– Ты поставишь будильник? – спросила Леночка из темноты.
Я улыбался. Я был ветром над горячей пустыней.
– Да, – сказал я.
Потом включил свет, встал и взял будильник.
Перед тем как вернуться, я наполнил бокалы чем-то сладким и некрепким. Остывший кофе стоял на столе. Я дал один бокал Леночке, она села в постели.
– Хорошо, что ты пришла ко мне, – сказал я, чокаясь с ней.
– Да? – улыбнулась Леночка.
Она отпила немного и сидела в постели, облизывая губы. Мне это показалось соблазнительным – все же она была красива. Я взял бокал из ее рук и поставил на стол. Леночка смотрела на меня взглядом потревоженной кенгуру. И я не стал томить ее, я набросился на нее как стая голодных волков, став при этом пушистым и мягким, как котенок, родившийся в прошлую пятницу.
* * *
Ничего интересного не происходило в следующие несколько дней. Я ездил к Сергею Степановичу, Леночка ездила ко мне. Сергей Степанович ни к кому не ездил, он выглядел весьма довольным, с радостным азартом ожидая, когда придет день операции. Это должно было случиться в следующее воскресенье. А в это воскресенье, вернее, еще в субботу вечером Леночка приезжала ко мне и ушла только в понедельник на работу. Мне нравилось быть с ней, я позволял ей хозяйничать в доме и вообще потакал во всем. Это было забавно. Я находил удовольствие в присутствии женщины в своем доме и изображал послушание. Почему бы и не извлечь из этого максимум радости для нас двоих, пока это не перестанет быть интересным? Впрочем, может, и не перестанет – просто не успеет.
День операции приближался. Я совсем не думал об этом. Не то чтобы мне было все равно, но как-то… В общем, какой смысл думать? Моя роль в этом была проста. К тому же и Леночка отвлекала меня от всяких мыслей. А то, что я могу умереть, – я относился к этому с привычным цинизмом.
– Ну что ж, – говорил Сергей Степанович, когда я в очередной раз приехал в больницу, – до операции осталось два дня. Я договорился на послезавтра. В воскресенье утром операционная будет свободна, мне разрешили занять ее на пару часов.
Мы сидели втроем в его кабинете: Леночка, он и я – курили. Я поглядывал на Леночку, Леночка поглядывала на меня. Мы изображали официальность и малознакомость, чтобы не смущать Сергея Степановича. Хотя, может, он и догадывался о чем-то, но, во всяком случае, не подавал вида. Мне было весело знать, что утром Леночка уходит на работу к нему. Потом днем я и сам приезжал туда. Сергей Степанович не знал, что мы приезжаем из одного дома. Впрочем, его можно понять – пространство большое, никогда не знаешь, откуда люди приходят к тебе.
Когда я приезжал в больницу, они кололи мне какие-то уколы. Точнее, колола, конечно, Леночка. Я привычно снимал штаны перед ней, и она, скрывая улыбку, делала свое медицинское дело. Сегодня все это было уже позади, мы, как обычно, курили перед тем, как идти домой.
– Я вас хочу попросить, – Сергей Степанович серьезно смотрел на меня, – вы, пожалуйста, не пейте в эти два дня. Хорошо?
– Хорошо, – кивнул я.
– Будет лучше, если на момент операции в вашей крови не будет алкоголя, – как бы оправдываясь, пояснил он. – Вы ведь понимаете?..
– Да-да, – улыбнулся я, – конечно.
– Ну вот, – удовлетворенный моим ответом, успокоился он.
Потом, когда мы прощались на улице перед входом в больницу, он был все так же, уже привычно за эти дни, оптимистичен.
– Вы не волнуйтесь, – пожимая мне руку, сказал он, – все будет хорошо – вот увидите.
– Я не волнуюсь, – беспечно отозвался я.
Потом он пошел на автобусную остановку, а мы с Леночкой – к метро. Леночка молчала как-то напряженно и, казалось, думала о чем-то мрачном. Я стал рассказывать что-то веселое, стараясь отвлечь ее, она улыбалась, но, похоже, все равно не оставляла своих дум.
Ночью все было не так. Ночью покой и плавность владели миром, таинственность, уединенность, восторг. Мы лежали с Леночкой в ночной темноте. Вода ночи вокруг? Не знаю… не помню… Может быть, в тот раз и не было никакой воды. Просто легкая усталость, истома после всего.
