Глава пятнадцатая
– Какая? – поторопила Рита, садясь за стол. Налив в кружку воду и бросив взгляд за окно, в воющую ночь, Наташка продолжила:
– Я привыкла внимательно читать книги, бросающие мне вызов. При этом читаю быстро. Между Ветхим Заветом и Новым есть параллели. Их много, но приведу лишь один пример. Авраам соглашается принести сына в жертву. Этим он подтверждает свою великую любовь к Богу, который жертву не принимает. В Новом Завете Бог соглашается отдать в жертву своего сына. Этим он подтверждает свою любовь к человеку…
– Который с радостью принимает жертву, – вставила Рита.
– Ты ошибаешься. Принять жертву – не означает тупо напиться кровью. Жертву приносят ради того, чтобы примирится с тем, кому её предлагают. И принимающий жертву фактом её принятия выражает своё согласие примириться. А примирилось ли человечество с Богом, как ты считаешь?
– Это вопрос риторический, – улыбнулась Рита, – а почему Бог жертву Авраама не принял? Не захотел примириться?
– Нет, по другой причине. По милости. Милость Бога – выше законов и, уж тем более, подзаконных актов. Но я продолжу. Кладбищенской земляники крупнее и слаще нет! И райской малины, само собой разумеется. Очутившись в некоем подобии сада посреди страшного леса, ты раскрываешь источник некоей информации, да притом космического масштаба. Мало того – втягиваешь в это мужчину, хотя могла бы не втягивать. Ничего не напоминает? Всё это происходит не без посредства некоего животного, которое зовут Сфинкс. По-моему, налицо параллель Ветхого Завета уже с Новейшим, который ты написала вместе с Цветаевой. В Библии ведь не сказано, какой именно плод Ева сорвала в Эдемском саду с дерева познания.
– Так я – Бог или Ева? – уже вконец растерялась Рита.
– То, что не Ева – точно. Ведь параллельными могут быть две прямые, как минимум, но никак не одна.
– А при чём здесь Сфинкс?
– Да при том, что Еву на первородный грех толкнул Сатана, имевший вид змея. Сфинкс – это сторож смерти с женским лицом, телом льва и крыльями. Сатана, по Библии – это и рыкающий лев, и крылатый дракон, а женщина – основное его орудие.
– Остроумно, – пробормотала Рита, – но ведь он за ёлочками стоял! Как Сфинкс мог быть им?
– Никак не мог быть. Ведь мы уже пришли к выводу, что и ты никак не могла быть Евой.
– Ну, хорошо. А вот ты говоришь, Новейший Завет. Это что такое? Где ты про него слышала?
– Риточка, есть планеты, которые астрономы не видят, но точно знают об их наличии во Вселенной. Эти планеты математически вычислены. Новейший Завет обязан существовать, так как в первых двух сказано не всё. Акунин заметил, что в них, к примеру, нет практически ничего о правах животных.
После упоминания об Акунине никаких вопросов у Риты более не было. Допив кофе, Наташка ей предложила спуститься в сад. Надев телогрейки, висевшие на гвоздях, за печью, спустились. Прежде чем выйти, Рита щёлкнула выключателем в нижней комнате, чтобы свет из окна чуть-чуть разбавлял наружную мглу.
По саду кружились жёлтые листья. Стволы деревьев скрипели. Чёрное небо казалось низким и угрожающе приближающимся к Земле. Сфинкс сидел под яблоней. Ему нравились леденящие струи воздуха. Прогулявшись в кусты, две дамы пинками загнали его в пристройку и пошли спать. Не успела Рита, накрывшись толстым стёганым одеялом, закрыть глаза, как Наташка вдруг позвала с печи:
– Ритка!
– Чего тебе?
– Ты не спишь?
– Почти уже сплю.
– Тогда извини. Я просто хотела тебе сказать – всё нормально.
– Я поняла.
– Нет, правда, не думай, что у меня осталась какая-нибудь досада! Я завтра тебе скажу про твоё надгробие. В темноте ты можешь со страху и помереть! Подождёшь до завтра?
– Конечно. Спокойной ночи.
В печной трубе неистово ныл и грохотал ветер. Казалось – сверху, от кладбища, приближается грузовик. Тихо стало только перед рассветом.
