Глава 3. Толкачёвщина
– Коллеги! Вы, наверное, уже в курсе, что произошло с Олегом Михайловичем… – выступал Толкачёв на собрании руководителей департаментов. – С ним случился сердечный приступ и сейчас он проходит лечение в одном из кардиологических центров Москвы. Заболевание это очень тяжелое. Реабилитация может занять не один год. Поэтому учредителями компании принято решение о моём назначении и.о. генерального директора. Ну а функции финансового директора будет исполнять мой сын Эдуард, который ранее занимал должность начальника отдела планирования и анализа.
Толкачев сидел в центре стола, по-хозяйски раскинув руки, давая понять, что пришёл он всерьёз и надолго, что приставка «и.о.» не более чем временная формальность. Особливо это следует разуметь сторонникам Самойлова, ожидающим возвращения своего «атамана». Пущай не тешат себя напрасными надеждами – власть «в Малиновке» сменилась, возврата к прошлым порядкам не будет. Хватит, нахлебались.
– Сегодня в экономике сложилась непростая, я бы сказал критическая ситуация – продолжил меж тем Толкачёв, состроив скорбную гримасу. – Кризис расползается по стране. Многие компании находятся на грани банкротства. Мы – не исключение. Финансовых резервов, позволяющих пережить суровую годину, у нас нет. Прежний руководитель, к сожалению, не обеспечил «кубышку» на чёрный день. Хотя я не раз предлагал создать подобный резерв, и возможно сейчас мы бы смогли пережить кризис относительно безболезненно. Ну да ладно…Ситуация, в общем, тяжёлая. Ждать помощи не от куда. В этих условиях, нами принято решение о проведении масштабной оптимизации, согласно плану, одобренному на самом высоком уровне. Это чтобы потом не говорили, мол, Толкачев занимается самоуправством. Нет, господа, это не мои «хотелки»! Поэтому никаких парламентских дискуссий! Сообщаю чисто для информации. Запланированы серьёзные сокращения штатов, снижение зарплаты, а также ликвидация разных там социальных проектов. Сейчас финансовый директор разъяснит вам отдельные пункты.
Эдуард, придвинув к себе бумажки, принялся освещать мероприятия, предусмотренные планом оптимизации. Руки его слегка дрожали, поскольку он испытывал некоторое волнение от внезапного триумфа, который охватил его в последние дни.
Еще неделю назад Эдуард сидел «серой мышью» в скромном кабинетике, что-то подсчитывал в Excel, изредка просматривая новостные ленты. Ходил, как все в корпоративную столовку, скромно занимая очередь за рядовыми сотрудниками. Здоровался с местными работягами, сухо протягивая дряблую ладошку. В общем, ничем он не выделялся, был заурядным клерком. Офисный планктон, не видать, не слыхать. Даром, что папаша – финансовый директор. Но прежний руководитель компании Самойлов не любил, когда кто-то кичился своим «статусом». И Эдуарду приходилось изображать из себя обычного служащего, дабы не навлечь праведный гнев.
А ведь он закончил знаменитую «плешку» – Российский экономический университет имени Г. В. Плеханова. Там, в Москве, помимо высшего образования, Эдуард обзавёлся модной идеологией, заявляя своим приятелям, что отныне он убежденный сторонник неолиберализма. В его комнате висели портреты Милтона Фридмана и Фридриха фон Хайека – видных представителей этого направления. Стоило кому-то начать разговор о российской экономике, Эдуард тут же вклинивался со «своими» идеями:
– Господа, оставьте бизнес в покое! – кричал он оппонентам. – Государственное вмешательство губительно для предпринимательства! Так действует слон в посудной лавке. Максимум, для чего нужно государство – это обеспечить условия для конкуренции, помочь формированию свободного рынка. А уж «невидимая рука рынка» способна творить чудеса! Сегодня в России объём социальных гарантий – непомерный, раздутый! Тяжёлое наследство, доставшееся нам от добреньких коммунистов. Пока сокращать «социалку» по всем фронтам. Мне больно смотреть куда расходуется наш бюджет – пенсионеры, безработные алкаши, многодетные, малоимущие…Кто эти люди? Зачем я должен оплачивать их существование? Ребята, к нам нагло залезают в карман за пособиями, никого не спрашивая. Это же чистый грабёж! Мне противна концепция «социального государства». Будь я президентом, давно бы уже покончил с пережитками «проклятого прошлого». Нет же, они всё носятся со своей социальной политикой, чтобы задобрить электорат перед выборами.
