– Какие?
– Самые разные.
– Например?
– Мы сейчас не будем тратить на это время, – перебил Мельников, проскочив на жёлтый сигнал. – Давай ближе к делу. Начнём с того, что в больнице ты встретил лаборантку с родинкой на щеке. И что было дальше? Ты доложил Панченко о том, что нашёл для него ещё одну Ариану?
– Нет, – резко сказал Димка и замотал головой, вынудив пса рявкнуть. – Я знал о том, что эти ублюдки пытают и убивают девушек с именем Ариана. Но не докладывал. Эта девушка мне понравилась. Я решил, что надо с ней встретиться и предостеречь её об опасности. Я услышал, стоя на лестнице, как она кому-то сказала по телефону, что завтра в десять будет на Щукинской ждать трамвая в сторону Строгино. Я туда помчался к десяти вечера.
– И на это мы время тратить не будем, – тоном оперативника перебила Рита. – Я уже знаю, что Ариана села тогда на трамвай, а ты не успел, и тебе пришлось поехать домой ни с чем. А на другой день мы с тобой встретились в больнице, куда я ездила по делам. Тебя там осматривали, и ты случайно услышал, как я говорю медсёстрам, что Ариана больна. Мы с тобой немедленно познакомились. Я тебе рассказала, что Ариана живёт пока у меня. Ещё ты узнал от меня о том, что она в больнице не раз тебя замечала и ты ей сильно понравился. Подтверждаешь?
– Да, подтверждаю. Всё было именно так.
– Дроздова, мне бы хотелось слушать его, – с досадой произнёс Мельников, выезжая за разделительную, – тебя я уже наслушался. Предлагай вопросы, а не ответы.
– Прошу прощения, господин прокурор, – улыбнулась Рита, – я экономлю время. Продолжай, Дима. Но не спеши.
Димка помолчал и продолжил:
– Вечером… или, кажется, ещё днём Панченко велел мне сопровождать его на Перовскую улицу. Я спросил, для чего. Он мне объяснил, что нужно будет помочь ему затащить в машину одну блондинку. Отправились мы к тебе на «Лэнд Ровере». За рулём сидел человек, которого я никогда нигде не встречал. Его звали Герман.
– И сколько вы меня ждали?
– Около трёх часов. Я, впрочем, не засекал.
– Что делали Алексей и Герман всё это время?
– Курили, болтали о всяком-разном – бабы, компьютеры, телефоны и всё такое. Мне показалось, что этот Герман не учится вместе с Панченко. Лет ему примерно под тридцать. Думаю, он – спортсмен.
– А ты не подозревал, что эта блондинка, которая им нужна – твоя ненаглядная Ариана? Я ведь сказала тебе о том, что она живёт со мной на Перовской улице.
– Да, конечно, подозревал.
– И как ты планировал поступить, если подозрение подтвердится?
– Да очень просто. Я бы убил Панченко и Германа. У меня в кармане был нож.
Рита рассмеялась.
– Имеешь право не верить, – спокойно продолжал Димка, – но мне терять было нечего. Я ведь знал, что эти мокрушники не отвяжутся от меня! Этот … узел необходимо было рубить. Я бы по нему рубанул в тот самый момент, когда они протянули бы свои руки к этой девчонке с родинкой.
– Ой, как трогательно! – всплеснула руками Рита. – Сейчас заплачу! А что мешало тебе на них заявить в полицию? Ты ведь знал достаточно, если тебе было о чём предостерегать Ариану!
– Да мало ли что я знал! Какие я мог предъявить улики, чтобы таких золотых мажоров сразу и замели? Я думаю, полицейские поболтали бы с ними за коньяком, а на другой день я бы наширялся и упал с крыши. Если бы я имел против них что-нибудь весомое, разве жил бы ещё на свете?
Мельников вёл машину с опасной скоростью, нарушая правила. На одном перекрёстке стоял гаишник. Он уже сделал движение, чтобы остановить ретивое «Ауди», но, едва лишь взглянув на номер, опустил жезл. Когда сотрудник угрозыска выезжал на встречную для обгона, Димка зажмуривался и даже поднимал руки к лицу.
– Ладно, предположим, – сказала Рита, закуривая. – Вернёмся к Перовской улице. Что там дальше происходило?
