На горизонте горело зарево

Я достал из сумки бутылку вина, которую украл накануне, и отдал ее консьержу. Он долго думал о чем-то, а после сказал:

– Хорошо. Но это в первый и в последний раз, – недовольно пробурчал старик, удаляясь в свою каморку.

– Конечно, – бросил Максим через плечо. И добавил вполголоса. – Завтра принеси ему еще бутылку, и он даст тебе дубликат ключей.

– Неужели все так просто? – удивился я.

– Считай, что ты сорвал банк.

Квартира была неплохо обставлена, но из-за беспорядка выглядела неуютно. Всюду лежала брошенная одежда. На столах и полках пылились недочитанные книги с загнутыми листами вместо закладок. На письменном столе валялись клочки бумаги с какими-то записями и телефонными номерами. На подоконнике в гостиной стояли несколько пустых бутылок, окруженные пятнами от кофейных чашек. Вся мебель покрылась пылью. Максим провел меня в маленькую спальню и сказал:

– Можешь расположиться здесь. Только не трогай ничего на столе.

– Меня интересует только кровать и ванная, – успокоил его я.

– Тогда можешь пока разложить вещи, а я приготовлю поесть.

Я поблагодарил Максима, но, как только он вышел, проверил, закрывается ли дверь изнутри. Я наспех принял душ и переоделся, а когда показался на кухне, меня уже ждал ужин. Максим сидел у окна и смотрел куда-то вдаль, он уже не был так весел, на лице его проступила усталость. Он повернулся ко мне и тихо сказал:

– Скоро ты пожалеешь о том, что приехал сюда, – в его голосе притаилась меланхолия.

– Почему? – удивился я.

– Жалкий городишко. Мне он сразу не понравился. Как только сошёл с поезда, понял, что не стоило сюда приезжать. Я здесь всего три месяца, а как будто целая вечность прошла, – он с отвращением посмотрел в окно. – Настоящая дыра. Ни приличных мест, ни приличных людей, только улицы, залитые скукой. Парочка неплохих ребят найдется, но все же нормально поговорить совершенно не с кем. Возможно, тебе это покажется странным, – он усмехнулся. – Я понимаю, что очень многие хотели бы оказаться на моем месте, но мне все это безумно надоело. Мне надоело жить там, где мне указали.

– Даже не знаю. Я вырос в подобном месте.

– Я думал, ты из Питера, – Максим смотрел на меня удивленно. Я напрягся. – Мой приятель сказал, что вы с Кириллом приехали с северо-запада.

– С юго-запада.

– Так ты мне не земляк?

– Если надо, стану им на пару недель, – Максим улыбнулся.

– Ты не похож на провинциала.

– Приму за комплимент, – я не стал ничего говорить, но, честно говоря, такое отношение к людям из провинции меня всегда немного злило, словно, если бы я переехал в Москву или Питер, я бы стал человеком другого сорта.

До самого рассвета мы просидели на полу в гостиной, говоря о своих городах. Мне показалось, что Максим знал о Петербурге все. Рассказывал он завораживающе, и в какой-то момент мне даже захотелось прокатиться до северной столицы. Максим пообещал, что, как только вернется домой, с радостью примет меня у себя на несколько дней, а до того момента посоветовал уехать в Крым. Когда за окном послышалось пение первых утренних птиц, Максим устало сказал:

– Кажется, пора ложиться.

Он перебрался на диван и тут же заснул, едва коснувшись подушки. Я ушел в спальню и, не раздеваясь, лег. Когда я проснулся, Максим сидел в кресле напротив кровати и внимательно читал мои заметки, которые я с недавних пор записывал в блокнот, подаренный мне Свиренко. Глаза Максима быстро бегали, верхняя губа была сжата зубами. Он долго не замечал меня, а когда увидел, то дернулся и положил блокнот на стол.

– Я случайно наткнулся на него, – смутился он. – Просто стало интересно.

– Никаких проблем, – я соврал. От одной мысли, что кто-то прочитал мои записи, все внутри меня съеживалось.

Максим облегченно улыбнулся.

– Ты пишешь?

– Нет. Просто хочу, чтобы некоторые моменты остались со мной навсегда.