– Зачем тебе это? – тихо спросила Леночка в темноте, в тишине.
– Я хочу добраться до звезд и стать их светом, летящим тысячи лет, – так же тихо ответил я.
– Нет, я не про то, – капризно протянула Леночка. Я улыбался, обнимая ее. – Я про Сергея Степановича и его операцию.
– Что ж, может быть, это и есть путь к звездам, – тем же таинственным тоном ответил я, но уже с некоторой шутливой наигранностью.
– Ну хватит, – капризничала Леночка, – я серьезно. Ведь ты можешь умереть.
– Я тоже серьезно, – улыбался я. – И потом, все могут умереть.
– Но ведь не послезавтра.
– Кто знает? – я придал голосу трагическую глубину.
– Перестань, – Леночка начинала сердиться. – Ты отлично понимаешь, о чем я. Зачем тебе нужно рисковать своей жизнью непонятно для чего?
– Ты хочешь, чтобы я ответил? – теперь уже действительно серьезно сказал я.
– Конечно.
– Не знаю… Это слишком долго и, по-моему, ненужно. В любом случае, моя жизнь – это мое дело.
– Но почему ты так хочешь умереть?
– Я не хочу умереть. Почему я обязательно должен умереть?
– Но ведь ты можешь.
– М-м-м… – хотелось снова ответить ей в шутливом тоне, но я не стал. – Это риск, – сказал я. – Я не хочу бояться, я хочу рискнуть.
– Зачем? Зачем нужно понапрасну рисковать своей жизнью?
– Это не понапрасну, – сказал я. – И вообще, ты ведь спрашиваешь не для того, чтобы я ответил.
– Я не хочу, чтобы ты это делал, – проговорила Леночка. – Откажись, я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
– Да? – я был в некотором недоумении.
– А как же я? – Леночка повернулась и обняла меня. – Ты думаешь, мне будет хорошо, если с тобой что-то случится?
– М-м-м… – словно думая, протянул я. – Наверно, нет, – и улыбнулся.
– Не нужно, – прошептала она, положив голову мне на плечо, – не делай этого – я боюсь.
Я молчал – не хотелось повторяться.
– Нам ведь хорошо вместе? – продолжала шептать Леночка.
– Да, – как само собой разумеющееся ответил я.
– Вот и не нужно никакой операции. Зачем тебе это? У тебя ведь есть я.
Я улыбался в темноте. Леночка не оставляла шансов – невозможно было возражать ей. Вернее, можно, но я не хотел… во всяком случае, сейчас. Она обнимала меня и прижималась ко мне.
– Не нужно, – шептала она. – Я хочу, чтобы ты был со мной.
Черт! Это было нечестно с ее стороны. Впрочем, Бог ей судья.
– Но я ведь не могу всю жизнь провести в постели, – улыбался я.
– И не нужно, – томно шипела… то есть шептала Леночка. – Я буду с тобой, нам будет хорошо вместе.
Она прижималась ко мне под одеялом и проделывала такое, что, наверно, даже камень не остался бы равнодушным. Я не был камнем, я был живой и не мог устоять, да и не хотел – скорее, наоборот.
Черная ночь, в которой движение скрыто во тьме.
– Ты ведь будешь со мной? – через некоторое время, когда все камни обратились в прах под ее чарами, спросила Леночка.
– Да, – безвольно ответил я, пребывая в умиротворенности и покое, твердость сейчас не была присуща мне.
– Откажись, скажи Сергею Степановичу, что ты передумал. Он ведь не может заставить тебя.
Я молчал, не в силах возражать.
– Ты откажешься?
– Я подумаю, – улыбнулся я.
– Это ведь твоя жизнь, – сказала Леночка.
– Да, это моя жизнь, – согласился я.
– Ты потеряешь ее, если пойдешь на это.
Я молчал, думая, что очень запросто она может оказаться права.
– Откажись, – испуганно и умоляюще произнесла Леночка. – Пожалуйста, я не хочу, чтобы ты умирал.
Тревога в ее голосе, темнота вокруг.
