Последняя почка Наполеона

– В каком веке это произошло? – перебила Рита, – и куда делись потом эти бешерхены?

– Они ушли. И, видимо, растворились в других народностях. А про время, когда всё это случилось, надо спросить Сергея. Но он сейчас за рулём, звонить я ему не буду. Если от храма не сохранилось даже развалин – значит, прошло не меньше тысячи лет.

Рита извлекла ещё одну сигарету и закурила. Её лицо, должно быть, было смешным, так как Алексей Алексеевич улыбнулся, пригладив бороду.

– Заморочилась?

– Так, слегка.

– Это хорошо. Люблю озадачивать. Но и ты меня озадачила будь здоров! Расскажешь, на чём построила свои выводы про Луну?

Рита колебалась. Нет, ей было не жалко всё рассказать, но она боялась нестройно выразить свою мысль. Мнение о ней главного редактора знаменитой радиостанции почему-то стало для неё важным.

– Это секрет? – спросил Алексей Алексеевич.

– Нет, могу поделиться, – дёрнула плечом Рита, – во-первых, Луна оказала Верочке покровительство. Я не буду говорить, как, потому что это – не мой секрет. Во-вторых – маньяк, резатель носов. Один из студентов на той горе был найден без носа. В-третьих, моя подруга сделала приворот с помощью Луны, и, встретившись с ней глазами, обосралась. В прямом смысле слова. И потеряла сознание. Кстати, жертвы резателя носов умерли от страха. В-четвёртых, мне удалось разгадать ещё одну ипостась Луны.

Тут Рита умолкла. Пепел с её сигареты свалился на пол.

– И что же это за ипостась такая? – поторопил с продолжением Алексей Алексеевич.

– Я об этом вам не скажу. Пока хватит. Ладно?

– Как знаешь.

– Она увидела мой портрет! – воскликнула Рита, – и поняла, что я разгадала обе её личины! Да, разгадала. И ваш рассказ о племени бешерхенов вполне это подтверждает. Поэтому она хочет меня убить. Вы ведь понимаете?

– Понимаю.

Раздался стук. Не веря своему счастью, Рита стремительно поднялась и открыла дверь. Вошёл журналист, с которым она ещё не была знакома и не намеревалась менять эту ситуацию, хотя он поздоровался очень вежливо. Она, впрочем, была ему в высшей степени благодарна за то, что он обратился к шефу с каким-то важным и срочным делом, что ей позволило убежать, вовсе не нарушив правил приличия. Возле лифта курили Ирочка и ещё две сотрудницы.

– Танька ждёт тебя в "Мини Купере", – сообщила Ирочка Рите, – ты молодец! Это было здорово. Приходи.

– Приду.

Лифт открылся.

Глава двадцать шестая

В которой Рита не спит

Небо над Москвой было таким чистым, словно его целый час оттирали дорогостоящим порошком. Стояла луна. На Новый Арбат свисали края её платья из золотой парчи. Погрозив ей пальчиком, Рита подошла к "Мини Куперу". Открыв правую его дверцу, села, стряхнула с ботинок снег, и, с трудом засунув длинные ноги в автомобильчик, мягко стукнула дверью. Танечка без очков была за рулём.

– Привет, – прозвучало сзади.

– Привет, – ответила Рита, и, повернувшись, открыла рот. На заднем сиденье расположились Настенька Колокольникова и ещё одна киска, также достаточно сексапильная, но с чуть менее восхитительными чертами лица и более въедливыми глазёнками. Настроение у обеих дам, судя по их рожам, было вполне приподнятое.

– Ритулечка, познакомься – Машка Арёхина, – отрекомендовала Таня вторую девушку, – она – также одна из участниц группы "Бунтующие малышки".

В этот момент дар речи к Рите вернулся.

– Дуры! – заверещала она, – какого вы … здесь ошиваетесь? Вас разыскивают спецслужбы!