– Я бы с удовольствием прочел остальное.

– Давай для начала позавтракаем, – я надеялся, что он забудет об этом, и мне не придется делиться своими записями.

Максим закивал и вышел из комнаты. Этот парень был необычайно странным. Я посмотрел ему вслед и шепотом сказал сам себе: «Что ж, видимо, нам суждено стать друзьями».

Глава 5

Удивительно, как быстро иногда сближаются люди. Нам с Максимом понадобилось всего четыре дня, чтобы уже совсем не стесняться присутствия друг друга. Может быть, мы сошлись характерами, а может, оба понимали, что у нас нет выбора. В любом случае, мне было с ним весело, а это дорогого стоит.

После того как я поселился у Максима в квартире, погода неожиданно испортилась. Несколько дней подряд шел дождь. По ночам то и дело срывался снег. Было не так уж холодно, но Максим уверял, что для здешних это настоящие заморозки. Двое суток мы просидели дома, скрываясь от непогоды, но к третьему дню нам так наскучила квартира, что мы единодушно решили выбраться на улицу. Покружив по городу несколько часов, мы вернулись обратно. После прихода холодов Горячий Ключ опустел, и делать было совершенно нечего.

Ночами напролет мы подбадривали себя крепким кофе и говорили обо всем на свете. Максим с милейшей, свойственной ему ненавязчивостью расспрашивал меня о доме, моих родителях, о том, как я жил и что делал. Мне, признаться честно, это совсем не нравилось. Я не любил рассказывать о себе и всегда отвечал:

– Зачем об этом говорить? Теперь все по-другому. Я давно уже уехал.

– Хочешь ты этого или нет, ты навсегда останешься тем, кем ты был, – Максиму эта мысль казалась мудрой, а мне – полной чушью.

Я никак не мог понять, о чем он толкует, и лишь сильнее настораживался.

Когда погода наладилась, Максим настоял, чтобы мы выбрались из дома, и я познакомился с несколькими местными ребятами. Первой была девушка, которая пела в одном баре. Она была коротко острижена, носила мужскую майку и так походила на парня, что, увидев ее впервые, я протянул ей руку. Потом была парочка местных поэтов. Один из них писал из рук вон плохо, но имел в голове много замыслов. Второй же с легкостью складывал слова в строки, но не мог сформулировать мысль. Затем был какой-то художник, а после – еще несколько поэтов и занудные парни в светлых рубашках, работавшие вместе с Максимом.

Никто из них мне не понравился. Все они были заносчивы и, как ни странно, плохо образованны. Но все как один уверены, что их творчество заслуживает большого внимания.

Единственной, кто привлек мое внимание, была одна девчонка. Угловатая, ростом не больше ста семидесяти, но из-за тонких ножек и прямой спины она казалась куда выше. Джинсовая куртка болталась на ней. Двигалась девчонка шарнирно, как это делают деревянные куклы на ниточках. С головы ее струилось немыслимое множество каштановых локонов. Говорила она быстро, четко выстукивая ритм. Каждое ее слово вбивалось как гвоздь, надолго застряв в голове. Мы сидели во дворе у трассы. Она пришла, когда мы с Максимом уже собрались уходить. Заметив ее, я предложил задержаться.

– Кто это? – спросил я Максима.

– Даже не знаю, крутится здесь иногда, – он усмехнулся. – Без обид, но ты высоковато метишь.

Но все же поддержал меня.

Девушка поздоровалась с теми, кого знала, и, взглянув на меня, бросила: «Какой высокий!» Потом сказала своей подруге: «Я ему и до плеча не достану». Заговорить с ней мне так и не удалось. Примерно через час все поехали домой к какому-то парню. Меня никто не позвал. Местным ребятам я не нравился. Как-то Максим признался, что один из поэтов прозвал меня питекантропом, и все охотно подхватили это прозвище. Мне, если честно, было плевать. Говорили об этом мы лишь однажды, и Максим заключил:

– Не бери в голову. Они просто тебя побаиваются.

– Да я и не думал, – рассмеявшись, ответил я.

