Теория мультииллюзий

– Пойдем домой, – сказала вдруг Соня.

Трудно представить более неподходящую обстоятельствам фразу. Но она была идеальной.

– Пойдем, – согласился Олег.

И как только он вошел в номер и увидел эту дурацкую кровать с занавеской, все снова стало простым и будто немного нереальным. Олег с облегчением растянулся в родном кресле. Соня тоже вмиг расслабилась.

– Знаешь, нам, наверное, не стоит даже и выходить отсюда, – заговорщически произнесла она.

– Поддерживаю, – отозвался он. И им впервые не пришлось растолковывать, кто и что имеет в виду.

***

– Слушай. А откуда бабки на отель?

– Я штрашно божата, – сказала Соня. Ее рот был набит шоколадным мороженным. Олег засмеялся.

– Что? Богата? Ты серьезно?

Соня с обидой захлопала глазами.

– А почему вдруг нет?

– Хорошо, – парировал Олег, – и у тебя прям много денег?

Соня лукаво улыбнулась.

– Ага. На всю жизнь хватит.

Улыбка Олега застыла. Соня немного виновато пожала плечами. Они помолчали.

– Как…как здоровье вообще?

Соня перевела взгляд в окно.

– Нормально.

Олег был ярым сторонником философии «если не спрашивают – не лезь!». Он ненавидел людей, продолжающих после односложных ответов о чем-то допытываться. Поэтому, и не стал. Он молчал какое-то время, давая Соне возможность рассказать о своем лечении, но она поглощала мороженое. Что ж, ее выбор.

Они уже третий час сидели на полу друг напротив друга и ничем не занимались. Даже разговаривали как-то неохотно и незаметно. Вроде как о чем-то рассуждали, но Олег не всегда смог бы объяснить, о чем конкретно.

Через много лет он задумается, что же было такого волшебного в этой комнате, в этом отеле, в этой девушке. Хотя, скорее все же в комнате. Потому что за ее пределами девушка олицетворяла дискомфорт «на максималочках», как говорил один из его сотрудников-детей (детьми он называл двадцатилетних загадочных существ, которым по чистому недоразумению уже можно жениться, пить и голосовать). Задумается и не найдет ответа.

Но сейчас в голове Олега не существовало мыслей, а вокруг нее ничего не способствовало их возникновению. Фраза «остановите мир – я сойду» хорошо описывала его сиюминутное состояние.

«На максималочку», – лениво решил Олег, хоть и сомневался, что фразеологизм склоняется.

Олег не был тем, кто не умеет расслабляться. Но сейчас с ним случилась не расслабленность. С ним случилась невесомость. Никогда больше в своей жизни Олег не сидел на полу в сумерках и не грыз семечки, ничегошеньки не испытывая. Даже реальность представлялась ему фрагментарно, урывками. Диалогами. Дуновением ветра. Ухмылкой. А что было в промежутках – он не знал и не помнил.

***

– Хорошо-о.

Зевок.

– Ага…

– Значит, ты все-таки изучил теорию мультивселенной?

– Ну…

Смех.

– Зачем?

– Мне было интересно.

– У меня так же началось…Я открыла статью с…

***

– Нет! Скажи, что я права!

– Ты абсолютно все поняла неправильно. Нет там ни слова про бессмертие, как ты его себе придумала.

– А, плевать!

Хлопок в ладоши.

– Правда? И в окно не попытаешься выпрыгнуть, чтоб опровергнуть?

– Ха. Ха. Ха.

***

– Значит ты пишешь от лица выдры?

– Формально, это бобер. Символ компании.

– Круто.

Вздох.

– Нифига подобного…

***

– Знаешь, дело ведь не только в смерти. Дело вообще. Разве тебя не восхищает мысль, что в какой-то из параллельных Вселенных мы можем быть вместе. И вообще, я могу быть другой. И ты. Ты никогда не хотел стать другим человеком?

Пауза.

– Я не стану отвечать на вопрос, потому что стать другим человеком невозможно.

Сопение.

– Ой, да заткнись.

– Сама заткнись.

– Все семки сожрал.

***

– Я вообще-то совсем не хорош.

– Тем обиднее любить тебя шесть лет.

