Новые кроманьонцы

КЭТТИ

– Не беспокойся, он выживет, – услышал я чей-то насмешливый голос. – Так что уже можешь забирать, Кэтти.

«О ком это?» – подумал я, не понимая, где нахожусь и что происходит. – «Кто такая Кэтти? Куда забирать?»

Но мысли были вялыми и ленивыми, на эти вопросы я и не пытался найти ответ. Я понял, что жив, и это сейчас для меня было важнее всего.

– Док, вы все шутите, а он до сих пор в отключке! – услышал я озабоченный женский голос, – Себе забрать, чтоб потом одной хоронить?! Нет уж, спасибо!

– Да ни в какой он не отключке, успокойся. Лежит себе с закрытыми глазами и слушает, как ты здесь его похороны обсуждаешь.

Я открыл глаза. Прямо передо мной стояла девушка и смотрела на меня с любопытством и смущением. А чуть поодаль, за столом, сидел старичок в белом халате и что-то пил из чашки.

– Ой, а вы и правда все слышали? – залилась краской Кэтти.

Я посмотрел на нее внимательно, она была очень красива. По бокам, держа ее за руки, стояли два пацана—погодка лет семи—восьми и с испугом смотрели на меня.

Док довольно крякнул:

– Красивая, да, Пэт? И дети уже есть, только тебя не хватает.

На его слова никто не отреагировал.

– Откуда вы знаете, как меня зовут, Док?

– На комбинезоне было написано, – просто ответил он.

Только сейчас я обратил внимание, что лежу на медицинском столе абсолютно голый.

Док отхлебнул из чашки и пояснил:

– Твой комбез оставалось только высушить, залатать и выбросить. На нем живого места нет!

– А чинить зачем? – удивился я

Док недовольно поморщился:

– Пошутил я. Есть у Кэтти одежда ее бывшего мужа, тебе впору будет. А твой комбез уже слова доброго не стоит, только выбрасывать.

Кэтти подала мне сверток с одеждой, но взгляда не отводила, с жадным интересом рассматривая мое тело. Я редко смущаюсь, но здесь мне стало не по себе от ее неприкрытого интереса. Пацаны тоже меня разглядывали, раскрыв рот от удивления. Но их хотя бы можно было понять!

Она протянула мне рубашку (никогда их не любил!) и джинсы. Я слез со стола, повернулся спиной к Кэтти и стал одеваться. Очевидно, ее муж был примерно моего роста и комплекции, потому как его одежда мне подошла почти идеально. Но рукава все равно пришлось закатать.

Потом я развернулся, готовый для беседы. Наверно, нужно что-то рассказать о себе, как меня сюда занесло. И выяснить, где я и кто эти люди. Но Кэтти радостно и нетерпеливо потянула меня за руку – пойдем домой!

«Домой?!» Что происходит? Я хотел все—таки остаться и обо всем расспросить Дока, но упираться, когда женщина тянет тебя на выход – просто нелепо.

Когда мы вышли из медблока, то оказались… в тюремном коридоре! И вдоль него тянулись те же самые ряды камер, только решетки в них закрывались плотной материей.

– Кэтти, подожди, – сказал я. – Где мы? Мы в тюрьме?!

– Да нет же, – нетерпеливо ответила она, – никакая у нас не тюрьма! Мы вольные люди и живем, как хотим!

Потом опять потянула меня за руку – ну пойдем же, пойдем!

К ней на помощь пришли ее дети и стали тянуть меня за другую руку. Выглядело это как-то глупо, тем более что куда-то идти мне все—таки было надо, Док остаться в медблоке не предлагал.

Так мы и пошли: Кэтти справа, дети слева.

Тот, что постарше спросил:

– А ты меня научишь кататься на велосипеде?

– У тебя есть велосипед? – удивился я

– Нет, но ты же мне его купишь?

– А мы будем ходить с тобой на рыбалку? – встрял младший, заглядывая мне в глаза.