– А ты как будто не знаешь! Когда приехала худенькая блондинка, мы с Панченко вдвоём вышли. Я открывал за пазухой нож. Но этой блондинкой вдруг оказалась ты, и ты почему-то представилась Арианой. Я растерялся. Ну, а потом ты открыла заднюю дверь машины, и Лёшке не повезло. Пока этот волкодав откусывал ему голову, я успел прыгнуть в джип, и Герман любезно подбросил меня до дома. Куда он сам поехал, не знаю.
– С ума сойти! – усмехнулась Рита. – Как я могла тебя не признать? А впрочем, было темно и шёл густой снег. Но Панченко к той минуте не мог ведь не знать о том, что я – никакая не Ариана! Если за мной целый день следили, то неужели не удосужились выяснить, кто является собственником такой-то машины с таким-то номером?
– Ты сама по себе была интересна, – объяснил Мельников. – Если ты представляешься Арианой, значит – включилась в игру. Тебя нужно было вывести из неё и одновременно узнать, кто ещё играет на стороне Арианы и с какой целью. Благодаря твоим глупым манипуляциям им мгновенно стало понятно, что против них что-то всплыло и появилась угроза разоблачения.
– Господин прокурор! – оскорбилась Рита. – Вы бы заткнулись! Благодаря моим глупым манипуляциям Ариана ещё жива, а Панченко – мёртв.
– Я бы не поставил больше пяти рублей на то, что она жива, – ответил оперативник. – Впрочем, посмотрим. Продолжай спрашивать. Ты ещё не дошла до сути.
Рита вздохнула и глубоко затянулась ментоловой сигаретой. Щурясь от дыма, она задала вопрос:
– Я правильно понимаю, что им нужна Ариана примерно двадцати лет, которая собиралась стать археологом?
– Я не знаю таких подробностей, – сказал Димка. – Я слышал только, что они ищут какую-то Ариану, которую всё никак не могут найти. Но им это неизвестно.
– Что неизвестно? То, что ты такой умный?
– Да. Я всё-таки знаю много такого, что они предпочли бы от меня скрыть. А секрет здесь прост: не все элементы, действующие на них, цепляют меня. Я ведь диабетик, и у меня не совсем типичный химический состав крови.
– Хочешь сказать – они тебя пичкали наркотой, которую потребляли сами, и при тебе обсуждали свои дела?
– Было и такое.
– Разве наркотики ослабляют способности интеллекта, а не наоборот?
Димка улыбнулся.
– Это смотря какие наркотики! Там у них чего только нет.
– Это где? На той самой даче?
– Да. И не только.
Рита избавилась от окурка и помолчала, обдумывая дальнейший план разговора. К тому моменту, когда недовольный Мельников выезжал на МКАД, она уже всё спланировала и снова пристала к Димке:
– Когда-нибудь при тебе шла речь о древних могилах?
– Да, – кивнул Димка, – древности – это их любимая тема. У них засело в башке, что необходимо исполнять волю каких-то древних богов, которые знают истину и передают её людям через какие-то мухоморы, пенья, коренья, травы. Из них готовится дурь, которая начисто сносит голову.
– Это древнее волхование, – сказал Мельников, занимая крайнюю левую полосу. – Ничего смешного здесь нет. Опасная штука, очень опасная, если браться за дело грамотно. Можно делать из людей зомби просто как чучела из зверьков. Интересно, кто за этим стоит?
– Всему своё время, – строго одёрнула своего напарника Рита и обратилась к своему пленнику: – Слушай, Дима! Я ведь спросила тебя о древних могилах. На эту тему велись какие-нибудь беседы в твоём присутствии?
– Да, конечно. Радомир, Мишка, Иванко и Любомудр любят рассуждать о древних могилах. Они уверены, что могилы имеют связь с загробной реальностью.
– О каких могилах они обычно беседуют?
Но тут Димка вдруг закусил губу и приподнял руку, обмотанную бинтом. Он весь побледнел.
– Что, стала болеть сильнее? – обеспокоилась Рита.
– Немножко. Совсем чуть-чуть. Ничего, пройдёт. Слушай, Ритка! А можно я задам тебе два вопроса? Они короткие.
– Задавай.
– Как ты меня вычислила?
