Былой холодный расчет Эрики Пауэрс постепенно трансформировался в бдительную привязанность, позднее – в рассудочную любовь. Претендентка на звание невесты ревностно следила за температурой отношений и выжидала.
Вскоре логика военной кампании привела обоих к предсказуемому перемирию. К этому моменту коса, нашедшая на камень, заточилась, став еще острее, и попутно облагородила камень, который стал ровнее и приобрел глянец. Положительные перспективы этого взаимно развивающего союза были налицо, однако Альфред отложил решающий шаг из-за двухнедельной поездки в Италию. Вопреки ожиданиям, Эрика, цепко следившая за каждым шагом своего избранника, отказалась от путешествия вдвоем и спокойно отнеслась к его решению лететь в Европу без нее.
Особа, имеющая официальный статус жены, – это политик, избранный и заступивший на высокую должность, а посему некоторые не уверенные то ли в ней, то ли в себе мужчины избиратели на годы затягивают ее предвыборную кампанию. Они попросту боятся дать законную власть той, которая вполне устраивает их как домашняя хозяйка и соседка по кровати. Да, там, где есть политика и власть, обязательно будет война, явная или тайная, но прогресс без войны почти невозможен, а от того, кто слишком долго балансирует в неопределенности, всегда ожидают обмана и предательства.
Альфред вернулся из Италии с готовым решением о добровольной капитуляции, поэтому отдал дань традиции, порожденной кинофильмом «Завтрак у Тиффани», и преподнес Эрике Пауэрс кольцо с бриллиантом. Случилось это накануне дня рождения Альфреда, 30 апреля 1991-го года, и стало для Эрики наиприятнейшим сюрпризом. Молодая особа, ежедневно сомневавшаяся в брачном финале, но втайне мысленно уже обладавшая заветным кольцом (хотя еще и не знала, как оно выглядит), эта особа, получив предложение руки и сердца, на всякий случай удивленно хлопнула ресницами, сделала вид, что задумалась, и только потом согласилась.
В тот день Эрика впервые осталась ночевать в доме Гарднеров. Этим она выразила своему избирателю благодарность за победу на выборах и дала понять, что заступает на должность супруги досрочно, не дожидаясь церемоний.
Официальная помолвка состоялась на следующий день и была приурочена к торжеству по случаю дня рождения Альфреда. Когда первая волна поздравлений откатила тучный папаша Джон вынул изо рта сигару и громогласно задал вопрос, который показался гостям слишком прямым и даже грубоватым:
– Мистер Гарднер, почему вы решили жениться на моей дочери?
Альфред ответил без малейшей паузы, что убедило собравшихся гостей в продуманности только что сделанного им шага:
– Сочетание красоты и ума есть качество редкостного бриллианта, поэтому мне нужна именно ваша дочь, мистер Пауэрс.
– Достойный ответ, мистер Гарднер, – дрогнувшим голосом проговорил отец Эрики и, подойдя к жениху, в молчании долго тряс ему руку, отчего всем стало ясно, что папаша Джон растроган.
– Достойной будет и оправа для бриллианта, который вы мне доверили, мистер Пауэрс.
Этими словами Альфред заслужил расположение папаши Джона и был принят им в ограниченный круг своих. Вторая волна поздравлений сгладила все неловкости от эмоций и чувств. Эрика сияла, излучая искреннее радужное счастье. Как удивительны редчайшие и прекраснейшие в мире цветы, так одухотворены и восхитительны все влюбленные невесты.
С энтузиазмом приступив к подготовке свадебного торжества, Эрика в полной мере задействовала свою вулканическую энергию, организаторский талант, расчетливость и практицизм. Разработка сценария торжества, дизайна пригласительных открыток и меню стали для нее легкой разминкой. Успевая думать как о важном, так и второстепенном и делать все без ущерба для качества результата, она держала в голове сотню разных мелочей и чуть не свела с ума event-менеджера – даму вдвое старше. В конце концов та сдалась и предложила мисс Пауэрс взять на себя часть обязанностей в ущерб размеру оплаты по договору. Та согласилась, но сумму не урезала. Эрика была готова работать задаром, лишь бы контролировать процесс.
