Туманный рассвет

© Григорий Эрлих, 2018

ISBN 978-5-4493-1033-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролетела пурга окаянная…

 
Пролетела пурга окаянная
Разудался трескучий мороз…
То вода на оконцах стеклянная —
То стремления сердца колосс.
 
 
Что гадать, что довериться времени…
Ни к чему этот путь не ведёт…
Пуще радости – доброго стремени
И пути, что не к ряске влечёт.
 
 
Как погано, когда не содеется
И когда до поры уезжать…
Что прошло, в то нам часто не верится,
Что прошло, нам не просто понять.
 
 
Пролетела пурга окаянная
Разыгрался трескучий мороз…
Что ты воля, что доля стеклянная,
Что предвечного света колосс?
 

Мне не могут помочь апельсины…

 
Мне не могут помочь апельсины
И никто мне не может помочь:
Я, они, целый мир – неделимы.
Я и мир, эта тихая ночь.
 
 
Жёлтый месяц, опавшие капли —
То застывшие блики зари…
Ты же ищешь? Находишь. Не так ли?
Паруса, своих вод корабли.
 
 
Я, они – материала литого
Мы прошли воплощения путь…
Я, они – ни пророним ни слова.
Я, они, и на всех – одна суть.
 

Кого спросить, когда не знаешь…

 
Кого спросить, когда не знаешь
Как выбор свой переменить —
Когда его бессильно каешь
И больше некого бранить.
 
 
Кого спросить, когда знакомы,
Когда вы добрые друзья,
Но день доводит до истомы
И вместе быть никак нельзя.
 
 
Кого спросить, когда обрящешь
В крупицах рук, страстей и снов
Оплот тех чувств маняще-вящих,
Что есть у райских островов?
 
 
Кого спросить, когда загадкой
Остался только сам себе:
Не тот ответ, не той посадкой
Крепится вера ворожбе.
 
 
Кого ты спросишь, если знаешь,
Когда ты чувствуешь ответ —
Ты сам себя во тьме теряешь:
Себе образчик и клеврет…
 

Рассказать – не взыскать тоску…

 
Рассказать – не взыскать тоску —
Ни былых идей, ни связей,
И свою замёрзлую кору
Подновлять для новых коновязей.
 
 
Ты сознаешь, что же значит жизнь,
Когда многое положится на чувства,
Когда лучшая, пространная теплынь
Не встревожит и намёк искусства:
 
 
Если падает о земь печаль
И не станешь ты гнать коней
Для тебя и не тот январь —
Абсолют, бесконечность дней.
 

Предрекали бесславную гибель…

 
Предрекали бесславную гибель
Молодые, увядшие почки —
Белоснежно-печальная бель
Обнимала младые листочки.
 
 
Поднимался восход невозвратно —
Лишь серели поля на востоке,
Так ожиданно, крепко-булатно
Возвещая земные пороки.
 
 
И тепло было ближе и ближе,
А весна была дальше и дальше…
Что тепло – только прошлое стынет.
Что за жизнь, упоённая фальши?
 
 
Что за блики былого заката
Что тепло, восприятие только…
Только серостью даль не объята…
Налитая багрянящей зорькой…
 
 
Сколько ждали и сколько любили,
Сколько верили в даль у порога,
Только почки не в срок опочили…
Нам наградой осталось немного.
 
 
Предвещало печальную гибель
Созидание утра заката…
Белоснежно-печальная бель
И гиенна огня невозврата.
 
 
Но степенная даль багрянилась,
Пробуждая ту, прежнюю веру…
Долго сердце под гнётом ломилось,
Тосковало, стенаясь не в меру…
 

Монолог

 
Незнакомка с очами лазурными,
Ночь в которых столь радостью светится,
Что мне делать с речами безумными
Под покровом твоим полумесяца?
 
 
С чем мне жить и пред кем мне раскаяться
Кто со мною так ласково шепчется?
Как не видеть, как локан вздымается?
Всё как сон беспорядочно вертится.
 
 
Мне бы знать, мне бы слышать любимую
Как бы вымолвить все те признания
Что лежат на мне тайной хранимою
Только жаждут любимой узнания.
 
 
Я бы каждое помнил мгновение
И сорвал бы акации веточку —
Не забрало б секунды забвение
Что несёт от любимой мне весточку.
 
 
Тою негой обдал бы цветущую
Несравненную, мною любимую,
И прогнал бы зиму проклятущую,
Ту сквалыжную, вечно гонимую.
 