У Риты вырвался стон. Не очень хотелось ей говорить об этом сейчас, при Мельникове, поскольку она ему успела наврать с три короба, чтоб похвастаться. Но и не сказать не могла, так как у неё проснулась огромная жалость к Димке.
– Ладно, скажу. Ты помнишь, как в понедельник я на своей новой машине заехала за тобой в больницу, чтобы отвезти тебя к Ариане? Первое, что ты сделал, когда приблизился – осторожненько приоткрыл на два сантиметра заднюю дверь. Лицо у тебя при этом было такое, что у меня не могло не возникнуть сильное подозрение. Но ещё не уверенность. А уверенность дал сегодня Туман. Собаки не забывают запахи. Кроме этого, ты спросил меня про моё «Пежо». А я тебе про него ни разу не говорила. И Ариана.
Димка вздохнул сквозь сопливый нос.
– Я всё понял. Второй вопрос. Когда ты в последний раз видела Ариану?
– Мы с понедельника с ней не виделись. А вчера, около полудня, она позвонила мне и сказала, что вместе с Алей и Леной едет на дачу к Мише. Я была так взбешена, что выключила мобильник. А вечером, когда я набрала Малявке, она была недоступна. И до сих пор она не прорезалась.
– А подруги?
– Как в воду канули. Недоступны.
– Значит, скорее всего, мы правильно едем. Они – на даче близ Киевского шоссе. Там стоят глушилки мобильной связи. Но вряд ли Миша повёз туда Ариану, чтобы её убить. Он ведь не дебил – должен понимать, что слишком много народу знает, куда и с кем три подруги дёрнули!
– Я не убеждена, что Миша умён, – заметила Рита. – Мельников, дай мне эти листочки с бредом!
Не отрывая глаз от дороги, оперативник открыл перчаточный ящик, вынул листы и бросил их Рите. Та, выключив диктофон, отдала текст Димке.
– Читай.
– Это что такое?
– Читай, читай.
Димка углубился в листы. Движение было плотным, и он успел прочесть текст задолго до поворота на Киевское шоссе. Мельников и Рита курили.
– Ну, как? – спросила последняя, когда Димка сложил листы и отдал их ей. – Ты всё ещё думаешь, что они – нормальные люди?
– Я так не думаю, – был ответ. – Они наркоманы, которые росли с чувством, что им всё можно. Да, про золотой гроб Чингисхана я много раз от них слышал. Только не помню, в каком контексте.
– А как ты думаешь, что им нужно – мир или гроб? Они для чего ищут Ариану – чтобы её просто убить или сперва выяснить, где могила?
– Я почём знаю? У меня скоро расплавится голова от этой пурги! Это ведь пурга!
– Ты её снежинка, – заметил Мельников, перестраиваясь, чтобы через триста метров уже свернуть на клеверную развязку. – Кто ими руководит?
Рита надавила кнопочку диктофона.
– Нохит, – сказал Димка. – Сам я его никогда не видел и ничего не знаю о нём. Но они два раза при мне его обсуждали так, что было понятно: они равняются на него, и он – их главарь.
– Нохит? – переспросил Мельников. – Что за имечко? Неужели это шаман?
– Очень может быть. Мне кажется, он советник.
– Советник? Чей?
Димка усмехнулся и промолчал. Было очевидно, что он колеблется.
– Говори немедленно, почему у тебя возникло такое чувство? – опять взялась за него Дроздова. – Что они при тебе о нём говорили? Вспомни!
– Кто-то из них – кажется, Иванко, сказал, что если Нохит войны не захочет, её не будет. Другие с ним согласились.
Рита взглянула на Мельникова. Она почему-то не сомневалась, что следующий вопрос задаст он. Но майор, проделав сложный зигзаг по лепестку клевера, выходил на Киевское шоссе.
– Так значит, если Нохит войны не захочет, её не будет? – переспросила Рита. – А о какой войне велась речь?
– Понятия не имею. Но это было месяца два назад, когда резко обострилось между Россией и Грузией.
– Боже мой, – выдохнула Рита. И все надолго задумались. Туман тоже о чём-то думал, глядя на Димку. Похоже было, он сожалел, что чуть не отгрыз ему руку. По Киевскому шоссе можно было гнать свыше сотни. Во всяком случае, Мельникову.