Еще Эдуард называл себя европейцем, отрекаясь от русского происхождения. Он терпеть не мог «лубочную Россию», которой так восхищались его друзья-иностранцы: с водкой, балалайками, банькой «по-черному» и медведями, разгуливающими по заснеженным улицам. Также у него вызвали отторжение народные песни – их, бывало, затягивали «по-пьяни» однокашники, кичась перед каким-нибудь шведами или итальянцами своей «загадочной русской душой».
– В той степи глухоооой, зааааамерзал ямщик… – пели с надрывом приятели, смахивая театральную слезу. – Наливай!
В своём неприятии, Эдуард дошёл до того, что отказывался есть блины на Масленицу, топая в «Макдоналдс» покупать чизбургер. Когда его спрашивали, какое у него происхождение, он отвечал витиевато:
– Да там, много кровей намешано…со всей Европы.
Эдуард был благодарен родителям, что его не назвали пресловутым Ваней, Серёжей, Петей. О, нет! Его нарекли благородным именем англосаксонского происхождения, которое носили короли, герцоги и наследные принцы с Туманного Альбиона. Впрочем, приятели, незнакомые с историей Великобритании, по простоте душевной называли его «Эдик», комкая величественность и аристократизм этого имени. Иные же сокурсники, и вовсе коверкали благородное имя, добавляя неблагозвучную рифму.
Говоря о России, Эдуард презрительно называл своё отечество «эта страна» или «Рашка», досадуя, что родился на «данной территории»:
– Угораздило же…
Он бы с удовольствием уехал в Лондон на постоянное ПМЖ, но ввиду отсутствия средств вынужден был вернуться к родителям. Отец, который обеспечивал ему учебу и проживание в Москве, настаивал на возвращении в родные пенаты. Здесь, считал Толкачёв-старший, сын сможет «пообтесаться», набраться живого реального опыта, а главное – быстро сделать карьеру при содействии родителя.
И вот, Эдуард, словно гонимый судьбой гений, отправился в «ссылку», на малую родину, еще больше им презираемую, чем страна в целом. Его коробил здешний провинциальный уклад, все эти мелкие людишки со своими мерзкими претензиями на «счастливую богатую жизнь». Эдуард приходил в неописуемое бешенство, когда кто-то хвастал своими покупками: машиной, мебелью, бытовой техникой.
– Папуасы! Бабуины! – орал Эдуард, разглядывая городской пейзаж из домашнего окна. – Куда вы лезете, быдло?
Получив должность финансового директора, Эдуард решил, что пора заняться «воспитанием бабуинов», оборзевших от свободы и бума потребления. Он гордо величал себя «антикризисник», радостно подписывая бумажки по сокращению штата. Ему было приятно поквитаться с «этими людишками», которые вдруг возомнили себя буржуа. Наконец, судьба расставила всё по своим местам, возвысив благородного Эдуарда над плебеями. А «невидимая рука рынка» дотянулась и до этих проклятых мест, низвергая пигмеев с насиженных тёплых местечек.
– Массам не нужна свобода! – просвещал Эдуарда отца, козыряя образованием. – Только мы, правящий класс, можем понять её великое назначение. Чернь не способна правильно распорядится дарами демократии. Для них свобода – это значит законно бухать где-нибудь в парке или у подъезда. Круглосуточная продажа алкоголя – вот предел их мечтаний. Самойлов решил, что мы живём где-нибудь в Англии, и наделил департаменты почти неограниченной свободой для развития бизнеса. Что ж, идея неплохая, слизанная с западных компаний, но к чему это привело? К бунту! К воровству! Чуть разбогатевшие плебеи тут же захотели еще большей власти и денег. Занавес.
