув ею Риту по лбу, хозяйка кафе ответила:

– Да, конечно. Ведь мне уже двадцать девять! Давно пора.

– Ты что, пропиталась стереотипами?

– Иди в жопу! Ты меня задолбала. Хочу ребёнка, и всё.

– Да нет, ты ответь, – привязалась Рита, вилкой стащив у Светы желток, который она уже заграбастала, – тебе больше нечем заняться, кроме как продолжением своего дебильного рода?

– Мать твою за ногу! …! А чем я ещё должна заниматься? Читать стихи на Арбате и водку жрать? Я не идиотка, я – бизнес-леди!

Рите немножко стало смешно.

– Что ты опять ржёшь? – обиделась Света, – что я не так сказала?

– А я-то что не так сделала? Объясни мне! Ты пошутила, я посмеялась. Раньше ты тоже, конечно, была капризная, но сейчас тебе совершенно не угодишь! Я плакать должна над твоими шутками?

– Да ты злая! Ты поняла, что я говорю серьёзно! Ты вчера видела, что мой бизнес имеет большой размах – не меньший, чем твой восемь лет назад! Ты можешь сколько угодно мне говорить, что всё очень плохо, что всё накроется, что власть думает только лишь о своём кармане и разоряет бизнес, однако я собственным примером доказываю тебе, что это – не так! У власти – не воры, не идиоты. Да, есть огромные недостатки, есть упущения, но жить можно! И даже ничуть не хуже, чем в США, если у тебя голова с мозгами! Можно по всем направлениям идти в гору – если не ныть, не жаловаться, не злобствовать, а работать. Тупо работать, не покладая рук!

– Цепляясь за связи папочки?

– Да какие связи? Папа уже второй год на пенсии!

– Эта шутка была покруче других, – заметила Рита, но всего-навсего улыбнулась, – у нас сегодня день юмора.

– Да какой день юмора? Я тебе говорю – жить можно! Бизнес никто не душит, если он не работает в серых схемах. А то, что жить по закону сложно и разорительно – это бред! Так говорят те, кто даже не пробовал это делать. Просто попробуйте и заткнитесь! Суды встают на сторону бизнесменов, если те действуют легально. Культура тоже растёт. И цивилизованный мир на нас уже смотрит совсем не так, как смотрел когда-то, а уважительно! Нас боятся! Ты ведь не собираешься с этим спорить?

– Стоп! Я запуталась. Уважают или боятся?

– А что, есть разница? Поговорка гласит: "Боятся – значит, уважают!"

– Дурацкая поговорка. Бешеную собаку тоже боятся.

Света пришла в неистовство. Даже стукнула кулачком по краю стола и бросила ложку в раковину.

– Сама ты бешеная собака! Не смей, паскуда, так говорить про мою страну!

Рита, встав, отправила вслед за ложкой и сковородку.

– Позавчера такая же патриотка, тоже немножечко подментованная, стреляла в меня из шпалера! А вчера уже извинялась.

– Да хер тебе, не дождёшься! Наоборот – ты в морду получишь, тварюга злобная, если я ещё раз от тебя услышу что-нибудь в этом роде!

Воспламенив под чайником газ, Рита опять села. Оба её кулака были крепко сжаты.

– Я знать тебя не желаю! – бесилась Света, – зараза!

– Ну и проваливай! Пошла вон! Животное! Сука!

Очень внимательно поглядев на Риту и очень ясно увидев, что шутки кончились, Света встала и со всего размаху дала ей в челюсть. Этот удар был бы страшным, если бы он не вышел скользящим – Рита успела немного отклонить голову. Ей понадобилась секунда, чтобы вскочить и дать сдачи. Её пощёчина, звук которой спугнул с окна двух синичек, вернула Свету на стул. Правда, ненадолго. И на сей раз её бы не усадил даже удар по лбу чугунной сковородой. Но Рита уже убегала с кухни, бросив подруге под ноги стул. Света не споткнулась – перескочив, ринулась вдогонку. Рита успела закрыться в комнате. Трёх ударов Свете хватило, чтоб выбить дверь – замок был одно название.