– И пусть разыскивают, – спокойно отозвалась Колокольникова, – чего орать-то на весь Арбат? Чтоб они услышали и примчались?

– Да, – прибавила Маша, – чего орать-то на весь Арбат? Могут ведь услышать.

Рита не понимала, что происходит. Она взглянула на Танечку.

– Они знали, что у меня сегодня эфир, и пришли сюда, чтоб я что-нибудь придумала, – объяснила радиожурналистка, – да только что я могу придумать? Пускай живут у меня какое-то время. Но всё равно их возьмут за задницы – не сегодня, так завтра.

– Точно, возьмут, – согласилась Настя, – но нам охота от них побегать. Пускай они отработают хоть копеек двадцать своей зарплаты!

– Да, хоть один кирпичик своих роскошных особняков, – поддакнула Маша, – они, поди, жопы отсидели над липовыми отчётами о предотвращённых терактах! Пускай побегают.

Таня, видимо одобряя эту идею, завела двигатель.

– Погоди, – приложила Рита ладонь ко лбу, пытаясь сосредоточиться, – ты к себе их, что ли, возьмёшь?

– А что ещё с ними делать? Сдать в зоопарк?

Две злостные хулиганки расхохотались.

– Нас не возьмут в зоопарк! – запищала Настя, – мы слишком много едим!

– Мы жрём до фига! – подтвердила Маша, – нас не прокормишь! А главное, не пропоишь. Мы пьём вино и коньяк. А марихуану работники зоопарка нам вообще откажутся доставать. Животным курить нельзя! От шмали они сразу поумнеют и разбегутся. Знаете анекдот? Устроился человек с херовой реакцией в зоопарк работать. Его поставили сторожить клетку с черепахой. На другой день черепахи нет. Этого урода спрашивают, в чём дело. Он говорит: "Я только открыл, а она вдруг как ломанётся!"

Этот анекдот рассмешил лишь саму рассказчицу и её подругу.

– Один из них был обкуренный, это точно, – сказала Настя, – скорее всего, черепаха.

– Танька, вези этих сук ко мне, – предложила Рита. Смех за её спиной резко оборвался.

– К тебе везти? – удивилась Танечка.

– Ну, конечно! Мне ведь теперь одной оставаться страшно, я тишины боюсь знаешь как? А эти тварюги будут всё время ржать и орать. Плюс к тому, этаж у меня – второй. Они легко смогут выпрыгнуть, если что.

Последняя мысль привела двух кощунниц в наидичайший восторг. Они разразились воплями одобрения.

– Молчать, дуры! – строго взглянула на них хозяйка машины. Потом взглянула на Риту, – а ты уверена?

– Да, уверена!

– А сосед?

– Да он уже отвалил назад, к своей девке! Я ведь его всему научила. Едем, Танечка, едем! Скоро машин на улицах станет меньше, и будет риск, что нас тормознут.

– Да мне даже лучше, – дёрнула плечом Танечка и дала задний ход, чтоб вырулить со стоянки. Сворачивая на Новый Арбат, она повторила, – мне даже лучше.

Центр был забит транспортом. "Мини Купер" двигался чуть быстрее прочих машин, так как глазомер у Танечки был отличный, и она втискивала своё крошечное авто в малейшую щёлку.

– Вас ведь там, в храме Христа-Спасителя, было пять или шесть, – опять повернулась Рита к двум сучкам, – где остальные?

– Да их не ищут, – махнула Настя рукой в кожаной перчатке, – засвечены только мы да Катька ещё. Но Катька шифруется по своей какой-то программе. Её, возможно, даже и не найдут.

– Мобильники отключили?

– Выбросили.

– А что им грозит по закону? – спросила Рита у Танечки. Та пожала плечами, трогаясь с места на светофоре перед Мясницкой.

– Да по уму – административка за мелкое хулиганство. Но могут и уголовку пришить. Скорее всего, пришьют – шум поднялся страшный.