Спала Рита до полудня. Сон с неё спрыгнул, как ласковый и смешной котёнок. Открыв глаза, она потянулась, перевернулась набок и очень долго глядела на доски пола, между которыми были щели. Ходики тикали в тишине. В низкое окно, поверх занавесок, глядело бледное и усталое после жаркого лета солнце. С раннего детства больше всего на свете любила Рита, проснувшись, смотреть на солнечные лучи, разбрызганные по доскам этого пола сквозь кружева этих занавесок. Именно так, как сейчас. Солнышко, спасибо!
На уголке дивана лежал мобильник. Между тем, Рита помнила точно, что перед тем, как лечь, она подключила его к зарядке и положила на стол. Совершенно точно! Она проверила эсэмэски. Последняя в семь утра пришла от Наташки. Текст был таков: «Риточка, прости! Ботинки нужнее мне, чем тебе. У тебя – машина. Всё остальное можешь не проверять, ведь я – аферистка, а не воровка.»
Рита заплакала. Было очень жаль дорогих ботинок и жаль Наташки. Как теперь быть без неё, без такой смешной и отчаянной? Одеваясь, она заметила, что пропали также носки. Пришлось босиком идти до забора, чтоб говорить с тётей Машей.
В саду чирикали птицы. Небо синело с неуловимой осенней грустью, но всё-таки ослепительно. Тётя Маша кормила кур во дворе.
– Здравствуйте, соседка, – сказала Рита, стараясь прятать ноги в траве, – мне опять нужна ваша помощь. Моя подруга уехала. Не покормите Сфинкса пару неделек? Там комбикорма осталось мешков двенадцать.
Старушка глянула исподлобья.
– Ну, покормлю. Мне не тяжело. И, вообще, жаловаться не на что, разве только с деньгами туго. Пенсия-то такая, что даже стыдно сказать! Полвека горбатилась, всё здоровье надорвала, а где благодарность? Еле концы с концами свожу, на хлеб не хватает!
– Да, тётя Маша, я понимаю. Вот.
Рита торопливо вынула из кармана брюк три купюры и отдала их соседке через забор. Убирая деньги, сельская жительница вздохнула и покачала трясущейся головой в траурном платке.
– Хорошо, Ритуленька, хорошо. Езжай себе с богом. Вот только тут, говорят, закон новый вышел, чтоб всех свиней регистрировать. Не слыхала?
– Нет, – удивилась Рита, – зачем? Кому это нужно? Свинья – не автомобиль!
– Россельхознадзору какому-то. Приезжает кто-то, свинью твою проверяет и выдаёт бумагу с печатью. Вот так теперь.
– Да плевать на них! Моим поросёнком никто вовек не отравится, потому что никто его есть не будет.
– Как знаешь, Ритка, как знаешь, – прошамкала тётя Маша и повернулась, чтобы уйти, – моё старушечье дело – предостеречь. Свинью изъять могут.
– Да я им, тварям, бошки поотрываю, – пообещала Рита и побежала к своему Сфинксу. Тот удручённо стоял над пустой кормушкой. Рита насыпала ему корма. Пока он чавкал, она сидела рядом на корточках, обнимая его. Думала она о Наташке. Ей было грустно. Да, произошло то, что и должно было произойти. Ожидать другого было бы глупо. Ну, так к чертям здравый смысл, раз он только и умеет, что утешать, притом весьма слабо! Тут заиграл мобильник. Это звонил Серёжа.
– Как у тебя дела? – спросил он.
– Нормально. Сейчас поеду в Москву.
– А кто там у тебя чавкает?
– Поросёнок.
– Какой ещё поросёнок?
– Розовый, с пятачком. А ты решил – мне здесь куни делают, что ли?
– Пошлячка ты, моя сладкая, – рассмеялся Серёжа, – надо тебя отшлёпать по попе.
– Я знаю, ты это делать любишь! Но я – не Ирка. Буду кусаться.
– Риточка!
– Что?
– Приезжай, пожалуйста, поскорей! Я очень хочу тебя, моё солнце.
От этих слов у Риты отчаянно зачесались пятки. Даже забыв поцеловать Сфинкса, она бегом устремилась в комнату. Схватив куртку, где были все документы с ключами, ринулась к «Форду». Тот вдруг её разозлил – завёлся не сразу. С проклятиями заставив мотор работать, Рита грубейшим образом погнала машину по безобразной дороге. Голыми ножками нажимать на педали было не очень. К моменту съезда на трассу ступни болели ужасно. По счастью, на Симферопольском пробки не было, и одна нога смогла отдохнуть. Слегка успокоившись, Рита опять поставила «Ace of Base». На посту ГАИ её вдруг остановили.