Я вопросительно посмотрел на Кэтти, она закрыла глаза и кивнула мне, чтобы со всем соглашался. Но мне не хотелось связывать себя никакими обещаниями.

Из камер иногда высовывались чьи-то лица и здоровались с Кэтти, она гордо говорила, что меня зовут Пэтрик. Я кивал.

Дальше помню смутно: Кэтти подвела меня к постели, что-то говорила, смущалась и кокетничала… Безумно хотелось спать, усталость навалилась так неожиданно, что я даже не пытался что-то объяснить.

– А ты купишь мне велосипед? – с надеждой спросил меня младший из братьев. Я что-то хотел ответить, но он повторил этот вопрос уже со смехом, вроде сама эта мысль казалась ему ужасно смешной. Потом его лицо стало серьезным, и он вдруг скривился от злобы:

– А ТЫ КУПИШЬ МНЕ ВЕЛОСИПЕД!!! – яростно прокричал он. Но не мне, а куда-то в пустоту. Я провалился в тяжелый сон как в прорубь на замерзшей реке.

ДОК

Не знаю, долго ли я спал, но выспаться не получилось: снились кошмары, и маленький мальчик зло требовал купить ему велосипед. Велосипед в тюрьме? А откуда здесь дети?

Я вышел наружу. Метрах в ста находилось здание тюрьмы. Ее фасадная стена была разобрана, откуда-то сбоку по воздуху шел толстый электрический кабель. Вот как, оказывается: если бы я после пробуждения пошел в другую сторону, то оказался бы здесь. Как и все обитатели этой коммуны.

Они разбирали тюрьму и строили свое здание, которое отличалось только тем, что стояло к тюрьме перпендикулярно. Если и был в этом какой-то смысл, то только символический: зачем разбирать старое здание, чтобы рядом строить точно такое же? Или они просто не знают, что дома бывают другими?

Выход наружу никак не ограничивался, на тюрьму это действительно непохоже.

Место выглядело весьма живописно: повсюду росли кусты и деревья, рядом текла река, из которой меня и вытащила Кэт. Голубое небо, зеленая трава. Здесь ничего не напоминало о той яростной природе, что встретила меня за дверью тюрьмы.

Вопросов становилось все больше. Кто эти люди, они тоже в заключении? Почему у них все совсем по-другому? Задавать эти вопросы Кэт я не хотел, похоже, она сама многого не понимала. А вот Док показался мне знающим и умным человеком. И я направился в медблок.

– Заходи, Пэт, – пригласил меня Док. Но я замер в дверях: на каталке перед Доком кто-то лежал, закрытый простыней. Док его оперировал, и, судя по большому надрезу в районе живота, операция была непростой. Но все выглядело совершенно буднично, ему никто не помогал.

– Подожди, – сказал он, – я скоро закончу.

Несколькими движениями он наложил швы и тронул лежащего за плечо:

– Все, можешь идти.

Тот сел, потрогал правый бок:

– Ну, так я пошел?

– Да, я же сказал. Привет жене!

Тот кивнул и двинулся в мою сторону, шатаясь и держась за правый бок. Я пропустил его, но он все равно задел меня плечом. И пошел дальше, даже не думая извиняться.

– Он еще под наркозом? – удивился я. – И сам идет?

Док довольно посмотрел на меня, ему явно понравился мой вопрос:

– Нет, Пэтрик. У нас здесь нет никаких медикаментов. Обходимся молитвами.

– Молитвами? – удивился я. – И что, помогают?

– Ну ты же видел! – снисходительно улыбнулся Док. – Мы помним о Боге, и Бог нам ниспослал благодать.

– Док, а откуда здесь дети? Это же тюрьма!

– Ты про Иону и Иосифа? Они родились здесь. И это не тюрьма. Мы вольные люди, но и у нас есть свои правила.

– Как не тюрьма? – удивился я. – Но меня судили и послали сюда отбывать наказание.

– Всех судили, – наставительно ответил Док. – Но мы ушли и решили не возвращаться. Там, где нас осудили – там и есть тюрьма. А здесь мы обрели свободу. И Бога!