Смерть была рядом, я чувствовал, как она стоит надо мной и то, как я беззащитен и слаб. Только один шаг разделял нас. Я почти видел ее в темноте. Какое-то странное чувство появилось во мне, уверенность, что все кончится плохо. Я не хотел бояться смерти, но она была слишком близка. Невозможно было не видеть это, и я сам шел к ней. Сам! Страх вдруг охватил меня, я знал, что умру. Скоро… скоро… Я отчетливо видел, как это будет, когда смерть коснется меня и накроет своим плащом. И тогда глухая черная пустота станет мной, словно огненная вспышка она взорвется во мне и холодной сверкающей сталью войдет в меня, но во все, абсолютно во все тело сразу.
Ночь вокруг. Женщина обнимала меня. Я лежал в темноте и боялся смерти.
– Ты откажешься? – спросила Леночка.
Я молчал, боясь пошевелиться, боясь произнести хоть слово.
– Откажешься? – Леночка подняла голову и смотрела на меня.
Я молчал.
– Ты ведь не станешь делать это? – настойчиво спрашивала она. – Да?
– Н-не знаю… наверно, – проговорил я и закрыл глаза.
* * *
Следующее утро было утром субботнего дня. Леночке не нужно было ехать на работу так рано, как обычно. Мы полежали немного, не желая вылезать из-под теплого одеяла, а потом встали.
Тяжесть в душе. Я чувствовал, как тяжелая пустота заполняет меня. Вчерашние мысли о смерти поселили во мне страх, было неуютно жить с этим чувством. Холодная зажатость утра лишь усиливала его. Я был подавлен, напуган и смят. Ничего не хотелось, тошно и страшно было присутствовать в мире, быть кем-то. Я чувствовал, как уязвим, беспомощен, нелеп. Страх заполнял меня. Страх был утренним светом вокруг.
Леночка на кухне готовила завтрак, я стоял в комнате, глядя в окно. Серая улица передо мной. Я думал, что действительно, зачем мне все это? И вдруг поймал себя на том, что этот вопрос относится как к опытам Сергея Степановича, так и к серой улице за окном. Я смотрел на чахлые деревья, глыбы домов. Безликие прохожие спешили по своим делам. «Нужно решать, – думал я, – нужно делать какой-то выбор». Именно сейчас, пока еще есть время, я должен принять решение и выбрать между Сергеем Степановичем и этой серой улицей. Но нет. Я был не способен решиться на что-либо. Все казалось пустым, глупым, я не знал, что делать, находясь в зажатости утра, подавленный страхом.
Но когда Леночка крикнула, чтобы я шел завтракать, по дороге на кухню я вдруг понял, что не хочу умирать, не хочу больше играть в эти игры со смертью. Хватит, нужно остановить это. «Да, надо отказаться, – думал я, сидя за столом. – Или хотя бы отложить, чтобы собраться с мыслями, подготовиться по-настоящему». Я жевал яичницу, мрачно глядя перед собой, и хотел отказаться.
Потом мы поехали в больницу. Когда входили в кабинет, Сергей Степанович уже был там. Увидев нас вместе, он посмотрел как-то странно, но потом опустил глаза и не стал ничего говорить, даже забыл поздороваться.
– Добрый день, – сказал я ему.
– Здравствуйте, – нарочито равнодушно ответил он, – проходите.
– Здрасте, – бросила ему Леночка и прошмыгнула за черную занавеску. Потом вышла оттуда в халате.
– Что ж, – смирившись с очевидным фактом и, собственно, не имея причин для возражений, уже спокойным тоном сказал Сергей Степанович, – сегодня последний день перед операцией. Я надеюсь, вы готовы?
– Да… – протянул я, – вообще-то….
Я хотел сказать, что передумал, но Сергей Степанович перебил меня:
– Как вы знаете, я договорился на завтрашнее утро. Довольно рано, но зато будет больше времени. Операционная откроется в восемь, я думаю, надо приехать часов в семь, – он улыбнулся. – Завтра большой день.
Предвкушение исполнения своих надежд владело им, он не мог не радоваться этому. Я смотрел на его улыбку и чувствовал тяжесть в душе, представляя, как он воспримет мое сообщение.
– Знаете, – проговорил я, пытаясь быть серьезным в противовес его радости, – я не знаю… – получалось как-то глупо, я замолчал, не находя слов.
– А у меня дома скандал, – весело говорил Сергей Степанович, не слушая меня. – Жена в воскресенье хотела ехать в гости – там у тещи день рождения. Я ей сказал, что не смогу поехать, она такой скандал подняла!