Что-то рушится.

Картинка восстанавливается. Олег с удивлением смотрит по сторонам.

***

Олег понял, что солнце в окне снова закатное. Неясная тревога завибрировала в нем, вытеснив волшебство последних суток. Шесть лет. Шесть лет. Он в этом возрасте уже пошел в школу.

– Знаешь, вообще-то это не очень похоже на любовь, – наконец решился заговорить мужчина.

Во взгляде Сони на секунду появилось смятение. Однако в следующую она уже смотрела на него с привычным задором.

– Да? А на что это похоже?

Олег шел дорогой, которой никогда не ходил. Вернее, стремительно летел, как тот атом в коллайдере. Сейчас надо было маневрировать, стараясь не налететь на любого рода препятствие, способное взорваться грубостью, обидой или еще чем похуже.

– Да ладно. Говори уж. Не бойся, – раскрыла Соня причины его паузы.

– На хрень какую-то, – поддался уговорам Олег, – ужасную, навязчивую дрянь.

Соня не стала спорить и комментировать.

– А ты знаешь, что такое любовь? – уточнила она.

Олег усмехнулся. Сколько еще поколений людей на земле будут задаваться этим вопросом вместо того, чтобы искать ответ. Он посмотрел на Соню, на ее книжки у кровати. На балдахин в окне.

– Я люблю Алису, – сказал он.

Соня улыбнулась. Так по-доброму, искренне.

– Здорово.

Олегу снова стало грустно.

– Да. Здорово, – ответил он.

Они четвертый день подряд старательно обходили стороной тему его присутствия в ее номере. Это большой срок. Олег смотрел на Соню и знал, какие слова сейчас вырвутся из ее уст.

– Тогда почему ты здесь? – наконец, спросила она.

***

– Алиса беременна.

Соня улыбнулась той вежливой улыбкой, по которой невозможно понять, искренен ли ее обладатель или хорошо маскирует горе.

– Я тебя поздравляю! – прошептала она, – когда родится?

Олег с несдерживаемой иронией уточнил:

– Ты рада? Серьезно?

Соня пожала плечами.

– Ну да.

Было похоже на правду.

– Я совсем не понимаю тогда, что ты вкладываешь в понятие «любовь», – покачал головой мужчина.

Соня засмеялась.

– Я и сама не понимаю. Ну так какой срок?

– Ты точно хочешь об этом говорить? – еще раз попытался сменить тему Олег.

Соня выдохнула.

– Я за тебя очень рада, правда. Дети – это классно же. И логично. А если ты о…моих детях, – она махнула рукой по направлению к гипотетическому будущему, – то не переживай. Я не из тех, кто…Ну, в смысле, я не хотела особо быть мамой. Может, просто не успела захотеть.

Олег оторопел. Соня говорила так спокойно. Никто никогда не говорил ему о нежелании стать родителем без вызова, как о чем-то само собой разумеющимся. Большинство знакомых ему девушек или планировали детей, или сокрушались о том, что не могут отыскать в себе безусловной потребности родить. Что же касается сторонников противоположного лагеря – все они обычно с таким жаром отстаивали свое право не иметь спиногрызов, что лишь побуждали к спору.

Но после слов Сони хотелось легко кивнуть и перейти на обсуждение чего-нибудь не менее интересного. Будь она рядовой его знакомой, а он – подошедшим поддержать смол-ток на вечеринке, Олег бы так и поступил. Но обстоятельства были далеки от обычных.

– Почему? – бестолково задал Олег вопрос, который вымораживал его на протяжении целой жизни.

Она смерила его настолько удивленным взглядом, что он засмеялся.

– Прости, – поспешил оправдаться он, – я спрашиваю не так, как все. Просто… – он вдруг почувствовал вдохновение объяснить, – просто я всю жизнь только и делаю что отвечаю на этот тупой вопрос. Оправдываюсь, скорее. А тут ты так просто берешь и…

Соня открыла рот, чтоб перебить его и застыла. Ее глаза опасно сфокусировались на Олеге.

– О… – Только и вымолвила она.

«Обо всем догадалась. Выстроила цепочку», – решил Олег. Что ж. Это должно было произойти.