– Слушай, там еще двое сидят, их надо бы позвать.

– Эти двое про нас прекрасно знают. Но они хотят вернуться в свой мир, мы им не нужны.

– А вы?.. А приговор?..

– Нет здесь ни сроков, ни приговоров, мы тут живем и это наш дом! – уверенно сказал Док.

Только сейчас я обратил внимание, что обратного отсчета у меня перед глазами нет!

– Кэтти тебя долго ждала, – поменял тему Док, – ей очень трудно одной. Считай, что тебе повезло: мог достаться кому-то еще, у нас здесь одиноких еще восемнадцать человек. Они все замечательные. Но не все такие красивые.

Док вывел меня на улицу. Там три десятка мужчин дружно и слаженно трудились: одни разбирали на блоки здание тюрьмы, другие переносили их к новому месту, третьи замешивали цементный раствор, четвертые укладывали блоки. Но как только увидели нас с Доком, все тут же побросали свои рабочие места, из дверей сплошной рекой побежали женщины и дети, и стали суетливо строиться в две шеренги: сзади стояли мужчины, впереди женщины и дети. Шеренга с женщинами оказалась значительно длиннее, с парами были не все.

Док остановился посредине строя, внимательно вглядываясь в лица стоящих перед ним людей. Повисла какая-то напряженная тишина, ветер развевал длинные волосы мужчин, у многих на лицах выступил пот. Все молчали.

– Сегодня у нас праздник, братья и сестры мои – наконец начал Док. Говорил он тихо и невыразительно. – Бог послал нам нового брата. Когда-то он что-то сделал не так. Это сказали ему люди. Люди! – он обвел взглядом стоящих перед ним, а голос его неожиданно окреп и набрал силу, – Те, которые сами рождены во грехе и всю свою жизнь отдали в руки машин! И ему не место среди них! Бог забирает лучших, чтобы передать их нам. Здесь люди снова станут тем, кем они были по замыслу божьему: венцом его творения! Отныне ты наш брат, а мы – твоя семья, – повернулся ко мне Док. – Все наши радости и печали станут твоими, а твои – нашими! Я нарекаю тебя новым именем, отныне тебя зовут Майкл. Иди же к своим любящим жене и сыновьям, Майкл! – обратился он ко мне, – и пусть ваш союз будет вечным!

Все радостно захлопали, Кэтти и ее сыновья вышли из общего строя. Она со счастливой улыбкой развела руки для объятий, все вокруг запели хором какую-то молитву.

Э! Стоп! Какой Майкл, какая жена?! Я точно не собирался жениться вообще, и на барышне, которую видел второй раз в жизни в частности!

– Спасибо за теплый прием, – сказал я. – Но у меня немного другие планы…

– А тебя никто не спрашивает, – резко перебил меня Док. – У нас здесь свои правила, и жить ты будешь по ним, нравятся они тебе или нет.

Он резко повернулся и пошел в сторону медблока.

«Надо же какой строгий, – весело подумал я. – Сами и живите по вашим правилам. Без меня!»

Все стали расходиться, на месте осталась только Кэтти с детьми. Некоторые из тех, кто проходил мимо, коротко обнимали ее и шли дальше.

Надо бы подойти попрощаться, все—таки она спасла меня и все такое. Но как-то неожиданно закружилась голова, и я присел, чтобы не упасть. Но все равно упал. И встать я уже не мог.

– Надо отнести его в дом, здесь он точно умрет, – услышал я голос над головой.

«Умрет?! Это что, про меня? О чем это они?»

– Значит, туда ему и дорога, – ответил ему другой. – Это точно не наш человек!

Последнее, что запомнилось – я почувствовал, как меня куда-то понесли.

СТОИМОСТЬ ЛЕЧЕНИЯ

Я лежал один в камере, которую здесь называли домом. Встать я не мог, постоянно кружилась голова, во всем теле какая-то сильная слабость.