Когда все разъехались, мы двинули домой. По дороге заглянули к одной старушке, у которой иногда покупали вино. Она, как всегда, встретила нас со словами:

– Все пьете? – но, стоило нам протянуть ей деньги, она тут же переменилась и продолжила уже радушно. – Пейте на здоровье! – и вынесла нам бутылку.

Максим ее недолюбливал. Особенно после того, как однажды она взъерошила ему волосы и спросила: «Тебе шестнадцать-то хоть исполнилось?» Мне же она нравилась. Эта женщина навсегда осталась для меня олицетворением юга.

Вернувшись домой, мы снова проговорили до рассвета, пока нас не сморил сон. И так день за днем на протяжении двух недель. Я был беспредельно счастлив, и мне хотелось, чтобы время это длилось как можно дольше.

В глубине души я понимал, что веду себя безрассудно. Но стоило ли меня за это судить? Я никому не желал зла. Ни у кого не отбирал его кусок. Так надо ли мне было волноваться, что я выбрал именно этот способ стать немного счастливее? Ведь, в конечном счете, все мы хотим этого.

Глава 6

Однажды ранним утром, когда мы сидели в гостиной, раздался звонок. Максим долго разговаривал по телефону и, сказав напоследок: «Хорошо. Ждем тебя», – повесил трубку.

– Сегодня приедет один мой знакомый, – обратился он уже ко мне. – Говорит, привезет с собой подруг.

– Подруг? – я огляделся по сторонам. – Нам не помешало бы прибраться.

– Ну, вот ты этим и займись. А я посплю пару часов. Сегодня мне еще нужно появиться на работе.

Мне такой расклад не очень-то нравился, но возражать я не решился. Максим был хозяином дома, к тому же еда и выпивка покупались на его деньги. Как только он лег в кровать, я сразу принялся за дело. Все утро мыл, чистил и подметал, но квартира оставалась такой же грязной. К полудню, потеряв всякую надежду привести ее в порядок, я отправился спать и проснулся уже вечером, услышав несколько громких голосов. Я натянул штаны и вышел в гостиную. Возле двери стоял незнакомый парень. Заметив меня, он сказал:

– Прости, что разбудили.

– Ничего страшного, – успокоил его я.

Хотел спросить, кто он, но решил воздержаться и подождать, пока нас представит Максим.

– Это Андрей, – наконец опомнился он.

Парень крепко пожал мне руку.

Ростом он был не меньше меня, но очень тучный, одет в серый свитер и старые джинсы, протертые на коленях. Андрей был некрасив, но производил приятное впечатление. Возможно, дело было в его широкой улыбке, которую он постоянно натягивал.

– Я только что вернулся с раскопок, – объявил он вдруг.

– Так ты историк? – Андрей меня очень заинтересовал.

– Да. Пытаюсь окончить аспирантуру, – он произнес это с гордостью. Ему и впрямь было чем гордиться.

– Нашли что-нибудь интересное?

– Только пару старых горшков и гребней. Но, мне кажется, мы на верном пути. Надеюсь, скоро найдем поселение.

– Что ж, удачи вам, – Андрей лишь покачал головой.

Я пошел на кухню, чтобы сварить себе кофе. В коридоре я наткнулся на двух девиц. Они посмотрели на меня снизу вверх и, окатив ледяным взглядом, скрылись в гостиной. Подруги показались мне знакомыми, но вспомнить, где их видел раньше, я так и не смог.

На кухне я заметил еще одну девушку. Она курила, сидя на подоконнике и сбрасывая пепел в мою чашку. По ее плечам струились длинные каштановые локоны. Одета она была в футболку с обрезанными рукавами и джинсовые шорты с высокой талией. Я сразу узнал в ней девушку, которую видел у трассы.

Услышав шаги, незнакомка обернулась.

– Это ты? – она бросила окурок в чашку. – Ну, привет, большой человек.

– Привет, – я взял чашку и заглянул в нее. – Вообще-то я собирался выпить кофе.

– Прости, – произнесла она невинным тоном. – Видимо, придется сразу начать с вина.

Она протянула мне бутылку и ускользнула в гостиную. Я остался на кухне один – смотреть ей вслед и думать, дала ли мне судьба еще один шанс или решила лишь подразнить.