– И из этой фразы ты сделал вывод, что этот самый Нохит – советник какого-то высокопоставленного лица? – опять обратился последний к Димке.
– Да, – кивнул тот. – Мне так показалось.
– Возможно, этот Нохит – секретарь Совбеза или вице-премьер правительства Грузии? – осторожно предположила Рита. – Нохит – грузинское имя?
– Трудно сказать, – ответил оперативник. – Во всяком случае, не французское. Дима, кто убил Жанну и ткнул заточкой Эльвиру?
– Жанну? Эльвиру? А это кто?
Рита очень коротко рассказала. Димка потёр ладонью вспотевший лоб.
– Так значит, они хотели с тобой расправиться? Я понятия не имею, кто из них мог такое проделать. Возможно, что Радомир. Он очень хотел отомстить за Панченко. Ткнуть кого-нибудь чем-нибудь – это для него любимое дело. А в автосигнализациях и замках круто разбирается Любомудр.
– Эти два джентльмена тоже проходят курс дрессировки на высшем уровне? – спросил Мельников.
– Я уверен, что да. У этих курсантов есть что-то общее. Их легко отличить от других людей.
– Думаю, что слово «других» здесь лишнее, – флегматично пожала плечами Рита. – Но что это за агенты державной прочности, у которых вместо своей башки – две орлиных и синий крестик на лбу? Это ведь абсурд! Как же они будут внедряться во всякие там шпионские группировки и мафиозные кланы?
– Примерно так же, как убивали тебя, – сказал офицер и поморгал фарами «Мерседесу», чтоб тот убрался со скоростной полосы. – У державной прочности весьма мощная агентура, если за семьдесят лет держава рассыпалась только дважды! Но я не склоняюсь к мысли, что неизвестный мне господин Нохит удовлетворён таким результатом. Всё очень странно.
Глава двадцать вторая
Ночь поэзии в облаке Андромеды
Когда шаги за дверью затихли, Троянская и Абрамова встали с пола и осмотрели спортзал. Точнее – ощупали, потому что было уже темно. Выключатель света располагался снаружи, а дверь была заперта. Что до Арианы, то она твёрдо решила не двигаться и хранить молчание. С ней, по её мнению, обошлись крайне безобразно. Это её потрясло и ошеломило.
– Я думаю, пора сваливать, – заявила Аля, испачкав кровью какую-то небольшую гирю при безуспешной попытке её поднять хотя бы на сантиметр, – здесь больше нечего делать!
– А я считаю, что ещё рано нам уходить, – задумчиво хлюпнула кровью Ленка, трогая тренажёр. – Мне кажется, за всем этим стоит некая интрига. Надо её раскрыть! И собрать улики.
– Вы просто две ненормальные, обожравшиеся грибов! – не выдержала Малявка, размазав кровь по лицу. – Две курицы! Твою мать! Интригу они почуяли! Да я знаю наверняка, что Ритка сегодня утром после моего разговора с нею по телефону вам сразу всё написала об этой самой интриге, чтобы вы даже не думали меня никуда тащить! Иначе бы вы не встали на мою сторону, когда я напала на этих грязных подонков! Вы бы решили, что у меня крышняк сорвало! Писала вам Ритка? Или я ошибаюсь?
– Да она чушь какую-то написала, – пробормотала Аля, дёргая штангу, которая и не думала отрываться от пола. Ленка прибавила:
– Ритка мне постоянно чего-то пишет! Я не обязана всё читать.
– Поэтому ты и сдохнешь сегодня ночью, – не удержалась Малявка от свинской выходки, трогая кончиком языка передние зубы. Пятый или шестой маленько качался. Совсем чуть-чуть. Он должен был снова укорениться. Немножечко успокоившись, Ариана коротко рассказала девочкам о проклятье, связанном с её именем, и о том, какую роль во всём этом деле сыграли Рита, Туман, Эльвира и Жанна. Девочки возмутились. Они пришли к единому мнению, что сидеть сложа руки глупо. Троянская предложила разбить окошки спортзала, а Алевтина – штангой вышибить дверь.
– Что это нам даст? – махнула рукой Малявка. – Ведь на окошках решётки, за дверью – Хорс. Надо нам подумать, как всех тут перехитрить!