Сотрудница event-агентства осталась довольна, что не помешало ей тайно сочувствовать Альфреду. По ее мнению, он добровольно спускался в кипящее жерло вулкана на тонком канате и собирался обрезать его под звуки пения свадебного хора из оперы Вагнера «Лоэнгрин».
Блаженны девушки, которые считают: вышла замуж – жизнь удалась. В семье как в земледелии: весной надо пахать и сеять, летом выпалывать сорняки, по осени уметь сохранить выращенный урожай, и лишь зимой позволительно наслаждаться идиллией покоя.
Уже на первом году брака Эрика, влюбленная, но не способная любить до безумия, хорошо понимала, что после сдачи ею своей крепости на выгодных условиях придется вести две новые войны – наступательную за влияние внутри семьи и оборонительную по отношению к внешним угрозам.
В одном из текстов Шримад Бхагаватам говорится следующее:
Как командующему гарнизоном крепости не составляет труда отразить все атаки разбойников, так и … [мужу], находящемуся под защитой жены, нетрудно отразить все атаки чувств, перед которыми … [холостые мужчины] беззащитны.41
Не имея представления о вышеприведенной мудрости древних ведических Пуран, Эрика последовательно применяла ее на практике. Дабы уберечь коменданта своей крепости от атак разбойниц, она удвоила бдительность, стала еще более ревностно относиться к своей внешности и лишь отчасти ослабила охрану своих бастионов; она чувствовала, что обладание через игру и преодоление доставляет Альфреду удовольствие.
Винсент и Мариэн были единодушны в мнении о том, что их сыну, развращенному холостяцким легкомыслием, нужны стальные объятия именно такой супруги, как Эрика. За ее властолюбием они разглядели искреннюю любовь к их сыну и поощряли невестку почти во всем. Заручившись этой поддержкой, Эрика вскоре упрочила те эластичные нити привязанности, которые сплетаются в затейливые узоры и со временем превращаются в крепкие узы супружества. Таким образом, ей удалось занять прочное место на семейном олимпе уже в первый, самый сложный год замужества, однако внешние угрозы не позволяли ей расслабиться. Собственно, она привыкла к этому еще со времен старших школьных классов и в колледже, а после свадьбы увеличила свой политический вес и успешно пользовалась административным ресурсом супруги.
Вокруг Альфреда по-прежнему вращались очаровательные создания, предлагавшие свою молодость и красоту как свадебный товар. Будучи такой же охотницей, как они, но обладая явным преимуществом в уме и целеустремленности, Эрика видела насквозь все хитрости этих цепких разбойниц, самой опасной из которых была ее экс-подруга, роковая блондинка Лиз Стоун.
Подковерная борьба двух бывших подруг выплыла наружу со страшным скандалом еще на свадьбе; тогда Лиз якобы случайно пролила вино на подвенечный наряд Эрики. Чудеснейшее белоснежное платье, взлелеянное с придыханием в мечтах, сделанное на заказ с кучей пожеланий и поправок, купленное за огромные деньги, в один миг превратилось в красно-белые тряпки. И это за час до начала свадебной церемонии! Эрика рыдала впервые в жизни.
Весть о трагедии разнеслась между собравшимися гостями со скоростью облачной тени, бегущей по земле. Ощущение праздника улетучилось; ожидание начала церемонии стало черно-белым. Многие из приглашенных, особенно женщины, испытывали сердечное сострадание к беде невесты. Лиз и ее свита откровенно злорадствовали.
Безнадежное положение спас Винсент Гарднер. Сделал он это удивительным образом и задолго до свадьбы, когда рассказал сыну о двух подвенечных платьях Дианы, принцессы Уэльской. Тогда, в 1981 году, копия была сшита в строжайшем секрете и стала одной из сокровенных тайн мира моды. Младшему Гарднеру идея понравилась. Эрика об этом ничего не узнала.
