Глава 4. Никитос
В узком семейном кругу, самый младший из Гуляевых – Никита (домашние его называли Никитос) любил подшучивать над собой, цитируя классика:
У старинушки три сына:
Старший умный был детина,
Средний сын и так и сяк,
Младший вовсе был дурак.
Никитос кокетничал – дураком он себя не считал. Напротив. Анализируя накоротке структуру российского общества, Никитос причислял свою персону к тонкой люксовой прослойке – intellectual elite, креативный класс.
– Мы еще сделаем программное заявление – дайте срок! – трепался на домашней кухне новоявленный хипстер, уплетая вареники.
– Ты поосторожнее с выражениями – морщился отец, невольно вспоминая лагерную житуху. – Сперва выучись, профессию освой, прежде чем митинговать. Не век же на отцовой шее сидеть.
В 2000-ые в Технограде пооткрывалась масса коммерческих вузов, куда валом валил народ, главное – плати монету. Никитос и рад бы рвануть в какую-нибудь «академию туризма», да только денег на обучение младшего сына у Гуляевых не было. Хочешь учиться – поступай на бюджет, в госвуз. Поэтому Никитосу пришлось штурмовать местный пединститут, куда он пролез со второй попытки, на географический факультет. Впрочем, через три года Никитос без сожаления бросил учёбу. Ему осточертела атмосфера беспросветной скуки, которая пожирала Никитоса, едва он переступал порог института. Особенно были невыносимы лекции, когда мозг автоматом переходил в спящий режим под убаюкивающий гундёж преподавателя, а чугунная голова бессильно падала на тетрадь, чтобы забыться вечным сном.
Иногда, в минуты вдохновения, Никитос баловался стишками, поглядывая с задней парты на смазливых однокурсниц:
Вот стихи о тебе, вот ноты,
Говорят, очарованный странник
Раздобыл их в долине рассветов.
Где бурлят золотистые воды,
Омывая слезой изумрудной
Прах когда-то сгоревшей планеты.
Однажды в кафе, на студенческом «корпоративе» по случаю Нового года, Никитос прочёл свои стихи самой красивой девушке в группе – Юлие. И после этого, признался ей в любви, трогательно поцеловав ручку. И всё бы ничего, да только готовясь к сердечной исповеди, Никитос здорово перепил, щедро подливая себе коньячок, отчего «оголенные нервы поэта» стали воспринимать действительность в розовом цвете.
– Дорогая сядем рядом, поглядим в глаза другу другу…– декламировал Никитос есенинские строчки, нежно обнимая любимую за осиную талию. Культурная девочка Юля, напуганная страстным напором, пыталась урезонить воздыхателя, чьи шаловливые ручонки полезли ей под юбку. Но юный поэт не сдавался, целуя лебедушке прелестную шейку.
Всю малину испортил однокашник Рыжков («Рыжий»), который тоже страдал по красотке Юлие, и почуяв неладное, сунулся в душевный разговор двух сердец. Взбешённый Никитос тут же вызвал соперника на дуэль, театрально бросив в него грязной салфеткой, исполнившей роль белой лайковой перчатки. Рыжий смело откликнулся на вызов, стараясь казаться в глазах Юлии этаким Печориным, готовым тотчас же драться хоть на пистолетах, хоть на шпагах. А опасность, риск смерти…он презирает их, он смеется над ними!
Дуэль состоялась в маленьком скверике, недалеко от кафе. Соперников сопровождала горстка секундантов и сочувствующих. Царственная Юлия отказалась лицезреть битву поклонников, которые казались ей глупыми мальчишками, недостойными внимания (то ли дело проректор Платонов – вот это мужчина!).
За неимением шпаг, Никитос и Рыжков решили драться на кулаках. Оба встали в боксерские стойки, слабо представляя дальнейшие тактические шаги. Противники ушли в глухую оборону, обхаживая друг друга, выжидая момента для мощного сокрушительного удара. Увязнув в позиционной тактике, они всё не решались на размен, поигрывая интеллигентскими кулачками, психологически подавляя соперника.
– Ну, долго еще ждать? – крикнули им девчонки, успевшие выкурить по паре сигарет. – Покривлялись, и хватит. Айда бухать!