– Так значит… – Соня сокрушенно отвела взгляд, – господи, ты здесь потому что…

– Нет, не поэтому! Я здесь потому что мне здесь хочется быть, – попытался Олег.

– Ну да. Там-то тебя не спросили, чего хочется, видимо.

Олег с вызовом хмыкнул, поднялся с пола и подошел к окну.

– А ты такая жестокая, Траумель. – он развернулся, – ну давай. Скажи мне, что я мудак.

Соня сложила руки на груди.

– Ну… Тут есть варианты, – пропела она.

– Какие?

Кончики ее губ поползли вверх.

– Ребенок не твой?

Олег беспомощно улыбнулся, оторопело развел руками.

– Я…Мы…– он пытался выстроить слова, роившееся в нем, в гармоничное, все объясняющее предложение.

Соня послушно ждала.

– Блядь, – наконец, нашел Олег максимально подходящее выражение и интонацию.

Девушка глядела на него с участием и Олегу вдруг показалось правильным все ей рассказать. Она, словно почувствовав его решимость, сделала рукой жест-отмашку: «валяй!». И Олег заговорил, чеканя слова.

– Я никогда не хотел детей. Я не люблю детей и не хочу. Я сразу так и сказал. Никаких детей. Никогда.

Он посмотрел на Соню, пытаясь понять стоит ли продолжать, или он уже превысил концентрацию шокирующих заявлений. Соня молча слушала.

– А Алиса… – продолжил тогда мужчина, – она с этим так и не смирились. Последний год мы в тупике. А сам тупик в аду! – Соня хмыкнула, оценив оборот, – а я… – Олег не заметил, как поднялся, подошел к окну и начал комкать занавеску, – я просто не знаю, что делать. Она плачет, а я не знаю, что делать. Недавно мы ужасно поругались, а когда помирились стало ясно, что ненадолго. И вот теперь она ждет ребенка, а я… Я думаю только о том, что она это подстроила, и хотя знаю, что это не так, я не могу избавиться от этой мысли.

– А зачем от нее избавляться? – спросила Соня.

– Как зачем, – искренне недоумевая выпалил Олег, – ну не могу же я быть таким отвратительным человеком!

Когда истинный смысл сказанного дошел до Олега, он с кинематографичной медлительностью опустился на подоконник. Поразительно, как нам иногда просто нужно задать правильный вопрос в правильное время.

Соня поднялась с пола. Она явно подбирала слова, прежде, чем заговорить.

– Послушай, – осторожно начала девушка, – я скажу тебе то, что, скорее всего, никто не скажет.

Олег напряженно слушал. Соня встала напротив, улыбнулась и резко воскликнула:

– Дети – это такое счастье! – всплеснула руками она.

Олега передернуло. Соня обмякла и потянулась ладонями к его плечам.

– Прости. Прости, это тупая шутка, я просто…

– Я понял, – Олег понуро оттолкнулся от подоконника, сам не зная зачем и куда собирается. Все показалось ему глупым и бессмысленным.

– Нет! – Соня развернула его к себе, – нет. Я серьезно. Я скажу тебе то, что скорее всего, никто не скажет…, – Олегу показалось, он чувствует пульс, тревожно бьющийся в ее запястьях на его плечах, – ты не обязан теперь менять свою жизнь. Или меняться. Это не твоя вина. Если ты не хочешь – не надо.

Ее взгляд светился заботой. Ее тон был нежным и проникновенным. Она не врала, и даже не пыталась безответственно его поддержать ради вежливости или какой-то собственной выгоды. Она действительно позволяла ему сделать что-то, что никак не изменило бы его в ее глазах. В отличие от пристального взора всех остальных.

Олега настигло воспоминание из далекого детства. Мама стоит перед воспитательницей в детском саду и отчитывает ее, заставляя оправдываться. Маленький Олег хлюпает носом и держится за мамину юбку. Наконец, Регина Викторовна приседает перед ним на колени, вытирает слезы и говорит:

– Все, милый, Олежка, успокаивайся. Больше тебя не заставят есть запеканку, я обо всем договорилась. Не хочешь – не надо.

Маленький Олежка кивает.