Зашел рослый мужчина с давно небритой щетиной. Он потрогал мой лоб и покачал головой:

– Привет, Майкл. Я Айзек. У тебя лихорадка, попей воды, – и протянул мне стакан. Вода была прохладная и от нее действительно стало лучше.

– Но сама лихорадка не пройдет, дальше будет только хуже. Я знаю, сам через такое прошел. Веришь, нет?

– Верю, – сказал я, – позови Дока. Мне нужна его помощь

Айзек испуганно замотал головой:

– Ты что, Док никуда не пойдет. Все сами к нему приходят.

– Но я же не могу, Айзек, – прошептал я, – ты мне поможешь?

Айзек молча взял меня на руки и понес по коридору. Судя по той легкости, с которой он меня нес, этот парень очень силен. Мы двигались вдоль коридора, и меня конечно же видели все. Но стояла мертвая тишина, никто не проронил ни слова. Я подумал, что выгляжу на редкость нелепо, но сейчас меня это совсем не беспокоило.

Медблок находился в начале коридора и был значительно больше стандартных камер, в которых жили рядовые члены этого братства. Да, они называли свое сообщество «братством» и считали, что живут одной семьей. Но при чем здесь я?

Айзек поставил меня на ноги, открыл дверь и без спроса вошел. Док что-то читал. Он поднял глаза и взглядом показал куда меня положить. В его глазах не было ни удивления, ни злорадства, ни сочувствия.

Айзек, не задавая вопросов, положил меня в угол, прямо на пол.

– Ступай, брат, – сказал ему Док. – Я справлюсь сам. Как всегда.

Айзек нерешительно замялся у двери:

– Я мог бы помочь, лихорадка – опасная штука, мне ли не знать…

– Лихорадка – это болезнь тела, что в ней опасного? – медленно сказал Док. Потом он встал и подошел ко мне, – Я прочитал много книг и знаю, как победить любую болезнь, Айзек. Но наш брат Майкл болен духом. Зачем мне лечить человеку тело, когда у него больной разум?

И тут меня накрыло: все завертелось перед глазами, в ушах раздался какой-то рев, который через мгновение превратился в тонкий свист. И этот свист становился все громче и громче, пока не заполнил все сознание. От невыносимой боли я стал кататься по полу, но мне становилось только хуже.

Потом свист стал стихать. Все по-прежнему кружилось в огромном водовороте перед глазами, но свист уже не был столь невыносимым.

Я почувствовал, как Док положил мне ладонь на лоб. Она была прохладной и сухой, и я хотел, чтобы он держал так свою руку как можно дольше.

– Открой глаза, Майкл, – сказал Док.

Я боялся, что все опять закрутится в спираль…

– Открой глаза, Майкл, – строго повторил Док.

Он стоял на коленях рядом со мной, его ладонь лежала у меня на лбу. Его белый халат весь перепачкан кровью и рвотой и, судя по всему, виной тому был я.

Но хуже всего выглядел сам Док, он состарился на двадцать лет, лицо заросло седой бородой и покрылось морщинами, глаза стали мутными и невыразительными.

– Что со мной? – спросил я, больше всего опасаясь, что он уберет свою ладонь у меня со лба.

– Лихорадка, – спокойно сказал он, – здесь она у многих случается поначалу.

– Какая еще лихорадка? Откуда здесь малярийные комары? Мы в Африке?

Док все—таки убрал руку с моего лба:

– Мы называем это лихорадкой, потому что так привыкли. Сейчас твоя болезнь ушла, но она коварна и может вернуться в любой момент. Если я рядом, ничего не бойся: я всегда спасу тебя, как ежедневно спасаю тех, кто уверовал и пошел по жизни путем праведников.

Он улыбнулся мне доброй отеческой улыбкой, но потом вдруг его глаза стали строгими, и улыбка исчезла с лица.

– Майкл, – жестко сказал он, – я спрошу тебя один раз: ты с нами? Если нет, то уйди сейчас же и никогда не возвращайся сюда.