Когда в момент настоящей трагедии Альфред, как волшебник, преподнес невесте коробку с новым платьем, она чуть не умерла от прикосновения к чуду. С шоком, конечно же, удалось справиться, после чего каждая ниточка, каждая бусинка и каждый драгоценный камень были тщательно проверены. Все оказалось таким, как должно быть.
Невеста вышла на церемонию в белоснежном платье, с гордо поднятой головой, ослепительно сверкая взглядом, как некогда королева, – алмазными подвесками, коих на ее одеянии было ровно столько, сколько подарил ей король.
Подлинное торжество невесты было очевидным для всех гостей, но лишь немногие из них догадывались, что она не удовольствуется этой грандиозной победой. Те, кто хорошо знали о хищном темпераменте Эрики Пауэрс, припомнили, что она никогда не прощала выходки в десять раз более безобидные, чем порча такой сакральной вещи, как первое в жизни подвенечное платье. По всему, она должна была испытывать воинственную ярость. Между тем коварная Лиз Стоун все еще находилась среди приглашенных.
В разгаре поздравительных речей, милых улыбок и искреннего смеха Лиз вдруг упала на тележку с бокалами, да так неудачно, что распорола себе вены битым стеклом. За секунды до трагического падения за ее спиной скользнула белая тень и исчезла быстрее, чем Лиз оказалась на земле. Кое-кто из самых наблюдательных распознал в этой тени Эрику, но счел за благо не связывать ее с несчастным случаем, так как Лиз Стоун еще за час до начала свадьбы заработала себе репутацию ужасно неловкой особы.
Среди гостей оказался доктор и буквально не позволил ей умереть. Лиз увезли в карете скорой помощи. Проигравшая в свадебной гонке пережила период депрессии и около полугода восстанавливала здоровье…
На следующий день Альфред вспомнил об этой трагедии в приватной беседе с молодой супругой и походя заметил, что порезанные вены и возможная смерть – это слишком суровое наказание за порчу платья. Эрика ответила убежденно и не раздумывая:
– Иное пролитое вино непременно должно превратиться в такое же количество пролитой крови. Мне жаль, что ты этого не понимаешь.
Глава 13. Обратная сторона Луны
Гарднер поднимался по лестнице парка Магуайр и еще издалека заметил Диану, ожидающую в условленном месте: она стояла напротив сокола и разглядывала гигантский барельеф на западном фасаде библиотеки. Альфред подошел к дочери со спины и поинтересовался, обращаясь к ней по-русски:
– Как прошла экскурсия?
– Чудесно, – не оборачиваясь, ответила она также на русском.
Альфред взглянул на часы:
– Ровно два часа дня. Я пунктуален, – он посмотрел на огромные фигуры Фосфора и Геспера и невольно пробормотал: – Ведь это звезда Утренняя и Вечерняя!..
– В Библии утренней звездой назван Иисус, а Фосфор, он же Люцифер, отождествлен с ней еще в античности, задолго до первых христианских сект.
Альфред помыслил вслух:
– Тут какая-то путаница… Иисус – сын божий, а Люцифер всего лишь падший ангел.
– Эта путаница возникла из-за толкователей, они дерутся за величественный образ яркой звезды ради власти над умами паствы. Пыль от их драки скрывает сияние истины: Венера – это просто планета.
– Дерутся за планету? – рассеянно переспросил он. – Диана, ты меня удивляешь.
– Это получилось непроизвольно. Когда я действительно хочу удивить, происходит нечто вроде апокалипсиса, – она обернулась, но, едва увидев Альфреда, широко открыла глаза и ошеломленно воскликнула: – Папа?!
– Разумеется, это я! А кого ты ожидала увидеть? – на его лице появилось выражение беспокойства. – Диана, с тобой все в порядке?
– Да, просто наше величество изволили шутить, – спокойно сказала она и удовлетворенно добавила: – Выглядишь шикарно.