– Сколько дадут?

– По-моему, хулиганство наказывается сроком до семи лет.

– Но это – маразм!

– Не спорю.

Под возмущённый вой с заднего сиденья Таня доехала до Садового. С трудом вклинившись в правый ряд, сердито спросила:

– Зачем вы, твари, всё это сделали? Ну зачем? Вам что, Красной площади было мало для обезьяньих плясок?

– Ты ведь сама говорила – надо бить так, чтоб у всех все зубы повылетали и искры из глаз посыпались! – заорала Настя, – ты собираешься отвечать за свои слова? Или мы одни во всём виноваты?

– Дуры вы! Дуры! Мозги у вас для чего? Чтоб уши не отвалились от головы? Я вас призывала брать пример с Паганини, а не с юродивых! На дворе – двадцать первый век!

– Сама ты овца безмозглая! – ныла Настя. Подруга вторила ей. Трафик на кольце был повеселее. Уже на подъезде к Таганской площади Настя с Машей велели Тане остановить перед магазинчиком и купить им пива. Радиожурналистка ответила таким матом, что три её пассажирки глянули на неё с испугом.

Свернув под арку двора, она разъярённо вдавила в пол педаль тормоза.

– Вылезайте! Я тороплюсь!

– Да ты до подъезда-то довези! – возмутилась Рита.

– Тебя одну довезу. А эти две мрази пусть выметаются!

Рита вышла с девчонками. Развернувшись, Таня дала такой старт, что из-под колёс полетела грязь с подтаявшим снегом.

В квартире не было ни души. Рита ожидала, что две овцы наполнят её безумием, но девчонок перед порогом словно вдруг подменили. Они спокойно вошли, беззвучно разделись и с благодарностями воспользовались приглашением Риты пройти на кухню для чаепития. Пока чайник закипал, а Рита готовила бутерброды, две её гостьи скромно безмолвствовали.

– Что с вами? – полюбопытствовала она, наполняя чашки, – вас по башке ударили, что ли?

– Слушай, в квартире точно никого нету? – спросила Настя. Этот вопрос Риту удивил. Взглянув сперва на одну, затем на другую бунтующую малышку, она ответила:

– Никого. А что?

– Это очень странно, – сказала Маша, – у меня чувство, что кто-то здесь всё же прячется.

– Да, да, да, – закивала Настя, глядя по сторонам, – и у меня тоже. Либо здесь кто-то прячется, либо кто-то глядит снаружи в окно! Возможно, фонарь. Надо занавеску задёрнуть.

– Дуры! – вспылила Рита. Штору она всё-таки задёрнула, и девчонки сказали, что теперь лучше. Однако, прежнее разудалое настроение не вернулось к ним. Поели они, тем не менее, с аппетитом. Поскольку он не ослабевал, Рита, закурив, открыла им пару банок рыбных консервов, порезала ещё хлеба, вымыла несколько огурцов.

– Ваша мотивация игры в прятки, в которой вам суждено проиграть так или иначе, не убедительна, – заявила она, подлив в кружки чая, – пускай за нами побегают! Детский сад, притом для дебилов – вот что это такое.

– Ты, как я вижу, необразованное мурло, – заметила Настя, хрумкая огурцом, – даже Кастанеду не прочитала!

Маша презрительно усмехнулась, громко рыгнув ароматом сайры. Рита смутилась.

– Да, не пришлось. Точнее, пыталась, но заскучала. Пяти страниц даже не осилила. А какая связь между Кастанедой и беготнёй от ментов, которые всё равно поймают?

– Главное правило воина звучит так: «Стремись к совершенству, которого не достигнешь, и пусть бесполезность этого не ввергает тебя в уныние!» Ещё есть вопросы?

– А что такое стремление к совершенству? – пожала плечами Рита, – по мне, так шагом к нему было бы не бегать от палачей, а плюнуть им в рожи! В природе любого бегства – даже заведомо бесполезного, даже самого ироничного, всё же есть элемент боязни. И ничего, кроме этого элемента, могут не углядеть в вашей беготне.