– Хитри не хитри, а если мы угодили в лапы твоих врагов – живыми не будем, – вздохнула Аля. – Скоро они начнут тебя подвергать чудовищным пыткам, чтобы узнать твой секрет. Тебе так и не пришло на ум, какой именно секрет они хотят выведать?
– Нет, не знаю! Это имеет какое-то отношение к моей детской мечте об археологии. Но ведь я не сделалась археологом! Никогда не участвовала в раскопках! Я – архивист.
Ленка заметалась из угла в угол.
– Это всё крайне странно, – произнесла она, стуча каблучками, – но для меня, как и для Цветаевой, крайность – это не только конец познанного мира, но и начало непознанного. А ещё для меня, как и для неё, нет такой стены: живой – мёртвый, был – есть. Алечка Абрамова! Ты опять была неправа.
– Очень хорошо, – отозвалась Аля, сидя на тренажёре, – ну а теперь заткнись и дай мне подумать! Кроме меня, этим заниматься здесь не способен никто.
Но Ленка не успокоилась. Продолжала:
– Мне хочется совершить суицид из-за миролюбия вовсе не потому, что я – богиня войны, Афина Паллада, а потому, что я – богиня поэзии, вопреки твоему хотению! Ведь Цветаева совершила самоубийство как раз из-за миролюбия.
– Это как? – голосом голодной лягушки осведомилась Малявка, дабы отвлечься от грустных мыслей.
– Да просто всё! Ей казалось, что война следует именно за ней по планете, от Франции к Татарстану. Ведь не успела Цветаева выехать из Парижа в тридцать девятом году – война ворвалась во Францию, не успела она приехать в Москву – война достигла России. Желая остановить всё это, она повесилась.
– Ну и зря, – вздохнула Малявка, мысли которой стали ещё грустнее. – Разве не знала она о том, что остановить войну уже невозможно, так как Герасимов вскрыл гробницу Тимура?
И вдруг она глубоко задумалась. Да, задумалась. Глубоко. Две кровоточащие поэтессы этого не заметили, потому что они мгновенно сцепились между собой. Абрамова утверждала, что у Троянской есть только одна божественная черта – крайняя сомнительность. Ленка очень охотно с ней соглашалась и прибавляла весело, что у Али такого свойства не наблюдается, потому что пустое место вопросов не вызывает. Драку предотвратили щелчки дверного замка. Они раздались внезапно. Узницы замерли. Когда дверь бесшумно открылась и в спортзал хлынул широкий прямоугольник света из коридора, они увидели за порогом девушку и собаку – громадную, как медведь. Собака часто дышала, высунув из клыкастой пасти язык размером со стельку сорок второго номера.
– Извините, – промолвила Хадижат спокойным и тонким голосом без акцента, – вам в туалет не надо? Я провожу, если есть желание.
– Разве нас обязательно провожать? – спросила Троянская, боязливо делая шаг к двери. – Мы ведь не слепые, сами дойдём! Пусть нам вернут наши телефоны. Мы их оставили на столе.
– Со мной это без толку обсуждать, – пожала плечами маленькая узбечка, – я исполняю приказы. Если вам хочется в туалет, я буду вас провожать по одной.
– Значит, мы в плену? – надменно сложила руки на груди Аля. – Это неслыханно! По какому праву нас здесь удерживают?
Ответа не прозвучало. Троянская вышла первая. Хадижат захлопнула за ней дверь. Замок вновь защёлкал. Когда за дверью стихли шаги, Аля заявила, что она точно сейчас тут всё разнесёт. Через пять минут Ленку водворили на место. Она смогла где-то раздобыть пачку сигарет. Должно быть, в одной из курток, висевших неподалёку от туалета. После Троянской в сортир отправилась Аля, затем Малявка.
– Чего им от меня нужно? – тихо спросила она, усевшись на унитаз в присутствии девушки и собаки. – Вам что, трудно объяснить? Отвечайте быстро, если вы не хотите стать соучастниками ужасного преступления!
– Я не знаю, – ответила Хадижат, – понятия не имею! И мне нельзя с тобой разговаривать. Очень строго запрещено.
– А ты что, рабыня? Или ты робот?
Девушка промолчала. Хорс не спускал с Арианы своих больших, внимательных глаз с чёрными зрачками. Он не смущался тем, что ему пришлось за ней наблюдать. Когда раздосадованная Малявка была опять ввергнута в спортзал, Абрамова и Троянская там курили и продолжали ссориться.
