Дайте мне жить! Сборник рассказов

– Хромает ещё у нас дисциплина, – забормотал директор и чем – то зазвенел под столом.

Человеческая благодарность

Когда речь заходит о благодарности, я всегда вспоминаю рассказ одного человека. Я услышал, это повествование, на работе, а точнее во время обеденного перерыва, несколько лет тому назад.

В этот день я торопился на свидание – это была чудо девушка, но, впрочем, речь не о ней. Мне надо было уйти пораньше с работы, а для этого, что естественно, отпроситься у своего бригадира. Митрич мы его называли.

Я подкатил к Митричу во время обеденного перерыва, когда он присел перекурить.

– Угощайся Митрич, – услужливо протянул я сигареты.

– Нет, – отмахнулся Митртич поморщившись, – я свои, – он неторопливо достал сигареты, чиркнул зажигалкой и глубоко затянулся.

– Я это, чего попросить хотел, Митрич,– начал я заикаясь.

– Ну, проси, – с расстановкой бросил Митрич и слегка повернулся ко мне.

– Мне бы пораньше уйти на часок.

– Куда это ты собрался? – с интересом посмотрел Митрич.

– Да так, дело одно есть, – замялся я. – Ну, что отпустишь? А я тебя по-человечески отблагодарю.

– По человечески отблагодаришь? – Митрич повернулся ко мне, прищурив один глаз, то ли от дыма, то ли ещё по какой причине.

– А знаешь ли ты, что такое настоящая человеческая благодарность? – и Митрич начал свой рассказ.

– Несколько лет тому назад, завели мы дома кошку, маленькую такую, чёрная вся с белой грудкой, месяца три четыре ей тогда было. Приблудилась она, я её на улице возле подъезда подобрал, принёс домой; жена, конечно, поморщилась с начала, но особо не возражала, ну дети сам знаешь, им, чем больше зверья, тем и лучше тем и веселее. – Митрич сделал паузу, достал ещё сигарету и вновь закурил, я ждал.

– Ну, вот значит, принёс домой; я честно сказать, выпивши тогда был, а так бы не в жизнь не притащил бы. Принёс домой, напоили ее, накормили, день – другой, она и освоилась. Лазает везде, прыгает, скачет, ну прямо сладу с нею нет. Спит, где придётся, где устала там упала, где упала там и спит. – Митрич выбросил сигарету, разложил обе руки по коленкам и продолжил.

– Неделя, наверное, прошла. – прикинул Митрич закатив глаза.

– Да, неделька, пришёл я как-то с ночной, спина разболелась в пояснице, ну просто жуть. – поморщился лбом Митрич, и, вспомнив боль, одной рукой приложился к спине.

– Доковылял я до кровати, упал на живот, лежу, а спина зараза ноет сил нет. Пролежал я так минут десять. Заснуть не могу, встать тоже; тут смотрю, животина моя заволновалась, скачет вокруг меня, мяучет, то ко мне запрыгнет, то слезет, то с одного боку зайдёт, то с другого; в общем, разволновалась, а главное до этого никакого особого интереса она, ко мне, не проявляла, а тут, столько внимания, ну прям как влюбилась. Я лежу, да не до неё мне тогда было, а она ну помаялась ещё чуток и на спину ко мне взобралась, да прям на больное место, на поясницу значит, свернулась калачиком и через минуту замурлыкала, да и я, надо сказать, прикорнул. Проснулся часа через полтора, кошка всё на спине, пригрелась. Чувствую, а спина-то – не болит, совсем не болит – как у младенца. Нет, ну я-то много слышал, читал, что кошки давление лечат, боль снимают, но особого значения этому не придавал, а тут, на себе прочувствовал. Вылечила меня кошка и всё тут. Нет, конечно, потом – через месяц, спина опять разболелась, но это потом, а так-то вылечила – факт. Вылечить-то, вылечила – да тут другая напасть. Кошку-то я на улице подобрал, а она оказалась при блохах – как генерал при орденах. А они, блохи, нет бы на ней мирно жить, разбежались по всем комнатам и объявили нам настоящую партизанскую войну, особенно женскому полу доставалось. Атаковали коварно, из-за угла, по пять штук снимал с ноги, самолично. Они, блохи, хоть на человеке не живут, но кусать его с голодухи не брезгуют. А главное больно собаки кусают, как волки. Ну и решили мы, на домашнем совете, от источника блошиного финансирования избавиться, порешили – да и выбросили её на улицу, с той поры, я – её, и не видел; правда и не забываю, спина не даёт забыть; нет, нет, да и напомнит. Это – и есть настоящая, человеческая благодарность, – закончил Митрич свой рассказ.