Проведя сокращения, Толкачевы тут же ликвидировали бизнес-единицы (департаменты). Теперь они назывались «производственными участками». На них возлагались прежние задачи – поиск и освоение заказов – при этом они полностью лишались своих бюджетов и прочих «плюшек». Каждое решение теперь нужно было согласовывать с одним из Толкачёвых. Для острастки, всех директоров департаментов уволили в первый же месяц проведения масштабной оптимизации. Новые руководители набирались из исполнительных «тихоней», которым установили жёсткий оклад, дабы не зарывались и не ловчили с премиями.
Креативный Эдуард, вжившись в роль великого реформатора, решил разработать «Корпоративный этический кодекс». Особое внимание он уделил разделу, посвященному внешнему виду сотрудников. Отныне запрещалось появляться на работе в столь любимом сasual, спортивной или домашней одежде. Вводился «тотальный» деловой стиль: мужчины должны были ходить в строгих костюмах и галстуках, женщины – в юбочных или брючных костюмах. Эдуард целый вечер гадал, нужно ли установить какой-то единый цвет одежды? Если нужно, то какой: черный, тёмно-синий, серый? Перебирая варианты, он весь испсиховался. Поздно лёг спать, но и ночью ворочался, думая над злободневным вопросом. Трудно было остановить «неосознанный акт мышления», и в тот час, когда отсталая Россия забылась тяжёлым дремучим сном, Эдуарда-реформатора преследовали мысли, мысли…
Наконец, утром он решил-таки повременить с единым цветом, чтобы вернуться к данному вопросу на следующем этапе «реформ».
Эдуард весьма преуспел в бумажном творчестве. Каждый день на места сыпался непрерывный поток каких-то приказов, распоряжений, директив. Все они были выдержаны в суровом официальном тоне, требуя незамедлительного исполнения.
– Приказы не обсуждаются! – орал Эдуард на совещаниях.
Он считал ценными тех работников, кто слепо подчиняется воле «верховного командования» и понимает с полуслова, что от них требуется. Терпеть не мог «тормозов», которым всё нужно было разжёвывать, разъяснять. Вскоре вокруг Эдуарда сформировался кружок из любимчиков-подхалимов, щедро снабжавших его разного рода «оперативной» информацией:
– Сегодня инженер Зайцев возмущался, что, мол, за такие командировочные надо морду бить начальству…
– Монтажники у Борисова опять припёрлись на работу с «запашком». Сколько ж терпеть это свинство? Уже и рублем их наказывали, а толку?
– Максимова сегодня на работу опоздала, аж на двадцать минут. Иду по коридору – смотрю она мимо меня бочком-бочком, вся такая виноватая, глазки в пол. «Здрасте», говорит, Николай Антонович. «Маршрутка» по дороге сломалась, уж такие они, мол, ненадежные. Я отвернулся, противно стало. Ладно, сама дура, так и меня еще держит за дурака.
– Хм, занятно… – одобрял Эдуард, делая дорогим паркером пометочки в своём ежедневнике. – Будем принимать меры. Надоело с ними вошкаться. Хорошего отношения они к себе не понимают. Что ж, придётся по-плохому.
– Увольняем? – спрашивал подхалим с улыбочкой, уже зная ответ на свой вопрос.
– Разумеется. Лимит доверия исчерпан. Только железной рукой можно навести порядок в этом свинарнике. Не мы такие – жизнь такая.
Эдуард поощрял доносительство, и вскоре решил распространить «передовой опыт» на всю компанию. Он распорядился установить в подразделениях почтовые ящики, куда любой работник мог свободно опустить кляузу на своего коллегу. Также был создан «телефон доверия», выполнявший ту же функцию – приёма «сигналов» от неравнодушных сотрудников. Эдуард любил вечерком, после тяжелого рабочего дня, разбирать эти «анонимки» у себя дома. Плотно поужинав, садился в уютное кресло и закуривая «Parliament» наслаждался народным фольклором. Кто-то оговаривал своего коллегу, который почему-то зарабатывал больше автора письма. Кто-то подсиживал своего начальника, живописуя все огрехи последнего. Некоторые строчили поклёп на симпатичных сотрудниц – женщины, вероятно, писали из зависти или ревности, а мужики больше от обиды, что их «отшили» офисные красотки.