Альфред натянуто рассмеялся, но быстро перестал и принялся вглядываться в лицо дочери: во внешности ее произошли тонкие, невидимые глазу сдвиги. Понять суть каждого из них в отдельности было сложно, однако сумма их являла собой совершенство, спокойное, как океанский штиль на вечерней заре, и слепящее бликами солнца в бесконечной водной глади. Дочь смотрела на отца, слегка приподняв подбородок и опустив длинные изогнутые ресницы, но даже из-под них ее глаза жгли самоуверенно и слегка надменно.
– Диана, ты была в салоне красоты вместо экскурсии?
– Я познакомилась с дьяволом, и он сделал меня красивой, – серьезно сказала она, внимательно разглядывая лицо Альфреда. – Пока мы с ним разговаривали, время стояло на паузе, а потом экскурсия продолжилась. Все прошло замечательно, мне было очень интересно.
– Розыгрыш удался, – он смущенно пригладил волосы от лба к затылку.
– Какие у нас планы, пап?
– Планы? – рассеянно переспросил он. – Ах, да… заедем в автомобильный музей Петерсона, потом отвезу тебя домой.
Они спустились по лестнице, почти не разговаривая. Альфред гадал о том, где Диана взяла деньги на дорогой макияж, но ответа не находил. Около джипа он нажал кнопку автомобильного брелока, сел за руль и тут увидел, что дочь устраивается справа от водительского кресла.
– Диана, ты ничего не перепутала?
– Что тут можно перепутать? Руль с колесом?
– Твое место на заднем сиденье.
– Я хочу здесь.
Он вставил ключ в замок зажигания и с укором посмотрел на дочь. Она была невозмутима, как пилот истребителя.
– Устал? Мне повести машину?
Альфред счел предложение дочери за неудачную шутку.
– Пересаживайся. Сзади безопаснее.
– А впереди лучше обзор, – она вытянула ремень и пристегнулась, давая понять, что вопрос решен и обсуждать больше нечего.
– Диана, откуда такое упрямство? Ты всегда сидела сзади.
– Кажется, поняла. Если я не пересяду, то машина не заведется? Это ведь так работает, да? А когда сяду за руль? Неужели отвалятся колеса?
– Если мама увидит тебя на переднем сидении, придется выслушать ее упреки. Я не прочь поупражняться в красноречии, но тебе тоже достанется.
– Не бойся, малыш! Я сумею нас защитить! – она вдруг залихватски хлопнула отца по плечу, подмигнула и заговорила с хрипотцой, изображая просоленного морского волка: – Мы дадим бой и отстоим право сидеть там, где хочется! Это свободная страна, черт меня раздери! Эй, бездельники! Поднять паруса!
Гарднер нахмурился, скрывая замешательство, но, осененный догадкой, вдруг утратил контроль над выражением собственного лица.
– Маргарет?!
– Ты знаешь мое имя? – она протянула руку к крышке бардачка, бесцеремонно вынула оттуда ворох бумаг, отбросила штрафы за парковку и развернула сложенный вдвое сертификат Title. – Альфред Гарднер. Бель Эйр, улица Бельканто Шанти, 1518. Ого! Я живу в престижном районе, не менее звездном, чем гламурный Беверли Хиллз! Ты сын Винсента Гарднера?
Альфред рассеянно кивнул, соображая, как лучше себя вести. Ожидаемое появление второй дочери оказалось внезапным, словно молния, предсказуемо бьющая в высокий шпиль. Маргарет убрала бумаги в бардачок и представилась:
– Очень приятно, меня зовут Рита Гарднер, рада нашему знакомству, папа, – она сделала паузу, давая ему возможность говорить, но Альфред молчал. – Ты не против, если я буду называть тебя папой?
– Нет.
– Очаровательно. Теперь скажи: откуда ты меня знаешь?
– Когда тебе… в пять лет Диана стала очень беспокойным ребенком, и Эрика… она строгая мать…
– Наказывала дочь за проступки, это понятно, – нетерпеливо помогла Маргарет.
– Да, но Диана утверждала, что виновата не она, а другая девушка. Так мы узнали твое имя…
– И сразу потащили девочку к психиатру.
– Да… Эрика настояла. Дианой занялся специалист по дис… дисцисо…
– Диссоциативным расстройствам. Можешь не продолжать. Ты тоже считаешь меня субличностью?