Горе-бойцы, продрогшие в тонких джемперах – на морозе, под луной – уже жалели о своей затее, и были бы рады снова оказаться в тёплом кафе, с коньячком, но боялись показаться «очкунами». Каждый рассчитывал, что кто-то из однокурсников встанет между ними, бросится мирить, а там всё закончится выпивкой, благородными рукопожатиями и т.д. Но староста группы Сиволдаев важно сказал на бабьи причитанья, загоняя девчонок в кафе:
– Без вас разберемся! Это мужской разговор!
Оставшись в пацанском окружении, Никитос с Рыжим, перешли к активным действиям, выбрасывая разящие «джебы» и «лоу-кики» в морозный воздух. Впрочем, со стороны это походило на африканские танцы диких племен.
Науськиваемые пьяными однокашниками, которые жаждали настоящего побоища, а не халтуры, «гладиаторы» начали осторожно работать по корпусу, выцеливая уязвимые точки на теле противника. Рыжий сдуру зарядил в печень Никитоса, но угодил кулаком в локоть соперника, отчего травмировал палец. Заорав от боли, Рыжков попёр на недруга, и вскоре оба очутились на снегу, извиваясь нервным клубком агонизирующих тел.
Неизвестно, сколько бы длилась эта возня – с криками, матами, взаимными оскорблениями – если бы на шум не выскочила из подворотни здоровая собака, метнувшаяся к борцам вольного стиля. Никитос успел вскочить на ноги и дать дёру, а Рыжий попал «под раздачу», визгливо отбиваясь от разъярённого пса. Проворные однокашники, получив свою порцию адреналина, сбежали в кафе, где попадали на диваны, раздираемые диким хохотом. Благо, в ситуацию вмешались охранники, которые спасли забздевшего Рыжего, отогнав собаку.
После этой пьяной истории, когда оба воздыхателя предстали клоунами, выставив себя на посмешище всей группы, Никитос решил, что пора валить из вуза. С легким сердцем написал он заявление об отчислении, после чего вышел из приёмной даже не радостный – окрыленный! Впереди новая интересная жизнь, и больше никакой учебы! Никитос шёл бодрячком по институтским коридорам, снисходительно посматривая на студентиков, чьи разговоры вертелись вокруг семинаров да лекций. Скука смертная! Никитос ни то жалел, ни то презирал всю эту шатию-братию, оттиравшуюся у расписания. Еще недавно он был таким же чудиком, нервно грызущим ногти на экзаменах, тревожно ожидая своей очереди на «эшафот». Лебезил перед преподавателями, улыбался декану, хотя ненавидел их. И вот – всё позади! Мосты сожжены! Никитос чуть ли не пинком открыл дверь института, выбежав на волю, в ясное морозное утро. К солнцу, к небу! Вахтер сердито посмотрел на шалопая, строго погрозив пальцем. Никитос заржал – что ему придурковатый надзиратель? Он, Гуляй-Разгуляй, теперь свободный человек. Прощай, деспотия! Vive la liberté!
Придя домой, Никитос неспеша, растягивая удовольствие, складывал в большой мешок для строительного мусора наследие проклятого прошлого: «шпоры», конспекты, учебники, контурные карты. Особенно ему была ненавистна «Педагогика» под редакцией профессора Пидкасистого. Злопамятный студент решил устроить над ней «суд Линча», разорвав на части постылый учебник. Избавившись от «хлама», Никитос вытащил мешок к мусорке, у подъезда, и швырнул баул куда-то между грязных бачков. Напоследок, с чувством пинул один из них, сопроводив покатившийся бак отборным матом. Ворона, наблюдавшая на осиновой ветке за непотребством, злобно каркнула, обличая «фулигана». К ней присоединились другие вороны, устроившие грандиозный шухер на весь двор.
По случаю обретенной свободы был устроен фееричный загул. Никитос заранее подсуетился, заняв деньги у приятеля. Что говорить – повод исключительный! Празднование Дня независимости длилось почти неделю. Никитос с приятелями болтался по кафешкам, исподтишка подливая в графин купленную в магазине водяру. Произносились заздравные тосты, победные спичи…Со стороны можно было подумать, что молодой счастливый отец празднует рождение первенца, пока жена мается в роддоме.
