Глава девятая
Разбудив утром Ирку, Рита вручила ей свой мобильник.
– Вот, прочитай.
Прочтя анонимное СМС с неопределившимся номером, Ирка пристально поглядела на свою правую ногу.
– Да, так и есть! На двух пальцах лак немножко облез. Я даже и не заметила. Кто бы мог это написать?
– Откуда я знаю? Думай.
Ирка, поразмышляв, воскликнула:
– Женька, сволочь! Она ведь видела, как ты делала мне массаж! Неясно только одно: как она смогла засекретить номер? Она совсем в настройках не шарит.
– Женька стояла около шкафа, вон там, – указала Рита рукой, – она могла видеть оттуда только твои подошвы, никак не ногти. Может, она их видела до того?
– Нет, это исключено. Я была в чулках. А позавчера лак был цел. Абсолютно точно. Я помню.
– А твой Серёжа вчера разглядывал твои ноги?
– Нет, не разглядывал. Просто видел. Но он, во-первых, не знал о том, что ты мне здесь делала массаж ног. Во-вторых – он точно не знает твоего номера, да и о тебе самой не слыхал. А в-третьих, зачем это ему надо?
– Значит, это дурацкое сообщение прислала либо ты, либо я сама, либо дьявол, – сказала Рита и пошла в душ.
Женька, как обычно, спала на одном диване с сестрой. Она могла спать, даже если рядом орали, а разговор Ирки с Ритой происходил вполголоса. Из открытого рта студентки медколледжа пахло пивом и сигаретами. Поглядев на часы, Ирка ужаснулась и принялась расталкивать расслюнявившуюся дрянь.
– Просыпайся, быстро! Вставай! Уже почти восемь часов! Опять опоздаешь!
– Я никуда не пойду, – промямлила Женька, перевернувшись набок и натянув на башку угол одеяла, – отстань, коза!
Пришлось её ущипнуть за мягкое место, чтоб подскочила до потолка и полезла драться. Молниеносно влепив ей пару затрещин, Ирка умчалась и заперлась в туалете. Женька, ревя, стала ломать дверь. За этим занятием злость её улеглась, башка прояснилась. Но не совсем до конца – без помощи Ирки одеться не удалось. При этом сестрицы что-то всё выясняли между собой. Визг стоял свинячий. Рита сварила манную кашу. Не дав сестре сполна насладиться ею и до конца накраситься, Ирка всучила ей рюкзачок с учебными принадлежностями, за шиворот подтащила к двери, прежде её открыв, и – дала коленкой под жопу. Вылетев на площадку, хотела Женька вернуться, чтоб отплатить за пендаль, но дверь захлопнулась и внутри скрежетнул засов, который снаружи было не отомкнуть.
Со спокойной совестью села Ирка есть кашу. Рита, уже одетая, пила кофе.
– Какие планы? – поинтересовалась она, глядя из окна, как Женька шагает к автобусной остановке. С ней рядом шёл какой-то парнишка, но не Артём. Кажется, Андрюшка с третьего этажа. Они горячо что-то обсуждали.
– Хотим с Серёжкой смотаться в центр, по бутикам пройтись, – ответила Ирка с набитым ртом, – потом он меня закинет на пару. Мне философию пропускать нельзя! Препод очень вредный, припомнит.
– Так твой Серёжка сюда за тобой приедет?
– Да, через полчаса. А ты-то сама куда собралась?
– В Технический переулок.
– А это где такой? – удивилась Ирка.
– На Бауманской.
– На Бауманской? Да мы тебя подвезём!
– Спасибо, не надо. Я на своей машине доеду.
Ирка, однако, не успокоилась, потому что была до крайности любопытна. Этой чертой она даже Женьку превосходила.
– Технический переулок, – пробормотала она, поднявшись, чтоб мыть тарелки, – что-то знакомое!
– Да, наверное, каждое из этих двух слов ты хоть раз да слышала.
– Там какое-то учреждение?
– Да.
– Какое?
– СК.
– И что означают эти две буквы?
– Синие карапузы.
Убрав тарелки, Ирка опять уселась.
– Надеюсь, это не детский морг?
– Нет, это ещё более безотрадное место.
Мобильник Риты, который лежал перед нею, подал сигнал. Она, казалось, очень его ждала. Чуть не уронив чашку, вышла на связь.