Из одного такого доноса Эдуард узнал о романе руководителя учебного центра Снежаны и бывшего руководителя компании Самойлова.
– А вот это интересно… – воскликнул Эдуард, срочно закуривая новую сигарету. – Надо же, какие страсти здесь творились. Айда Самойлов, айда сукин сын! Весь такой правильный, представительный. Облико морале. И на тебе! Банальный совратитель, который пользуясь служебным положением предлагает интим зависимой от него сотруднице. Жесть…
Он раза три перечитал «анонимку», чувствуя, как взволнованно стучит его молодое горячее сердце. Ему тоже нравилась эта красивая «училка» Снежана. Но между желанием и возможностями – пустыня Сахара. Знать бы, с какого края подступиться к роскошной женщине? Чем её можно зацепить? Эдуард стал обдумывать стратегию соблазнения, в связи с новыми открывшимися фактами.
– Итак…что мы имеем? – стал рассуждать финансовый директор, наливая себе рюмочку коньяка. – Самойлов сейчас валяется дома, под присмотром жены. А эта влюбленная дура тихо страдает здесь, покинутая, забытая. Жалко бабёнку! Ай, жалко!
Эдуард весело влил в глотку коньяк, закусывая сервелатом, и обращаясь к самому себе, заговорил:
– А чёб тебе, молодому-красивому, не склеить дурёху? Так ли уж она любит старпёра Самойлова? Не факт! Скорее была ситуативная интрижка. Ей хотелось получить должность, высокую зарплату, служебную тачку и т.д. Ну да, возможно ей льстило внимание генерального. Как никак, он здешний альфа-самец. Не устояла баба, уж больно выгодно крутить любовь с высоким начальством. Рестораны, подарочки…Интересно, что он ей дарил? Кольца с бриллиантами? Изумрудные серьги? Золотые часики? Видать, раскрутила мужика «по-полной». Только что получается? Сейчас-то он ей не нужен. Зачем ей такой – больной, хромой? Без статуса, без должности. Значитца, «май фрэнд», можно рискнуть склеить бабёнку. А вдруг?
Эдуард представил голую «училку» у себя в постели, и вспотел от заманчивой перспективы. На следующий день, весь при параде, надушенный, прилизанный, он вызвал Снежану к себе в кабинет. Разумеется, для решения неотложных рабочих вопросов.
– О, кого я вижу! Проходите, садитесь! – Эдуард захотел с первых же секунд покорить своей галантностью. – Может, кофе? Знаете, за чашечкой ароматного напитка как-то легче обсуждать дела. Более неформально, что ли?
– Спасибо, я, пожалуй, воздержусь – слегка улыбнулась Снежана.
По всему было видно, что ей сейчас непросто. Уже несколько месяцев она не встречалась с Самойловым. Где-то там, под присмотром бдительной супруги, чахнул её тайный любовник. Может тот уже успел разлюбить свою тайную пассию. Кто знает? Мужики, они народ переменчивый.
Несмотря на вежливый отказ Снежаны, Эдуард всё-таки настоял, чтобы им принесли чай, а еще конфеты и печенье. Он скинул пиджак, расправил галстук, пытаясь выглядеть не строгим боссом, а этаким cher ami, милым другом.
– Позвольте, я за вами поухаживаю – ласково спросил Эдуард, подливая сливки в её чашку. – Сейчас будем пить кофе, и беседовать.
Ему казалось, что со стороны он выглядит приятным интеллигентным мужчиной (в чем-то даже трогательным), который несмотря на высокую должность и ужасную занятость, способен проявить заботу об очаровательной сотруднице. Мол, все вокруг дрындят про него «сухарь, сухарь…», и никто не догадывается, что за маской строгого требовательного директора, скрывается добрейшей души человек.