– Куда спешите, мадам? – поинтересовался инспектор, разглядывая её водительское удостоверение.
– Вы хотите сказать, что я превысила скорость? – нетерпеливо спросила Рита, сжимая руль, – это невозможно! Я сейчас ехала шестьдесят.
– Да, перед постом вы притормозили. А вот до этого скорость была сто семьдесят. Камера зафиксировала её.
– Клянусь вам, у меня нет ни копейки, – проныла Рита, – и меня ждут! Если вы сейчас отстанете от меня, то благодаря вам не погаснет солнце!
Инспектор вдруг её отпустил, попросив впредь не нарушать скоростной режим. Она так обрадовалась, что твёрдо решила выполнить его просьбу. Однако, вскоре ей пришлось вновь расстроиться – за последним перед Москвой постом Госавтоинспекции «Форд» заглох.
Часть третья
Никогда не сражайтесь с Наполеоном
Глава первая
Из всех Иркиных подруг Женька уважала только одну. Можно сказать, даже боготворила. Звали эту особу Мара Саргисовна Галичьян. Однажды они поехали с Женькой в театр «Сатирикон», где Ирка должна была выступать по чьей-то протекции в музыкальном спектакле вместо уволенной пианистки, и Мара припарковала спортивный «Лексус» у входа.
– Девушка, переставьте машину, – распорядились охранники, – это место главного режиссёра.
– А мне насрать, – ответила Мара. И разговор на этом закончился. Этот вечер у Женьки в памяти застрял накрепко, хоть спектакль был так себе. Можно даже сказать, что полная дрянь.
Мара Галичьян училась в консерватории, на одном факультете с Иркой. Та попыталась её пристроить и в клуб, где сама работала стриптизёршей, однако там соглашались взять маленькую брюнетку только официанткой, на что она не была согласна. Финансовая подпитка ей не особо требовалась, поскольку её отец был топ-менеджером известной животноводческой фирмы. Просто она была впечатлена тем, как Ирка работает на шесте и как мужики на неё таращатся. Неудача Мару не очень сильно расстроила. Да, профессионально она бы справилась – как-никак, за плечами была балетная школа, и к раздеванию перед публикой никаких внутренних барьеров не наблюдалось, но всё-таки её главной страстью были автомобили. Окончив курсы автоэкстрима, она носилась по Москве так, что порой гаишникам требовался десяток машин и не один час, чтоб её поймать. Когда она однажды решила так порезвиться во Франции, это дело для неё кончилось трёхнедельной отсидкой и таким штрафом, что с папой после звонка адвоката случился сердечный приступ. А здесь, на Родине, самыми серьёзными последствиями её развлечений были ремонты машин и травмы, подчас тяжёлые. Как-то раз она умудрилась вылететь из «БМВ» вместе со стеклом. С этого момента продукцию баварского машиностроительного концерна храбрая девушка невзлюбила. Среди её фаворитов остались «Лексус», «Ауди», «Мерседес» и «Порш» околоспортивных модификаций. Прочие марки она упорно не признавала.
Вот с этой-то самой Марой и заявилась Ирка в четверг домой, отработав ночь, а потом ещё и прослушав лекцию по истории музыки. Женька, которая только что проводила своего щупленького художника, ночевавшего у неё, смотрела какой-то фильм в ноутбуке и ела кашу. При виде Мары она смутилась невероятно, ибо была в ту минуту, что называется, как из жопы: волосы во все стороны, на губах – овсянка, рожа помятая, из одежды – только футболка. Что-то пробормотав, она прошмыгнула в ванную.
– Да она недурно провела ночь, – воскликнула Ирка, увидев на полу в комнате пять резиновых штук, наполненных пеной безумной страсти, – художник здесь нахудожничал будь здоров!
– А это не он выходил сейчас из подъезда, когда я искала место, где паркануться? – обводя взглядом жилище двух весёлых сестричек, спросила Мара, – такой сутулый, в бейсболке?
– Не знаю. Я ведь спала, когда мы подъехали! И ещё поспала бы часов двенадцать.