– И уж точно не будут публично ругать, – с угрозой в голосе возвращается мама к воспитательнице.

Затем она берет его за руку и уводит к ящичку с ветряной мельницей. Олегу пять лет, и жизнь только что снова стала прекрасной.

Олег тридцати трех лет смотрел на женщину, которая разрешала ему отказаться от будущего ребенка, словно речь шла о запеканке. Олег опустил глаза.

– Так нельзя, – просто сказал он.

Соня пожала плечами.

– Можно. Просто скорее всего, не получится.

Олег усмехнулся. Он чувствовал безмерную благодарность.

– Знаешь, это здорово. Спасибо тебе. Я знаю, что не получится. Но услышать от кого-то, что все-таки есть варианты – это…Это как камень с души.

Ему очень захотелось ее обнять, но он только нерешительно коснулся косточки на правом запястье.

– Прости меня, пожалуйста. Мои проблемы по сравнению с твоими – такая ерунда.

– Оооой, – недовольно отстранилась она, – вот не надо этого, ладно?

Олег уже разбирался в интонациях ее голоса и понял, что и правда, не надо. Он кивнул, и запрыгнув на подоконник, опустился спиной в окно. Сквозь солнечные разводы на занавеске происходящее на улице казалось озорным цирковым представлением.

– Значит ты…Просто взял и… – вернул его в комнату вопрос Сони.

– Побежал, – иронично подсказал Олег.

– Побежал…

Олег с выражением посмотрел на нее.

– Ты совсем меня не осуждаешь?

– Ой, да брось, – махнула она рукой вверх, – я знаю одну девушку, – Соня заговорила с игривой ноткой поучительности в голосе, – так вот она практически переспала с женатым мужчиной, манипулируя онкологией!

Олег засмеялся.

– Это еще не все. Потом она чуть не покончила собой у него на глазах. И в довершение всего, еще и заставила его вызубрить курс физики. Ну не стерва?

Олег не мог прекратить улыбаться.

– Кажется, я тоже знаю эту девушку. Она замечательная.

Соня ухмыльнулась.

– Да. Точно.

– Она так необычайно все чувствует, – неожиданно вздохнул Олег, – вот я ничего не чувствую к детям. Разве нужно их тогда заводить?

– Ну, – Соня издала что-то похожее на свист, – знаешь, вообще это довольно распространенное явление и никого не останавливает. Если тебя волнует только оно.

«Всему виной дурацкий сумеречный свет», – рассуждал Олег много позже, анализируя этот диалог и то, как он вообще позволил философским беседам ворваться в его жизнь. Но сейчас он только голосом распоследнего поэта спросил:

– А зачем люди заводят детей?

Соня с сомнением глянула на него.

– Я не знаю. Много причин.

– Ну вот давай отбросим стандартное, – Олег наклонился за семечками и вернулся на полюбившийся подоконник… – продолжение рода. Это – биологический фактор, хотя в него я все больше не верю, – он щелкнул семечку и аккуратно сложил шкурки рядом, – Это реализация. Это материнский капитал, это религия, это…

– Это залет, – подсказала Соня.

– Залет. Что еще?

Соня прикусила губу.

– Любовь, – просто сказала Соня, – желание подарить жизнь. Да, прикинь, кто-то считает, что жизнь – это дар и счастье, – подмигнула она, но Олег пропустил остроту мимо ушей.

– Вот именно! Вот именно! А если нет?

Соня с любопытством на него посмотрела.

– Если мои дети не будут считать, что это дар и счастье? Есть же грустные люди, которые так не считают? Да?

– Есть, – сказала Соня как-то очень тихо. Но Олег снова не придал этому значения. Он распалился не на шутку.

– И что вот они могут сказать своим родителям? Спасибо, что вы меня родили? Мама, папа, спасибо! Спасибо за ваше эгоистичное желание кого-то любить, – выпалил Олег.

Есть расхожее выражение: Земля уходит из-под ног. Олег сидел на подоконнике, его ноги Земли не касались, но она все равно куда-то исчезла.

Повисла пауза. Олег ощущал головокружение. Земля резко вернулась, расплющив его со всей силой притяжения, спрятанной в ее закромах. Соня сидела на кровати и печально на него смотрела.