«План новой жизни – каков он?» – спрашивал себя Никитос, отмокая в горячей ванне, после завершения гулянок. Хотелось найти непыльную работёнку, желательно со свободным графиком и достойной зарплатой. В идеале, конечно, замутить фриланс. Но Никитос ничего не умел делать, кроме никому не нужного рифмоплетства. Писать эксклюзивные стишки на заказ, для чествования Иван Иваныча или Марьи Петровны ему было противно. Читая «шедевры» графоманов на просторах интернета, Никитос мучался приступом моральной тошноты. До чего же мерзко звучали приторные, бездарные творения:
Чтоб был достаток, радость, улыбки,
Чтобы прощались тебе все ошибки,
С юбилеем сегодня поздравить спешу,
Выпить за праздник твой я хочу!
То, что «на ура» проходило у обывателей в разгар пьяных застолий, угнетало тонкий эстетический вкус Никитоса. Он всё больше убеждался, что большинству населения высокое искусство нужно как козе баян. Какой там Пушкин, Блок, и, простите, Мандельштам? «Пусть в жизни откроются все двери, а за окном слышатся соловьиные трели!» – декламировал рядовой россиянин, читая магазинную открытку с готовым текстом и срывал бурные аплодисменты подвыпивших гостей. Культур-мультур под рюмочку «чая». Вне застолий типичных граждан поэзия вообще не интересовала. Впрочем, что обыватели…Даже в редакциях на поэтов смотрели как на городских сумасшедших, отказываясь брать на рассмотрение выстраданные «слагания».
– За ваш счёт – напечатаем всё, что угодно – сказал Никитосу менеджер местной типографии, услужливо подсовывая прайс. – Цены у нас – очень приемлемые, не то, что у конкурентов. Вам сколько экземпляров? Учтите, чем выше тираж, тем меньше цена за один экземпляр. Давайте, для начала, изготовим 100 штук. Ну-ка, посчитаем…
Никитос чуть не взвыл от боли, когда менеджер озвучил сумму «минимального тиража». Где взять такие деньги?
– А что, если кредит? – подкинул идею опытный менеджер. – Вот моя визитка – звоните в любое время. Будем рады сотрудничеству!
Никитос загорелся идеей – опубликовать собственную книгу стихов. Благо, за годы юности у него накопилось несколько исписанных тетрадок. Но «фишкой» сборника должна стать большая величественная поэма. «Дума о России» – такое рабочее название дал Никитос. Она призвана широкими мазками воссоздать историю Отечества – с основания до наших дней, живописуя самые яркие периоды, отдельных царей, генсеков. Эта поэма станет сенсацией, «бомбой», которая потрясет весь московский бомонд, не говоря уже о замшелых провинциальных деятелях. Возможно, лет через десять, «Думы» поставят в один ряд с «Евгением Онегиным», включив в школьную программу.
Никитос начал набрасывать в блокнот отдельные зарисовки:
Эй, народ, лихой, пропащий,
Не твои ли постромки,
Сторговал хмельной приказчик,
На златые пятаки?
….
Представлялась та Рассея
В дамах, шляпках, декольте,
Где свободно, как в Брюсселе,
Наслаждались «либерте».
Пока создавалось монументальное эпическое произведение, которое со временем принесёт богатство и славу его автору, нужно было чем-то питаться. Желательно, повкуснее. Проза жизни бесцеремонно вторгалась в поэтический настрой Никитоса, подкидывая вместо удачной рифмы провокационный образ: тарелку горячих пельменей, кружку холодненького чешского пива, гору ароматных сосисок, щедро сдобренных острым кетчупом. Тонкая поэзия исчезала в туманной дымке, обиженно покидая автора-чревоугодника. «Талант должен быть голодным!». Но в это в теории, для красивой романтической биографии «поэта-народника», страдающего за отечество. А в реальности каково? Сколько из великих литераторов голодало, создавая шедевры? Яичница с жареной ветчиной бесконечно дорога сердцу драматурга, хотя это не афишируется. Попробуй-ка на голодный желудок творить? Ну, чАго, получается? Не больно-то…Будь ты трижды развеликий, а жрать, извините, потребно. «Никуды, ты, милок, ни денисси!».