– У тебя есть другое объяснение?
– Разумеется. Я настоящая!
Альфред положил руки на руль и уставился перед собой, не различая приборной панели. В голове промелькнул беспокойный вопрос.
– Где сейчас Диана?
– Спит и видит сны, – равнодушно отвечала Маргарет.
– Она в безопасности?
– Принцесса в башне, там уютненько и тепло, большая кровать с органзой от насекомых. Правда, там темно. Ночь.
Альфред посмотрел на лицо дочери, пытаясь понять смысл сказанного, но ее агрессивная красота смешала его мысли и затмила все попытки логического анализа.
– Немыслимо… у тебя даже внешность другая.
– Это иллюзия, – Маргарет принялась искать в сумочке, тихо недоумевая: – Почему Диана не носит с собой зеркало? – она подалась влево к отцу, посмотрела на себя в зеркало заднего вида и вздохнула. – Ну конечно! Я такая же, как и раньше. Некрасивая девушка, которой придется прилагать в сто раз больше усилий там, где смазливая милашка все получит даром. Это если отказаться от роли Пандоры и покрова Исиды… А если согласиться?.. Тогда никто из смертных не сорвет покрова с моей тайны.
– Покрова тайны?
Альфред будто увидел хвост рыбы, стремительно ускользающей в подводную нору. Пытаясь разобраться, в каком из тайников сознания спряталась промелькнувшая догадка, он замер, внезапно вспомнил имя Пандоры и странную фразу отца в письме.
Гарднер вынул из кармана конверт и стал перечитывать заново. Маргарет придвинулась ближе и тоже стала читать, будто письмо было адресовано им обоим. Пробежав глазами по верхним строчкам, она напряглась, как кошка, услыхавшая мышиный шорох:
– Опять письмо? Вы что, все сговорились?
Альфред взглянул на дочь, собираясь пожурить за бесцеремонность, но промолчал, поражаясь энергии и всевластию ее любопытства. Маргарет этого не заметила. В такие моменты кошки особенно уязвимы, им нет дела ни до чего; все их внимание сосредоточено в луче, длинном и остром, как шпага, направленная в цель.
Поручение Винсента Гарднера вынуждало утаивать план до назначенного срока. Альфред спохватился, свернул листок, но кошка требовательно положила свою мягкую лапку поверх его руки.
– Ты же знаешь, я умею хранить секреты, – промурлыкала Маргарет, будто ее и отца уже сотню лет связывала тысяча тайн, принадлежащих только им одним: – Дай дочитать! – мягко потребовала она и легонько пошлепала Альфреда по руке.
Он вдруг поймал себя на том, что не в состоянии сопротивляться ее кошачьим повадкам, и выдал вслух промелькнувшую мысль:
– Диана так не умеет… – он развернул листок и нашел строчку, на которой отвлекся.
В салоне джипа стали слышны приглушенные звуки города. Взгляд Маргарет возбужденно бегал по строчкам. Закончив чтение, она подвела итог:
– Кое-что ясно, но многое непонятно, особенно насчет того, что она в прошлом, будущем и сущем.
– Постой, давай-ка поподробнее. Что тебе стало ясно из письма?
Маргарет вздохнула и стала методично перечислять:
– Тебя волнует тайна, которая касается меня; твой отец знал разгадку, но утаил при жизни. Дальше он пишет о времени и месте встречи со мной. Седьмой лунный день начался вчера и закончится сегодня, не помню во сколько, но здесь важна отсылка к астрономии и голове терминатора…
– Постой, ведь это граница между светом и тенью!
– Слава богу, ты пришел! О Фосфоре и Геспере ты уже догадался – это вторая астрономическая отсылка и еще одно указание на место моего появления и нашей первой встречи. Я вечерняя звезда, Диана утренняя, а вместе мы одна планета. Только мне это не нравится, потому что я и Диана – это совсем не одно и то же.
– А описания Звезды?