Он стал измерять мне давление. Я молчал, слушая, как он рассказывает про свои семейные дела. Он все говорил, а я все ждал удобного момента, но такого все не было и не было. Потом я решил, что все, пора, хватит ждать неизвестно чего, и уже хотел сказать ему. Но тут дверь кабинета открылась, вошла полная пожилая женщина.
– Сергей Степанович? – вопросительно произнесла она, глядя на меня и на Сергея Степановича.
– Да-да, – сказал он, – проходите.
– Я к вам. Меня направили, – женщина протянула ему какую-то бумажку.
– Проходите, садитесь, – повторил он, забирая бумажку и показывая на стул перед столом. – Я сейчас.
Он отдал бумажку Леночке и подошел ко мне.
– У меня пациенты, – сказал он, как бы извиняясь, – надо работать. В общем, завтра в семь. Хорошо? Я, наверно, еще позвоню вам сегодня, или вы позвоните.
– Понимаете… – опять попытался начать я.
Но тут Леночка подала голос:
– Сергей Степанович, тут…
– Я сейчас, – прервал он ее, – одну минуту, – и потом ко мне: – Ну, до завтра. Вы не волнуйтесь, все будет хорошо. В общем, до завтра, – он пожал мне руку. – Нужно идти, извините.
Похоже, именно сейчас уже не получалось объясниться.
– Я позвоню, – чувствуя тяжесть от ложности положения, проговорил я и вышел за дверь.
По дороге домой все злился на себя, что так и не смог ничего сказать. «Ладно, – в конце концов решил я, – вечером позвоню ему и скажу».
Вечером пытался вспомнить, во сколько он приходит домой после работы, но, так и не вспомнив, решил звонить попозже, чтобы уж наверняка. Но позже у него было занято, я никак не мог дозвониться, злился, набирая номер уже, наверно, в двадцатый раз – неопределенность ситуации угнетала, я хотел разрешить ее.
Сегодня Леночка не должна была приехать ко мне – что-то ей там нужно было сделать дома у тети. Я был один, ночь приближалась, зажигая тьму за окном. Я сделал кофе и вдруг вспомнил, что у меня еще есть коньяк. Сергей Степанович просил не пить, но теперь-то уж было все равно. Я достал бутылку. Сидел, глядя в телевизор, и пил коньяк с кофе. Потом раздался телефонный звонок. Я взял трубку и услышал голос Сергея Степановича – он сам позвонил мне.
– Как у вас дела? – спросил он. – Все в порядке?
– Знаете, – сказал я ему, – вы только не обижайтесь и постарайтесь понять меня. Я тут думал обо всем этом… Наверно, мы поспешили.
– Сейчас уже поздно, – видимо, он решил пропустить мимо ушей мои слова, считая, что так будет лучше, – завтра рано вставать. Ложитесь, будет лучше, если вы хорошо выспитесь.
– Да, – ответил я, – действительно уже поздно. Знаете, что я сейчас делаю? – Он слушал. – Я пью коньяк с кофе, – сказал я и замолчал, ожидая его реакции.
Он тоже молчал, в трубке было слышно его дыхание. Потом он медленно произнес:
– Вы пьете коньяк?
– Да.
– Зря, – он был спокоен. – Я же просил вас…
Мы снова молчали, я ждал, что он повесит трубку.
– Почему? – сказал он вместо этого. – Что случилось?
– Ничего не случилось, – ответил я, – просто я передумал умирать.
Последовала небольшая пауза – похоже, он начинал понимать, что я не шучу.
– Никто не заставляет вас умирать, – затем сказал он.
– Да? – несколько резко отозвался я. – А вы?
– И я, – он говорил все так же спокойно, но теперь чуть грустно. – Вы не умрете, с чего вы взяли?
– Как с чего? А ваша операция? Первые опыты всегда неудачные. Я как раз первый.
Он снова молчал.
– Вы боитесь? – потом проговорил он. Я не ответил. – Это ничего, – он говорил тихо и спокойно, даже слишком спокойно. – Наверно, вы выпили еще не очень много. Я думаю, это не страшно, но, пожалуйста, больше не надо. Лучше ложитесь и выспитесь хорошенько.
– Сергей Степанович, – так же спокойно ответил я, – я не подопытный кролик для вас – вы не можете говорить мне, что делать. Если я захочу пить – я буду пить, а если захочу спать – я лягу спать. Но только потому, что сам захочу это, а не потому, что вы скажете мне.