Метаморфоза с его лицом оказалась столь неожиданной, что я не смог ответить ему сразу.

Только что передо мной был старший друг и наставник, сейчас на меня строго взирал суровый начальник.

– У меня нет выбора, Док, – наконец сказал я. – Если случится еще один приступ, мне не жить.

– Выбор есть всегда, – спокойно парировал Док. – Это выбор между жизнью и смертью, Богом и Дьяволом. И каждый делает этот выбор сам. Я вылечу тебя, какая болезнь бы ни приключилась с тобой. Ты станешь нашим братом и будешь работать со всеми, чтобы вкусить хлеб после трудов своих. У тебя появится жена и вы будете вместе жить столько, сколько отмерил вам Господь.

Как-то просто и искренне он это сказал. А я показался себе глупым капризным мальчиком, который сам не знает зачем живет. Куда я вечно бегу, какая у меня цель? С чего я решил, что мне все должны, чем я лучше тех, кто работает каждый день и живет малыми радостями? Может я наконец там, где мне место?

– Да, – сказал я и почувствовал, как слезы подступили к глазам. – я остаюсь. А примет ли Кэтти меня? С ней как-то нехорошо получилось.

Док отрицательно покачал головой:

– Сэйра с радостью примет тебя, – спокойно ответил он. – Она хороший человек, хоть и не такая красивая как Кэт. А Кэтрин упустила свой шанс, теперь она будет растить сыновей сама.

– Какая еще Сэйра?! – удивился я.

Черт возьми, жизнь с Кэтти мне уже начала касаться совсем неплохим решением…

– Та, которая теперь первая в очереди на мужа. А от Кэтрин ты отказался. Как жаль, ты, как мне кажется, понравился ее детям.

– Слушай, но она спасла мне жизнь, она же меня из воды выловила! Давай скажем всем, что все в силе, и мы с ней будем жить вместе?

Док встал и несколько минут ходил по помещению, сцепив руки сзади.

– Майкл, – наконец серьезно сказал он, – ты должен кое—что понять. Не Кэтти вытащила тебя из воды, а Бог спас тебя ее руками. И не ты отказался от нее, а не было на то воли Божьей, чтобы жили вы вместе. Не нам спорить с волей Господа и не смей даже думать о том, чтобы обманывать своих братьев. Тебе с ними жить и за ложь с тебя спросят.

Потом он повернулся и жестко посмотрел на меня:

– Майкл, ты принимаешь Бога в душу свою? Или я опять зря потратил свои силы, чтобы спасти тебя?

Я встал на ноги. Стоять было тяжело, я оперся о стену.

– Док, спасибо, что вылечил. Я твой должник…

– Просто ответь, «да» или «нет»! – жестко оборвал меня Док.

– Да, – ответил я. – И надеюсь, я не разочарую тебя больше.

Док устало сел за стол и закрыл лицо руками.

– Сэйра, – негромко позвал он. – Войди и стань женой Майклу. И да будет ваш союз вечным!

В дверь вошла рослая женщина с суровым лицом и широкими плечами.

– Здравствуй, Майкл. – ровно сказала она. – Отныне ты не брат, а муж мне. Навсегда.

Глава 2. РАЙ И АД

РАЙСКАЯ ЖИЗНЬ

Когда Сэйра мне сказала «навсегда», я посчитал это обычной ритуальной фразой. Но день сменялся другим, неделя проходила за неделей, и ничего не предвещало никаких перемен. Вот тогда это слово стало приводить меня в ужас, а мое решение остаться больше не казалось единственно правильным!

Жизнь братства была строго регламентирована и однообразна. Утро начиналось с короткой молитвы, потом завтрак и построение мужчин на работу. Каждый сам выбирал то, что он будет делать, работали сосредоточенно и молча.

Женщины тоже работали, но отдельно: у каждой стояла швейная машинка, они шили какую-то одежду из очень плотной ткани. Но я никогда не видел, чтобы хоть кто-то такую одежду носил.