– Но главный элемент бегства – свободолюбие, – возразила Маша, – и бесполезное бегство – это слепая любовь к свободе. А по-другому любить свободу нельзя – только всей душой, только фанатично и только слепо! И бесполезное бегство в данном контексте смотрится символично. Ты не находишь?

– Мне, как Наполеону, эта идея претит, – заявила Рита, сбивая пепел, – претит, и всё! Хоть убейте.

– А разве ты не бежала после разгрома при Ватерлоо? – спросила Настя.

– Бежала, и ещё как! Не буду скрывать. Но мною владело другое слепое чувство – отчаянье.

– При слепом отчаяньи не бегут, а стреляются, дорогая! Впрочем, тебе виднее. Нам сейчас трудно понять друг друга. Мы – не в отчаяньи, потому что мы победили. Да, мы – две девушки, никого не убившие, не избившие, не ограбившие и не обманувшие! И на нас идёт вся страна! Абсолютно вся – со всеми её спецслужбами и со всей её ненавистью, уродством, тупостью, подлостью! Если ты сейчас включишь любой канал телевидения, то услышишь всеобщий бешеный ор про то, что нас нужно высечь и посадить. Это нас-то – девушек, никому не сделавших зла! Что это такое, как не моральное дно после сокрушительного удара по голове? Мы всех победили! Всех! Всю страну! Огромную! Многовековую! Ядерную! Пипец!

– А ты ничего не путаешь?

– Нет! И я понимаю твою досаду. Наполеону это не удалось, а мы это сделали, потому что любовь к свободе сильнее пушек!

Рита опять поставила чайник. Было ноль сорок. Три собеседницы то позёвывали, то дёргали головами, стряхивая настырную дремоту. Их сонным глазам казалось, что свет луны норовит приподнять оконную занавеску и заглянуть. Было очень страшно. Вновь беря сигарету, Рита спросила:

– Как называется ваша акция?

– Панк-молебен, – сказала Маша, – её придумала я. Тащи ноутбук, посмотрим.

Рита сначала выпила кофе, потом сходила за ноутбуком. Маша нашла на Ютубе ролик, который набрал уже около миллиона просмотров. Рите он не понравился.

– Вы – действительно идиотки, – проговорила она, закрыв ноутбук, – те, кто предлагает вас высечь розгами, абсолютно правы. В тюрьме вам нечего делать, но отстегала бы я вас лично.

– А тебе нечего делать здесь, в двадцать первом веке, – сказала Настя, – живи в своём девятнадцатом и стегай там кого угодно, хоть свою жопу! Нас-то за что стегать? Мы – частицы Хикса, которые наделяют массой все остальные частицы.

– Да удавил бы их кто-нибудь! – заорала Рита, – кого вы, дуры, решили наделить массой? Злокачественные клетки? Вы думаете, что это пятно на мировой карте так разрослось, исключительно защищаясь и всем показывая пример высокой духовности?

– Девочки, я сейчас усну прямо здесь, – простонала Маша, зевая, – мы ведь с семи утра на ногах!

Рита заставила своих гостий вымыть посуду, после чего по очереди сходили в душ и улеглись спать на одном диване. Свет погасила Рита. Когда она подошла к выключателю, Настя, натягивая на себя одеяло, крикнула:

– Погоди! Я хочу ещё поглядеть!

– На что? – удивилась Рита.

– На эту комнату.

Маша уже крепко спала, отвернувшись к стенке, а Настя долго ещё рассматривала облупленный потолок, кое-где отклеившиеся обои, старую мебель, Верку со скрипкой и арсенал бутылок, который занял весь стол. Наконец, сказала:

– Я здесь хочу умереть.