Через пару месяцев вольной жизни, насилу оторвавшись от поэмы, Никитос решил заняться поиском работы. Надоело выслушивать кухонные лекции матери и телефонные проповеди отца (с Крайнего Севера):
– Бери пример с братьев, – говорили родители. – Антон, Юрка…те выучились, получили дипломы, сейчас на хорошие места устроились. А ты как говно в проруби болтаешься. Ни туда, ни сюда. Смотри, годы быстро пролетят. Не успеешь оглянуться…Потом, хватишься – поздно. Ни специальности, ни образования. Куда пойдёшь? В дворники?
– Россия не ценит своих гениев…– говорил сокрушенно Никитос, рассматривая в окне скучный провинциальный пейзаж, с грязными машинами и алкашами на лавочке. – Эх, свалить бы куда-нибудь в Европу из этой Чухломы. Как Бунин или Бальмонт.
И тут же импульсивно рождались строчки про царскую Россию, которые Никитос спешил занести в поэтический блокнот:
Отдыхали в Баден-Баден,
Выезжали в l'opéra,
Развлекались маскарадом,
Где стрелялись юнкера.
Апрельским вечером мать поставила сыну ультиматум: или ты устраиваешься на работу, или съезжай с квартиры.
– Хватит, на родительской шее сидеть! У нас тунеядцев сроду не было!
Сын поспешно оделся и громко хлопнул дверью, даже чересчур громко – так что посыпалась штукатурка. Бабушка-соседка, выносившая мусор на площадке, охнула и схватилась за сердце. Никитос, пряча слезы, вихрем промчался мимо неё, не здороваясь. Словно у подъезда ждало его такси в аэропорт, а там несколько часов полёта и…bonjour, Paris! Еще один русский гений, в изгнании, нашёл здесь последний приют. Когда-нибудь, на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа появится величественный монумент «солнцу русской поэзии», а потомки будут говорить с придыханием «Пушкин, Лермонтов…и Гуляев – наше всё».
Впрочем, путешествие длилось недолго. Никитос заскочил на огонек, с «пузырём», к своему старому приятелю, Лапину. Позвали еще пару друзей, и вскоре, на маленькой кухне, состоялись бурные политические дебаты, на злобу дня. Хорошо дискутировать, когда на столе коньячок с водочкой, копченая колбаска, пахучие шпроты. Сложнейшие геополитические расклады здесь решались в два счета, с минимумом фактов, но с обилием мата. Вдоволь наоравшись, завзятые «политиканы» перешли к более приятной тематике, обсуждая свои подвиги на любовном фронте. Тут уж каждый врал упоенно, бесстыдно, придумывая сальные подробности, дабы прослыть «тем еще кобелём».
Наутро Никитос проснулся на грязном паласе в жутком похмелье, и раздираемый совестью, пошёл домой – сдаваться матери. Раскаявшись в грехах, блудный сын тут же схватил местные газеты и просматривая колонку объявлений, стал обзванивать работодателей. Нарочито громко, театрально, чтобы мать прямо сейчас убедилась, что сын настроен решительно, без дураков.
Уже через день, Никитос сидел в офисе местной телекомпании, куда его охотно завербовали менеджером по продажам. Ему предстояло искать богатых рекламодателей. Начальник отдела продаж Эльвина, любезно усадила новичка за рабочий стол без компьютера, но с телефоном, всучив для проработки огромный список предприятий Технограда.
– Ты должен делать холодные звонки – просвещала Эльвина, рисуя маркером на флипчарте стрелочки. – Вот ты, менеджер Гуляев, а вот – наши клиенты. Нужно выстроить effective communication. Как это сделать? Очень просто – звонишь, представляешься. Но! Твоя задача – не общение с секретаршей. Ты должен выйти на ЛПР (лицо принимающее решение) и завладеть его вниманием. Маленький секрет: когда говоришь – улыбайся, ведь улыбка слышна даже по телефону. Будь в меру настойчивым, но уважай выбор клиента. Не занимайся тупо продажей – это отталкивает.