Но, ворвавшись, она застыла. Рита на четвереньках стояла около шкафа. Её рвало. Хлестала одна лишь кровь – яичница вся была уже на полу. Света содрогнулась. Видя, что кровь уже только капает, она кое-как подтащила свою подругу к дивану и уложила. Лицо у Риты было зелёное. Её взгляд казался безжизненным.

Вызвав Скорую, Света снова бросилась к умирающей. Та уже шевелилась, глядя по сторонам. Но Света решила на всякий случай всю её обслюнявить и надоесть ей воплями о луне Парижа и солнце Аустерлица. Искренность воплей была обильно подтверждена слезами. От всего этого Рита, ясное дело, должна была либо незамедлительно сдохнуть, либо вскочить, дабы положить конец обезьяньим выходкам. И она вскочила. Взяв телефон, сама отменила вызов.

– Да что же произошло? Объясни! – умоляла Света, ползая с тряпкой по полу, – я такого ещё не видела!

– Я не знаю, – сказала Рита. Сидя на стуле, она рассеянно наблюдала, как бизнес-леди полощет тряпку в ведре. Та не унималась.

– Как так – не знаешь? Тебя ведь кровью рвало!

– Очевидно, яйца были не вполне свежие.

– Но ведь я их ела, и ничего! Меня не тошнит.

– Ещё бы тебя тошнило! Ты жрёшь говно! – заметила Рита. Встав, она очень быстро ушла на кухню. Оттуда крикнула:

– Жрёшь говно! И не морщишься! И гордишься этим! И всем про это рассказываешь! Кретинка!

Света молчала. Боевой пыл у неё пропал. Впрочем, ненадолго.

– Я всё равно права, – сказала она, когда пили кофе, – ты можешь сколько угодно кровью блевать, но ведь я права!

– Кто будет отцом ребёнка?

– Ребёнка? – переспросила Света.

– Да, твоего ребёнка. Кто будет его отцом, чёрт тебя возьми?

– Я пока не знаю.

– Как так – не знаешь? Давно пора это выяснить! Ведь тебе – уже двадцать девять. Кандидатуры-то есть?

– Конечно же, есть. Я просто не знаю, на ком из них мне остановить выбор.

Рита зевнула, сделав глоток из чашки.

– Останови свой поганый выбор на мудаке. Или они все мудаки?

– Не все! – воскликнула Света.

– Ну, так вот и выбери мудака.

Света разозлилась.

– Ты бредишь! Или ты можешь обосновать?

– Конечно, могу. Если у тебя родится умный ребёнок, он будет очень несчастен.

– Ну, вот опять! Ты просто решила меня взбесить! Ты это нарочно! А если я вдруг возьму да и разозлюсь, но уже по-взрослому? Ты реально не пожалеешь?

– Да нарисуй уже триколор у себя на жопе и успокойся!

– А в рыло тебе не дать, коза долбанутая?

– Вали на …!

Тут Таня вновь позвонила. Рита схватила телефон так, как будто он через миг должен был взорваться, если не нажать кнопку.

– Да, Танька! Что-нибудь выяснила?

– Конечно, – сказала Танечка. Было слышно, что она едет в машине на большой скорости. Тон ответа заставил Риту вскочить и стиснуть мобильник почти до хруста.

– Что с ней? Она жива?

– Да, она жива. Вот только не знаю, стоит ли радоваться по этому поводу.

– Как не знаешь? Это ведь бред! Танька, что случилось?

– Случилось то, что наша скрипачка – в монастыре.

Рита опять села и поглядела на Свету. Звук вылетал из мобильника далеко, и Света всё слышала. Она молча открыла рот.

– Как – в монастыре? – заорала Рита, – что это значит?

– Вчера она была на прослушивании у Шпивакова. Там за каким-то хреном ещё присутствовал поп. Да поп не простой, а митрополит! Честно говоря, я забыла, как его звать, да и наплевать. Ну, у них, короче, свои какие-то там дела с заслуженными деятелями культуры. После того, как Верка сыграла, митрополит заорал, что в ней сидит бес, и надо его изгнать. Верку повезли к экзорцисту в Троице-Сергиеву Лавру.