И также уснула. А с Риты сон как рукой сняло. Вытянувшись между двумя бунтарками, прижимавшимися к её бокам упругими сиськами, она думала. Огонёк её сигареты и взгляд луны освещали комнату. Ноутбук остался на кухне. Когда часы за соседской дверью пробили два, Рита осторожно перебралась через Настеньку и пошла к нему.

Глава двадцать седьмая

В которой гвардия умирает, но не сдаётся

Рита, уснувшая около четырёх, просыпалась утром два раза. Сперва её разбудила Танечка, позвонив на мобильный. Это произошло, когда ещё не было половины десятого. Разговаривать Рита пошла на кухню. Сев там за стол, она закурила.

– Танька, рассказывай! Что стряслось?

Слово "стряслось" Таня не любила.

– Случилось то, что Верка – в психушке.

Рита закашлялась.

– Как в психушке? В какой?

– В тринадцатой. В Люблино. Такая вот новость.

– Да как она очутилась там?

– Очень просто. Наша вчерашняя передача наделала много шума, и экзорцист приехал из Троицы в Новодевичий ночью, да прямо сходу провёл вторичную процедуру изгнания. Вроде всё получилось, но Верка съехала. И к ней вызвали в половине второго ночи психиатричку. Словом, её увезли из монастыря в тринадцатую.

– Пипец! Это ещё хуже, чем монастырь! А с каким диагнозом?

– Что-то вроде тяжёлого нервного потрясения. Говорят, что долго держать не будут. Неделю – максимум. Есть ещё одна новость.

– Ещё одна? Твою мать! Я зря сегодня проснулась. Ну, добивай!

Таня рассмеялась.

– Вас, Маргарита Викторовна, кувалдой вряд ли убьёшь! Ты сперва скажи, как вы там?

– Они ещё спят. Ну, какая новость?

– Тот дирижёр, у которого Верка оставила свою скрипку, десять минут назад позвонил на радиостанцию и сказал, что он её отвезёт в театр на Перовской и под расписку отдаст директору. Попросил прислать репортёров.

– Вот это, конечно, вообще шок! Действительно, шум подняли. У тебя всё?

– Да, всё. А что, разве мало?

– Да по сравнению с тем, что есть у меня – вообще ничто.

– Тьфу на тебя! Брешешь! Наверняка вы всю ночь бухали.

Сделав затяжку, Рита задрала ноги на стул, ловко подогнула их под себя и села на пятки. По полу гулял ветер.

– Короче, я тут нарисовала схему.

– Какую?

– Слушай. Веркин сосед Крупнов, влюблённый в неё без памяти, от неё узнаёт про способ, который использовал Паганини якобы для того, чтоб вызывать чёрта…

– С помощью кошки?

– Да. Этот старикашка, который десятки лет тем только и занимался, что раскрывал тайну группы Дятлова, сразу понял, что Паганини подобным образом вызывал не дьявола, а Луну.

В ответ на недоумение Танечки Рита передала ей рассказ её шефа о бешерхенах – древнем народе, который исповедовал культ Луны. А затем продолжила:

– Меня ночью вдруг осенила одна идея. Я стала рыть в интернете про этих лунопоклонников, бешерхенов. И ты прикинь – нахожу их символ, вытесанный на камне! Знаешь, что это? Кошечка, слизывающая кровь!

– Сколько было времени, когда ты этим занималась? – спросила Танечка.

– Не то два, не то три. Я уже не помню.

– Ты перед этим ром пила или виски?

– Мы пили вечером только чай. Чуть попозже, ночью, я пила кофе.

– Тогда, пожалуйста, объясни мне, дурочке – как на камне вытёсывается кровь?

– Да элементарно! Изображается нож, с которого что-то капает. Кошка слизывает уже упавшие капли. Если бы я пила ночью ром, то предположила бы, что с ножа стекает не кровь, а сперма. Чему ещё с ножа течь-то, если не ей? Я могу продолжить?