– Вы угощайтесь конфетами, это итальянские, Ferrero Rocher, рекомендую – продолжал кривляться Эдуард. – Уж на что я не любитель сладкого, и то нет-нет, а потянется иной раз рука к коробке. Вы, наверное, тоже сладкоежка, как и все наши дамы?
– Бывает порой… – уклончиво ответила Снежана, не прикасаясь к угощению. – Простите, у меня скоро начинаются занятия. Сегодня разбираем технологию продаж с очередной группой. Да и вас не хотелось бы мне задерживать. Если есть какие-то срочные вопросы – готова сразу включиться в обсуждение.
– Ох, Снежана Александровна, всё бы вам о работе, да о работе. Ну а просто поговорить? По душам, без протокола…Ну да ладно, в другой раз. А сейчас скажите мне: чем я, как финансовый директор, могу помочь вашему учебному центру? Только не стесняйтесь. Мы же свои люди. Давайте пошепчемся на ушко? Ну, что вам нужно: оборудование, книги, преподаватели? Многое не обещаю, в экономике полная жо…стагнация, но чем смогу…
Снежана задумалась над предложением, и, одарив финансиста сногсшибательной улыбкой, спросила:
– А можно нам с коллегами навестить Олега Михайловича? Хорошо бы передать ему какой-то одобряющий подарок от нашей компании.
«Вот, сука! К Самойлову собралась…» – подумал Эдуард, нервно дернув ногой. Впрочем, внешне он сохранял полное спокойствие, даже заставил себя улыбнуться вежливой (ядовитой) улыбкой, промямлив в ответ:
– Хорошо, я подумаю. Действительно, важно поддержать коллегу, который оказался в непростой жизненной ситуации.
Только Снежана покинула кабинет, Эдуард высказал вслух всё что о ней думает:
– Наглая шлюха! Совсем стыд потеряла. Подарок, ага…Скажи – «не терпится», «свербит» у меня. Вот в это я поверю.
Эдуард громко заржал, радуясь своей удачной штуке, и немного жалея, что не с кем поделиться этим «приколом». Вдоволь нахохотавшись, он решил в скором времени побаловать учредителей фривольной информацией о бурном романе Самойлова. Пусть знают, кому доверяли свою компанию. Лицемеру, оборотню…Там, глядишь и вовсе от него избавятся.
Единственное о чём жалел Эдуард, что не удалось склеить «училку». Весь его выпендрёж на неё не подействовал, держалась особняком. Дааа, такую мадам попробуй-ка, окрути! Ведёт себя как прима-балерина. Даже перед директором не робеет, стерва! Шут знает, может по-другому с ней надо общаться? Но как именно? В этих делах Эдуард был не большой специалист. Точнее, совсем не специалист, «дундук». Стоило увидеть красивую женщину – он распускал перед ней хвост, хвастался своими мнимыми «связями», богатством. По сути, всё общение сводилось к пресному монологу мажора-понтореза, который заливался соловьём о себе любимом.
И хоть отец торопил его с женитьбой – «для статуса, для карьеры» – зато Эдуард никуда не торопился, предпочитая общество местных проституток. Правда, его угнетали огромные траты на плотские утехи. Он даже попытался завязать интрижку с одной из этих девиц, чтобы потом бесплатно пользоваться её услугами. Но опытная «жрица любви» быстро раскусила хитрожопого Эдуарда, и заломила баснословную цену за своё «содержание». Жадный финансист произвёл в уме калькуляцию, решив отказаться от «дамы полусвета», довольствуясь эпизодическими набегами на местные бордели.
В конце концов, Толкачёв-старший нашёл своему сыну достойную партию– дочь местного банкира, Изабеллу. Мудрые родители, договорившись друг с другом, принялись сводить «молодых», придумывая какие-то совместные вылазки, пикники. У банкира была роскошная дача, куда хлебосольный хозяин частенько приглашал семейство Толкачёвых на выходные. Одним жарким июльским днём, Изабелла пошла искупаться на речку. Естественно, в качестве провожатого родители в один голос навязали ей душку Эдуарда, уже успевшего пригубить стаканчик «красного». Тот не отказался от благородной миссии, предвкушая интересную развязку. Ну а по осени они поженились, всё также направляемые высокомудрыми родителями.