– Да, – проговорил он, – понятно.
– Что понятно? – с вызовом спросил я.
– Вы не волнуйтесь, – сказал он. – Вы не подопытный кролик, и я не могу говорить вам, что делать. Но можно спросить вас?
– Что?
– Вам страшно? – он спросил это легко и естественно, наверно, так, как я сам бы спросил себя.
Я не знал, что ответить, но потом подумал, что зря кричу на него.
– Да, – тихо произнес я, вдруг почувствовав, что он понимает меня и не стыдно признаться ему в своем страхе, – мне страшно. И дело не в том, что я боюсь смерти. Просто… Я не хочу… – и замолчал.
– Зря, – сказал он. – Здесь нечего бояться, даже боли не будет – вы ведь будете под наркозом и совершенно ничего не почувствуете, просто уснете и ничего не будете чувствовать.
Я молчал и слушал.
– Вы ведь хотели этого, – продолжал он. – Зачем же отступать, когда уже все готово и остается только последний шаг? Это даже недолго, тем более для вас. Вы уснете, а потом проснетесь – как одно мгновение. Все, что вам нужно сделать, – это только прийти и уснуть. Остальное сделаю я. Только прийти и уснуть. Может быть, в несколько непривычной обстановке – ну так что? Мы будем рядом: Леночка и я – мы не позволим, чтобы с вами что-то случилось.
– Да? – я слушал его, чувствуя, что превращаюсь в ребенка. Он гипнотизировал меня своей успокаивающей плавной речью. – А если я не проснусь?
– Этого не может быть. Когда вы проснетесь и почувствуете, каким стали, я думаю, вам будет смешно вспоминать свои страхи и, может быть, даже немного стыдно. Но это ничего. Ничего. Главное, вы сейчас не поддавайтесь им, – он замолчал на секунду. – А знаете что? – вдруг сказал он.
– Что?
– Давайте я завтра приеду к вам? Прямо утром. Возьму такси, приду, и мы поедем вместе. Хорошо?
Я чувствовал, что сейчас скажу «да», что я верю ему, доверяю и полагаюсь на него во всем. Странно, но мне казалось, что он прав, хотя всего несколько минут назад я думал совсем иначе. Я не понимал себя, не знал, что делать, что сказать. Я молчал.
– Хорошо? – переспросил он, когда пауза затянулась.
Я хотел сказать «да», но вдруг какой-то импульс внутри остановил меня. Я почувствовал, что сейчас соглашусь, и тогда все. И я не мог сказать «да» и не мог не сказать. Я терялся в сомнениях, не зная, как разрешить эту ситуацию. Сомнения разрастались и разрывали меня, я не мог преодолеть их и прийти к какому-нибудь решению. Молчание тянулось и с каждым мгновением становилось все невыносимее. Я чувствовал, что сейчас просто взорвусь, так и не выбрав ответ. И тогда я взял и повесил трубку, прихлопнув сомнения, как разжужжавшуюся муху. Я просто повесил трубку, не в силах решиться на что-либо. Сергей Степанович ждал моего ответа там, на другом конце провода, а я повесил трубку.
«Ну и правильно», – подумал я, глядя на замолчавший безжизненный телефон. Впрочем, он недолго оставался таким: не прошло и минуты, как раздался новый звонок. Я усмехнулся – было бы верхом глупости не догадаться, кто звонит мне. «Нет, – думал я, глядя на телефон. – Нет, инженер-хирург Сергей Степанович, ну тебя!» Я поднялся, подошел и выключил телефон из розетки. Звонок замолчал. «Вот так, – сказал я про себя, – так-то лучше». Потом налил себе рюмку и выпил одним глотком. Взял сигарету. «Вот так, – повторял я, – вот так». Я закурил.
Выключенный телефон безмолвствовал, но я все равно с опаской поглядывал на него. «Еще, чего доброго, приедет сейчас, – подумал я про Сергея Степановича. – Ну и черт с ним!»
Я налил себе еще рюмку, выпил. Становилось немного легче. Я курил. В телевизоре начался какой-то фильм, я стал смотреть его. Смотрел и периодически наливал и опустошал рюмку. Время шло. Скоро я обнаружил, что фильм кончился, бутылка опустела и минула полночь. С первой проблемой я справился легко – просто переключил телевизор; вторую решил, взяв другую бутылку; а на третью вообще не стал обращать внимание. Опьянение висело надо мной вместе с табачным дымом, я сидел и увеличивал то и другое.