– Перестаньте, – велела им Ариана, ложась на узенькую кушеточку, предназначенную для жима штанги, – не отравляйте мне жизнь своим идиотством!
Две поэтессы продолжили курить молча. Как только поступь тюремщиков удалилась по коридору, Малявка снова подала голос:
– Я, кажется, поняла, чего они от меня хотят. Но это безумие! Они просто сошли с ума, если это так!
– Я не идиотка, – отреагировала Троянская на её предыдущий выпад. – Просто она опять заявила мне, что в поэзии есть только две богини – Абрамова и Цветаева, а я – баба в поэзии! Поэтесса, а не поэт!
– Ну да, как Ахматова, – прозвучал охрипший голосок Али. – Я наделила тебя очень лестным статусом! Крыса!
– Согласно мнению Бродского, – продолжала Ленка, – всё то, что один поэт может сказать о другом поэте, можно сказать и не будучи поэтом. Но у меня иная позиция на сей счёт, так что я предельно корректна. Дура – она, а не я!
– Я кончу сейчас! – засмеялась Аля. – Ослиха не согласилась с Бродским! С ума сойти! Только эта тварь почему-то даже и ухом не повела, услышав о том, что Бродский не восторгался Робертом Фростом, её кумиром!
– Ты перепутала Фроста с Рильке, – бросила Ленка, – дура! Скотина!
– Вам интересно узнать, почему вы сдохнете здесь? – вскипела Малявка. Её кулак сам собой ударил по грифу штанги, тускло мерцавшему прямо над её грудью. Троянская и Абрамова растоптали окурки, кинув их на пол, и примостились куда-то. Гриф перестал мерцать, став невидимым.
– Да, – сказала Троянская, – говори. Наверное, речь идёт о каком-то кладе?
– Типа того, – был ответ Малявки. – Думаю, что им нужен золотой гроб Чингисхана. Я не убеждена, что Чингисхан был похоронен в золотом гробе, это всего лишь предположение. Но они не против его проверить.
Алька и Ленка от неожиданности притихли и очень долго молчали. Потом одна из них – кажется, последняя, прошептала:
– При чём здесь ты? Разве ты одна во всём мире знаешь, где спрятан гроб Чингисхана?
– Он спрятан в его могиле, – с досадой отозвалась Малявка, – это понятно ослу!
– А могила где?
– Этого не знает никто.
– Не знает никто? – повторила Аля. – И ты?
– И я.
Опять воцарилась пауза. На сей раз её прервала Абрамова:
– А они уверены, что ты знаешь?
– У них всего лишь есть основания так считать. Они измывались над предыдущими Арианами, чтобы установить, какая из них является мной. Потом они их, естественно, убивали, чтобы сохранить тайну и не попасть в тюрьму за садизм.
– И что же это за тайна? – вскричала Ленка. – Откуда им пришло в голову, что какая-то Ариана двадцати с лишним лет может знать о том, где закопан гроб с Чингисханом?
– У меня нет достаточно внятной версии, – увильнула Малявка от объяснения, – а растрачивать время на пустословие не хочу. Цветаева говорила, что спорт – это трата времени на трату сил. Похожая ситуация. Одним словом, эти миролюбивые граждане полагают, что мне известно, где похоронен каган по имени Чингисхан.
– Я в шоке, – шепнула Аля. Троянская закурила. Сделав затяжку, она поинтересовалась:
– Значит, нам – смерть?
– Похоже на то.
– Похоже на то? Это так и есть! Ты сама сказала, что для них важно сохранить тайну и не пойти в тюрьму за садизм! Они не оставят живых свидетелей!
– Это очень странно, – опять послышался голос Али. Ленка набросилась на неё:
– Что для тебя странно?
– То, что мы, кажется, не особо боимся смерти. Мы не катаемся по полу, не ломаем ногти об дверь, не воем от ужаса. Я сижу, ты сидишь и куришь, Малявка нам объясняет, что Чингисхан зовёт нас в свою могилу, хоть мы не знаем о том, где она находится. Неужели гриб-мировик, который мы вряд ли ели, внушил нам это предсмертное миролюбие ко всему, включая и саму смерть? Или он его разбудил?