«Молодые» поселились в просторной квартире, недалеко от центра. В тот год, Эдуард только-только занял пост начальника отдела в «Орионе», особых денег у него еще не было. Но это совершенно не волновало Изабеллу, которая с первых дней замужества стала намекать, что пора бы её муженьку начинать заколачивать бабло:
– Меня устроит хотя бы…пол-миллиона в месяц! – небрежно бросила она как-то вечером, запахиваясь в велюровый халатик «Roberto Cavalli».
– Ты с ума сошла? Откуда я возьму такие деньги? – психанул Эдуард, чей заработок был в десять раз меньше.
– Ты – мужик, ты и думай! – возмутилась в свою очередь Изабелла. – У меня отец в твои годы уже всё имел. Мой тебе совет: не будь «лузером» – двигайся вперёд!
– Спасибо, очень ценная информация. Вот он секрет успеха – кто бы мог подумать?
Изабелла считала себя похожей на Монику Беллуччи, и вела богемный образ жизни. Нигде не работала, моталась по городу, разрываясь между spa-салонами и модными бутиками. У неё был свой счёт в банке, которая она завела еще до замужества. Туда отец-банкир регулярно перечислял немалые средства для любимой дочери. После замужества, родитель не изменил своему правилу, считая, что молодой муж вряд ли способен на данном этапе обеспечить все прихоти своей жены. А потребностей у неё было много…Чего только стоило пристрастие к золотым колье.
Эдуард знал об этом тайном счёте и злился. Он бы сам с удовольствием, на регулярной основе, хапал бы оттуда денюжки, да только любимая жена не подпускала суженого к папиным «мульонам».
Более того, Изабелла начала подсмеиваться над скуповатым супругом, который даже в ресторане копейничал, отказываясь от дорогих блюд. Вскоре это вошло у неё в привычку. Она постоянно троллила скупердяя, устраивала провокации и розыгрыши.
Однажды Изабелла решила приобрести манто на предстоящую зиму. Не раскрывая своих планов, коварная жена затащила своего муженька в меховой бутик – «просто посмотреть варианты». После долгой возни и примерок, она, наконец, выбрала манто из меха баргузинского соболя, стоимость которого была за миллион рублей. И тут вдруг обнаружилось, что Изабелла оставила дома платежную карту. Сделав невинные глазки, она поинтересовалась у мужа, стоящего в компании продавцов-консультантов:
– Дорогой, ты не можешь оплатить эту покупку? Всего-то «лимон деревянных», зато смотри какой здесь мех? На, потрогай!
Эдуард мечтал о том времени, когда он сможет достойно ответить на эти издёвки. И такое время настало. В 2008 году финансовый кризис ударил по банку тестя, Изабелла вмиг лишилась дорогих её сердцу поступлений. Зато стремительно стал обогащаться Эдуард, получивший должность финансового директора. Наступивший 2009 стал для него переломным. Российская экономика потихоньку стала вылезать из кризиса, чтобы достичь еще больших высот, чем в начале 2000-х.
Толкачёв-старший полностью доверял сыну, бегло просматривая документы или вовсе не заглядывая в бумажки, чем поспешил воспользоваться предприимчивый Эдуард. Он развернул бурную деятельность по личному обогащению. Доил поставщиков и «субподрядчиков», мутил с налогами и «обналом». Помимо должности финансового директора, придумал для себя еще должность директора по развитию, выписывая себе за труды огромные премии. Через своего человечка, начальника отдела снабжения, закупал для нужд «Ориона» по завышенным ценам материалы, оборудование и комплектующие у своей же фирмы-однодневки. По инициативе Эдуарда был распродан за бесценок парк служебных машин и спецтехники созданный еще при Самойлове. Разумеется, эти дешевые авто приобрёл другой его человечек, который затем выгодно сбыл их. По той же схеме Эдуард «толкнул» уникальные станки, оборудование, лаборатории. Всё под благовидным предлогом оптимизации и сокращения затрат.