– Нет, стой. В интернете есть, значит, символ этого племени? Но нигде не упоминается ни одной строкой, что на горе Дятлова тысячу лет назад стоял храм Луны, в который вожди однажды вошли без глазных повязок и испугались так, что отъехали? Ну зачем ты меня смешишь?

– Танька! В интернете есть миллиарды гораздо более ярких и интересных историй, связанных с прошлым этой горы. Ну, одна история в эти миллиарды не просочилась. Что здесь такого странного?

– А как Веркин сосед всё это разнюхал?

– Он был геологом. Он сто раз облазил эти края вдоль и поперёк! Ты думаешь, мало общался с местными? Кстати, последним фотографическим снимком, который сделал сам Дятлов, был как раз снимок луны! И на этом снимке видна какая-то аномалия.

– Продолжай!

Но Рита сначала слезла со стула. Старательно погасив окурок, она сделала шаг к крану и напилась холодной воды. Сев затем на моечный стол, продолжила:

– Охреневший дед сопоставил факты и пришёл к выводу, что Луна сделала Паганини этаким виртуозом. Следующей его мыслью было с нею договориться, чтобы она таким точно образом облагодетельствовала его любимую Верку. Он Луну вызвал. Когда увидел её, покончил с собой от страха. Она ему отрезала нос и сделала то, что он от неё хотел.

– А нос тут при чём?

– Не знаю! Но мне уже абсолютно ясно, что она любит шокировать, как любая баба за тридцать. Поэтому дверь была приоткрыта, когда ты к ней подошла, будучи курьером. По той же самой причине она тебе позвонила, когда вы с Веркой пили вино. Отсюда же и дрянные очки без стёкол, которые она носит.

Таня вздохнула.

– Риточка! Ты мне прошлой ночью сказала, что догадалась, кто она. Про Луну я всё поняла. Но ведь эта женщина, по твоим словам, является ещё кем-то! Кто же она? По-моему, пришло время тайну раскрыть.

– Нет, рано, – плюнула Рита в мойку, – пусть эта сука за мной одной пока погоняется! Поглядим, кто быстрее бегает.

– Ты уверена?

– Нет. Но мне интересно. Я пошла спать! Всю ночь не спала. Потом я ещё тебе позвоню.

– Ну, спокойной ночи.

Во второй раз Рита была разбужена грохотом входной двери. Ею шарахнули так, что дрогнул весь дом. Две злостные хулиганки, подобно Рите, приподнялись, хлопая глазёнками. Судя по остаткам сарказма на мятых рожах, снились им палачи, поймавшие их. За окном стоял ясный день. Комнатная дверь была нараспашку. Из коридора таращился с полоумно отвисшей челюстью Витька. Столь необычное положение челюсти объяснялось тем, что девушки спали голые – их постиранное бельё висело на трубе в ванной, а одеяло было одно на всех, да и небольшое. Пристальное взаимное созерцание продолжалось почти минуту. Первой из четырёх опомнилась Рита.

– Витёк! Тебе этой ночью не дали, что ли? – пробормотала она, натягивая на грудь одеяло, – я ведь тебя всему научила! Чего уставился? Голых девок в первый раз видишь?

– Да, пошёл вон! – промямлила Настя, также стараясь прикрыть свою длинноногую, белую и упругую наготу, – ты задолбал пялиться! Мы – не шлюхи!

– Мы – проститутки, – пискнула Маша, меньше других смущённая, – стоим дорого. У тебя нет шансов, козёл! Вали!

Витька отвалил – да не в свою комнату, на пути к которой остановился, а из квартиры. Притом довольно стремительно. Даже дверь за собой не запер. Его ботинки быстро протопали вниз по лестнице, а затем донёсся грохот подъездной двери.

– Что за дурак? – удивилась Настя, опять укладываясь ничком, – кромешно тупая рожа!

– Да, беспросветная, – согласилась Маша, заваливаясь на правый бочок, – какая-то инквизиторская, свирепая, затвердевшая в абсолютном бесстыдстве за свою тупость! Он, видимо, из религиозной семьи.