– Наверное, разбудил, – задумчиво почесала Ленка ноготком нос. – Россия – это берлога, в которой спит огромный медведь. А гриб-мировик – это гриб-будильник. Когда его подносят медведю к носу, он просыпается и звереет от миролюбия.
– Ты себя конкретно ассоциируешь с этим страшным медведем? – спросила Аля. – Ты его часть?
– Да, я его пасть.
– Не много ли ты на себя берёшь, лётчица ты наша?
– Не более чем вот столько, – сбила Троянская ноготком с сигареты пепел. – Я реалист, а не символист.
Стояла уже глубокая ночь. В окошко светил, выплыв из-за облака, месяц. Гриф над Малявкой опять блестел, из темноты вылепились туманные очертания двух поэток, сидевших на расстоянии вытянутой руки одна от другой. На белом полу появились тени. И Ариане почудилось, что она – самая малюсенькая из трёх и больше всех трусит. Наверное, так казалось ей потому, что две её собеседницы то курили, то раздражённо постукивали ногтями по тренажёрам, а она мало им выдавала своё присутствие. И сказала тогда Малявка:
– Кстати, о миролюбии. Существует поверье, что если вскрыть могилу завоевателя, погубившего больше чем девятьсот девяносто девять тысяч людей, то через три дня начнётся война, какой ещё не было!
– Подтверждалось это хоть раз? – зевая, спросила Ленка.
– Да, один раз. Михаил Герасимов вскрыл гробницу Тимура. Это произошло восемнадцатого июня тысяча девятьсот сорок первого года.
Алька и Ленка крепко задумались.
– А Тимур – это Тамерлан? – уточнила первая, раздавив каблуком окурок.
– Да. Темирлен.
– Он что, погубил так много народу?
– Он воздвигал огромные пирамиды из черепов. Не менее миллиона людей он погубил точно.
– А Чингисхан?
– Полагаю, больше. Он ведь вначале завоевал Китай! Потом ещё был Хорезм. В одном только Самарканде, где не осталось камня на камне, было примерно полмиллиона жителей. Также были залиты кровью Гургандж, Бухара и десятка два других городов.
Опять начались глубокие размышления. Ариану это взбесило.
– Да, так и есть! – крикнула она, ударив по штанге. – Теми, кто хочет меня убить, движет миролюбие! Несомненно! Ведь если я разболтаю, где зарыт гроб с телом Чингисхана и кто-нибудь раскопает его могилу, через три дня планета будет разорвана на куски! Каждый здравомыслящий человек, особенно если он нажрался мировика, обязан меня прикончить!
– Зачем? – удивилась Ленка. – Ведь ты, по твоим словам, понятия не имеешь, где зарыт гроб Чингисхана!
– Я не смогу это объяснить, потому что гроб, повторяю, сделан из золота! Против золота никакая логика никогда нигде не работала. Это я говорю тебе как историк.
– Но ты сказала, что это всего лишь предположение! Насчёт золота.
– Даже против предположения насчёт золота никакая логика никогда нигде не работала. Это я тебе говорю как медик, который сдавал зачёт по физиологии.
– Так что им нужно, я не могу понять? – воскликнула Аля. – Золотой гроб или мир?
Малявка перевернулась на другой бок и согнула ноги. Глаза у неё слипались.
– Вот этого я не знаю. Но не исключено, что и то, и то.
– Но ведь это глупость! Вместе с золотым гробом они получат ядерную войну! Зачем тогда золото?
– Против золота никакая логика никогда нигде не работала, – повторила Малявка, закрыв глаза. – А впрочем, кто знает? Может быть, маринованные маслята им подсказали оригинальный выход из тупика.
С этой неожиданной мыслью, заёрзавшей в голове, Малявка уснула. Ближе к рассвету ей и приснилась шахматная доска.
Глава двадцать третья
Ариана знакомится с удивительным человеком. Их разговор. Конец разговора в корне меняет расположение войск на доске
Её разбудили в полдень, когда в спортзал заглянуло оттепельное солнце. Проснулась она с трудом. Болотные гномы с красными головами, крепко вцепившиеся в мозги, весьма неохотно разжали пальцы. Когда туман кое-как расползся, Малявка в первую очередь поискала взглядом двух скандалисток и обнаружила, что они недурно устроились. Найдя толстый кожаный мат, поэтки уснули на нём в обнимку, как горячо помирившиеся сестрички. Загадка: Алька была в одном сапоге и даже в одном носке, а Ленка – вовсе без обуви, но в колготках. Её ботинки валялись в двух противоположных углах спортзала, будто она бросалась ими в кого-то. Перевернувшись на спину, Ариана увидела над собой Хадижат. Собаки с ней не было. Азиатка казалась очень взволнованной.