Работая вечерами, Сэйра сшила вещи и для меня. Пожалуй, это единственное, за что я ей был благодарен: в одежде бывшего мужа Кэтрин я постоянно чувствовал какой-то немой упрек.

В воскресенье никто не работал, все надевали чистую одежду и собирались на площадке перед зданием на проповедь. А еще, в этот день все ходили в гости к соседям и рассказывали о своих грехах из прежней жизни. Так я узнал, что Сэйра заработала на оцифровку, разорив компанию своих родителей, снабжая конкурентов инсайдерской информацией. Когда все вскрылось, отец застрелился, а мать умерла. Сэйра сожалеет, что согрешила и поступила нехорошо. Но родителей ей не жалко, потому как они были упрямые и тупые.

Я не уверен, что все истории, которые я здесь услышал, имели хоть какое-то отношение к реальности. Но это было единственным развлечением для всех. И чем страшнее и изощреннее оказывался проступок, тем большую аудиторию собирал рассказчик. Но вот Сэйре я почему-то верил.

Айзека, который мне помог, когда я подхватил лихорадку, приглашали в гости все. Его преступлениям не было числа и рассказывал он их замечательно: с драматическими паузами, риторическими вопросами и обязательными слезами в финале!

А вот я ничем поделиться не мог. Я не заблуждаюсь на счет своих добродетелей: образцом поведения меня точно никто не считает. Но в чем каяться-то? Что моя бывшая меня кинула, а весь мир дружно встал на ее сторону? Что потерял свои деньги и сюда попал из—за недоработки программеров, которые писали антивирус? После разговора с Доком я честно пытался принять Бога. И потому всех простил. Но мне-то каяться в чем? Этого, кстати, и не требовалось: здесь каждый старался рассказать что-то сам, а остальных рассматривал как аудиторию. Ну а для меня получалось что-то вроде воскресного шоу.

Мы работали в паре с Айзеком: выламывали блоки из тюрьмы и относили их на руках к строящемуся зданию. Когда их набиралось достаточное количество, замешивали раствор и выкладывали стену.

– Айзек, – спросил я, – а как тебя звали раньше?

Он хмуро посмотрел на меня:

– Это неправильное имя, Майкл. У нас здесь только те имена, которые напоминают нам о Боге.

Я не стал спорить и решил поменять тему:

– А тебе не кажется странным, что мы с тобой выкладываем этот угол уже неделю. И никакого прогресса!

– А куда торопиться? – белозубо улыбнулся он. – Места хватает всем. А нам нужно трудиться, дабы искупить грехи, что не дают нам вкусить сладости райской жизни.

– А что будет в райской жизни?

– Там будет благодать, – серьезно сказал Айзек. – Никто толком не знает в чем ее прелесть. Зато все отлично знают, что будет, если не работать.

– И что будет?

Айзек пожал плечами:

– Тебе ли не знать.

– Ты про лихорадку?

Айзек мрачно кивнул. Потом посмотрел на меня и тихо сказал:

– Только ни о чем не спрашивай Доктора. Не любит он этого. Муж Кэтти постоянно с ним спорил и чего-то требовал. А потом пропал. Вот и думай!

А чего тут думать, и так все понятно. Я давно подозревал, что лихорадка – какой-то фокус Дока. Без нее тут бы все давно разбежались. И я бы не раскис как ребенок от всего этого бреда про благодать и искупление грехов!

– Айзек, а ты не пробовал посмотреть, что там, дальше по коридору?

Он отрицательно покачал головой:

– Там тюрьма, Майкл. А мы выбрали свободу. И туда нам нельзя.

– Да что ты все заладил «тюрьма, тюрьма»! – обозлился я. – Был я в этой тюрьме, там точно не хуже.

Айзек ничего не ответил, только нахмурился и обиженно засопел. Я решил сменить тактику:

– А тебе самому не любопытно? Может, мы там найдем то, что пригодится всему братству? А не понравится, вернемся?