В этот момент вышла из ванной Женька, в халате и без овсянки. Взгляд её выражал большую готовность к драке – она скорее самой себе башку открутила бы, чем позволила обращаться с собой, как с тряпкой, при Маре. Однако, старшей сестре на чувство собственного достоинства младшей, как и на прочие её чувства, было плевать.
– А ну, быстро всё это убрала, тварюга! – топнула ногой Ирка, указав пальчиком на резиновые изделия, – вообще уже озверела!
– Не надо лезть в мою жизнь грязными руками, – тявкнула Женька, которая ожидала гораздо более грубого посягательства на свою свободу и независимость. Наклонившись, она спокойно подобрала наглядные доказательства этой самой свободы и понесла их на кухню, где было мусорное ведро. Ирка после этого пошла в душ, а Мара и Женька сели пить кофе.
– Мы ненадолго, – сказала Мара, вытянув ноги в чёрных чулках со стрелкой на правой голени, – Ирка только переоденется, и мы двинем кое-куда. Скажу тебе по секрету – на ночь можешь опять художника звать.
– Так вы на всю ночь? – задумчиво отхлебнула Женька чёрный «Эспрессо».
– Типа того. У моего друга Руслана – ну, у которого «Мазератти», сегодня днюха. Надо ему подарок съездить купить. А потом все вместе двинем куда-нибудь, порезвимся на всю катушку.
– Опять, наверное, гонки какие-нибудь устроите, так что вас потом в новостях покажут?
– Возможно.
Телефон Мары, который стоил сто двадцать тысяч, подал сигнал. Бедовая автогонщица неохотно вышла на связь.
– Да, папа. Привет. Я слышала. Я не знаю, чего им надо! Я на занятиях. Не мешай.
Убрав телефон, Мара взяла кружку и сделала два глотка. На её красивом лице возникла брезгливость.
– Достали все! Вот козлы!
– Проблемы? – спросила Женька.
– Да как сказать? Неприятности. Ты читала мой пост в Фейсбуке? Короче, я написала: «Где ещё жить самым тупорылым уродам, если не в самой сраной стране?» Что тут началось! Интернет взорвался, СМИ взорвались! Госдума вся усирается – золотые мажоры, дескать, совсем отбились от рук! Папе позвонили чуть ли не из Кремля, прикинь?
– Ты даёшь, – усмехнулась Женька. Взяв свой мобильник за шесть с половиной тысяч, она посмотрела новости. Да, про Мару писали много, и больше матом. Однако, Женьку гораздо более волновал в ту минуту другой вопрос.
– А что ты ему дарить собираешься? – заплела она первый узелочек интриги, сделав сперва несколько хохочущих восклицаний и оторвавшись от телефона.
– Кому?
– Руслану.
– Даже не знаю, – дёрнула Мара узенькими плечами, – поедем с Иркой, посмотрим. Проблема в том, что ему давно уже ничего не нужно, кроме адреналина.
– А ты не хочешь ему пиджак подарить?
– Пиджак?
– Да, да, есть классный пиджак! Очень дорогой! Пойдём, покажу.
Пиджак лежал в комнате, куда Женька ещё вчера его отнесла, чтоб Рита к ней больше не приставала. Распаковав его, Мара посмотрела размер, карманы, подкладку и заявила, что подойдёт. Это было сказано таким тоном, будто бы никакого доброго дела ей, вообще, не сделали ни фига. Отдав пиджак Женьке, она уселась за пианино, перелистнула стоявшие на нём ноты и стала играть Шопена. Тут пришла Ирка, голая абсолютно. Строго взглянув на Женьку, которая заворачивала пиджак, старшая сестра открыла свою часть шкафа и начала одеваться. Женька решила, что дальше хитрить опасно, лучше переходить напрямую к делу.
– Можно, я с вами? – осведомилась она, естественно адресуя свой вопрос Маре, не голожопой же дуре! Но автогонщица не успела ответить, поскольку гадина-Ирка всё-таки влезла, хоть кто, вообще, её спрашивал?
– Нет, нельзя, – сказала она, натягивая трусы.
– Почему нельзя?
– Тебе завтра рано вставать, чтобы идти в колледж. Кстати, ты в нём сегодня была?
Женька разозлилась. Бросив свёрток на стол, она подошла к сестре, которая взяла лифчик, резко спустила с неё трусы и, дав ей пинка по заднице, отскочила. Но Ирка всё же успела кулаком Женьке засветить по лбу, Да ещё как! Можно сказать, искры из глаз посыпались. Тогда Женька стала орать, топая ногами:
– Идите вы на хрен в жопу! Крутые гонщики! Накупили сраных «Феррари» и усираются – ах, какие мы быстрые! Моя Ритка на своём старом «Форде» вас сразу сделает!