Весь вечер я просидел с Андреем. Максим тем временем развлекал подруг в гостиной. К ним я не выходил, поскольку прекрасно знал, что не нравлюсь им, и сам не раз говорил себе: «Никогда не иди туда, где тебя не ждут». Около девяти к нам приехал еще один парень. Он был угрюм и даже не потрудился представиться. Через четверть часа он ушел с одной из девушек, пригрозив Максиму, чтобы тот больше не попадался ему на глаза. Андрей рассказывал мне об античной Греции, но слушал я невнимательно, поминутно поглядывая на каштановые локоны сквозь дверной проем.

– Может, пойдешь и поговоришь с ней? – спросил Андрей, заметив мой интерес.

– Боюсь, она уже сказала мне все, что хотела.

Больше я на нее не смотрел.

Уже ночью, когда Андрей, выпив полную бутылку, крепко спал в кресле, мне все же пришлось выйти. Максим рассказывал что-то, стоя посреди комнаты. Подруги увлеченно слушали. Я подошел к девушке с каштановыми локонами и сел рядом.

– Почему ты не хочешь поговорить с нами? – она была уже порядком пьяна.

– Не хочу докучать своим питекантропским поведением.

– Смешное прозвище, правда? – девушка едко улыбнулась. – Мы собирались в паб. Ты с нами или останешься сидеть в одиночестве?

– Пошли, – я пытался сделать равнодушный вид, но, боюсь, голос выдавал мое волнение.

– Наша так рада, что твоя согласилась! – и, посмеиваясь, она ушла в коридор, утащив за собой подругу.

По дороге в паб мы почти не разговаривали, перекинулись лишь парой слов. Паб был полон отдыхающих. Несколько подвыпивших девиц танцевали в центре. Парни за столиками потягивали пиво и смотрели на них. Максим сразу пошел к бару, а девушка с каштановыми локонами взяла меня за рукав и потянула за собой.

– Пойдем, потанцуем.

– Я не умею, – я был напуган, как мальчишка. Танцевал я, как пьяный мешкой с картошкой.

– А это и не нужно. Просто, если я буду рядом с таким верзилой, никто не решится ко мне приставать.

– Как тебя зовут? – выпалил я.

– Инна.

Теперь я хотя бы знал ее имя.

Двигалась Инна превосходно. За несколько секунд она могла переместиться сразу в несколько мест. Только что она была передо мной, а через мгновение я уже обнаруживал ее позади. Она смело носилась в толпе, не стесняясь при этом толкнуть кого-нибудь локтем. Девицы смотрели на нее косо, парни похабно разглядывали. Я же двигался куда скромнее и лишь слегка пританцовывал. Вскоре мне стало неловко, и я пошел к стойке, сказав Инне, что буду ждать ее там.

Глава 7

Глубокой ночью мы уже шли по городу вдвоём. Максим дал мне ключи от квартиры, а сам остался в пабе. Инна была пьяна, и ее подруга взяла с меня обещание, что я отведу девушку домой. Инна почти не стояла на ногах. Я с трудом удерживал её, она то и дело падала. Когда я в очередной раз поднял ее, она начала бормотать:

– Обычно я веду себя сдержанно, – ее одолевала икота. – Не думай обо мне так. Но мне не хотелось ударить в грязь лицом. Я весь вечер смотрела, как ты, – Инна засмеялась и указала на меня пальцем, – тайком поглядываешь на меня. Тебе явно не хватает решительности, а я не привыкла делать первый шаг. Вот и пришлось ждать, – неожиданно она поцеловала меня в щеку. – Ты симпатичный.

И тут же умолкла. Ноги ее подкосились, и она снова рухнула на землю. Я взвалил ее на спину и отнес в ближайший двор.

– Где ты живешь? – допытывался я у нее.

– Здесь недалеко, – бормотала она.

Каждое слово давалось Инне с трудом – приходилось выстраивать в правильном порядке множество букв, и, похоже, ей этого совсем не хотелось. Добиться внятного ответа я так и не смог. Я снова закинул ее на спину и понес к Максиму. Старик-консьерж долго отказывался впустить нас. Я пообещал, что завтра принесу ему бутылку вина, и он открыл двери.

– Только не шумите. Люди спят.

