Те – три мальчика и три девочки, уже ждали её, чтобы уговаривать широко отпраздновать юбилей в ресторане «Прага».
– А не пошли бы вы в задницу? – разозлилась Таня, не в первый раз, да и не в десятый выслушав это скромное пожелание, – вы ведь знаете, что «Фольксваген» я покупала в рассрочку! И за квартиру надо платить! Вы что, совсем идиоты?
– Да мы все скинемся, – посулила Ирочка Кораблёва, – прикинь, человек пятьдесят или шестьдесят дадут по три тысячи! По-моему, это очень даже нормально.
– Аренду зала возьмёт на себя дирекция, – уверял Алёшка Соломенцев, – шеф обещал уладить этот вопрос. Сергей Александрович и Владимир Викторович сегодня сказали, что он уже, в принципе, улажен. Закатим пир на весь мир!
– Пусть лучше все эти деньги отдадут мне, я куплю два торта и пять бутылок вина, – заявила Танечка, – нечего нажираться в кризис! Рок-н-ролл мёртв.
Коллеги обиделись. Тут мобильник Танечки заиграл. Увидев, что звонит Рита, которая никогда не звонила по пустякам, без двух дней тридцатилетняя скупердяйка взяла бокал и с ним пошла к лифтам. Там приняла звонок.
– Это я, – сказала ей Рита, – ну, как тебе моё сообщение во «В контакте»?
– Ничего более увлекательного я лет двадцать пять уже не читала! Да, «Колобок» я прочла примерно в пять лет. Сочувствую вам, четырём обманутым идиоткам. Впрочем, Мару, если я правильно понимаю, он не обманывал – просто трахнул во время гонок. Но как она просекла, что он и художник – это одно лицо?
– Я тоже сперва не могла этого понять, потом Ирка вспомнила. Ведь за час до того, как я познакомилась с этой Марой, они заехали к нам домой, чтоб Ирка переоделась. Когда они подъезжали к дому, этот подлец выходил под видом Артёма. Ирка спала, а Мара его срисовать успела. Видимо, у неё зрительная память отличная.
– Да, наверное, – согласилась Таня, сделав глоток из бокала, – а изначально у него цель какая была?
– Что там у тебя за акустика? Ты на лестницу, что ли, вышла?
– Да, покурить. Чего он хотел-то, спрашиваю?
– Развлечься. Видимо, настоящая Анжелика Варум ему отказала, и он решил помочалить девку, похожую на неё. Ему нашли Ирку. Он всё о ней разузнал – в том числе и то, что есть у неё младшая сестра, и они почти что неотличимы. Вот это уж была песня – вместо одной Анжелики получить двух, молоденькую и юную! Он немедленно снял квартиру на Вешняковской, сделал из неё студию…
– А он что, реально художник? Женька ведь, по твоим словам, эскизы там видела, ещё что-то. И рисовал он её!
– Да, да, он окончил художественную школу, а потом – колледж. Но ты меня перебила… Впрочем, историю с эсэмэсками пусть расскажет нам сама Женька, когда у неё мозги немножко на место встанут. А я зайду пока что с другого края. Когда мы с ним познакомились, он решил, что свести с ума Риточку Дроздову ему будет гораздо легче и интереснее другим способом, нежели посылая ей эсэмэски от лица дьявола. Нужно было сыграть в красивое благородство, а затем трахнуть меня, приложив максимум стараний, что он и сделал. И я, действительно, обезумела!
– Это было очень хорошо слышно, – сказала Таня, закуривая, – я чуть не оглохла, когда стояла рядом с машиной! А с ними что сейчас? С Женькой, с Иркой?
– Младшая пьёт, буянит. Старшая нюхает героин. Забила и на работу, и на учёбу. Как бы её из консерватории не отчислили! Я и вообразить не могла, что она на это способна. Вчера наркологов вызвала к ним обеим.
– И что наркологи?
– Ничего. Они ведь насильно лечить не могут! А эти гадины не согласны. Орут, царапаются – не надо, мол, мы нормальные! Прикинь? Они ведь воруют у меня деньги! Кролика своего в зоомагазин сдали. Ирка попробовала продать свои драгоценности. Её кинули, и теперь – ни денег, ни цацок. Я с ними сойду с ума! Ты можешь помочь?