Но его алчность росла, как нильский крокодил. Эдуард решил сыграть «по-крупному» и в 2010-ом оформил на компанию многомиллионный кредит – якобы, для производства собственного электрооборудования. Он убедил учредителей, что им тоже стоит вложиться в этот перспективный проект:
– Сегодня в России запредельный износ производственных мощностей! На многих предприятиях изношено до 90% оборудования! Эксплуатируем старый советский хлам. Ни сегодня-завтра ситуация станет критической. Требуется срочная модернизация и реконструкция! Сейчас западные поставщики повсюду предлагают своё дорогущее супер-пупер-оборудование. Разумеется, отечественным предприятиям зачастую оно не «по-карману». Можно закупаться в Китае. Но здесь существуют определенные риски. Я предлагаю, нам самим организовать производство востребованного электрооборудования. Разумеется, комплектующие будем приобретать у китайцев. Грубо говоря, на ихний товар налепим свои этикетки, что-то доработаем, подшаманим. И выбросим на рынок под нашим брендом. Вложений – минимум, отдачи – максимум. Другие уже давно так работают.
Практически все деньги, вложенные в проект, Эдуард аккуратно растаскивал по своим фирмёшкам, а оттуда они уходили в далёкий кипрский оффшор.
Этот «золотой дождь», пролившийся над Толкачёвым-младшим, прошёл незамеченным не только для его коллег, но и для супруги. Изабелла ждала, что с назначением мужа на высокую должность, она опять вернётся к прежнему образу жизни с каждодневным шоппингом, SPA и милыми ресторанчиками с итальянской кухней. Ан нет! Эдуард, подсмеиваясь над алчной женой, всё нудел про мировой кризис или жаловался на крохоборов-учредителей, давая понять, что у него туго с деньгами.
Между тем, вороватый финансист зачастил в men’s клубы, предлагающие эротический релакс для состоятельных мужчин. После тяжелой трудовой недели, он любил поиграть в «любовный треугольник», выбирая на вечер блондинку и брюнетку. Вначале Эдуард принимал совместный душ с гетерами. Они нежно натирали гелем его жирное ленивое тело, податливое к женской ласке. Затем разомлевший топ-менеджер устраивался в джакузи с шампанским, а девушки устраивали для него приват-танец, подавая на десерт маленькое лесби-шоу. Наконец, они вытаскивали опьяневшего клиента из водной стихии с ароматами орхидеи, растирали шелковыми полотенцами и плавно переходили к эротическому массажу.
Чем больше Эдуард предавался этим забавам, тем чаще его тянуло сюда. Вот куда он не жалел никаких денег. Через него прошли десятки девушек из местных «релакс-студий», и неожиданно в сердце ему запала одна из них – знойная брюнетка по имени Роксана. Обладая сочными бразильскими формами, она предпочитала повелевать партнёрами, что очень нравилось пухлявому Эдуарду. Томными вечерами Роксана прохаживалась плёткой по мясистой заднице финдиректора, вырывая сладостный стон из уст того, кто еще утром орал благим матом на подчиненных.
– Я твой раб, моя госпожа… – блеял пьяный Эдуард, волочась за Роксаной и целуя ухоженные пальчики на её ногах.
– Ты опять сегодня заигрывал со всякими шалавами? – допытывалась она грозным голосом, словно ревнивая жена.
– О, нет, моя короле…
– Не лги мне! – кричала Роксана, безжалостно хлестая провинившегося по белесым ягодицам.
– Да, заигрывал… – обреченно признавался «раб», которого ждала нещадная порка.
Так и мучился Эдуард, изображая днём сурового начальника-деспота, а по вечерам превращаясь в «тварь дрожащую». Через пару месяцев таких «сеансов», он настолько прикипел к Роксане, что заказывал только её одну. Пришло лето 2010-го, и – о чудо! – в один из июльских дней Эдуард понял, что не представляет своей жизни без знойной брюнетки. Он влюбился.
Всё бы ничего, да только одновременно с «большим светлым чувством», его обуяла жуткая ревность. Бразильская «госпожа» была весьма востребована у состоятельной клиентуры. Случалось, она отказывала Эдуарду, поскольку в этот вечер её заказал другой поклонник. Тогда разъяренный финансист на следующее утро устраивал на работе выволочку сотрудникам. А вечером летел к освободившейся Роксане, чтобы высказать ей свою обиду.