– Простите. Простите нас, пожалуйста. Мы очень тихо. Тихо… – шептала Инна, еле ворочая языком.

Инну я уложил в гостиной, а сам ушел в спальню, но где-то посреди ночи она пришла ко мне и легла рядом. Во сне я даже не заметил этого, пока не проснулся от сильного толчка – Инна неожиданно вскочила на ноги и побежала в ванную. Когда возня за дверью прекратилась, она вернулась в спальню. Я сидел на краю кровати, пытаясь понять, что случилось.

– Всё в порядке?

– Да, – она вымученно улыбнулась. – Мне просто нужен свежий воздух. – Инна распахнула окно. – Никогда еще не была так пьяна.

– Уверяю тебя, это еще не предел, – я протянул ей стакан воды.

– Неловко все получилось, – она стыдливо прикрыла лицо рукой. Я засмеялся.

– Тебе это кажется смешным? – она была то ли возмущена, то ли напугана.

– Грустить тут точно не о чем, – успокоил ее я.

– Я умираю от голода, – она встала в дверном проеме.

– Есть только кофе.

До утра мы просидели на кухне. Говорили, много смеялись и несли бессвязный вздор, который кажется необычайно мудрым, когда нет уже сил бодрствовать. Я смотрел на нее и мог думать только о том, как она красива. Инна сидела напротив, поджав колени к груди, и говорила неспешно и тихо. Кожа ее сияла в полумраке. Я сходил с ума лишь от мысли о прикосновении к ее губам и желал ее с тем неистовством, на которое мы способны только в юности, когда еще можем чувствовать все, что творится в огромной вселенной, и отдаемся страсти без страха.

Утром мы вышли из дома позавтракать. Закусочная пустовала. К нам тут же подошла дородная женщина, оголив в улыбке желтоватые зубы:

– Готовы заказать? – спросила она, поглядывая на нас брезгливо.

– Может, посоветуете что-нибудь?

– Возьмите омлет, – женщина забрала меню из моих рук. – А вашей спутнице?

– То же самое, – Инна сидела, уставившись в стол, и явно не способна была что-либо выбрать.

Женщина поспешила уйти. Инна, вяло взглянув на меня, спросила:

– И что дальше? – голос ее звучал измученно.

– Для начала неплохо бы выспаться, – я уже не способен был думать.

– Да, – закивала она. – Мы ещё увидимся?

– Надеюсь, – я и впрямь очень надеялся на это.

Инна мягко улыбнулась и протянула мне салфетку, на которой неуверенным почерком был написан номер. Я аккуратно сложил ее пополам и убрал в нагрудный карман. Она внимательно следила за моими движениями, словно желала убедиться, что я не передумаю в последний момент. Лишь когда я застегнул пуговицу, она наклонилась и поцеловала меня. Еле заметно и кротко, словно боялась, что я могу отреагировать как-то не так.

Позавтракав, она тихо сказала: «Мне уже пора», – и тут же ушла. Так быстро, что я не успел заметить, как остался сидеть в одиночестве. Вернувшись в квартиру, я обнаружил Максима спящим на полу возле кровати. Он лежал, раскинув короткие руки в стороны. Я лишь подумал: «Боже мой, та еще была ночка», – и сразу лег спать.

Проснувшись вечером, я застал Максима уже на кухне.

– Ты голоден? – спросил он, накрывая на стол. – Я приготовил окорок.

Готовил Максим бесподобно, как и любой человек, привыкший наслаждаться каждым мгновением жизни. Я жадно заглатывал куски мяса, даже толком не прожевывая, и тут же отправлял в рот новый кусок.

– Спорим, – самоуверенно заявил мой приятель. – Ты давно так вкусно не ел?

– Ты шутишь? – промычал я, расправляясь с очередным куском. – Так вкусно я не ел никогда.

Весь оставшийся вечер мы просидели в гостиной. Я лежал на полу, а Максим сидел напротив и рассказывал истории о своём отце, который, будучи человеком рабочим, умудрился объездить полмира, прокладывая тут и там железные дороги. Максим восхищался им. Говорил с трепетом, используя громогласные фразы и то и дело вскакивая на ноги, чтобы передать его повадки.