– Алло!
– Рита, здравствуйте, – прозвучал голос Тани – более, чем обычно, звонкий и выразительный, – вас приветствует передача «Утренний разворот» на радиостанции «Лихо Москвы». Вы – в прямом эфире. Меня зовут Танечка Шельгенгауэр. Со мной в студии – мой коллега и соведущий, Александр Пьющев. Напоминаем слушателям, что мы дозвонились до поэтессы Риты Дроздовой, которая час назад сообщила нам эсэмэской, что её вызывают в Следственный комитет для некоего серьёзного разговора. Вы подтверждаете это, Рита?
– Да, разумеется, подтверждаю, – сказала Рита в два миллиона ушей, – ко мне обратились через Фейсбук с пока ещё просьбой прибыть сегодня в десять утра к следователю Храпову.
– Интересно! Прямо вот так и выразились: «мы обращаемся к вам с пока ещё просьбой»?
– Именно так и выразились.
– У вас есть какие-либо предположения, чем могла быть вызвана эта просьба? – взялся за Риту Танечкин соведущий.
– Да. Они, вероятно, заметили экстремизм в каких-то моих стихах. Видимо, попросят их удалить с сайтов, на которых я публикуюсь.
– Но если в ваших стихах нашли экстремизм, то почему сразу не возбудили против вас дело? К чему все эти милые просьбы пожаловать к незнакомым и неприятным вам людям для задушевного разговора за чашкой чая?
– Вы так меня спрашиваете об этом, как будто я – следователь Храпов или его начальство! Не знаю. Думаю, им не хочется лишний раз выставлять себя и законотворцев посмешищем, затыкая кому-то рот дурацким законом. Выгоднее, конечно, решить всё миром, без шума.
– Ещё вопрос, – опять подключилась к беседе Танечка, – вы не связываете это странное приглашение с настоящей битвой, которую вы дали позавчера некоей толпе, напавшей в кафе «Ватрушки» на вас, на Дмитрия Бликова и на девушек из панк-группы «Бунтующие малышки»?
– Гипотетически и такое возможно, но я не склонна считать эту версию основной. Те сто человек, которых я вышвырнула из этого замечательного кафе, нашли бы – точнее сказать, найдут другой способ мести. Ваш соведущий прав: беседа за чашкой чая со следователем Храповым – это не неприятность, а всего-навсего небольшая потеря времени.
– Вы поедете в Следственный комитет?
– Я в Следственный комитет поеду, но никакие стихи удалять не буду. О результатах поездки сообщу тотчас.
– Спасибо вам, Риточка. До свидания.
– Всех вам благ, Татьяна Владимировна. И вам, Александр Пьющев.
За окнами занимался пасмурный день. Убрав телефон в карман пиджака, Рита поднялась и стоя допила кофе. Ей никуда не хотелось ехать. Это Татьяна Владимировна, черти бы её драли, сорок минут назад настояла, чтоб приняла она приглашение. Звала Рита её с собой, но хитрая тварь упёрлась – прямой эфир, не могу. А ты, Риточка, будь любезна туда отправиться – пусть тебе эти упыри жрут мозг и пьют кровушку, чтоб мне было о чём трепаться в этом прямом эфире!
Ирка сидела с открытым ртом.
– А, Следственный комитет! – хлопнула она по своим коленкам ладонями, когда Рита чашку поставила, – вот ты, значит, куда поедешь?
– А ты как будто сразу не догадалась! Я ни за что не поверю, что среди взрослых людей есть кто-то, не знающий, что такое СК.
– Да честно, не знала я! С какой стати все должны это знать? Что – кругом, по-твоему, одни воры? Или убийцы?
– Ирочка! Неужели ты, прожив двадцать четыре года в дурдоме, не поняла ещё, что тюремщики и места их работы пользуются у нас всеобщим почтением?
– Следственный комитет – не тюрьма, насколько я знаю.
– Да. Но работают там тюремщики.
Ирка, громко зевнув, пошла одеваться. Было девять ноль пять. Время поджимало. Сбегав к себе за ключами и раз в двадцатый за утро пересекая прихожую, Рита вдруг обратила внимание на пиджак в упаковке, лежавший там, куда накануне она его положила.