Стоял уже полдень. Соскочив на пол, Рита сдёрнула одеяло с двух голых дур.

– Одевайтесь! Живо!

Две пары заспанных глаз уставились на неё. Она уже выбегала – тонкая, статная, вся в следах проигранных битв. Мчалась она в ванную. Суетливо натягивая трусы, крикнула оттуда:

– Быстро! Вставайте! Он вас узнал! Если ваши рожи вчера мелькали на всех каналах, он побежал за полицией! Его бабка – повёрнутая на православии! Одевайтесь, дурочки!

– Шок! – донеслось из комнаты, – жесть! Пипец! Где мои колготки? Сколько бутылок? Настя, смотри! Ты видела?

– Да, я видела! Ты бы лучше трусы мои мне нашла… А ну, дай ликёрчик!

Рита примчалась назад с бельём, страшными глазами и округлившимися щеками – рот у неё был полон воды. Когда она была прыснута в лицо девкам, они, конечно, подняли визг, но схваченные бутылки поставили и сейчас же начали одеваться с приличной скоростью. Тем не менее, Рита им помогала, одновременно и на себя натягивая колготки, кофточку, джинсы. Ещё ни разу – по крайней мере, за пару последних лет, она так не торопилась, ясно при этом осознавая, что спешить некуда.

– Мне так нравилась эта комната, – ныла Настя, завязывая шнурки своих "камелотов", – я так хотела здесь умереть!

– На помойке сдохнешь, свинья! – нервничала Маша, напялив куртку и хлопая по карманам, – где телефон? А, я его выбросила, овца!

Рита вышла первой. Она держала за горлышко уполовиненную бутылку рома. Пока она запирала дверь, обе хулиганки стояли рядом и, как ни странно, молчали. Подъезд был весь залит солнышком. Оно снова обняло город – не слишком жарко, но трепетно. На его розовых лучах колыхалась пыль. В ветерке, который врывался в распахнутое окно, уже ощущался запах весенней свежести.

Когда Рита запихивала ключи в карман, внизу громыхнула дверь. Несколько людей стали подниматься. Это была не полиция, о чём Рита сразу сказала перепугавшимся девочкам. Она знала шаги полиции. Но уж лучше бы это была она.

Спустившись до середины пролёта, беглянки остановились. На трёх парнях, которые завернули навстречу им с нижнего пролёта, были под расстёгнутыми чёрными куртками майки с надписью "Православие или смерть!" Между верхней и нижней частями надписей, расположенными дугой, многообещающе скалились черепа. Четвёртым шёл Витька.

– Кощунницы! – взвизгнул он, увидев свою соседку и её спутниц, – это они!

Три парня ринулись вверх.

– Сюда! – закричала Рита. Сопровождая свой призыв делом, она махнула прямо через перила и приземлилась с очень рискованной высоты на нижний пролёт. Приземлилась скверно – не устояв на ногах, ударилась задницей о ступеньку. При этом бутылка рома в её руке уцелела. Настя и Маша, выполнив трюк гораздо ловчее, бросились к двери. А Рита, превозмогая боль, поднялась, грохнула бутылку об угол, и, угрожая её оскаленным горлышком трём парням, которые уже шли на неё, вскричала:

– Назад! Убью! Изуродую! Все назад!

– Риточка, спасибо! – крикнули в один голос Настя и Маша. Они уже бежали по улице. Дверь захлопнулась.

Три бойца не решились броситься на вооружённую стеклом, забрызганную пиратским напитком Риту, хоть Витька сзади орал, что её бояться не надо. Один из них, достав травматический пистолет, выстрелил ей в ногу. От боли Рита выронила оружие. Её начали бить, повалив на лестницу. Били долго – по голове, по груди, по одной-единственной почке. Когда она лишилась сознания, весь пролёт был в её крови.