– Мать моя женщина! На хера она согласилась?

– Ты меня спрашиваешь? А, впрочем, ответ на этот вопрос вполне очевиден. Верка – человек крайне впечатлительный и доверчивый. Ей засрать мозги – как нечего делать. Но ты послушай, что дальше произошло! Когда экзорцист начал изгонять беса, Верочка не нашла ничего умнее, чем упасть в обморок…

– Твою мать! Зачем она это сделала?

– Это тоже вполне понятно. Ты никогда не имела дела с разгневанным православным батюшкой? Повезло. Короче, из Троицы её повезли в Новодевичий монастырь, объяснив, что случай очень тяжёлый, бес зацепился всеми когтями, и лучше ей побыть с сёстрами пару-тройку денёчков, после чего процедура будет повторена.

– Она сейчас в Новодевичьем?

– Да, да, да! Ты можешь себе такое вообразить?

Рита, вновь вскочив, заметалась между окном и дверью, на поворотах скрипя голыми подошвами по линолеуму. Поскольку были на ней лишь майка и очень узкие трусики, Света, встав, задёрнула на окне занавеску.

– Что делать-то? – вне себя завопила Рита, – как её выцарапать оттудова?

– Да не знаю! Сейчас я очень спешу, надо подменить в дневном "Развороте" кое-кого. Вечером подумаю. Если можешь что-нибудь сделать – сделай.

– Я разнесу этот монастырь! – завизжала Рита. Бросив телефон в мойку, как будто лучшего места для него даже и представить было нельзя, она побежала в ванную. Света, кинувшись вслед за нею, внимательно наблюдала, как она чистит зубы, бормоча что-то невразумительное. Отчётливо прозвучали только лишь матерные ругательства. Сняв затем с себя всё и встав под холодный душ, Рита простонала:

– Какой кошмар! О, какой кошмар!

– Да ничего страшного в этой ситуации нет, – возразила Света, – никто её там насильно держать не будет. Да, ей, конечно, мозги засрали, но ничего, опомнится!

– Неизвестно! – кричала Рита, выпрыгивая из ванны, – они умеют мозги засирать смертельно, необратимо, жидким бетоном! А Верку терять нельзя, она гениальна! Ты со мной едешь?

– Нет! У меня – дела.

– Забей на дела!

Пока Рита одевалась, Света просматривала её стихи, которые были записаны от руки в двух толстых тетрадках. Некоторые из них она помнила, и они ей нравились больше новых. Новые не цепляли её совсем.

– Ритка, а зачем надо писать стихи? – спросила она, отложив тетрадки. Рита натягивала колготки.

– Странный вопрос! Зачем надо срать?

– Чтоб не обосраться.

– Вот ты сама себе и ответила.

– Нет, нет, нет, – строго замотала головой Света, – со мной эта грязная демагогия не прокатывает! Ответила я тебе, а ты ответь мне. Или растолкуй свою фразу. Ты сочиняешь стихи, чтоб не опозориться?

– Совершенно правильно, – подтвердила Рита, напялив самую длинную юбку из всех, что у неё были, – самый страшный позор – бессмысленно прожитая жизнь. Я ведь не умею жопы лизать, как ты! Приходится другим способом зарабатывать себе право гордо смотреть с надгробного памятника.

– Иди ты! – с хохотом взвизгнула бизнес-леди, – с ума сойти! Тебе стало мало славы Наполеона?

Взглянув на Свету с презрением, Рита выбежала в прихожую и надела самые стоптанные ботинки.

– Светка! Ты, как историк, должна бы знать: славы никогда не бывает много, особенно если располагаешь только одной извилиной в голове – как ты, или одной почкой, как я. Поэтому мы бежим сейчас спасать Верку.

– Я не бегу!

– Ещё как бежишь!

Права оказалась Рита.