Как все кончилось, я не помню. В какой-то момент я вдруг увидел, что телевизор показывает муравейник с электронными точками-муравьями, бегающими туда-сюда, и шипит. Я подумал, что нужно выключить его, и представил, как буду делать это. А потом услышал звонок.
Сначала мне казалось, что это не ко мне и не здесь, а вообще где-то в другом измерении. Но звонок продолжал звонить. Тогда я подумал, что случился катаклизм и измерения перемешались. Я стал ждать вселенского взрыва и свою погибель. Но взрыва все не было, а звонок не умолкал. Тогда я решил разобраться, в чем же тут дело, и открыл глаза.
Было утро. Муравейник в телевизоре жил своей суетой. Оказывается, я так и не выключил его. А звонок был в мою дверь – кто-то пришел и хотел войти.
Я посмотрел на часы – полшестого. Господи! Кто там? Но уже догадывался кто. Казалось, совершенно невозможно пошевелить какой-нибудь частью тела, но я все же преодолел себя и поднялся, первым делом увидев, что в бутылке на столе не хватает три четверти содержимого. Я встал на ноги. Голова шла кругом, я был совершенно пьян и почти не мог стоять, не держась за что-то. Звонок звонил назойливо и нетерпеливо. «Иду, иду», – послал я мысленный импульс тому, за дверью, и пошел, опираясь о стены. Кое-как добравшись до двери, я открыл ее. Сергей Степанович стоял там. Я посмотрел на него, он посмотрел на меня.
– Доброе утро, – сказал он, глядя внимательно и чуть сердито.
Я хотел ответить, но почувствовал, что не в силах открыть рот, тогда я просто молча посторонился, впуская Сергея Степановича. Он вошел.
– Я уже решил, что вас нет. Хотел уходить, – проговорил он.
«Жалко, что не ушел», – подумал я, но ничего не сказал, только повернулся и, шатаясь, пошел на кухню, чувствуя за спиной тяжелый взгляд Сергея Степановича. На кухне я припал к чайнику, размачивая слипшийся рот и не определяющие сейчас себя внутренности. Сергей Степанович вошел следом.
– Та-ак, – мрачно протянул он, увидев шипящий телевизор, пепельницу, полную окурков, почти опустошенную бутылку и нас с чайником.
Я перестал пить и поставил чайник, чувствуя, что от воды головокружение усилилось, а внутри образовался бассейн. Я еле стоял на ногах. С трудом дотащился до дивана и скорее упал, а не сел. Телевизор все шипел, я не мог поднять руку и выключить его, хотя сидел совсем рядом.
– Вы что, всю ночь пили? – спросил Сергей Степанович.
– Угу, – ответил я.
– Так и не ложились?
– Угу, – ответил я.
– Это все вы выпили? – он показал глазами на бутылку на столе и вниз, где под столом стояла первая пустая бутылка.
– Угу, – ответил я.
– Я вам звонил, но вы не подходили, – он поискал глазами телефон и увидел, что тот выключен из розетки. – И телефон отключили, – констатировал он.
– Угу, – сказал я.
– Та-ак, – снова протянул Сергей Степанович и еще раз обвел глазами всю кухню, задержавшись на муравейнике в телевизоре.
– Присаживайтесь, – показал я ему на табуретку и услышал, как заплетается у меня язык.
Сергей Степанович сел, как был: в плаще и в ботинках.
– А чего вы не раздеваетесь? – спросил я. Слова получались какие-то корявые и смазанные.
– Я хотел ехать в больницу. Там внизу ждет машина.
– А-а, – я чувствовал, что силы оставляют меня, что сейчас я просто усну, так и не досмотрев, чем все кончится. Тогда я взял сигарету и закурил. Стало чуть легче. Сергей Степанович тоже закурил. Он молчал, глядя в окно и, похоже, размышляя о чем-то, хотя несложно было догадаться о чем. Я усмехнулся.
– Что вы смеетесь? – спросил он.
– Довольно несложно угадать ваши мысли, – все так же заплетаясь, проговорил я. – Вы пить будете? – Он покачал головой. – А то наливайте, не стесняйтесь.
– Нет, спасибо.
Телевизор шипел над ухом. Я хотел выключить его, но почему-то никак не мог сделать это.