Решив выделиться из «серой массы», Эдуард начал соблазнять брюнетку дорогими подарками: золотыми колечками, серьгами, колье. Роксана благосклонно принимала его подношения, впрочем, оставаясь всё такой же независимой и властной. Даже в жизни она изображала из себя королеву, несмотря на свою специфическую профессию.
И вот, обезумевший от любви Эдуард предложил ей однажды грандиозный план – уехать навсегда из России в какую-нибудь тёплую страну, где «только солнце, пальмы и океан».
– Ну и куда конкретно мы направимся? – холодно поинтересовалась Роксана, стараясь не показывать своего интереса.
– Куда угодно! Да хоть в ту же Бразилию! – воскликнул Эдуард. – У меня знаешь сколько денег! Мы весь мир можем объездить. Сейшелы, Гоа, Канары, Ибица…
– Конечно, я бы хотела на Бора-Бора – разоткровенничалась Роксана. – Мне один клиент как-то предлагал поехать туда с ним, по турпутёвке. Но ты же знаешь мои правила – никаких отношений вне салона. Если бы я слушала каждого из вас…вы же все – фуфлометы! Обещаете «золотые горы», а как наиграетесь, скорее бежите к своим жёнам, детям. Вам верить – себя не уважать. Думаешь, ты один такой умный? Да мне через раз впаривают эти совместные путешествия по миру – чтобы оторваться там «по-полной».
– Я – ни все! – повысил голос Эдуард. – Тем более, я говорю не про обычную турпоездку на недельку-другую. Я предлагаю свалить из Рашки навсегда. Уехать куда-нибудь под пальмы, к океану. Тебе самой-то здесь не надоело?
– Ну, допустим, надоело – сказала Роксана. – А как же твой процветающий бизнес, которым ты всё время хвастаешь?
– Плевать я хотел на этот бизнес. Куча ленивых ослов. Пока им не вставишь – не зашевелятся.
– Ну а свою графиню куда денешь? Ты же у нас, вроде бы, еще женатый.
– Вообще, не вопрос! – заверил Эдуард. – Завтра же подам на развод. Делов-то…А потом мы сразу с тобой поженимся, любимая.
– Заметано! – щёлкнула пальцами Роксана. – Интересно, как ты скажешь об этом своему папашке? Посмотрим, насколько у тебя стальные яйца.
Но Эдуард не собирался ничего говорить отцу. Он решил тихо-мирно развестись с Изабеллой, оставив ей общий дом, имущество, ну и немного денег, чтобы хай не подымала. Как оказалось, закулисный развод – без огласки, без вмешательства навязчивых родителей – вполне её устроил. Она сама крутила с кем-то роман, поджидая удобный момент, чтобы расторгнуть брачные узы.
Всё складывалось удачно, и Эдуард, следуя своему обещанию, готовил тайный брак с несравненной Роксаной, а также бегство из страны…
Между тем, Толкачёв-старший в очередной раз озаботился дисциплиной в компании. Ему не нравилось, что сын стал меньше уделять внимания делам, делегируя полномочия своим замам-подхалимам. Отец списывал это на неопытность Эдуарда, который слишком доверял людям. По мнению Толкачёва, дисциплина существенно разболталась, напоминая прежние порядки в эпоху «гнилого либерализма» Самойлова.
Следовало срочно принимать решительные меры. Через неделю начальником службы персонала Корольковым был подготовлен план по «закручиванию гаек», с использованием передовых технологий. Толкачёвы, тщательно изучив документ, внесли свои коррективы. И началась планомерная работа…
Во всех кабинетах и коридорах устанавливались камеры видеонаблюдения, через которые секьюрити следили за сотрудниками. Кто сколько раз ходил на перекуры или в туалет, кто гонял чаи в рабочее время, кто трепался с коллегами, отвлекая их от служебных обязанностей – всё попадало в поле зрения бдительных надсмотрщиков.