– Что за Ритка? – спросила Мара, прервав игру.
– Наша квартирантка, – сказала Ирка, опять натянув трусы.
– А что у неё за «Форд»?
– Откуда я знаю? – продолжила орать Женька, – знаю, что старый, двадцатилетний! Но очень мощный! В нём нереальный стоит движок! Я на нём каталась, на этом «Форде», и сразу делала всех! И «Мерсы», и «БМВ» пытались меня догнать, когда я пуляла от светофора, но ни один не догнал! Все, все они были в жопе!
Мара, сидевшая на вращающемся стуле, с живостью повернулась к Ирке.
– А можно ей позвонить? Спросить, что за «Форд»?
– Да кого ты слушаешь? – раздражённо проговорила Ирка, усевшись в кресло, чтобы надеть колготки, – дура она! Всё врёт.
– Это ты всё врёшь! Я не вру! Ты дура! – визжала Женька, – я целый час гоняла на этом «Форде»! Он рвёт до сотни за пять секунд! Я стрелку клала за десять! А на спидометре у него – двести шестьдесят!
Мара настояла, чтоб позвонили Рите. Ирка, одевшись с угрозами убить Женьку, ей набрала. Женька в это время уже лежала обиженно кверху задницей на диване, чавкая жвачкой.
– Да, – ответила Рита. Мимо неё, было слышно, просвистывали машины.
– Рита, привет, – щебетнула Ирка, – как у тебя дела? Решилась проблема? Ну, та, вчерашняя?
– Да, решилась. Спасибо. Серёжа очень помог.
– Я рада. Слушай, тут к тебе есть вопрос. Подруга интересуется, что за «Форд» у тебя?
– Ублюдочный! – ни с того ни с сего заорала Рита, – просто урод! Чёртова помойка! Взял и заглох рядом с кольцевой! Теперь я стою на шоссе, как дура, и думаю, что мне делать, кому звонить! В кармане – косарь!
– На каком шоссе ты стоишь-то? – спросила Ирка, глядя на Мару. Та всё услышала. Поглядев на Женьку, которая притворилась, что крепко спит, она закурила длинную сигарету.
– На Симферопольском! Твою мать! На … я купила это старьё? …! Чтоб оно сдохло, это корыто сраное! Чтоб оно провалилось в ад!
– Скажи, что мы сейчас к ней приедем, – вдруг подала голос Мара. Ирка, пожав плечами, спросила:
– Ты говоришь, Симферопольское шоссе? От МКАДа недалеко?
– Километра три.
– Ты мордой к Москве стоишь?
– Да, к Москве.
– Ну, стой около машины. Мы через сорок минут приедем.
– Кто – мы?
– Я и Мара. Ну, Галичьян, с которой мы вместе учимся! Я тебе про неё рассказывала. Стритрейсерша!
– Через тридцать минут мы будем! – крикнула Мара так, чтоб Рита услышала. Но её подруга уже нажимала сброс. Обе ещё раз взглянули на Женьку. Та продолжала делать вид, что уснула. Но её губы чуть-чуть дрожали. Она была готова расплакаться.
– Женька, – сказала Ирка, сев на диван и положив руку ей на плечо, – никто в твою жизнь не лезет. Ты делаешь здесь, что хочешь. Я в твои годы этим не занималась, если ты помнишь. Я в твои годы уже работала, чтобы наш с тобой холодильник не пустовал. А сейчас я работаю для того, чтобы ты кое-как окончила колледж. А ты всё делаешь для того, чтоб тебя отчислили! Ты считаешь это нормальным?
– Нет, – ответила Женька, не открывая глаз, – это ненормально. Я сумасшедшая. Меня надо сдать в психбольницу, чтоб я тебе не мешалась.
– Ты никому не мешаешься. Если хочешь, веди себя как животное. Но, пожалуйста, не веди себя как ребёнок! Тебе почти восемнадцать лет.
Мара Галичьян надевала туфли в прихожей. Пиджак она забрала. Сильно злясь на Женьку, Ирка присоединилась к подруге.