– Я могу сказать, что ты будешь замечательным отцом, но…

– Не надо, – устало закрыл Олег глаза.

– Не буду, – ответила Соня.

Олег облокотился на штуку, которая образовывала окно. Он не знал, как она называется. Рама? Проем? Неважно. Она показалась ему очень удобной. Надежной и простой.

Стало ясно, что сидеть здесь и заниматься вытеснением, используя доброту умирающей девушки, больше не получится. Надо уходить. Что-то больно кольнуло его.

– Прости меня, пожалуйста. Я такой мудак.

– Для мудака ты слишком часто извиняешься.

Олег открыл глаза. Соня подмигнула ему.

– Знаешь, скорее всего теперь ты не сможешь убедить себя, что ничего не произошло, – тихо сказала она, уже по обыкновению прочитав его мысли.

– Прости меня, – начал Олег.

– Да хватит уже! – жёстко и измотанно прервала Соня, – я тут изо всех сил стараюсь хоть в чем-то найти смысл и предназначение, а ты все извиняешься.

Она не шутила. Поднялась, отряхнула руки и направилась к выходу.

– Я ненавижу долгие прощания, так что… – Соня открыла дверь.

Олег на ватных ногах пересек комнату. Происходящее было правильным и ужасно, до обидного несправедливым. Он остановился на пороге, не нашел ни одного варианта остаться и переступил его.

– А теперь, беги, – сказала Соня.

Он обернулся.

– Соня. Как я могу тебя отблагодарить?

Она с хитрой улыбкой облокотилась на дверной косяк.

– И не страшно тебе такое у меня спрашивать? – развеселила она его.

– Хочешь, я куплю тебе тур в ЦЕРН? – спросил он.

Соня округлила глаза.

– Хочу, – произнесла она так уверенно, что Олег расхохотался.

– Я что-нибудь придумаю. Ну, пока…

– И напоследок, – остановила его девушка, – все-таки, возвращаясь к теме…Короче, помни, что бы ни выбрал Олег в этой Вселенной, в соседней найдется тот, кто поступит по-другому. Это не учитывая, что все вокруг, включая ребенка, твоя проекция. И не существует никого, кроме тебя.

Олег, актерствуя, сложил руки на груди.

– Вы в следующий раз подготовьте для меня полную брошюрку вашей секты, хорошо? Очень заманчиво.

– У нас немного заповедей, – тоже войдя в роль фыркнула Соня, – но у вас уже нет времени.

– Соня, – Олег улыбался, – Соня, ты удивительная.

Она кокетливо приложила указательный палец к губам.

– Вот на этом и остановимся.

Соня махнула рукой вверх и захлопнула перед его носом дверь.

Олег вышел на улицу. Вечер был жарким, но уже не слишком. Он огляделся. Улицы были пусты. Улицы были прекрасны. Олег с наслаждением размялся, ощутив каждую косточку.

Нет, в нем не открылась жажда иметь детей. Он по-прежнему не знал, что делать. Но безнадежности в этом незнании больше не было. Ему захотелось увидеть Алису, которая сейчас наверняка сидела и плакала в ванной. Захотелось прижать ее к себе и потом уже решить по цепочке все остальное.

Олег рванул изо всех сил, хоть и знал, что с таким темпом его хватит максимум на километр. Но медленнее у него просто не получалось.

***

Он оказался прав. Алиса плакала. Только не сидя на краю ванны, а под открытым настежь окном. Так плакала, что не заметила его появления. Олег, никогда не видевший ее настолько несчастной и слабой, застыл. У него и самого засвербело в носу. Он направился к ней, испытывая странную радость от того, что она может, оказывается, сидеть вот так, сгорбив спину, и реветь.

Нелогичным было и облегчение, с которым Олег, глядя на подавленную жену, констатировал, что он все-таки мудак. Вернее, был им. Прошедшее время.

Олег опустился рядом и только тут Алиса его заметила. В ее взгляде читалось такое изумление, что его рука, готовая обнять ее, остановилась на полпути. Олег не дышал, наблюдая, как все прочие эмоции в глазах жены совершенно отчетливо вытесняет ненависть.