– Что за растяпа твоя сестра! – вздохнула она, надевая туфли, – как можно было забыть опять взять подарок своему мальчику?
– Но ведь этот подарок купила ты, – напомнила Ирка. Стоя в костюмчике перед зеркалом, она тщательно наносила на своё вытянутое лицо боевой раскрас. Рита удивилась.
– И что? Разве мы с ней ссорились? Вроде, нет. Я, во всяком случае, ничего об этом не знаю.
– Мне всё же кажется, что она не взяла пиджак по этой причине.
Рита, пожав плечами, вышла. Лифта она решила не ждать. Барабаня шпильками вниз по лестнице, продолжала обдумывать слова Ирки, и ей всё больше казалось, что та права. Но что так могло обидеть её сестру? Вменяемых версий не было.
На скамеечке у подъезда сидели два молодых джигита. Один держал на коленях торт – большой, сливочный. Оба встали навстречу Рите. Она сделала попытку их обойти. Они не пустили. Прохожих было немного. Вдали, за детской площадкой, две пожилые дамы гуляли с маленькими собачками.
– Пропустите, – тихо сказала Рита, – я закричу!
– Ну, и опозоришься ещё больше, – пригрозил тот, кто держал кондитерское изделие. Его друг подсечкой сбил Риту с ног. Пребольно ударившись об асфальт обеими ягодицами, она вскрикнула. Проходивший мимо мужчина остановился было, но дети гор взглянули на него пристально, и он тотчас продолжил путь. С торта была сорвана крышка. Сообразив, что причёска будет испорчена, если не принять срочных мер, Рита заслонилась рукою. Сделала она это так неожиданно и удачно, что торт свалился ей на плечо, с него – на асфальт. Молодчик, так скверно выполнивший свою часть работы, достал из куртки выкидной нож. Со звонким щелчком освободил лезвие. Более расторопный его помощник вынул айфон. Включая видеокамеру, заявил:
– Слышь, ты! Сейчас ты нам всем будешь приносить извинения.
– Но за что? – спросила сидевшая на асфальте Рита, тоскливо глядя по сторонам – да где же вы, люди? Люди смотрели и проходили мимо. Две пожилые собачницы наблюдали издалека, делясь впечатлениями. Единственный во всём доме да и во всём дворе человек, который по крику точно спустился бы и помог – врач Виктор Васильевич Гамаюнов, был на работе. Да, его «Нива» среди машин около подъезда отсутствовала. Джигит с дорогим мобильником уже начал что-то объяснять Рите, когда во двор вкатил внедорожник – огромный, чёрный. Это был «Гелендваген». Он резко затормозил напротив подъезда. Тот, кто был за рулём, открыл дверь и выпрыгнул.
Глава десятая
Это был молодой мужчина – очень красивый, с чубчиком. Не боясь ни за свой костюм, который ценой не сильно уступал «Гелендвагену», ни за своё лицо, взглянув на которое Рита забыла даже про нож, сверкавший над нею, он подошёл к джигитам довольно близко.
– Эй, вы, друзья-товарищи! Это что здесь за поножовщина? А ну, быстро от девушки отойдите!
Убрав айфон, более толковый джигит круто повернулся и изогнулся, выбрасывая вперёд нижнюю конечность для сокрушительного удара прямо в лицо. Вскоре он лежал на асфальте, захлёбываясь потоком крови, ибо носитель чубчика, уклонившись от сокрушительного удара, кулаком выбил ему несколько зубов. Второго джигита, который бросился на него с ножом, он обезоружил, перехватив его руку и без труда её выкрутив. После этого, взяв противника на бедро, он изящно снёс его головой мусорную урну. Нож зашвырнул в кусты.
Вот уж тут прохожие начали останавливаться. Собачницы осторожно сделали шаг вперёд.
– Вы целы? – спросил красавчик, за руку подняв Риту. Она растерянно заморгала.
– Да, я цела… Спасибо… Я очень вам благодарна! Вы меня просто спасли!
– Что это у вас на плече? А, торт! Тьфу, гадость какая… А почему вы плачете?
– Я не плачу.
Сказав так, Рита почувствовала, что по её щекам действительно текут слёзы. Она утёрла их, как смогла.
– Нет, всё хорошо! Я просто напугана.
– Вы живёте здесь?