Как только дверь за ними захлопнулась, Женька села. Долго смотрела она мрачными глазами на свой мобильник, будто бы тот был ей что-то должен. Из приоткрытой форточки доносился шум мощного мотора. Он удалялся. Стрелки стенных часов вплотную приблизились к четырём. Когда за окном стало совсем тихо, Женька вскочила и начала одеваться.
Глава вторая
Про Мару Галичьян Рите много раз приходилось слышать, да и не только от Ирки. Эта девчонка нравилась ей – и внешностью, и безумием. Проявлялось оно не только в шоссейных и клубных трюках, но и в Фейсбуке. Также была наслышана Рита и о её друзьях, не менее лихих гонщиках-мажорах. Но перспектива знакомства с Марой ни капельки не улучшила настроение. «Форд» подвёл, и сильно подвёл. Хотя он стоял у шоссе с виноватым видом, стыдливо глядя на пролетавшие мимо автомобили, Рита не поскупилась на брань. Она бы не поскупилась и на удары ногами, будь на ней обувь. Осмотр мотора, как и попытки что-то подрегулировать в карбюраторе, результатов не дали. Разговор с Иркой произошёл через пять минут после остановки. В течение следующих тридцати минут несколько водителей предлагали помощь странной красивой женщине, которая босиком стояла перед открытым капотом. Она отказывалась. Когда вдруг остановилось чёрное «Ауди А-8» с турбиной, Рита взглянула на него злобно, решив, что выйдет опять мужик. Но вышли две девушки – притом те, которых она ждала.
– А ты почему босиком? – удивилась Ирка, – ботинки где?
– Уж чего не знаю, того не знаю, – честно призналась Рита, – думаю, далеко.
Мара закурила, глядя на «Форд».
– Так это «Сиерра»? А я-то думала! Ну и рухлядь! Прости, прости – антиквариат…
Прижав куртку к животу, чтобы не испачкать её, склонилась к мотору.
– О, шесть котлов! Ого, карбюратор! Каменный век… А какой объём?
– Два и девять, – гордо сказала Рита, – сто семьдесят лошадей.
– Ты там ничего не крутила?
– Совсем чуть-чуть покрутила винт холостого хода.
– Да хер бы с ним. Свечной ключ имеется? Посмотри в багажнике. Тьфу!
Окурок почти что перелетел шоссе. Свечной ключ нашёлся. Также была затребована отвёртка в качестве рычага. Стараясь не замараться, Мара брезгливо сдёрнула провода, выкрутила свечи. Тщательно прокалив электроды пламенем зажигалки, ввернула свечи обратно и нахлобучила провода.
– Теперь заведётся. Масло на свечи брызжет! Мотору – скоро кранты.
– Так что, заводить?
– Конечно.
Рите не верилось, что её ишак встанет на ноги. Но произошло чудо. Когда она повернула ключ, двигатель немножко подёргался и завёлся. Ирка запрыгала от восторга.
– Теперь ты знаешь, что надо делать? – спросила Мара, когда довольная Рита вышла.
– Да! Чистить свечи.
– Ответ неверный. Выкидывать этот хлам.
У Риты сам собой вырвался льстивый смех, хоть было обидно. Закрыв капот, Мара Галичьян носовым платочком вытерла пальцы и снова отдала дань пагубной зависимости от никотина. Ирка и Рита последовали её примеру. Движение на шоссе плотнело. Машины уж не просвистывали к столице, а продвигались ровным потоком.
– Поедешь с нами? – спросила Мара, вальяжно сплёвывая.
– Куда? – не поняла Рита.
– На День рождения. Моему другану Руслану сегодня стукнуло двадцать два. Ирка его знает.
– Да, но ведь я-то его не знаю! И мне уже тридцать пять. Боюсь, не впишусь я в вашу компанию.
– Но ведь твоему «Форду» всего лишь двадцать! Он классно впишется. Пацаны с него прифигеют. Они от рухляди тащатся.
– По дороге купим тебе шузы, – прибавила Ирка, – притом такие, в которых ты будешь выглядеть на пятнадцать!
Рита задумалась. У неё в ушах всё ещё стояли слова: «Я очень хочу тебя, моё солнце!» Но после очень большой услуги, которую ей сейчас оказала Ирка, теперь глядевшая на неё такими большими и замечательными глазами – уж лучше смерть, чем встреча с её возлюбленным! Не сегодня. Нет, не сегодня. Давать согласие, тем не менее, Рита не торопилась. Телефон Мары вдруг зазвонил. Она извлекла его из кармана. Взглянув на номер, решила поговорить.