Давясь от зевоты, Никитос прослушал часовую лекцию, делая для вида пометки в блокноте. Он уже заранее возненавидел всех этих клиентов, которых требовалось деликатно вылизывать. На следующее утро началась работа «в поле». Никитос принялся долбить рекламодателей, читая скрипты, которые ему любезно подсунула разлюбезная Эльвина. Общение с офис-менеджерами проходило без проблем – они охотно переключали Никиту-продажника на ответственного специалиста, втайне радуясь, что сбагрили от себя еще одного навязчивого «прилипалу» (он же – душка сейлз). После жеманного общения с секретаршами – полного реверансов, учтивости и слащавости, когда по десять раз говорится «спасибо» – наступал сложный этап, общение с лицом, принимающим решение. Иначе говоря, с мудаками, которые воротили нос от заманчивых предложений несчастного сейлза, словно английские лорды.
– Добрый день! Приветствует телекомпания «Орфей». Меня зовут Никита Гуляев, я менеджер по работе с клиентами. Вы можете уделить мне пару минут?
И тут начинался конкурс «отмазок»:
– Нет, ничего не нужно. Мы вам сами позвоним, если потребуется.
– У нас пока с деньгами напряженка. Перезвоните через…год.
– У нас другие каналы продвижения. До свидания.
– Ой, а зачем нам реклама на городском ТВ? Мы же работаем по всей России!
– А кто вам дал мой номер?
– Слушайте – достали! Вы звонили уже месяц назад. Я же просил больше не беспокоить.
Такие ответы ссыпались на предложения Никитоса, как из рога изобилия. Клиенты проявляли чудеса изобретательности, только чтобы отвязаться от очередного «продажника», самозабвенно втюхивающего своё барахло. Впрочем, находились и те, кто не стеснялся посылать в открытую. Так, маленький начальник одного очень крупного предприятия, судя по всему розовощекий толстяк в новеньком костюмчике, нагло заявил в трубку:
– А пошли вы на хер со своей рекламой. Зае…
Никитос не остался в долгу:
– Сам иди на хер, дебил конченный.
Жирный сноб хотел поделиться размышлениями по этому поводу, но коварный Никитос сразу же бросил трубку, заткнув поганую пасть в самый пикантный момент. Судя по всему, у начальничка рабочий телефон был без определителя номера, и тот в бессильной злобе катался по полу, срывая ярость на девочке-секретарше.
Бдительная Эльвина, которая сидела недалеко от Никитоса в навороченной гарнитуре, временами отключала музон, чтобы прислушаться к телефонным переговорам своих «продажников». Соблюдают ли они фирменные скрипты или порют отсебятину, распугивая состоятельных клиентов? После эпичной фразы Никитоса, адресованный злобному клиенту, Эльвина покрылась пятнами и величественно вышла на сцену, как Монсеррат Кабалье в партии Виолетты. Далее последовала публичная экзекуция Гуляева с получасовой нудной лекцией о клиенториентированности. Весь словесный поток сводился к одной прописной истине, которую настоящие сейлзы должны впитать уже с рождения, с молоком матери:
– Клиент всегда прав!
Эльвина схватила спасительный маркер и снова принялась выводить на флипчарте какие-то схемы, стрелки, англицизмы.
– Вот наша компания, вот наши клиенты. Итак, что является составляющими клиентоориентированного сервиса? Во-первых, effective communication…
Испуганные «продажники» достали свои блокнотики, спешно записывая речь оракула. Никитос громко протяжно зевнул, сладко потянулся, словно деревенский мужик на крыльце, спозаранку – даром что не пукнул – и смахнув на пол клиентский список, почапал из кабинета.
– Ты меня заводишь, детка! – признался Никитос напоследок Эльвине, послав ей воздушный поцелуй. – Но прошу – не одевай больше кружевное бельё. Ты же не девочка из массажного салона. Неси высоко знамя корпоративной этики!