– Да, я живу здесь. Мне нужно сейчас домой!
– Пойдёмте, я провожу вас.
Не обращая внимания на джигитов, которые уже начали подниматься – едва ли с целью возобновить боевые действия, молодой человек под руку ввёл Риту в подъезд. Вызвал лифт. Когда он открылся и вышла Ирка, глаза которой при виде Риты и её спутника округлились, последний вдруг произнёс:
– Ириска, не удивляйся. Девушку тут пытались зарезать возле подъезда, и мне пришлось лишний раз потренироваться. Я сейчас доведу её до квартиры, и мы поедем. Кстати, нужно будет вызвать полицию. Вы знакомы, наверное? Ведь живёте в одном подъезде.
– Мы с ней живём, Серёжа, в одной квартире, – сказала Ирка, – это моя квартирантка, Риточка. Что случилось? Кто на неё напал?
– Давайте поднимемся, – предложила Рита, проходя в лифт. Ирка и Серёжа последовали за ней. Пока поднимались, Рита сбивчиво объяснила, как всё произошло и что от неё хотели. Вошли в квартиру.
– Я, пока ехал, слушал «Лихо Москвы», – сообщил Серёжа, – ты – знаменитость! Про драку в литературном кафе я слышал ещё вчера. Полицию вызовем?
Рита наотрез отказалась.
– Я никогда не связываюсь с полицией.
– Лучше всё же связаться. Тебе пытаются отомстить.
– А когда полиция в этом деле кому-нибудь помешала?
Серёжа лишь усмехнулся, из чего следовало, что он – человек неглупый. Бросив на него любопытный взгляд, Рита обратила внимание на глаза. Они были маловыразительны и бесцветны. Но для того, чтобы оторвать от них взгляд, потребовалось усилие. Вряд ли Ирка успела это заметить.
Сменив бордовый пиджак, испачканный тортом, на голубой, Рита извлекла из шкафа бутылку виски и налила себе рюмочку. Запила она соком, после чего с досадой ударила себя по лбу.
– Дура! Что я наделала? Как я сяду теперь за руль?
– Да никак не сядешь, – сказал Серёжа, – мы отвезём тебя в Следственный комитет. Как его фамилия, я забыл?
– Кого?
– Следователя.
– Храпов.
Серёжа молча кивнул. Осталось неясным, зачем он задал этот вопрос и что ему дал ответ. Рита ещё раз его оглядела, теперь уже с головы до ног. Сделала второе открытие: пальцы правой руки были окровавлены.
– Ирка, Ирка, смотри! Он в кровь разбил руку!
Ирка разойкалась, начала искать перекись.
– Удар в зубы очень тяжёл для того, кто его наносит, – пояснил член правления одного из крупнейших банков страны, прикладывая к пальцам платок, – я и не почувствовал сгоряча!
– Ты меня в гроб вгонишь! – стонала Ирка из комнаты. Прибежав с пузырьком и ватой, она старательно обработала повреждённые пальцы. Хотела перевязать, но сын генерала решительно воспротивился. Стоя за спиной Ирки во время её кудахтанья, Рита всё продолжала глядеть на её приятеля. К любопытству прибавилось вдруг ещё одно чувство. Ей до смерти захотелось, чтобы и он – этот мягкий и в то же время безжалостный, флегматичный и в то же время смотрящий на Ирку с нежностью молодой человек также захотел узнать о ней всё.
Тем временем, обработка ссадин была окончена, и причин задерживаться в квартире никто не видел. Вышли на улицу. Двух приятнейших собеседников Риты уж след простыл, как и всех свидетелей драки. Исчезли даже собачницы. На асфальте чернела целая лужа крови.
– Лихо ты их, – заметила Рита, идя за парочкой к «Гелендвагену», – ты, наверное, мастер спорта?
– Разрядник он, – с игривым пренебрежением протянула Ирка, – первый разряд по самбо! По боевому. Однако, против меня – щенок!
С этими словами студентка консерватории ущипнула своего друга за ягодицу, как Женьку давеча. Но с Серёжей у неё вышло все не так гладко. Он тут же её схватил, взвалил на плечо и звонко отхлопал по обитательнице изящных кружевных трусиков, задрав юбку. Хорошо, трусики не спустил. Ирка хохотала и вырывалась. Она была усажена в «Гелендваген» спереди. Сев за нею, Рита почувствовала, что и для её собственных филейных частей это сумасшедшее утро не прошло даром. Они довольно сильно болели. Ещё бы – так приложиться к асфальту!