– Прости меня, – прошептал Олег. Алиса выглядела готовой нанести удар и всхлипывала лишь по инерции.

– Пожалуйста, – повторил Олег в смятении, – я все сделаю, чтобы ты меня простила.

Алиса опустила голову на руки и зарыдала с новой силой. Словно не было ни Олега, ни только что сказанных им слов.

Он неловко обнял ее. Он гладил ее по голове, зарывался в волосы, шептал извинения. А она даже не смотрела в его сторону. Знай себе плакала и плакала, и не было никаких намеков на то, что она собирается остановиться.

2.

Яшка старался как мог. Серьезно, он прям бесил покладистостью и заботой! Алиса даже не представляла, чего еще можно пожелать в стремлении обладать совсем уж идеальным мужем. И это выбешивало еще больше.

Он заботился о ней, как никогда раньше. Он делал все, о чем она просила. Разве что с ее подругами не встречался, как и раньше. Но теперь, потому что она и сама не горела желанием.

Удивительным во всей истории было то, что никакое не чувство вины двигало Яшкой (логичное), а нечто принципиально другое. Он не старался вымолить прощение, после великого вечера возвращения он извинился еще всего один раз. Когда выяснил, что она никому не рассказала ни о его поступке, ни о его причине. Яшка тогда смотрел на нее ужасно преданными глазами, Алисе аж не по себе сделалось. Но подозрения о природе его раскаяния взяли верх. Девушка гадала, что за тумблер в его голове переключился. И главное – кто ему в этом помог?

Что с ним происходило в эти пять дней отсутствия она выяснить не смогла. Нет, Яшка не юлил. Он открыто пресек ее едва начавшиеся вопросы просьбой не напоминать о его мерзком поступке. Алиса попыталась настоять, но тщетно. Яшка искренне, глядя ей в глаза заявлял, что не хочет об этом говорить.

Поведение мужа казалось Алисе радикально новым и поэтому совершенно не нравилось. Она пыталась убедить себя, что ей просто надо привыкнуть, но нет.

Нет.

Алиса часто прокручивала в голове момент его появления рядом. Она успела смириться, что все кончено. Она расслабилась и рыдала как никогда в жизни. Она еще не начала продумывать, съедет ли с квартиры или наоборот, выгонит Яшку. И вдруг, появляется он. Да еще и не за тем, чтоб забрать шмотки.

Алиса приобрела привычку подолгу смотреть в одну точку и позволять мыслям, как облакам, лететь мимо. Жаль, что когда кто-то принудительно вырывал ее из забвения, в голове раз за разом появлялся всего один вопрос: когда все пошло к черту?

Когда он ушел? Раньше, когда не захотел детей? Еще раньше, когда она сдуру на это согласилась?

Или же когда Яшка вернулся?

Алиса всякий раз поеживалась от этого вопроса. Она нарочно начинала изводить себя мыслями о том, где он был и почему все-таки передумал. Она забивала голову всеми этими вещами, потому что на самом деле хорошо помнила свою первую, безотчетную эмоцию. Ужасное разочарование от того, что ее муж вернулся.

И, наверное, все это можно было бы как-то разрулить, если бы не Яшка, совершенно искренне о ней заботившийся. Отследить, что именно в нем изменилось, было сложно – он ведь и раньше был довольно ориентированным на компромисс и ее счастье. Но теперь в нем зародилась что-то, по сравнению с ней казавшееся чуть ли не святостью.

Да. Алиса убеждала себя, что поступила во благо, что не могла рисковать. Что оказалась права: жизнь наладилась, Яшка хочет детей. У них мир и любовь, и секс каждую ночь. Словно медовый месяц, только не неделя на Мальдивах четыре года назад, а действительно тридцать дней только что завершившегося июля.

Она вообще-то совсем не хотела никакого секса, но прикрывалась гормонами и похотью.

Яшка тоже порой вздыхал украдкой от любовных перспектив, она видела. Но, к счастью, поддерживал жену и в этом. К великому облегчению и счастью, ибо время-то уже пожимало. Часики тикали.

Потому что никакого ребенка никогда не было.

__________

Продолжение следует

25.09.2020, 17:54