Потерпев фиаско на поприще коммерсанта, поняв, что торгаш из него никудышный, Никитос подался в промоутеры. Сперва раздавал рекламные листовки у входа в гипермаркет, но затем подрядился работать…зеброй. Детскому кафе требовался уличный зазывала, который будет привлекать не столько детей, сколько платёжеспособных родителей. Напялив костюм безбашенной зебры из мультика «Мадагаскар», Никитос в июльский зной отважно скакал под палящим солнцем. Случалось, какая-нибудь «пьянь» дергала зебру за хвост, или же гоняла её по улице, снимая происходящее на смартфон. Устав от зебры, Никитос начал осваивать другие «драматические» роли: Лунтик, Шрек, Губка Боб и т.д.
За такую нехитрую работенку платили в тот же день, наличными. Худо-бедно хватало на холостяцкую житуху. Опять же – свободный график, свежий воздух, позитивчик. Но были и жесткие минусы. Особенно Никитосу доставалось в похмельные дни, когда летом приходилось гарцевать в душном костюме, истекая потом. Уже через пять минут «пребывания в образе» он был мокрый, как мышь, чувствуя себя каким-то промасленным, слащавым придурком, раздающим шарики случайным прохожим.
Другой минус – деньги быстро разлетались на гулянки. Никитос всё время одалживал у друзей, братьев, матери. За ним закрепился статус хронического нищеброда, человека с протянутой рукой. Он пытался выпрыгнуть из дурной бесконечности, занимал-перезанимал, побаиваясь звонков от раздраженных кредиторов, которым надоели его вечные отмазки. Бедность, как злобная крыса из сказки «Буратино», неотступно следовала за Никитосом, учиняя на старых деревянных счетах калькуляцию расходов. Она только и ждала момента, чтобы впиться в глотку нищего поэта, когда бремя долгов подорвет его хрупкое здоровье.
Случалось, после очередной гулянки, Никитос добирался поутру до работы пешком, потому что не было денег на проезд. Даже на обычную маршрутку не хватало, какое там такси! В обеденный час, когда офисный планктон разбредался по кафешкам на бизнес-ланч, Никитос довольствовался одинокой сосиской в тесте и раскаленным чаем в тощем пластиковом стаканчике. Наедался он вечером, дома – мать готовила вкуснейшие супы, обязательно – «второе», разные там котлетки, голубцы. Никитос, едва приходил с работы, бежал скорей на кухню греметь кастрюлями. Но крупная ссора с матерью из-за постоянных пьянок, вынудила сына покинуть отчий дом и снять комнатёнку на окраине города. Уж больно дешевой была здесь аренда. Как позже выяснилось – неспроста. Сосед по квартире оказался запойным алкашом, который вернувшись после очередного лечения из ГНД, безумно обрадовался новому жильцу, предложив «отметить» знакомство. Лечение для алкоголика не прошло даром – появилась вера в завтрашний день, чтобы со свежими силами пуститься во все тяжкие.
Ближе к Новому году, Никитос переквалифицировался из Лунтика в Дед Мороза. Вот тогда-то судьба и свела его с бывшим школьным приятелем – Евгением Балашовым. Они выросли в одном дворе, тусили в одной компашке, и вообще считали себя закадычными друзьями, но после девятого класса их пути-дорожки разошлись. Мудрые родители перевели Жентяя в престижную гимназию – подальше от «дурного влияния детей из неблагополучных, малообеспеченных семей». Здесь, в тихой математической обители, с отпрысками элитариев, Жентяю предстояло подняться на другой уровень развития, ну и завести полезные знакомства. Окончив с грехом пополам ненавистную гимназию, Балашов выучился на экономиста в местном колледже, и назло родителям женился на простой официантке. Вскоре родился сын.
Как-то, под Новый год Жентяй созвал родственников на свой день рождения. Для детей пригласили Деда Мороза со Снегурочкой. И надо ж, такому случиться, что поздравлять ребятню припёрся его старый дружок Никитос. Ну, само собой, договорились о встрече – выпить маленько, за жизнь перетереть. Сколько не виделись-то? В кафешке, под водочку, Никитос держался бодрячком, демонстрируя, что жизнь, в общем-то, удалась. Но после пяти-шести выпитых рюмок, Гуляева понесло куда-то в политику, «на баррикады» и смышленный Жентяй понял – с деньгой у приятеля неважно. Его это устраивало. Ведь шел он на встречу не просто так – потрепаться – а с деловым предложением. Давно Балашов обдумывал свой план, да нужного человечка для реализации не было. «Схематоз» требовал надежного, проверенного партнёра, на которого можно положиться.