– Вставай быстро, надо идти, – сказала она, слегка потянув Ариану за руку. – Быстро, быстро!
– Куда я должна идти? – спросила Малявка, щурясь от солнца и лёгкой головной боли.
– В библиотеку!
– Для какой цели?
– Там тебя ждут.
– Кто меня там ждёт?
– Увидишь – узнаешь.
– А если я не пойду?
– Тебя понесут.
Тогда Ариана приподнялась, опустила ноги на звонкий каменный пол и кое-как встала. Её маленько пошатывало.
– А эти? – осведомилась она, движением головы указав на лётчицу и охотницу.
– Они могут ещё поспать.
Пса не оказалось и в коридоре. Вместо него там стоял рослый молодой человек в костюме без галстука. Ариана этого парня видела в первый раз. Пока Хадижат запирала дверь, они поглядели в глаза друг другу.
– Меня зовут Ариана Феликсовна Малявкина, я историк и медсестра, – отрекомендовалась Малявка, рассчитывая в ответ получить сведений не меньше. Но нет, ответ был предельно короток. Незнакомец только сказал, что его звать Герман.
– Герман? – переспросила Малявка.
– Герман, – подтвердил парень.
– Ну, хорошо.
Этот самый Герман и проводил Ариану в библиотеку, сперва позволив ей забежать в клозет. Точнее, не проводил, а просто поднялся по узкой винтовой лестнице вслед за нею. Куда делась Хадижат, Малявка не обратила внимания. Видимо, она вышла во двор поиграть с собакой.
Располагалась библиотека, как и гостиная, на втором этаже. Открыв перед Арианой дверь, Герман вошёл следом. Что же увидела Ариана в библиотеке? Примерно то, что и накануне: окна от пола до потолка, дубовые стеллажи с десятками тысяч книг, весьма необыкновенный письменный стол размером в два раза больше обыкновенного и массивные антикварные стулья вокруг него. Однако сегодня стулья не пустовали. И кто же на них сидел? На центральном месте, между двумя рядами выдвижных ящиков письменного стола, сидел представительный, средних лет мужчина с благообразной бородкой. Он имел некий церковный чин. Об этом свидетельствовал подрясник и волевой, властный взгляд, который мужчина при появлении Арианы с Германом оторвал от какой-то книги, раскрытой перед ним на столе. Он, видимо, читал вслух нечто философское или религиозное, так как все остальные сидевшие за столом были преисполнены чересчур почтительного внимания. Миша даже додумался приложить к небритой щеке заклеенный пластырем указательный палец. Палец, конечно же, был прокушен. Но кто его прокусил – охотница или лётчица, оставалось только гадать. Также за столом сидели украшенный синяком и ссадиной Радомир, Иванко, изодранный по всему лицу, и ещё два парня, Малявке вовсе неведомые. Все были в строгих костюмчиках, но без галстуков. Получается, всего шестеро. Они все уставились на Малявку очень по-разному: одни сумрачно, а другие – почти приветливо, с любопытством.
– Доброе утро, – произнесла она, глядя на служителя Бога. – Меня зовут Ариана Феликсовна Малявкина, я историк и медсестра. С кем имею честь?
Но хитрый её приём опять не сработал.
– Вы Ариана Феликсовна Малявкина? – повторил священник довольно приятным голосом.
– Абсолютно верно.
– Садитесь.
Свободных мест перед столом не было. Тем не менее, Ариане Феликсовне Малявкиной не пришлось особенно долго думать, куда ей сесть, потому что все молодые люди сразу вскочили и вместе с Германом вышли из помещения, хорошенько прикрыв за собою дверь. Таким образом, за столом остался один священник перед раскрытой книгой. Недолго думая, Ариана уселась прямо напротив него. Он молча её разглядывал. И внезапно его лицо показалось ей очень отдалённо, смутно знакомым.