– Это все про меня, начиная с голоса, – невозмутимо заявила Маргарет, наклонилась к уху отца и заговорила плотоядно, слегка сонно, будто нежась в шелковых объятиях ароматной постели: – А-ах… я знаю, что мужчинам нравятся дамы с низкими грудными голосами и хрипловатым тембром… они кажутся доступными… ты уже чувствуешь, как твоя воля растворяется в моем голосе? Ты уже знаешь, что выполнишь любое мое желание?
Голос дочери исходил откуда-то из глубин ее существа и давил на сознание, вытесняя его область неконтролируемого.
– Маргарет, перестань, по мне гусиная кожа поползла. Я уже хочу сбросить скорость, но тут нельзя, мы попадем в аварию.
Она отстранилась и сказала обычным своим голосом:
– Это мурашки… Я потратила кучу времени, чтобы научиться петь сиреной. Ненавижу просить, особенно у мужчин, но внушать им то, что я хочу, совсем другое дело. Это как влезть в шкуру питона Каа и говорить с бандерлогами.
– А что насчет всего остального? – спросил Альфред и добавил из вежливости: – Пойми, мне сложно поверить, ведь мой отец тебя совсем не знал.
– Знал, раз описал меня так точно, – возразила Маргарет. – Про Пандору, надеюсь, все понятно, я уже взялась сыграть ее. Сценарий спектакля мне не дали, но это поправимо. Что там еще? Ах да, жемчужина. Это значение моего имени в переводе с греческого. Черная значит редкая, а то, что черный перламутр имеет богатую гамму пепельных оттенков – простая очевидность. И кстати, я брюнетка, это мое кредо, – она снова заглянула в зеркало. – Ужасный цвет… обязательно перекрашусь, когда будет время.
– Ты ночной мотылек?
– Вполне возможно, я люблю ночь. Кажется, мой дед знал обо мне больше, чем я сама; говоря о крови в огне, он, конечно же, имел в виду рубины. Обожаю эти камни. Просто дурею от них…
– А что с цветком?
– Пока не знаю, но узнаю обязательно.
– Почему важно хранить молчание?
– Относительно меня строят какие-то планы, поэтому болтать не следует. Про ключ к откровениям ничего не понятно, кроме того, что он не один. Второй спрятан в письме для Мариэн Гарднер. Теперь скажи, что за тайна тебя беспокоит?
– Это… связано с тобой, Дианой и моим сном восемнадцатилетней давности.
– Вернемся к этому позже, а что со вторым письмом?
Альфред с осуждением посмотрел на Маргарет, собираясь укорить в любопытстве, но снова промолчал. Блеск в ее взгляде напомнил ему голодную кошку, которая увидела лакомство в руках человека и уже знает, что это для нее.
– Второе письмо запечатано.
– Самое время распечатать, – сказала она, будто речь шла о конфете в обертке.
– Нет! – решительно возразил Альфред, – это письмо адресовано моей матери.
На капот джипа запрыгнула черно-белая кошка. Ступая мягко и неторопливо, она подошла к лобовому стеклу и уселась прямо перед девушкой.
– Привет, чего тебе? – спросила Маргарет, всматриваясь в кошачьи глаза.
Животное приоткрыло пасть, издавая какие-то звуки, но в салоне джипа их не было слышно.
– Какую еще птичку? – сердито спросила Маргарет.
Кашка беззвучно мяукнула, лениво поднялась и спрыгнула на асфальт. Альфред, скептически наблюдавший за этой короткой беседой, спросил не без иронии:
– Неудачные переговоры?
Маргарет равнодушно пожала плечами:
– Она хочет, чтобы я посадила птичку в клетку.
Альфред молча отвернулся и завел двигатель. Неторопливо выехав на 5-ю Западную улицу, он сообщил тоном участливым и мягким:
– Маргарет, милая, мне крайне интересно все, что происходит с тобой и Дианой, но если вздумаешь шутить так в присутствии мамы, то в нашем доме соберутся все психиатры Калифорнии.
Улица плавно перешла в съезд, нырнула под несколькими эстакадами и вывела на автостраду Харбор. Маргарет разглядывала дорожные указатели, небоскребы и редкие пальмы, проплывающие за окном.