– Хочешь заработать? – спросил напрямки Жентяй старого дружка. – Да не разовая «шабашка», а нормальный, серьезный бизнес. Для взрослых.
– Ну, хочу! – рассмеялся Никитос, уже заранее предвкушая, как очередной приятель начнет ему втирать за очередной «мутный» бизнес, с быстрым обогащением. Ох, наслушался он этих басней-небылиц!
– Я начальник отдела снабжения в одной компашке – продолжил Жентяй. – Через меня проходят практически все закупки. От туалетной бумаги до токарных станков. Зачастую я определяю, с каким поставщиком лучше работать. В глазах высокого начальства, одного дистрибьютора я могу возвысить, другого – уничтожить. Поэтому они постоянно обхаживают меня, задаривая всякой фигней: коньяком, конфетами, ручками, флешками. А есть такие, которые предлагают «бабки» за сотрудничество.
– Ну и ты – что? – спросил Никитос. – Неужели отказываешься?
– Конечно! – ехидно усмехнулся Жентяй. – Нашли дурака. Есть одно железное правило: никогда не бери «бабло» у незнакомых людей, если не хочешь приключений на свою задницу. Кто эти люди? Я их знать, не знаю. А вдруг это «подстава»? А вдруг они меня тупо разводят? Да ну на хрен. Таких я гоню взашей, прилюдно, чтобы в компании все знали: Женя Балашов – честный парень, «откатов» не берёт. Обо мне даже легенды народ слагает. Мол, неподкупный. Хорошая репутация – это прекрасно! Это замечательно! Она снимает подозрения и даёт возможность заняться настоящим делом.
– А именно?
– Хочу создать свою фирму-присоску. Ну как свою? Официально учредителем и директором будет другой человек. Например, ты. Я направляю тебе заказы. К примеру, мне нужны стулья, 100 штук. Каждый стул стоит 500 рублей – без накруток. Ты продаешь его мне за 800 рублей. Маржа – 300 рублей с каждого стула. Итак, по всему ассортименту. Что-то я буду заказывать у других поставщиков, чтобы не навлечь подозрения.
– А как отшить тех, кто предложит цену ниже, чем у меня?
– Тут я вступаю в игру, убеждая руководство, что этот «дешевый» поставщик – ненадежный, фирма-однодневка, шараш-контора, у которых косяк на косяке. А можно просто не упоминать про фирмёшку, занимающуюся демпингом. Я их тупо ставлю в игнор, выбрасываю прайс в мусорку. Да есть масса способов дискредитировать поставщика! Главное – мне доверяют. Раз Балашов сказал – значит, «железно».
– Интересное кино… – Никитос плеснул коньячку в рюмахи. – Сколько же мы будем иметь со всех этих накруток?
– А давай прикинем! – молвил Жентяй, придвинувшись ближе к приятелю.
Так, в одно мгновенье, Никитос из безнадежного неудачника превратился в директора фирмы. На деньги «гуру» он снял в промзоне маленький офис с маленьким складиком. От бывших арендаторов, такой же ничтожной фирмёшки, осталась неплохая мебель, которую рантье отжал за долги. Никитос припёр из дома фикус, старенький музыкальный центр и в гордом одиночестве управлял «корпорацией», смакуя кальян прямо в кабинете.
– Вау, здесь бьётся пульс деловой жизни Технограда! – смеялся Жентяй, прибывший с неофициальным визитом. – Исполнительные клерки, смазливые девочки-секретарши, воротилы бизнеса – всё как в американском фильме про Уолл-Стрит. Ну, и вишенка на торте – высокоскоростной интернет, куда ж без него? Рабочий день длинный, надо ж как-то развлекаться. Порнушка, «стрелялки»…
– Это скучно! Есть более интересные вещи…– заверил Никитос. – Переговоры с поставщиками, мониторинг цен, оформление документации.
– О, молодец! Делаешь успехи. Откуда что взялось? Ведь ты был обычный троечник. Дуб дубом. А сейчас – страшно сказать – деловой партнёр! Мама дорогая.