– И о чем же я думаю? – спросил Сергей Степанович.
– Вы думаете, как посадить меня в машину и увезти в больницу, – пьяно улыбнувшись, сказал я. – Так?
Он пожал плечами и промолчал.
– А о чем я думаю, вам интересно?
– Да, – отсутствующим тоном сказал он, – конечно.
– А я ни о чем, – хохотнул я. – Хотя нет, я думаю, выпить мне или не стоит? Вы как считаете?
Он снова пожал плечами.
– Не знаю, – с напускным безразличием произнес он.
– М-м-м… Наверно, все-таки выпить, – я потянулся за бутылкой.
Хотелось быть пьяным и несерьезным в пику надутому Сергею Степановичу. Я чувствовал, что он вызывает во мне какое-то тягостное ощущение, словно я виноват в чем-то. Хотя, может, это было и правильно, но все равно. Я хотел спрятаться от него за пьянством. Собственно, это было просто продолжением того, что я начал делать еще вчера, с той лишь разницей, что теперь Сергей Степанович сидел здесь. Ладно, пусть себе сидит. В конце концов сам поймет все и уйдет рано или поздно – что ему здесь делать? Впрочем, мог бы и принять участие – мне не жалко.
– Так что, – спросил я, – вы будете?
– Нет, – все так же ответил он, – спасибо.
– Ну, как хотите.
Я налил себе рюмку и взял ее в руку.
– Ваше здоровье, – сказал я.
Он бросил на меня недовольный взгляд и снова уставился в окно. Я собрался с духом и выпил. Это было ужасно, казалось, что я тут же умру, распавшись на части, но потом все прошло. Я поставил пустую рюмку. Сигарета почти докурилась, я затянулся еще раз и потушил ее.
– Ну, – сказал я, – что у нас дальше?
Сергей Степанович молчал.
– Слушайте, – сказал я ему, – ну что же вы молчите? Вы ведь пришли уговаривать меня.
– Я не знаю, что сказать, – произнес он.
– Вот как? Что же, мне самому себя уговаривать?
Сергей Степанович не ответил, лишь недовольно опустив взгляд.
– Нет, – ухмыльнулся я, – я знаю, кого мне уговаривать, – и потянулся за бутылкой, – вот ее.
При слове «ее» я вспомнил о женской половине человечества.
– А кстати, где сейчас Леночка? – с бутылкой в руках нахмурился я.
– Не знаю, – ответил Сергей Степанович. – Наверно, дома.
– Давайте ей позвоним? Может, хоть она составит мне компанию?
Сергей Степанович молчал. Мне захотелось подразнить его.
– Уж она не откажется, – проговорил я, наливая себе рюмку. – Она хорошая, можете мне поверить.
Он бросил на меня уничтожающий взгляд.
– Ладно, – улыбнулся я, – шучу. Мы даже не целовались, – и засмеялся.
Сергей Степанович был как камень.
– Нет, а серьезно, – сказал я, – у вас как с женщинами?
Он был зол, но изо всех сил старался сдержать свое раздражение.
– Я женат, – сквозь зубы проговорил он.
– Это понятно, – не унимался я, – я не про жену, а вообще. Знаете, у нас в институте был парень, который ко всем приставал с вопросом: «Сколько у тебя звездочек на фюзеляже?» У вас как с этим?
– Что? – переспросил он.
– Ну, я про звездочки, – пояснил я и потом задумчиво: – Или про фюзеляж, – и пьяно улыбнулся.
Сергей Степанович был хуже камня.
– Ладно, – примиряюще произнес я, – не злитесь. Может, лучше пойдем сейчас запишем себе по звездочке?
Я снова смеялся. Сергей Степанович молчал, изо всех сил стараясь не замечать меня.
– Ну, вы не будете, – я поднял рюмку, – тогда ваше здоровье, – и выпил. На этот раз все прошло гораздо легче. Я крякнул, поставил пустую рюмку и закурил.
– Хотя нет, – продолжал я разрабатывать удачно найденную тему, – кого мы сейчас найдем? – я посмотрел на часы. – Седьмой час утра. Все или еще, или уже спят. К тому же воскресенье. Только мы с вами… Подождите, я знаю, кто еще не спит сейчас!
Новоприбывший алкоголь бурлил в крови, меня тянуло на подвиги.