 
Так увидел бы солнышко красное
Что сейчас предо мною является:
Поуставшее, милое, ясное
В своё лоно, домой возвращается.
 
 
Как мне пыл свой ко времени слаживать?
Как ей нрав мой, да паче покажется?
И какою дорогою хаживать —
Там где разное, близкое свяжется.
 
 
Не печаль и ни бури окрестные
Не внесли ещё ту околесицу
Что затмила бы кудри прилестные
Ту очей моих, взора кудесницу…
 
 
То сказал себе парень проулочный
Что по свету так долго скитается,
Что изведал и запах окурочный
И узнал, как душа осыпается.
 
 
Успокоил себя, да до времени:
«Мол, несчастие ей еж ли станется
От меня и от лютого бремени…»
Так сердца в одинокие старятся.
 
 
Он подумал: «Да коли, да ежели,
Свет любви в сонме пут затеряется,
То вернёмся туда же, но те же ли
И на что нам остаться останется?
 
 
Если в гневе, быть может, в сомнении
Наш покой, наш причал исчерпается,
Что останется в нашем стремлении
И идее любить… Забывается?
 
 
Ну уж нет, не забыть солнце красное
И не вспомнить слепое терпение
В его свете… Несётся неясное
С безграничным и вечным слиение.
 
 
Что ни дума, то образы горние
Не ушедшие – кратко минувшие,
Но столь гордо и преданно торние
И мгновенья страстьми не потухшие…
 
 
Что томятся, да верно, до случая,
До минутки и до сновидения,
Где влюблённого правдою мучая
Дознаются порой до сомнения:
 
 
«Я люблю, то ли слово, но скажется
Я хочу, это верно, да кажется
Что и рвётся и жжётся и мается —
Коли что не порвётся, так смажется.
 
 
Я опредь заклянаю дальнейшее
Неучтивость совсем не к лицу —
Чтобы было на свете добрейшее
За любовь и за горести – сторицу.»
 
 
Между тем, и его бы приметили
Да и ясно, что что-то бы сталось…
Пролетели и только… Да эти ли
Обживать ей проблемы осталось.
 
 
Всё не прибрано, возле – сумятица
На работе бардак и разруха…
Никакая она не развратница,
Но служанка помятого духа…
 

Вспоминается мгла над рекою…

 
Вспоминается мгла над рекою,
Над рекою волос. И ветвей
Осыпалась листва чередою
Из ростков подозрений полей
 
 
Где-то даль… Где-то влага и нега,
Где-то солнце встаёт над рекой…
Ну а я, дожидаясь ночлега,
Не обрёл, но ищу той порой,
 
 
Где всегда то незримое зримо
Что зари над рекою светлей,
Что плеядой ночной не палимо —
Что цветёт, напоённая ей.
 

Моими хилыми страстьми…

 
Моими хилыми страстьми,
Росло и силилось участье,
Пленилось и томилось счастье
И блёкло рдел развод, плетьми
 
 
Таящих чудо песнопений
И в сонме рьяных сновидений
Ложилась, как там не слыви,
Граница счастья и любви…
 
 
Но горько в суе повели
Себя сует пороки счастья:
Статично горя самовластья
Страницы быта облекли.
 
 
И ясный свет моей любви,
И звуки чудных песнопений
Остались в скопище видений…
И их участья не зови!
 

Снова носятся с неба снежинки…

 
Снова носятся с неба снежинки,
Снова снежный смеётся апрель…
Лишь в глазах моих талые льдинки,
На просвете и пробель, и зель…
 
 
Что ты вспомнишь, в сияньи заката?
Что забудешь дремотами дня?
Когда небом дыханье объято,
В этот миг, ты воспомнишь себя.
 
 
Только тем будет кратко узнанье,
Что так много душой не таишь,
Сколько жадное алчет познанье:
Только главное в суе узришь.
 
 
И тогда, ты познаешь рассветной,
И вечерней зари благодать…
Назовешь эту стужу – приветной,
А страданье – желаньем страдать.
 
 
Но текут и струятся капели
И, набрякший, похерится снег…
В нашем сердце, навечно метели,
В нашем сердце, простуженный бег.
 

Облака грозовою лавиной…

 
Облака грозовою лавиной,
Нависали, пленяя собой,
Своей гордою, дерзкою миной,
Удалялись рассветной порой.
 
 
Но росло, собиралось в лукошко,
И дано было миру понять,
Что грозою побито немножко,
А дождями воздвигнута рать.
 
 
Я искал грозового раската,
Где-то между блуждающих туч…
Будто кто-то глядит слеповато —
Кто стоит, ожидает у круч?