– Алло! Добрый вечер. Да, это я, Мара Галичьян. Я уже сказала вашим двум журналистам, что не даю интервью. Если ещё раз позвоните – я к вам приеду, и мы чудесно проведём время. Я научу вас держать микрофон зубами, поскольку обе ваши руки будут переломаны. До свидания.
– Это кто звонил? – спокойно спросила Ирка, когда собеседник Мары ушёл со связи. Грозная автогонщица элегантным щелчком избавилась от окурка.
– «Вести-FM». Так что, Ритка, едешь?
– Но у меня почти не осталось денег, – сказала Рита, – я не смогу подарок купить.
– А подарок есть от тебя, – сообщила Ирка, – также он и от Женьки. И от меня, потому что я за четыре дня не выкинула его. Ещё он от Мары, поскольку Женька ей его отдала.
– И что это за подарок? – спросила Рита. Подруги весело рассказали ей, каким образом Женька предприняла попытку к ним присоединиться и что из этого вышло. Рита нешуточно разозлилась.
– Ну и свинья! Ей уши оторвать надо! Вы очень хорошо сделали, что её не взяли. Ладно, поехали. Где всё это будет происходить?
– Пока неизвестно, – сказала Мара, – давайте съездим на Ленинский, за шузами. Там есть нормальные магазины.
На том и договорились. Обе студентки вернулись в «Ауди», Рита села за руль своего несчастного «Форда». Из-под колёс столбами взлетела пыль. До кольцевой Мара вела себя адекватно – крайняя теснота ей не оставляла выбора. Ирка даже уснула. Но после съезда на МКАД её сон прервался кошмарным образом. «Ауди» заметалось от края к краю дороги, жадно набрасываясь на все подряд промежутки в быстром потоке и пожирая их, как акула маленьких рыбок. Однако, странное дело – «Форд», названный и рухлядью, и антиквариатом, и хламом, не отставал.
– Долбаный сарай, – бормотала Мара, бросая недоумённые взгляды в зеркало, – что творится? Не понимаю!
– Ты от неё не уйдёшь! – заорала Ирка, – угомонись, ненормальная! У неё под капотом – сто семьдесят лошадей!
– Да, но у меня – четыреста пятьдесят!
Слегка сбавив скорость, клевером соскочили на Ленинский. Там продолжили идиотство, благо что к центру трафик был неплохим. Мара свирепела. Но, когда справа стал виден торговый центр, она, ударив по тормозам, свернула к нему и в один приём задним ходом припарковалась. «Форд» занял место напротив. Заглушив двигатель, Мара сказала Ирке:
– Ты можешь пока поспать. Только туфли дай, она босиком-то ведь не пойдёт.
– Пожалуйста, – согласилась Ирка и сняла туфли. Мара взяла их. Открыла дверь. Но вдруг задержалась.
– Женька мне говорила, что ваша Рита была любовницей Ходорковского. Она брешет?
– Нет. Женька впервые в жизни сказала правду.
Ирка давала этот ответ, уже погружаясь в сон. Туфельки её пришлись Рите впору. Это позволило ей и Маре облазить весь магазин, забитый народом. Перед покупкой обуви Рите остро приспичило посетить и отдел косметики с парфюмерией, и отдел нижнего белья, и верхней одежды, и ювелирный. Единственным результатом этих блужданий была покупка духов, весьма дорогих. Ботиночки Рита также выбрала недешёвые.
– Да откуда у тебя деньги? – спросила Мара, кладя в коробку Иркины туфли, – ты говорила, косарь в кармане остался!
– Мне деньги передаются только двумя путями, – сказала Рита, завязывая шнурки, – половым и воздушно-капельным. Видишь, сколько народу? Инфекция висит в воздухе, как туман. Кстати, ты к туману плохо относишься?
– Отвратительно. Полноценные противотуманные фары ещё до сих пор не изобрели. Давай посидим в кафе? Пусть Ирка ещё полчаса поспит. Она ведь всю ночь на шесте крутилась, бедняжка!
Рита не возражала. В новых ботиночках она выглядела отлично – конечно, не на пятнадцать лет, но и не на тридцать. Найти кафе помог продавец. Оно оказалось средненьким, но любезность официантки превосходила уровень заведения. Заказали тосты и кофе. Маре опять кто-то позвонил, и на этот раз она ответила матом, довольно громко. Сидевшие за столами – а было их человек пятнадцать, разом к ней повернулись.