– Леночка! – почти выкрикнул я. – Как ни крути, а все сходится на ней.
Я хотел добавить что-то еще, но не стал, глядя на лопающегося от злости Сергея Степановича.
– Давайте позвоним ей? – предложил я.
Потом положил сигарету, встал и пошел к телефону. Включив телефон в розетку, я взял его в руки и снова сел на диван. Набрал номер. После нескольких длинных гудков на том конце взяли трубку.
– Здравствуйте, – сказал я, стараясь говорить как можно более трезво, – Лену позовите, пожалуйста.
Трезвость выходила плохо.
– Ее нет, – ответил женский голос.
– Она еще спит? – поинтересовался я.
– Нет, она ушла.
Я был удивлен таким ответом, но потом спросил:
– А вы не знаете куда?
– На работу, – ответили мне и повесили трубку.
Я отставил телефон в сторону.
– Знаете, – сказал я Сергею Степановичу, – а ее нет. Говорят, что она в больницу поехала.
– Да? – рассеянно отозвался он.
– Да, – задумчиво проговорил я. – Что же делать?
Как-то не хотелось так просто оставлять это, я чувствовал, что мне уже надоело сидеть наедине с напряженным Сергеем Степановичем. Сам он не хотел уходить, а прогнать его просто рука не поднималась – все же он был хороший тихий человек. Ладно, если гора не идет к Магомету, вернее, если гора не уходит от Магомета… В общем, я решил, что неплохо бы прогуляться, а заодно и забрать Леночку. К тому же и спиртное кончалось, так что сидеть дома вообще уже не имело смысла.
– Все, – энергично произнес я, – хватит сидеть. Вы говорите, там машина внизу?
– Да, – ответил Сергей Степанович.
– Думаете, еще ждет?
– Конечно – это знакомый.
– Хорошо, – я ощущал прилив сил и жажду действий. – Тогда поехали.
– Куда? – не понял Сергей Степанович.
– В больницу, – улыбнулся я. – Вы же этого хотели?
Он удивленно уставился на меня.
– Вы хотите ехать в больницу?
– Да, – сказал я. – Поедем, заберем Леночку, а там видно будет. Поехали?
Я поднялся.
– Ну что, – снова беря бутылку, сказал я, – может, все-таки выпьете? – Он отрицательно покачал головой. – Ну, как хотите.
Я перелил остатки содержимого из бутылки в рюмку – получилось как раз сколько надо, – потом выпил и пошел одеваться.
Мы вышли на улицу. У подъезда действительно была машина. Водитель сидел, читая какой-то журнал. Сергей Степанович подошел и открыл переднюю дверцу. Я открыл заднюю и хотел сесть, но вдруг вспомнил.
– Вот черт! Я ведь телевизор забыл выключить.
– Ну и ладно, – махнул рукой Сергей Степанович. – Что с ним будет?
– Как это ладно? – возмутился я. – Он еще со вчерашнего вечера работает. Пойду выключу.
Я сделал шаг, собираясь вернуться, но Сергей Степанович остановил меня.
– Подождите, – сказал он, – давайте лучше я схожу. Где ключи?
Я размышлял пару секунд, потом решил, что это действительно лучше – совершенно не хотелось опять тащиться наверх.
– Ну, хорошо, – сказал я, давая ключи. – Только не забудьте посмотреться в зеркало и присесть на дорожку, – уже вслед ему крикнул я.
Сергей Степанович ушел. Я стоял у машины, курил, глядя по сторонам. Сейчас я совершенно не помнил об операции, думая, что еду просто на увеселительную прогулку. Потом вернулся Сергей Степанович.
– Все, – сказал он, – выключил.
– Дверь закрыли?
– Да, все хорошо, – ответил он, – можно ехать.
Мы сели в машину и поехали. По дороге меня чуть укачивало, я курил. Когда проезжали мимо магазина, я попросил остановить, вышел и купил бутылку и сигареты, потом мы поехали дальше. У больницы Сергей Степанович сказал «спасибо» своему знакомому, попрощался с ним, и тот уехал. Войдя в больницу, мы прошли по коридорам и наконец оказались в кабинете Сергея Степановича. Там было пусто, Леночка еще не пришла, на машине мы добрались быстрее нее.
– Уф! – сказал я, опускаясь на кушетку. Сидеть было все же приятнее, чем ходить. Я достал сигарету и закурил.