– Можно курить у тебя в машине? – спросила Рита, когда Серёжа завёл мотор.
– Пожалуйста, покури около неё, а потом поедем, – предложил сын высокопоставленного лица, – следователь Храпов нас подождёт.
Стоя с сигаретой у фонаря, Рита видела, что Серёжа говорит с кем-то по телефону. Потом он начал говорить с Иркой. Точнее, слушать её. Она энергично взмахивала рукой, о чём-то ему рассказывая. Отдельные гласные долетали. Вдруг донеслась и пара согласных, составивших вместе с гласными слово «Женька». Садясь в машину, Рита услышала, как Серёжа сказал:
– Да рано её лечить! Это никакой не алкоголизм. Она перебесится.
– Ты считаешь? – спросила Ирка.
– Дураку ясно. Я в её возрасте водку хлестал стаканами, чтобы показать, какой я крутой.
– Серёжа, ты – мальчик! И пьёт она исключительно для того, чтобы ловить кайф.
– Насколько я понял из твоих слов, она – ещё более жёсткий мальчик, чем я. А кайф её – в том, чтобы ты орала.
– Серёжа прав, – вымолвила Рита, пристёгиваясь, – поехали.
«Гелендваген» взял с места так, что шейные позвонки у Риты остались целы только благодаря подголовнику. Тем не менее, Ирка была весьма недовольна.
– Больше за мной на этом ужасном тракторе приезжать не смей, – пискнула она, когда её друг вывел внедорожник на Вешняковскую, – приезжай, пожалуйста, только на «Ламборджини»!
– Но «Гелендваген» выше, притом гораздо. Разве тебе не приятно смотреть на всех свысока?
– Нисколько, – сказала Ирка, – я не тщеславна. Так что ты думаешь про Артёма?
– Пока ещё ничего. Я с ним незнаком. Познакомь – скажу, что я думаю.
– Так и с Женькой ты незнаком!
– Но ты с ней знакома, насколько я понимаю. А её друга видела только издалека. Давайте все встретимся вчетвером и будем потом друг другу рассказывать, что мы думаем друг о друге.
Ирка с неудовольствием цокнула языком. Машин было много, но «Гелендваген» двигался очень быстро – то подрезая, то вылетая на встречную, то проскакивая на жёлтый свет. Въезжая на Вешняковскую эстакаду, Серёжа вдруг обратился к своей второй пассажирке с просьбою почитать стихи.
– Какие? – спросила Рита, оторванная от грустных мыслей.
– Свои.
– Но я не люблю свои читать вслух! Лучше уж Цветаеву почитаю. Или Ахматову.
– Ты, моя дорогая, делай, что говорю! Должен же я знать, чего от тебя хотят.
Крайне удивлённая тоном последних фраз, а ещё сильнее – их содержанием, Рита продекламировала три злобных стихотворения, сочинённых в августе.
– Экстремизм, – заметил Серёжа, сворачивая на Шоссе Энтузиастов, – ты разместила их в интернете?
– Да.
– Удали.
– Не смей! – заорала Ирка, – какой к чертям экстремизм? Вы что там, с ума посходили все? Кто сказал, что автор в художественном произведении выражает свою позицию? Это может быть так, а может быть и не так! И установить невозможно. Стихотворение – не статья в газете.
– Вы, барышня, чушь изволите городить, – возразил Серёжа, – согласен, это невероятно подлый приём – выдавать позицию героя за позицию автора, но ещё более мерзкий приём – прячась за спиной своего героя, тенденциозничать.
– Но судить за это нельзя!
– Полностью согласен. Однако, и не судить за это нельзя. Классное занятие, чёрт возьми – бросаться камнями в стеклянном доме, крича, что это – свобода самореализации и полёт творческой фантазии! Да, пусть все будут погребены под осколками, но услышат то, что я называю истиной, потому что если камнями-то не бросаться, кто обратит на меня внимание? Кто прислушается ко мне?
– Зачем же вы выстроили стеклянный дом, идиоты? – спросила Рита, – не для того ли, чтобы совать свой нос в чужие дела?