– Да ты тоже интеллектом не отличался. Две пятерки в аттестате: по пению и физре. А диплом вообще купил в переходе. И на тебе – бизнесмен! Куда страна катится?
Они жестко подкалывали друг друга, как два недоразвитых гопника. Такое могли себе позволить только закадычные друзья, для которых нет условностей. Иногда, после словесных баталий, приятели устраивали театральный бокс, нанося комариные удары по корпусу. Выпустив пар, они приступали к серьезным разговорам, обсуждая бизнес. Компания, в которой Жентяй работал начальником отдела снабжения, бурно развивалась, требуя ежедневно материалов, инструментов, оборудования. Балашов начал потихоньку размещать первые заказы в фирме Никитоса, увеличивая с каждым месяцем объем закупок. Росла маржа, а с ней и доходы владельцев. Почуяв запах халявных денег, доморощенные капиталисты, обуреваемые жаждой наживы, то и дело повышали наценку.
За каких-то полгода жизнь Никитоса-дистрибьютора кардинально изменилась. Сбросив ненавистное ярмо нищеброда, он стал зажиточным буржуа, который радовался каждому дню, ибо этот день сулил массу приятных вещей, доселе недоступных, но таких желанных.
Молодой dandy обзавелся кучей модных шмоток, став завсегдатаем дорогих бутиков. Если раньше на летний сезон у него были одни дешевые китайские кроссовки, которые ближе к августу непременно разваливались, то теперь его гардероб состоял из десятка пар обуви. Кеды, мокасины, сандалии, туфли, топсайдеры, слипоны…И, разумеется, кроссовки, но теперь уже не с рынка, а из фирменного магазина.
Вместо паршивенькой комнатушки на окраине города, с алкашами и тараканами, Никитос арендовал шикарную «трёшку» в новом микрорайоне. Эксклюзивный дизайнерский ремонт в стиле лофт, итальянская мебель, встроенная немецкая техника – здесь было всё, о чем мечтает «средний класс», не говоря уже о малоимущих слоях населения. Панорамные окна открывали чудесный вид на сосновый лес и акваторию Волги. Квартиру ему «подогнал» Жентяй через одного знакомого программиста, который отбыл на работу в Германию, намереваясь со временем получить тамошнее гражданство.
Весной Жентяй помог другу с правами, и вскоре Никитос приобрел новенький «Ford Focus». В машину он влюбился без памяти, выезжая ранним утром на пустынные проспекты, для отработки водительских навыков. Никитос быстро освоился за рулем, и уже через пару месяцев гонял по ночному городу, врубив сабвуферы.
На обед, он мчался из промзоны в городские кафешки, где жадно уплетал бизнес-ланч, напирая, главным образом, на колбасно-мясные блюда. В субботу молодой буржуа выбирался с приятелями в рестораны. Придирчиво изучал карту бара. Хотелось попробовать все эти экзотические напитки народов мира: текила, ром, джин, абсент и т.д.
Он окончательно забросил свою эпическую поэму о России, вспоминая о ней как о смешном и глупом грешке юности. Однажды, смеха ради, Никитос попытался написать хотя бы пару строк, но кроме «облака белели в вышине» не смог придумать ничего путного. Да и «облака» эти размашисто перечеркнул, понимая бездарность родившихся строчек. Вырвал листок из тетрадки, разорвал на мелкие кусочки и выбросил в унитаз. Всё, с поэзией было покончено! Его еще пару-тройку дней преследовали, словно призраки, «облака белели в вышине», вызывая чувство отвращения к литературе, казавшейся теперь нелепицей, созданной исключительно для школьных училок с неуравновешенной психикой.
Никитос удивлялся собственной тупости: зачем он столько времени и сил тратил на эту ненужность под названием «Думы о России»? Кому сейчас нужны стишки? Да еще с историческим экскурсом, с претензией на философско-мировоззренческую парадигму? Бред…Особенно было неприятно вспоминать, как по-пьяни Никитос трепался всем о «грандиозной поэме», которая потрясет российское общество и вызовет небывалую дискуссию от Калининграда до Хабаровска. Так, в жарких спорах о судьбах страны, в муках исторической рефлексии, будет вызревать та самая национальная идея – основа для «большого скачка». Трамплин в светлое будущее.