Он вновь покачал головой:

– Не ходи туда, Майкл. Оттуда не возвращаются.

– Я-то вернусь, Айзек. А вот ты чего так уперся? Боишься, что понравится?

Когда мы в очередной раз подошли к зданию тюрьмы, я не стал выламывать блоки, а пошел по коридору мимо бесконечных камер. В глубине души я надеялся, что Айзек пойдет за мной, но оглядываться не стал. И зря! Я почувствовал сильный удар в затылок – и тут же потерял сознание от боли.

Когда я открыл глаза, уже темнело. Но я оказался не в тюремном коридоре, а на площадке между двумя зданиями. Сильно болел затылок, куда Айзек приложился кирпичом. Но что самое страшное – я лежал на земле, привязанный к какой-то доске.

Вокруг меня стояло несколько мужчин, они негромко о чем-то говорили. Потом разом замолчали и расступились. Появился Док. Сейчас он был не в привычном белом халате, а в черной свободной одежде, которая колыхалась на ветру. Он стоял молча, глядя себе под ноги.

Возможно, мне показалось, но Док выглядел намного выше и больше, чем обычно.

Его появление выглядело очень зловеще, сердце билось в груди с бешеной скоростью, мне по—настоящему стало страшно! И то, что он молчал, почему-то пугало больше всего!

Общее напряжение росло, я весь покрылся потом от гнетущего ожидания.

– Почему ты не остановил своего брата, Айзек? – наконец незнакомым низким голосом негромко спросил Док, по-прежнему глядя вниз.

– Потому что никакой он нам не брат, – тонко выкрикнул Айзек, – он получил все, чтобы жить счастливой и честной жизнью. Я давно наблюдаю за ним, не принял он Бога в душу свою! И не только сам рвется в бездну греха, но и пытается совратить тех, кто рядом!

– Айзек прав, – услышал я ровный голос Сэйры. – За все время, что он жил в братстве, Майкл ни разу не покаялся и не излил душу даже мне. Не был он нам братом, а мне мужем. Пусть убирается туда, где ему место!

Док поднял глаза и радостно оглядел присутствующих:

– У нас сегодня счастливый день, братья и сестры мои! Мы нашли зудящую рану на теле своем и исцелились. Брат Айзек устоял перед искушением, сестра Сэйра у нас опять первая в очереди на супруга. А Майкл, которого мы считали братом своим, получит наконец то, к чему стремилась его душа!

Он поднял руки, и толпа радостно загудела. А меня замутило от ужаса и собственной беспомощности. Я еще не знал, что они сделают со мной, но их звериное ликование не сулило мне ничего хорошего!

Несколько человек, тяжело ворочая ломами в земле, открывали люк, о котором я и не подозревал: он был засыпан землей и сверху росла трава, чтобы не портить лужайку. От скрежетания ломов в щели люка стало невыносимо страшно. В груди заныло от чувства безысходности и ожидания чего-то ужасного. Черт возьми, такого страха я не испытывал с детства! Пытаясь вырваться, я беспомощно извивался на доске и наблюдал, как крышка люка встает на ребро, закрывая горизонт. Из отверстия повалил густой дым и неприятно запахло серой. А люди, еще недавно называвшие меня братом и проповедующие любовь и прощение, стали что-то радостно скандировать, ритмично хлопая в ладоши! Внезапно, доску вместе со мной дёрнули, поднимая рывком, и я понял, что это конец: меня не собираются просто напугать, они действительно хотят моей смерти. Меня? Здесь? И зачем? Связанного и беспомощного как барана на закланье, они решили меня убить! Твари! За что?!!

Я видел только качающееся небо над головой, почему так долго несут? Может не к люку, может все—таки пугают? Но я услышал восторженный рев, и понял, что надежды нет, и сейчас меня скинут вниз!

– Сдохните, твари! – успел крикнуть я, но мой крик утонул в радостных криках братства. Задержавшись на мгновение, мои носильщики разом отпустили доску, и я полетел в бездну.