– Сволочи, – прошептала она, убрав телефон, – я скоро их всех убью!
– Опять журналисты? – спросила Рита, просто так щёлкая зажигалкой, – или другие сволочи?
– Да, другие. Ты в курсе, как я вчера взорвала инет?
– Пока ещё нет.
Принесли заказ. Любезность официантки на этот раз не помогла Маре освободиться от негативных эмоций. Только пригубив кофе, она ушла в какую-то переписку через смартфон – судя по всему, злую.
– Ты не похожа на свои фотки в Фейсбуке, – заговорила Рита, взявшись за тост, – я бы не узнала тебя, случайно столкнувшись с тобой на улице, и едва ли поверила бы, что ты – автогонщица.
– Почему? – оторвала Мара взгляд от смартфона, – дурой кажусь?
– Да при чём здесь это? По-моему, автогонщик и большой ум вполне могут счастливо жить раздельно.
– Да что ты чушь-то несёшь? Стритрейсинг – это такие же шахматы, только думать надо быстрее. Если бы я была дурой, меня бы давно отпели! Кстати, надо сделать распоряжение, чтоб зарыли без отпевания, если что.
– Разве ты не хочешь, чтобы хотя бы твой труп принёс пользу людям?
– Ты что, попов считаешь людьми? Не знаю, возможно, ты и права. Меня это не касается. Я – агностик. А Ирка – верующая, прикинь? Три ночи в неделю танцует голая перед пьяными мужиками, а потом в церковь прётся. Нормально?
Для Риты это не было новостью. Отрезая ножиком кусок тоста, она заметила:
– Этот ужас, наверное, скоро кончится.
– Православие?
– Нет, стриптиз. Ведь вряд ли её Серёжа в восторге от такой ситуации.
Лицо Мары выразило сомнение. Вслед за тем – отвращение. Виноват был тост, который она попробовала.
– Отрава! Кошмар! Убожество! Ритка, ты его съешь?
– Да, съем, – ответила Рита, немедленно пододвинув к себе тарелку, – но ты, по-моему, собиралась что-то сказать.
Глотнув кофе, Мара проговорила:
– Если бы он не был в восторге, то ситуация изменилась бы. Разве трудно ему её изменить?
– Конечно, нетрудно. Но ведь они встречаются только несколько дней. Возможно, ещё не разобрались в отношениях.
– Они в них мгновенно разобрались! Ирка его любит, и он, конечно, любит её.
– А ты его видела?
– Нет, не видела. Но я знаю Ирку достаточно хорошо, чтобы с её слов понимать, кто как к ней относится.
– Интересно! Но если он её любит, то почему терпит такую её работу?
– Да потому, что он ничего дурного в её работе не видит. И абсолютно правильно делает. Если ты виртуозно владеешь чем-то, будь то автомобиль, гитара или своё собственное тело, это – искусство! А за искусство судить нельзя.
Рита сочла тосты не только вкусными, но и сытными. Уже с некоторым усилием съев последний, она спросила:
– А если ты – виртуоз в постели? Это искусство?
– Конечно. Но не публичное.
– Ну, а если ты виртуозно владеешь киллерским арсеналом?
Мара вздохнула. Ответ ей дался со скрипом.
– Конечно, нет! Сами сдохнут.
– А если ты виртуозно владеешь словом? Если поэт ты?
– И в этом случае – нет, – решительно покачала головой Мара, – я не знаток поэзии даже близко, но если ты говоришь о своих стихах, я говорю: нет. Я все их читала. Они меня потрясли. Но это – шантаж.
– Шантаж?
– Да, именно так. Знаешь, почему я не христианка? Когда я маленькая была, мне читали Библию. Она вызвала у меня отторжение. В ней на каждой странице Бог говорит человеку: или ты будешь делать то-то и то-то, или – геенна огненная! Нормально? И вот когда я читала твои стихи, меня резануло точно такое же чувство, с каким я слушала Библию. Это странно. Твои стихи – о другом. Но чувство такое было. И оно жгло не по-детски!
– Действительно, это очень странно, – сказала Рита и допила свой кофе. Потом она попросила официантку принести счёт. Был уже девятый час вечера.