Где-то посреди ночи он неожиданно спросил:

– А каков твой отец? – обычно я ни с кем не обсуждал свою семью.

– Не знаю. Он ушел от нас много лет назад. Я почти не вижу его. Раз или два в год. Наверное, я должен был интересоваться им, но я почему-то никогда не спрашивал о нем у матери.

– Тебе не за что себя винить, – его голос был снисходителен.

Максим помолчал немного и снова принялся рассказывать о своем отце. Как однажды тот был командирован в Африку и решил сфотографироваться с питоном, заползшим в палаточный городок. Он провозился с ним весь день и так привязался к твари, что решил приручить. Он начал подкармливать змею, невзирая на недовольство жителей палаточного городка, которые негативно относились к присутствию двухметрового гада. За те три месяца, что отец Максима провёл в Нигерии, он сильно привязался к змее и даже хотел увезти ее домой, но вынужден был отпустить на волю, потому как сотрудники аэропорта наотрез отказались принимать на борт дикого питона. Думаю, его отец выдумал эту историю, но я не стал разочаровывать Максима. Слушая, как тот говорит, я так и заснул на полу.

Глава 8

Следующим утром во время завтрака Максим неожиданно спросил:

– Ты когда-нибудь видел горы? – он потягивался в дверном проеме.

– Только те, что вокруг Ключа, – ответил я, ковыряя вилкой глазунью.

– Шутишь? Ты приехал на юг, но ни разу не удосужился съездить в горы? – Раньше я об этом не задумывался, но, когда Максим озвучил мысль, она показалась мне действительно абсурдной. – Я знаю одно местечко, – продолжил он. – Тут недалеко. Там есть смотровая площадка. С нее можно как следует рассмотреть горную цепь. Можем прокатиться туда сегодня.

– Ты это серьезно? – я не мог понять, шутит ли он.

– Ну да. – Максим обвел взглядом стены. – Не торчать же все время в квартире.

Мы наспех собрались и поехали на вокзал. Было удивительно жарко. Я все не мог привыкнуть, что в марте можно прогуливаться в одной рубашке. Дома еще лежал снег.

Поезда в Горячем Ключе ходили исправно. Станция работала без остановки. В зал набивалась толпа, ожидая отправки на Адлер. Мы подоспели к отходящей электричке и сразу заняли места. Вагоны были переполнены. Людям приходилось стоять в проходе. Местные старушки везли все, что можно было продать. По проходам толкались цыганские детишки, выпрашивая у пассажиров монетку, а у зевак и вовсе обчищая карманы. Максим занял место у окна и долго думал о чем-то.

– Кем ты видишь себя в будущем? – вдруг спросил он.

– Не знаю. Никогда об этом не задумывался. – Максим часто задавал странные вопросы, но мне это даже нравилось.

– А если задуматься прямо сейчас? – он повернулся ко мне. Взгляд его был испытывающим.

– Да какая на хрен разница? Я просто хочу жить. К чему эти вопросы?

– Просто спрашиваю. – Максим пожал плечами. – Я хочу обзавестись семьей и скучной работой, но перед этим как следует нагуляться. Так, чтобы еще много лет вспоминать прожитые годы.

– Как твой отец? – упоминание об отце воодушевило Максима.

– Да. Я хочу вырваться из-под власти моей семьи. Меня напрягает все это.

– А что стало с твоим отцом?

– Он умер полтора года назад, – Максим нервно дернулся. – Но я сейчас не об этом. О чем ты мечтаешь, о действительно великом, что изменило бы мир навсегда?

– Зачем мне мечтать о великом? Большие мечты – для больших людей, – это была не просто отмашка. Я и впрямь так думал. Отчасти думаю так и сейчас.

– Неужели ты думаешь, что нам не нужны перемены?

Максим уперся лбом в стекло и уставился туда, где со звоном неслась весна, а птицы стаями летели на север. И все суетилось, двигалось, и возня эта протекала так буднично, что заметить ее мог далеко не каждый.

Доехали мы быстро. Сошли на станции в маленькой деревушке. Всюду было тихо. Жизнь шла размеренно. Приезжих редко заносило сюда, и люди могли спокойно заниматься делами. Максим повел меня по грунтовой дороге на высокий холм, на вершине которого виднелась полуразрушенная крепость и высокий флагшток. Флагшток пустовал.