– А чем я могу помочь? – удивилась Таня. К ней подошли три её подруги. Они хотели с нею заговорить, но она глазами их прогнала и снова спросила:
– Чем я могу помочь? Съезжай с этой хаты! Эти две девки – конченые.
– Ты что? Они виноваты разве, что их родители умерли в один год? Ирке тогда было семнадцать, как сейчас Женьке. И ты прикинь – она поступила в консерваторию! И сестру тянула целых семь лет. Сестра, правда, дура, но и её тоже жалко!
– Идеи есть? – перебила Таня, – ты ведь не стала бы звонить попусту.
– Да, конечно. В психиатрической клинике имени Алексеева есть один превосходный, великий врач – Марк Юрьевич Фелитович. Он проверял на вменяемость всех спортсменов, отобранных для Олимпиады в Атланте. Мне про него Наташка рассказывала. Он точно сумел бы вправить мозги этим двум уродинам. Но ведь их на приём к нему не затащишь! Да и приём, наверное, стоит дорого. Ты могла бы организовать его выезд на дом за адекватные деньги?
– Ты что, больная? – взорвалась Таня, – это тебе психиатр нужен, а им – нарколог!
– Нарколог им не поможет. Им надо вправить мозги. Этот Фелитович – не только доктор медицинских наук, светило психиатрии, но и психолог. Я точно знаю, что он сумеет вытащить их.
– Хорошо, допустим. Но каким образом я могу с ним договориться?
– Религиозным. Он, насколько я знаю, ортодоксальный еврей. Ты тоже еврейка – можно сказать, что ортодоксальная. Вы легко с ним договоритесь на этой почве. Евреи рады помочь друг другу. Кроме того, у тебя есть связи. Если руководитель радиостанции обратится к этому врачу с просьбой приехать на дом к двум погибающим девушкам, он приедет. Пожалуйста, Танька, выручи!
– Ладно, ладно, посмотрим, – сказала Танечка, не любившая слушать долгие уговоры и раздавать обещания. Нажав сброс, она большими глотками допила кофе и погасила окурок. Пару минут постояв, направилась в кабинет главного редактора.
Глава девятая
Света позвонила в одиннадцатом часу утра, разбудив подругу. Проснулась Рита с трудом, потому что сёстры почти всю ночь над ней измывались. Сперва они часа два что-то выясняли между собой, старательно нанося друг другу удары. После того, как одни соседи им пригрозили полицией, а другие – Скорой психиатрической помощью, они вместе ворвались к Рите и попросили у неё денег. Услышав, что денег нет, старшая сестра напала на Риту и заломила ей руку, а её копия начала всё переворачивать кверху дном. Вырваться у Риты не получалось – Ирка была сильнее её гораздо. Не найдя денег, Женька взяла две пары колготок, комплект белья и быстро ушла куда-то, не заперев за собою дверь. Оставалось радоваться тому, что она по причине тупости не додумалась прихватить ещё, например, мобильник. Студентка консерватории назвала квартирантку сукой, и, хорошенько ей врезав, ушла к себе. Легла спать. Словом, голос Риты, который Света услышала в телефоне, был замогильно тоскливым.
– Да, – произнесла жертва ограбления, сев и свесив ноги с постели, – чего тебе?
– Что случилось? – спросила Света, – у тебя зуб болит, что ли?
– Да, ещё как! Всю ночь ни одной минуты не давал спать. Придётся идти к врачу.
Взяв с тумбочки сигарету и зажигалку, Рита подняла ноги, поскольку пол был холодным, села на пятки и закурила. В щель между шторами пробивалось грустное солнце, будто просясь отдохнуть часок в этой комнате, где никто от него ничего не требовал и не ждал.
– Хорошего мало, когда не спишь из-за зуба, – вздохнула Света, – но настроение не улучшу. Тут на тебя шьют дело за экстремизм. Не думаю, что посадят – по двести восемьдесят второй статье за художественное творчество никого ещё не сажали. Но могут присудить штраф, да притом большой. У тебя есть какое-нибудь имущество?
– Старый «Форд».
– Тот самый? Тьфу на него. Только удали стихи из инета. Везде-везде, со всех сайтов.
– Не удалю я стихи! И больше не суйся в эти дела! Ты сделала то, о чём я тебя просила?
– Да, я вчера полдня копала эту пургу, отложив работу! И мне за это влетело. Если ты будешь на меня тявкать, наш разговор продолжится только после того, как ты свой зуб вылечишь.
– Прости, Светка. Я неправа. Ну, что ты нашла? Есть что-нибудь любопытное, на твой взгляд?
– Если интересен мой взгляд, то только одно, – с остатком обиды заговорила работница компетентных органов, – в девяносто втором году молодая женщина и её двенадцатилетняя дочь в Москве переехали из одной квартиры в другую. В этой квартире остался от прежних хозяев шкаф, полный книг. Однажды зимой, в двадцать один тридцать, девочка позвонила маме, которая работала допоздна, и сказала: «Мамочка, я достала из шкафа книгу, а в ней – письмо. В письме говорится, как отыскать в каком-то дремучем, хвойном лесу какое-то кладбище!» Женщина прервала разговор, сказав, что она сейчас очень занята, но скоро придёт домой – тогда, мол, поговорим. Но, придя домой, она не застала там своего ребёнка. Девочка навсегда бесследно исчезла. Никто её после этого никогда и нигде не видел.
– Вот это да! – выдохнула Рита, сбивая пепел, – и никаких следов похищения?
– Ни малейших. Дверь была заперта. Ключи девочки, её куртка и сапоги остались в квартире.
– А с бедной матерью что случилось?
– Да ничего хорошего. У неё, кроме дочки, никого не было. Она стала болеть, что неудивительно. Через пару лет умерла.
Рита погасила окурок.
– А то письмо, о котором девочка говорила? Его нашли?
– Не нашли. Ой, Ритка, прости, меня вызывают! Потом ещё созвонимся…
– Светка, стоять! Как девочку звали?
– Катя, по-моему. Да, да, Катенька… Всё, бегу, Владимир Георгиевич, бегу!
Рассеянно выслушав полтора десятка гудков, Рита поднялась, и, оглядев комнату, перевёрнутую вверх дном, отправилась умываться. Выйдя из ванной, она решила взглянуть, не пришла ли Женька. Выяснилось, что нет. Старшая сестра спала в гордом одиночестве. На ней были грязные джинсы и порванная ногтями младшей сестры рубашка. Ноги у Ирки имели вид ещё более блистательный. Можно было подумать – она три дня ходила босая по свиноферме. Реально же пианистка три дня вытворяла худшее: увидав из окна какого-нибудь знакомого, босиком выскакивала на улицу, догоняла его и клянчила деньги. Насобирав тысячи две-три, она через интернет заказывала наркотики.
– Ты бы лучше уж проституцией занялась, – сказала ей Рита на третий день. Пианистка гордо вскинула голову, засверкав чёрными глазами, и объявила, что у неё есть самоуважение, интеллект и склонность заботиться о своём здоровье, поэтому проституткой ей не бывать.
Рита пила кофе, когда ей вдруг позвонила Танечка.
– Через полчаса мы приедем, – быстро проговорила она, – какой у вас адрес?
– С кем ты приедешь? – недоумённо спросила Рита.
– С профессором, с Марком Юрьевичем! Я жду его у подъезда. Вот он, выходит… Ты адрес скажешь мне или нет?
Рита торопливо продиктовала, не сразу вспомнив номер квартиры, так как таблички на двери не было. Мысли путались. Когда Таня ушла со связи, Рита вскочила, выронив телефон, и бросилась будить Ирку. Её пришлось тормошить, трясти, щекотать и бить. Делая всё это в паническом ощущении невозможности растолкать обдолбанную кобылу за полчаса, Рита вдруг заметила, что обманутая невеста на неё смотрит, открыв один правый глаз. От взгляда этого глаза – чёрного, неподвижного, слегка скошенного к виску, стало очень жутко. Рита невольно сделала шаг назад. Открыв и второй, не менее страшный глаз, хозяйка квартиры хрипло спросила:
– Риточка! Ты не вспомнила, где у тебя лежат денежные средства?
– А ты не вспомнила, что твоей сестры до сих пор нет дома? – топнула ногой Рита, – быстро вставай! Надо что-то делать!
Ирка не встала, но делать кое-что начала. Она закатила бешеную истерику, чтобы Рита полностью осознала всю глубину и тяжесть своей вины. Ведь если бы не её преступная жадность, Женька, конечно, легла бы спать, а утром пошла бы в колледж – вместо того, чтоб лежать сейчас под ножами судмедэкспертов! Она так живо представила эти остро отточенные ножи и Женьку под ними, что у неё на глаза навернулись слёзы. Но сердце жадины оказалось не просто каменным, а гранитным. Она стояла посреди комнаты, преспокойно следя за телодвижениями убитой горем сестры малолетней мученицы. Поняв, что кусок гранита не затрепещет ни при каких обстоятельствах, Ирка глотку драть перестала и потянулась за сигаретами, что лежали на пианино.
– Сделай мне кофе! Без кофе я не могу ничего решить.
Торопливо выполнив просьбу и пригнав Ирку на кухню, Рита ей сообщила, что к ним сейчас придёт врач, чтоб её обследовать.
– У него есть деньги? – спросила Ирка, сделав глоток, – он сможет мне одолжить три тысячи? Я верну, ведь ты меня знаешь!
– Ирка, если бы ему нужен был образец для докторской диссертации на тему немедленного и полного исчезновения мозга, он бы тебя деньгами засыпал, – сказала Рита, – но, к сожалению, он уже двадцать лет как доктор наук и профессор.
– Профессор, ты говоришь? – вздрогнула от радости ученица целой команды профессоров, один из которых катал её иногда на своём «Линкольне», – так это ведь замечательно! Ритка! Он чёрта с два отсюда уйдёт, пока десять косарей мне не перекинет!
– Ирка, что ты несёшь? Ну хоть на секунду вдумайся! Если бы доктора платили больным за свои визиты, то человечество вымерло бы за месяц! Люди просто жрали бы гвозди и запивали их ацетоном, прыгали с пятого этажа и бегали по морозу голые!
– Но ведь я ничего такого не вытворяю, – пожала плечами Ирка, – и я сюда его не звала. Уж если припрётся, то пусть с паршивой овцы будет шерсти клок! Нет, пять косарей я из него выну.
Телефон снова подал сигнал. Это была Таня.
– Всё отменяется, – сообщила радиожурналистка под шум мотора, – профессора срочно вызвали в клинику, и мы с ним сейчас туда едем. Марк Юрьевич очень просит тебя его извинить и быть дома завтра, в десять утра.
– Да иди ты в задницу! – взвыла Рита, – я ещё сутки не проживу! Ты можешь хотя бы одна приехать?
– Чтобы помочь тебе собрать вещи?
– Да! Больше не могу! Мне плохо, я вешаюсь!
– Хорошо, приеду часа через полтора. Но имей в виду: я очень подробно всё объяснила профессору, и Марк Юрьевич мне сказал, что их стоит выпороть. Иногда, на начальной стадии наркомании, это здорово помогает. А при подростковом алкоголизме – почти всегда. Это нужно сделать.
– Да кто их выпорет? С ними пять мужиков не справятся! Это две взбесившиеся кобылы!
– Ну, жди меня, – ответила Танечка и ушла со связи. Вытерев слёзы, повисшие на ресницах, Рита закрыла лицо руками. И тут её осенило. Да осенило так, что чуть не раздался радостный вопль. Опять взяв мобильник, она вскочила и со всех ног понеслась к балкону.
– Ритка, ты про каких кобыл говорила? – крикнула Ирка ей вслед, допивая кофе, – надеюсь, не про нас с Женькой?
– Нет, – ответила Рита уже с балкона, прежде чем закрыть дверь, – про других кобыл.
Она пожалела, что не оделась более основательно – на балконе было прохладно. Но возвращаться, чтобы опять услышать какие-нибудь вопросы или претензии, не хотелось. Присев на самый краешек кресла, Рита прижала одну голую коленку к другой и набрала номер. Глядя во двор, безлюдный и оглашаемый лишь тоскливым вороньим криком, она заметила, что берёзки и клёны стоят уже совсем голые. Грусть клещами стиснула сердце. Ужас как не хотелось прощаться с этим двором, именно сейчас почему-то тихим, что с ним нечасто бывало даже и по ночам. Как было расстаться со всеми его пьянчугами от четырнадцати и старше, буйными идиотками вроде Женьки, кошками и собаками, малышнёй, воронами и деревьями? Но уж как получится.
– Здравствуйте, Мастер и Маргарита в одном лице, – сказала Наташа, стуча по улице каблучками явно уже других ботиночек, не имеющих отношения к Рите, – вы, я надеюсь, у Сатаны?
– Если бы! Ты где?
– А это смотря зачем я тебе нужна.
Рита в двух словах объяснила. Её рассказ длился минут пять. Чемпионка, слушая, постоянно куда-то шла.
– Я недалеко, – сказала она, когда Рита упомянула в конце про совет профессора, – занимательная история! Сатана оказался дервишем. Этот парень ходил по краю. А впрочем, чем рисковал? Ведь вы же его около беседки не разорвали! Так тебе нужно, чтоб я приехала?
– Да! Я очень хочу, чтобы ты приехала.
– Хорошо. Ты в Выхино? Скинь мне адрес по СМС. Минут через двадцать буду.
СМС Рита набрала в комнате, потому что зубы уже стучали. Из другой комнаты на весь дом грохотала музыка. Заглянув туда, Рита обнаружила Ирку танцующей перед зеркалом под «Роксетт». Не залюбоваться было нельзя. Но минуты шли, трэк из ноутбука звучал нон-стопом, и Ирка была, казалось, готова до бесконечности танцевать.
– Уже репетируешь, как я вижу? – спросила Рита, войдя и закрыв программу, – напрасный труд. Ведь профессор – женщина.
Ирка была раздавлена этой новостью.
– Что за бред? – взвизгнула она, упав на диван, – мне деньги нужны!
– Так она с деньгами приедет! Твоя задача – их у неё отобрать. Это для тебя труда не составит, руки выламывать ты умеешь великолепно.
Ирка немедленно успокоилась и опять стала танцевать, но уже без музыки.
Глава десятая
Наташка и Женька одновременно, хотя и с разных сторон, подошли к подъезду. Вместе вошли, вместе поднялись на этаж. У Женьки была компания – два весьма здоровенных парня. От всех троих разило спиртным. Наташка ещё на улице поняла, кто эта девчонка, действительно очень сильно похожая на одну из звёзд российской эстрады конца минувшего века. Женька, наоборот, пыталась припомнить, где она могла видеть эту блондинку лет тридцати, с зелёными проницательными глазами. Ведь где-то видела! Но в тот раз та, кажется, была рыжей. В лифте два парня пялились на блондинку и ухмылялись. Женьку это бесило, и она хмыкала, громко топая каблучком. Ведь ей много раз приходилось слышать, что парни любят высоких девушек! Её рост и без каблучков был под метр восемьдесят, в то время как незнакомка даже на каблучках и на метр семьдесят пять не тянула. Когда она также подошла к двери её, Женькиной, квартиры, младшая копия Анжелики Варум задала вопрос:
– А ты к Ритке, что ли?
– Не только, – дала ответ незнакомка и улыбнулась, чем-то напомнив лису Алису из фильма, который Женька пересмотрела не так давно. Дверь была с трёх ночи не заперта. Вчетвером вошли. Увидев в прихожей Ирку и Риту, Женька прямо с порога им объявила, что это её друзья, что она съезжает и что пришла забрать вещи. Рита в ответ пожала плечами, а Ирка вдруг отколола номер. Вместо того, чтоб устроить младшей сестре скандал, она подошла к блондиночке и взяла её за запястье, намереваясь ловким приёмом, против которого не могли устоять ни Женька, ни Рита, выкрутить руку. Однако, странное дело – рука каким-то непостижимым образом оказалась вывернутой у Ирки! Да и не только вывернутой, но и круто заломленной назад, за спину. Ирка, ясное дело, жалобно вскрикнула и согнулась, после чего получила очень хороший удар коленом под жопу.
Глядя на то, как сестра пропахивает пол носом вдоль всей прихожей, сбивая правым плечом столик с телефоном и табуретку, Женька испытывала весьма противоречивые ощущения. Ей, с одной стороны, было очень радостно, с другой – страшно. Где-то посередине возникло и любопытство – что, …, творится-то? Ирка же, влетев в комнату, громко врезалась в пианино, с которого полетели ноты, и успокоилась. А загадочная блондинка, подойдя к Женьке, сказала ей:
– Сеньорита, ваш переезд отменяется. Выпроваживайте приятелей и снимайте штаны. Вас велено выпороть.
– Парни, вышвырните её отсюдова, – приказала Женька приятелям. Те взялись за блондинку. А той, как выяснилось, того лишь и надо было. Она вдруг стала играючи двух здоровых парней швырять – то через бедро, то с помощью их инерции нападения, то подножками, то подсечками. Оба парня упрямо вскакивали и вновь на неё бросались, чтоб потом снова полететь на пол. Когда блондинке всё это надоело, она их так припечатала, что они уж сами встать не смогли. Под их стоны Ирка поднялась на ноги. Угрожающе поглядев на Риту, она её отстранила со своего пути и прошла на кухню. Сев там за стол, она закурила. У неё было скверное настроение. Рита сразу к ней присоединилась, перешагнув через двух бойцов.
Они оба были вскоре блондинкой подняты и усажены в комнате на диван. Женька в это время уже стояла около шкафа и выбирала самый широкий брючный ремень. Блондинка ей помогла остановить выбор на самом узком, который затем взяла и сложила вдвое.
– Дебилы, – свирепо глянула Женька на пацанов, расстёгивая штаны, – быстро отвернулись!
Но белокурая стерва дала пацанам приказ внимательно наблюдать за происходящим. И они оба в течение следующих пяти минут внимательно наблюдали за поркой Женьки. Она стояла к ним задом, демонстративно спустив джинсы и трусы до ботинок, с тем же посылом расставив длинные ноги и стиснув коленки пальцами. Это всё было призвано подчеркнуть надменное безразличие и готовность урыть любого, кто станет потом трепаться о том, что видел. Да, хладнокровия Женьке было не занимать. Яркими глазами глядя вперёд, она вслух отсчитывала тугие хлопки ремня по собственным голым ягодицам. Спортсменка лупила её нещадно, да приговаривала:
– Вот это тебе за алкоголизм! Вот это – за воровство! Вот это – за бурную половую жизнь, вот это – за двойки! А вот ещё за прогулы тебе, за драки, за хамское поведение с квартиранткой и остальными соседями!
– Двадцать три! – восклицала Женька тоном ленивого одолжения и сарказма, хоть её попа, занятая попытками увильнуть от ремня, при каждом его шлепке по ней сильно вздрагивала, – моя половая жизнь – это моё дело! Двадцать четыре! Я никого не насилую! Двадцать пять! Мне уже семнадцать!
– Всё верно ты говоришь, – кивала Наташа, стегая справа и слева, – но некоторые твои подруги, оставшиеся без мальчиков, очень сильно огорчены твоим поведением. Я надеюсь, они узнают о том, что целая половина этой паскудной задницы была надрана за их слёзы. Они ведь точно узнают об этом, парни?
Только когда паскудная задница стала полностью красной, как два огромных сросшихся помидора, мстительница за слёзы несчастных девочек разрешила Женьке одеться. Женька неторопливо, с подчёркнутым наплевательством, натянула трусы и джинсы. Затем она повернулась. Её лицо не особенно отличалось цветом от тех частей, по которым хлопал ремень. Показав таким же красным мальчишкам длинный язык, Женька застегнула другой ремень – на штанах, и пошла на кухню. Наташка с первым ремнём последовала за нею.
– Меня, пожалуйста, не при мальчиках, – с холодком вымолвила Ирка, поднявшись навстречу им, – я всё-таки старше их на семь лет! И не забывайте о том, что я – музыкант.
После этих слов Ирка рассмеялась не без натянутости и встала носом к стене, чтобы приготовиться к процедуре, назначенной Марком Юрьевичем. Она ещё несколько минут назад полностью признала необходимость и справедливость этого назначения. Рита, которая объяснила ей, что к чему, вновь удостоверилась, что притихшая безобразница обладает острым умом и совестливой душой. Правда, вслед за тем Ирка повела хитрую политику. Например, она как бы невзначай сообщила Рите, что завтра – целых три пары, весь день предстоит сидеть. Также намекнула с оттенком шалости, что весьма завидует Женьке, которую сейчас бьют за бурную половую жизнь – мне бы, мол, такую! И рассказала, пользуясь поводом, анекдот про скромную девушку. Недурной оказалась эта политика. Собеседница Ирки, молча сидевшая за столом, слушала её без видимой благосклонности. Но, когда подготовка к психотерапевтической процедуре была осуществлена, Рита поглядела на голый зад старшей хулиганки с досадой. Она не знала, что делать. Ведь если с Женькой было всё очевидно, то Ирку приводить в чувство таким же образом, да тем более при её знакомых парнях, очень не хотелось. Она, действительно, была взрослой девушкой и неглупой. Кроме того, бесспорно талантливой. Ну а Женька при виде старшей сестры в покаянном виде начала ржать. Впрочем, она сразу же прекратила это занятие, ибо вспомнила, что сама минуту назад имела примерно такой же облик.
– Женька, исчезни! – рассерженно предложила Ирка, скомкав рубашку выше пупка и повернув голову с волосами, торчащими во все стороны, – я глядела, как драли жопу тебе, паскуда ты наглая?
– Не уйду, – оскорбилась Женька, – буду смотреть внимательно. Ритка, кстати! Ты вот не слышала, а она вчера про тебя мне здесь говорила всякие гадости.
– Надевайте штаны, Ирина Николаевна, – обратилась Рита к старшей из двух паскуд, младшую обидно проигнорировав, – я не вижу необходимости вас пороть. Если уж вы вспомнили про свою основную специальность – значит, ваши мозги вернулись на место.
– Я ей дала по заднице так, что не поумнеть шансов не было, – подтвердила Наташа, отдав ремень приунывшей Женьке, которая его сразу бросила на пол, – завтра мадемуазель вернётся к учёбе, а через два с половиной года получит красный диплом Московской консерватории имени Петра Ильича Чайковского. Правда, Ирочка?
Ирка полностью согласилась. Предметы её одежды, развеселившие Женьку своим отсутствием, а точнее – перемещением, были вмиг перемещены обратно. Тут же усевшись опять за стол, студентка консерватории горделиво закинула ногу на ногу. Торопясь окончательно уничтожить бедную Женьку, она воскликнула:
– Колька, Вовка! Вы можете быть свободны! Быстренько, вон!
Оба джентльмена, само собой разумеется, очень поторопились откланяться. Дверь за ними закрыла Женька. Она хотела выйти с ними на лестничную площадку, чтобы предостеречь их насчёт излишней болтливости, но её позвали обратно. Она сейчас же вернулась и встала в гордую позу перед сестрой, Наташей и Ритой, сидевшими за столом.
– Мы поступим так, – произнесла Рита, взяв сигарету, – я буду говорить, а ты будешь подтверждать и опровергать. Либо уточнять. Поняла?
– Конечно, – сказала Женька. Рита кивнула, и, закурив, начала:
– Когда я в торговом центре после покупки зелёного пиджака примеряла платье, ты, тварь, заметила на моих трусах сбоку дырку. Так?
– Совершенно верно.
– Отлично. В машине ты, притворяясь спящей, подслушала мой разговор с подругой о казино, крышуемых трёхголовым драконом, и догадалась, что это за дракон такой трёхголовый. Так?
– Так. Но я не нарочно! Наушник сполз, и я всё услышала…
– Замечательно. На литературных дебатах ты также великолепным образом уловила главную мысль разговора, который свёлся к тому, что Цветаева обладала способностью проповедовать мёртвым, как Иисус Христос. И ты сразу вспомнила, дрянь, о том, как я сравнивала себя с Цветаевой и рассказывала тебе, что встречаюсь с мёртвыми. Так?
– Да, именно так.
– Пока я после опрокидывания стола была без сознания, ты, воспользовавшись сумятицей, позвонила своему долбаному художнику и подробнейшим образом всё ему рассказала – и о трусах, и о казино, и о разговоре в «Ватрушках». Ты обожала, гадина, всё ему обо всём подробно рассказывать. Так?
– Да, примерно так.
– Ну вот вам и первая эсэмэска от лица дьявола, – обратилась Рита к Ирке с Наташкой, – ясное дело, Серёже – он же Артём, ничего не стоило засекретить номер. И со второй эсэмэской также всё ясно. Эта овца увидела, как я делаю Ирке массаж ступней, и уже минут через пять докладывала об этом своему сраному Рафаэлю. Он, мочаливший Ирку утром и, соответственно, видевший её голые ноги, немедленно пишет мне: «На двух пальцах правой ноги у Ирочки лак немножко облез, не правда ли?»
– Замолчи, – простонала Ирка, прикладывая ладонь ко лбу, – ты ведь понимаешь, что мне противно и тягостно это слушать!
– Он таким образом попытался меня засунуть в психушку, чтобы я там раскручивала историю с казино, – продолжала Рита, – ещё бы! Ведь из-за этой истории его папа мог полететь с поста, как и остальной генералитет. Но когда мы с ним…
Тут Рита резким движением осадила коней, поняв, что если она продолжит мчаться дорогою хвастовства, никакой Марк Юрьевич Ирку в чувство не приведёт. Сёстры на рассказчицу поглядели недоумённо.
– Что ж ты заткнулась-то? – иронично поторопила её Наташа, – мы тебя слушаем с упоением!
– Я забыла упомянуть об одной детали. Знаете, когда у меня возникло первое подозрение? Когда Женька сказала мне, что её художнику очки были бы к лицу. У меня была такая же мысль, когда я смотрела в глаза Серёжи. Глаза у него – пустые, невыразительные, бесцветные. Правда, Ирка?
– Нет, это ложь, – чуть слышно ответила пианистка, – наглая, злая ложь!
– Нашла кого спрашивать, – усмехнулась Женька, – дура она! А знаешь, почему я не хотела дарить ему твой пиджак? Мне было неловко. Ведь ты для него купила такой дорогой подарок, а он тебя вроде как разыгрывал как-то очень жестоко! Мне сильно это не нравилось. Ты мне веришь?
– Верю, Женечка, верю. В одном романе Дюма – не помню, в каком, есть реплика: «Таким тоном не врут!» Её можно перефразировать следующим образом: «С такой жопой не врут!»
Всем стало смешно. У Риты лицо опять сделалось серьёзным раньше, чем у других. Она выжидательно поглядела в глаза Натальи Лиховской. Но та, поймав её взгляд, решительно поднялась.
– Вы знаете, мне пора. С вами было классно, девчонки, но я в гостях, как правило, не засиживаюсь. До встречи!
Рита сопроводила её в прихожую. Табуретка, столик и телефон всё ещё валялись. Кроме того, на полу виднелось широкое пятно крови. Кто-то из пацанов приложился носом.
– Ты не сдержала слово, – сказала Рита, следя за тем, как Наташка затягивает шнурок на правом ботинке, – ведь ты мне пообещала всё рассказать! Это просто свинство.
– Не спорю, – весело согласилась зеленоглазая чемпионка, – но с тобой, Риточка, поросёнком быть хорошо. Пока, моя дорогая!
Ласково щёлкнув Риту по тонкому, с чуть заметной горбинкой носу, спортсменка открыла дверь и ушла. Рита подбежала к окну на кухне, чтоб ещё раз увидеть её. Выйдя из подъезда, Наташка быстро направилась к Вешняковской. Прежде чем свернуть за угол, она вдруг повернулась и помахала рукой. А потом исчезла. Видимо, навсегда.
– Кто она такая? – спросила Ирка, пристально глядя на побледневшее, изменившееся лицо своей квартирантки.
– Смерть, – ответила Рита и побежала к себе, чтоб собирать вещи. Её душили рыдания. Две сестры, поняв, что она затеяла, также начали плакать и умолять её не бросать их, противных дур. Она истерично крыла их матом и собиралась. Они активно мешались. Вещи вываливались из рук, омоченные слезами.
Дверь не была заперта. Внезапное появление Тани – такой же зеленоглазой, как белокурая инквизиторша, положило конец сопливым переживаниям двух сестёр. Они поспешили спрятаться в своей комнате.
– Не пори горячку, – сказала Таня, выслушав торопливый рассказ о том, что произошло, – комната отличная. И девчонки, кажется, ничего. Поехали, покатаемся!
– А куда? – вытирая слёзы, спросила Рита.
– Куда-нибудь. Морду проститутскую нарисуй.
Рита хорошенько умылась, потом оделась. Пока она, сев с грудой косметики перед зеркалом, выполняла поставленную задачу, Танечка пообщалась с двумя хозяйками. Разговор за стеной проходил вполголоса, но до Риты время от времени доносился смех – то Иркин, то Женькин.