– Сейчас бы искупаться, – мечтательно сказала она. – Далеко отсюда до побережья?
– По этой дороге минут тридцать до Пирса Санта-Моники, но вода еще холодная.
– Хоть бы ножки помочить. Никогда не видела океан.
– Тогда музей подождет. Оставим машину на стоянке у аквариума и прогуляемся по пляжу.
Маргарет радостно заулыбалась:
– Спасибо, пап, ты не представляешь, как мне этого хочется.
От благодарности дочери и ее чарующей улыбки на душе у Альфреда потеплело. Тревога за Диану, которая непостижимым образом исчезла и в то же время находилась рядом, немного отлегла. Ему вдруг почему-то вспомнилась Ванесса, но тут заиграл телефон.
«Это мама… Что ей нужно?»
– Маргарет с тобой? – без предисловий спросила Мариэн.
Он коротко подтвердил, скрывая свое удивление от ее осведомленности.
– Прошу тебя, Альфред, будь с ней откровенен. Впрочем, если хочешь нажить себе врага, сделай наоборот. Пожалуйста, передай ей трубку.
Альфред отдал телефон дочери и пояснил, кто будет с ней говорить. Она бросила на отца быстрый косой взгляд и заметила его жадный интерес.
Мариэн представилась, приветствовала внучку, выразила свое удовольствие несколькими искренними фразами и перешла к делам насущным:
– Звонила Джулия Сандерс из библиотеки и очень лестно отзывалась о твоей эрудиции в вопросах оккультного символизма. Мне было приятно слышать похвалы в твой адрес, но я знаю, что ты не открыла посторонним и десятой доли своих талантов. Мы обязательно поговорим, когда представится возможность, а пока старайся не привлекать к себе внимание. Это довольно опасно. Твоего появления ждали и обязательно попытаются вовлечь в темные игры…
– Думаю, им уже удалось…
– Ни слова больше, милая, – мягко предостерегла Мариэн. – Будь осмотрительна, не доверяй никому, кроме родных, и еще… Пожалуйста, напомни Альфреду о поездке с Эрикой.
Маргарет с удовольствием слушала Мариэн Гарднер; та говорила на идеальном русском языке, без акцента, слегка повелевала, делала это естественно и привычно, по праву женщины, которая знает о своей исключительности, но не желает выставлять ее напоказ. Маргарет слушала спокойный голос женской мудрости и думала, что именно такое впечатление хотела бы производить сама. Люди должны понимать – она приглушает блеск своего ума густой вуалью просто потому, что не желает ослеплять всех подряд.
Мариэн сказала все, что считала необходимым, и попрощалась. Маргарет отдала телефон и передала отцу ее просьбу. Некоторое время они молчали, думая каждый о своем. Наконец Альфред заговорил:
– Моя мать уверена, что конфликт между тобой и Эрикой неизбежен, но отец дал мне поручение, – Альфред похлопал рукой по внутреннему карману с письмом. – В ближайшие дни я буду занят. Тебе придется побыть Дианой. Сумеешь?
– Еще одна роль? – усмехнулась Маргарет.
– Это просто. Представь себе Белоснежку и Королеву, но не злую, как в сказке, а слишком заботливую, чтобы позволить дочери быть самостоятельной. Только учти – переигрывать нельзя. Эрика замечательная актриса и почует фальшь, как акула кровь.
– Я чувствую Диану…, знаю, как бы она поступила в той или другой ситуации, но роль Золушки не в моем амплуа.
– Амплуа, это рамки, в которые заключен талант. Хорошая актриса выше любого амплуа, она может сыграть кого угодно.
– Не уговаривай, я не стану притворяться беспомощной.
Альфред тяжело вздохнул.
– Тогда нам следует приготовиться к Армагеддону.
– Извини, но все умрут, – со спокойствием камня сказала Маргарет и серьезно спросила: – На каком кладбище у нас выкуплен участок? Там достаточно места для тебя, меня и мамы? Если нет, то нужно докупить и подумать о том, в какой последовательности мы будем хоронить друг друга.