Во времена империи гарнизоны высматривали отсюда абреков, спускавшихся с гор. Потом под холмом появилась эта деревня. Гарнизон передвинулся примерно на сто километров к востоку, и вплоть до революции крепость служила тюрьмой. Во время Великой Отечественной войны здесь располагался штаб. Крепость сильно пострадала от авиаудара, и никто так и не взялся ее восстанавливать. Уже после развала Союза местные жители построили смотровую площадку в надежде привлечь туристов, но особой популярностью это место не пользовалось.

Когда мы наконец поднялись на холм, я поднял глаза и застыл от восторга. Всюду, куда я мог дотянуться взглядом, простирались горные хребты, исчерченные у основания полосками сосен. Со стороны цепи холм круто обрывался вниз и заканчивался маленькой речушкой. Горы находились достаточно далеко, и с утеса можно было рассмотреть их от подножья до самой вершины. Все мелкие объекты съедало расстояние, и цепь представлялась грудой валунов Прямо напротив утеса стояла самая большая гора, на которой, словно зеленые родимые пятна, росли островки деревьев. По обе стороны от нее находились горы поменьше, а остальные и вовсе напоминали сопки.

– Ну, как тебе? – спросил Максим.

Но я не смог ответить. Стоял в оцепенении, имея возможность только смотреть. Вид этих гор так резко отпечатался в моей памяти, что если бы кто-нибудь расколол мне черепную коробку, то в зияющей дыре увидел бы эти огромные горы. Я стоял и с трудом переваривал тот факт, что в мире существует что-то настолько большое. Я был здесь никем и ровным счетом ничего не значил в царстве этих вековых валунов. Какое им до меня дело? Они стояли здесь миллионы лет и охраняли покой небес. Никогда прежде я не чувствовал себя так легко. Дышалось свободно, а сердце стучало так сильно, что звук его отдавался в ушах. Я просто стоял на вершине холма, упоённый осознанием того, что являюсь лишь маленькой точкой в бесконечной вселенной.

По дороге домой я не произнес ни слова, лишь кивал иногда, чтобы Максим не решил, будто я его не слушаю. Он все говорил, а я лишь думал: «Эй, приятель, что толку в наших словах? Лучше пройдемся молча и впитаем в себя этот день. Ведь, может быть, завтра уже никогда не наступит».

Вечером, вернувшись домой, я позвонил Инне, но трубку она не взяла. Я вернулся к Максиму и попытался ничем не выдать своего огорчения:

– В чем дело? – раскусил он меня с первого взгляда. – Ты только что был весел.

– Просто испортилось настроение, – отмахнулся я.

– Не спеши с выводами. Уныние никому не идет на пользу.

– Дело совсем не в ней, – я тут же осекся, а Максим лишь лукаво улыбнулся.

Той ночью я впервые не стал засиживаться допоздна. Был слишком вымотан долгой прогулкой. Но, наверное, все это было лишь оправданием. Я просто не мог отвлечься, и мысли мои то и дело возвращались к Инне.

Уже глубокой ночью, когда я смог наконец-то заснуть, раздался сигнал телефона. Проклиная весь свет, я взял аппарат в руки. Пришло сообщение от Инны: «В два. У медицинского колледжа».

Глава 9

Когда я проснулся следующим утром, Максим уже ушёл на работу. Я позавтракал и, усевшись в кресле с чашкой чая, попытался написать очерк о горах. Ничего не вышло. Странно, ведь всегда получалось запросто, а тут – ни строчки. Отчаявшись, я нашел на полке старую книжонку с хокку, устроился у окна и все утро просидел над ней. Одно хокку я помню до сих пор, хотя, к стыду своему, не знаю автора, да и никогда не пытался узнать.

«Сознательно ни за чем не следя,

Пугало в горном поле стоит не напрасно.

Все остальное подобно ему».