– Очень остроумно! Конечно же, для того, чтоб вы – гениальные, искромётные, жаждущие свободы, его разрушили и построили свой, железобетонный! Он, безусловно, будет и крепче, и комфортабельнее. Но в нём, моя дорогая, камешками бросаться будет бессмысленно. В нём никто тебя не заметит и не захочет к тебе прислушаться, даже если твои стихи будут ещё лучше, ещё сильнее. С тем, что они и сейчас прекрасны, не спорю.
– Если я правильно понимаю, ты признаёшь, что закон, по которому её могут привлечь – дурацкий закон? – не отстала Ирка.
– Не безупречный.
– Скажи, пожалуйста, а не будет ли эта небезупречность, допущенная сознательно, в благих целях, распространяться как опухоль? Коль сегодня вы можете посадить писателя за тенденциозность, то не присядет ли завтра на пару лет композитор – за депрессивность, а послезавтра – художник, за искажение выстроенной вами действительности? Ведь нечто подобное уже было не так давно!
– Да, Ирочка, да! Твои педагоги, которые тебе это рассказали, правы. Нечто подобное уже было. И, безусловно, будет. История – это непрерывный, сплошной кошмар. Но вы, одухотворённые творческие натуры, великолепно ловите рыбку в этой мутной воде. Ведь если условные мушкетёры вдруг перестанут условно или буквально резать друг другу глотки ради прекрасных женщин, а женщины перестанут интриговать и уничтожать друг друга из-за любовников, а правители перестанут смачивать землю кровью целых народов – о чём вы будете лить ваши драгоценные слёзы, радующие всё человечество уже несколько тысяч лет? О том, что цветочки вянут?
– Без слёз, по-твоему, будет хуже? – спросила Ирка.
– Конечно. Ведь человек – биоробот, запрограммированный на то, чтобы создавать и решать проблемы. Если их нет, то личность не формируется.
– Можно я покурю? – попросила Рита, выключив диктофончик в своём «Самсунге».
– Кури.
Мелькал перекрёсток за перекрёстком. Рита старалась выдыхать дым на улицу, опустив стекло. На Красноказарменной вплоть до Яузы была пробка. Преодолев её за пятнадцать минут, Серёжа изрядно превысил скорость. Но офицер ГАИ, дежуривший за мостом, его не остановил. Ворота СК перед «Гелендвагеном» распахнулись.
– Ты что, работаешь здесь? – удивилась Рита.
– Нет, – ответил Серёжа, въезжая на территорию, – просто я позвонил и предупредил, что приеду.
– Да, это так, – подтвердила Ирка, как будто Рита выразила сомнение, – он звонил.
Сотрудник, дежуривший у ворот, указал Серёже место парковки. Прочих свободных мест и не наблюдалось. Водитель одного из двух «Мерседесов», между которыми надлежало встать «Гелендвагену», переставил свою машину ближе к соседней, чем оказал большую услугу. Ирка решительно отказалась знакомиться с синими карапузами, заявив, что согласна сколько угодно ждать в «Гелендвагене», но не более получаса. Там её и оставив, Серёжа с Ритой вошли в красивое здание, отнятое у научно-исследовательского института и отданное другому учреждению – ещё более научному, судя по обилию в нём господ с учёными степенями. На внутреннем КПП, весьма основательно охранявшемся, молодых людей встретил офицер, вышедший из лифта.
– Мы к Храпову, – пояснил Серёжа, сразу поняв, что он спустился за ними.
– Да, знаю. Здравствуйте. Очень рад. Прошу следовать за мной.
Ни в зеркальном лифте, ни на двенадцатом этаже, куда поднялись, этот офицер ни одного слова не проронил. Сотрудники и сотрудницы, встреченные во время пути по длинному коридору, очень приветливо поздоровались и с Серёжей, и с Ритой, хотя и не были с ней знакомы. Во всяком случае, она видела их впервые.
Немногословный сопровождающий почему-то остановился около двери с табличкой «Руководитель Следственного комитета Российской Федерации, доктор юридических наук Батрыкин Александр Иванович». Постучал. Видимо, услышав ответ, который Серёжа с Ритой, следовавшие за ним, не услышали, он открыл перед ними дверь и жестом дал им понять, что можно войти. Они так и сделали. Дверь закрылась.