– Маргарет, прекрати, – мрачно процедил Гарднер, – это совсем не смешно.
– А меня распирает от смеха! – вдруг вспылила она. – Дьявол всерьез предлагает мне роль Пандоры в обмен на ее красоту; Эпиметей хочет, чтобы я была пай-девочкой; Прометей прячет от меня огонь. Какого черта тут происходит? Почему всем надо, чтобы я прикидывалась дурочкой? Знаешь, что? Я подумала и решила: я буду играть только себя!
– Маргарет, у тебя истерика.
– Просто выпустила пар, мне было это нужно.
– О каком дьяволе ты все время говоришь?
– Его зовут Дионис Парва, он имеет какое-то отношение к церкви Сатаны.
– Так это он дал тебе деньги на салон красоты?
– Оставь эту версию, она ложная, – Маргарет осмотрелась. – Я хочу пить.
Альфред достал из дверного кармана бутылку с водой и отдал дочери. Она взяла из сумочки салфетку, увлажнила ее и принялась протирать кожу вокруг глаз. Краски было мало, Диана лишь слегка подводила стрелки и накладывала немного теней на веки.
Маргарет посмотрела на отца и спросила:
– Теперь похоже, что у меня есть или был дорогой профессиональный макияж?
– Значит, ты меня не обманывала?
– Лжет Диана. Всегда из страха и неуверенности. Я другая, могу умалчивать, но если говорю, то исключительно правду. Это касается только моих близких, и того же я требую от них, независимо от того, думают ли они «до» или «после», – Маргарет холодно взглянула на отца. – Очень надеюсь, что мне не придется тебе это повторять.
Альфреду понравилась прямота дочери, однако беспокойство не прошло.
– Но твоя внешность… я ее вижу, ты действительно другая.
– Красота Пандоры иллюзорна, ее видят все, кроме меня.
– Кто этот Дионис Парва? Что ему было нужно от тебя?
– Он предложил мне найти то, что спрятано, дал подсказки, пообещал награду и заплатил иллюзорный аванс. Все это похоже на мошенничество или даже на попытку сделать из меня комнатную собачку. Не волнуйся, я справлюсь, но от помощи не откажусь. Мне надо узнать побольше об этом мужчине. На вид ему лет тридцать, красивый, темноволосый, одет со вкусом, дорого, на левой руке кольцо с каплевидным рубином; умен, эрудирован, красноречив, с хорошими манерами, слегка театральными, но это его не портит.
– Какую награду он тебе обещал?
– Что может пообещать амбициозной девушке тип, смахивающий на Мефистофеля? Разумеется, красоту, корону, привилегии… – она помолчала, глядя на дорожное полотно, устремленное в перспективу. – Оставим это. Я еще не выяснила все, что мне нужно, поэтому не приняла никаких решений.
– Значит, Дионис Парва… Чем еще я могу быть тебе полезным?
– Помоги разобраться в наших семейных тайнах. Расскажи о своем сне.
Альфред взглянул на часы и этим выдал свое нежелание пускаться в длинный рассказ, но отказывать в просьбе дочери ему тоже не хотелось.
– Это было в ночь на первое мая, в мой тридцать четвертый день рождения. Из сна я узнал, что в одной дочери получу двух – божественную жемчужину из воды и огня.
– На латыни имя Дианы означает «божественная», а моё переводится с греческого как «жемчужина», – с интересом заметила Маргарет. – Получается, что имена дочерей были предсказаны тебе во сне.
– Чтобы понять это, мне понадобился не один год.
– Значит, ты родился в Вальпургиеву ночь. Интересно.
– Ты и на это обратила внимание, – Альфред качнул головой, отдавая должное прозорливости дочери. – Мой отец полагал, что сны говорят образами – особым языком, на котором бесконечность общается с душами людей. В ее речах нет места для лжи и суетных мелочей. Бездна всегда вещает о главном… – он вдруг вспомнил совет матери насчет откровенности. – Знаешь, я, пожалуй, расскажу тебе о моем сне подробно, так что приготовься слушать, это будет долго.