В полдень я вышел на улицу. Настроение было отличное, и я отправился прогуляться по городу, чтобы вдоволь насладиться весной. Каждый прохожий виделся мне старым другом, южная сутолока – карнавалом безудержной жизни, а мир словно ликовал заодно со мной. Я немного побродил по улицам и, плененный терпким запахом, заглянул в кофейню, где разговорился с одним осетином.

Вернувшись на улицу, я направился в парк. Побродил по Аллее тысячи сосен и вдоволь напился воды у источника – вода была чуть солоноватой и пахла сероводородом. А после расположился прямо на траве и просто лежал. Но вскоре подошел полицейский в маленькой фуражке, водружённой на бритую голову, и приказал мне убраться, пригрозив увезти в отделение. Я был так весел, что не мог даже злиться.

На входе в медицинский колледж меня долго разглядывал охранник и наотрез отказался впустить. Я с невинной ухмылкой уселся на ступеньки возле дверей и стал разглядывать пёстрых студентов, шныряющих туда-сюда по дорожкам, пытаясь различить среди них Инну. Неожиданно она показалась из толпы, уверенно шагая в коротком бежевом платье с рукавами в три четверти. На ногах ее красовались плетеные босоножки. Подойдя ко мне, она, словно извиняясь, сказала: «Иногда мне нравится чувствовать себя женщиной», – и пошла дальше, не дожидаясь, пока я встану. Я поднялся и двинулся за ней следом.

Инна предложила пойти к ней, в квартирку, которую снимали для нее родители. Жила она с подругой, платившей половину ренты. Родители не знали об этом, и деньги она оставляла себе. Я кивнул в знак согласия, и мы свернули на узкую улочку, по обеим сторонам которой стояли двухэтажные домики.

Инна шла рядом и говорила что-то, а я витал в облаках, упоенный ее присутствием. На юге укрепилась весна. В город хлынули туристы. С приходом тепла Горячий Ключ потерял свой окрас и превратился в один большой санаторий, и все, что можно было увидеть здесь, – это торговцы, мусор и толпы приезжих. Я взглянул на Инну. Все это время она продолжала говорить.

– Вообще, вулканы – моя самая большая страсть.

– Вулканы? – очнулся я от своих мыслей. – Зачем ты тогда пошла в медицину?

– Так хотела мать. Я всегда любила вулканы и мечтаю побывать на Кракатау. Это один из самых больших вулканов. Когда он в последний раз извергался, выброшенный им пепел дважды облетел земной шар.

– Тогда зачем ты тратишь время на колледж? – никак не мог понять я.

– Мать не позволит мне уехать, пока я его не окончу.

– Так, может, пора уже жить самой? – Инна метнула в меня недобрый взгляд. Я сразу понял, что задел больную тему.

– Да, но ведь она хочет как лучше, – словно оправдывалась перед собой студентка. – К тому же, платит за квартиру и прочее. Я еще не чувствую достаточно ответственности, чтобы заботиться о себе самой. Поэтому лучше никуда не спешить.

Квартира была просторной и светлой, со старой мебелью и деревянными полами. Большая кухня и две комнаты. Все очень просто, без излишеств. Инна провела меня в спальню и ускользнула в ванную. Вышла уже в коротких шортах и футболке с обрезанными рукавами, села в кресло и, закинув стройные ножки на подлокотник, спросила:

– И что мы будем делать? – в ней было что-то подростковое и бунтарское, что немного настораживало меня.

– Если честно, я умираю с голода, – наверное, я должен был сказать что-то более соблазнительное, но ума у меня хватило только на это.

– Боюсь, что могу предложить тебе только кукурузные хлопья, – Инна бросила на меня пристальный взгляд. – К тому же, думается мне, ты пришел не за этим.

Она подошла вплотную и уперлась лбом в мою грудь. Долго стояла так, затем, взяв меня за руки, потянула на кровать. На мгновение она замерла в нерешимости, но, встрепенувшись, начала меня целовать. Признаться честно, подобного финала нашей встречи я не ожидал.

Весь день мы провели в постели, опустошая коробки с кукурузными хлопьями. Я лежал на спине, закинув руки за голову, и что-то рассказывал Инне. Она увлечённо слушала, покачивая головой и роняя иногда короткие реплики. Когда я закончил, она откинула волосы и, упершись подбородком мне в грудь, сказала: