Дровосек, или Человек, наломавший дров. Книга первая

– И где же я его мог видеть? – начал бы чесать затылок Валентинчик, терзая себя и свою память, в попытке вспомнить то, чего никогда не было. – Наверняка, с ним связано что-то такое важное, раз он пришёл сюда. Но что? – краем глаза поглядывая на Свята, а объёмным зрением по сторонам, холодея внутри от той, однозначно страшной тайны, которую несёт в себе этот незнакомец, Валентинчик начал впадать в отчаяние от этой безответности.

Но как часто бывает, стоит только человеку приблизиться к тому жизненному краю, за границами которого начинается отчаяние, как он начинает видеть то, что до этого не видел и придавать значение тем вещам, которыми ранее не дорожил. И Валентинчик, оказавшись в подобной ситуации, только со своей специфичностью, в один из отчаянных моментом вдруг увидел или заметил то, чему до этого он не придавал особого значения. – И точно. – Наконец-то догадался Валентинчик о том, где он мог познакомиться с этим незнакомым типом. – В прошлую субботу, я до состояния невменяемости перебрал в клубе, и там скорей всего, и познакомился с этим типом. – От облегчения Валентинчик глубоко вздохнул, дружески улыбнулся этому знакомому незнакомцу и спросил его: Как дела?

Но это Валентинчик, и с него взятки гладки, чего не скажешь об Андроне, чьё административное положение в этом заведении обязывает его смотреть и видеть людей со своих административных позиций, а в каждом их обращении выискивать подвох. Так что вполне понятно, что Андрон не поверхностно отнёсся к этому обращению незнакомца, а принялся тщательно его анализировать на предмет того, что его знание или незнание будет ему или кафе нести. И тут ошибиться совсем не хочется, а то, кто знает (только этот незнакомец знает и от этого у него преимущества), что это будет ему и заведению стоить.

Вот, к примеру, вдруг окажется, что этот тип не просто какое-то известное только в ограниченных своей бесцветностью и бедностью кругах лицо, а он очень известное в некоторых непубличных кругах, ограниченных своим аристократическим цензом и мильярдами на душу населения во дворцах, наследное лицо принца Уотского, и что тогда делать и как быть?

И тут нечего говорить, что такого не может случиться и такое только в кино про золушек или в чьей-то больной фантазией голове может быть. При нынешней-то тяге принцев к глобализации и в народ, даже вполне может быть. – А не выйти ли мне в народ?! – задаваясь этим риторическим вопросом, даже и не испросил никого из здравствующих королевских особ, и себя в том числе, всегда сам себе на уме, принц Уотский, а всё за всех упомянутых выше особ решил (А некоторые из них, из этих, из королевских особ, между прочим, в это время, хоть и царствовали, но не бодрствовали – король спит, а царствование всё равно идёт. От таких истин некоторым особо насчёт себя мнительным династическим тиранам даже становится обидно. Они то думали, что мир в их королевстве так устроен, что без их на то позволения ничего в королевстве не происходит, а как оказывается, очень даже происходит).

И вслед за этим, взял и не заметил, как вышел в народ. А как вышел, то и не заметил, как заблудился. А как заблудился, то сразу же проголодался. И что же дальше делать? И как быть?

При этом надо понимать, что он привык к тому, что ему по первому звонку в колокольчик всё самое вкусное и питательное поставляют к его столу, а по щелчку его белоснежных пальцев, всё к его услугам в постель – первые красавицы королевства, в случае если принц настроен проявлять щедрость, и первые министерские зады, в случае если принц сегодня не в духе и ему требуется на чьём-то заде выпустить пар (но только носком ботинка, а то ещё подумают, что он даёт им толерантные поблажки).

Ну а в таком сложном положении, в каком оказался всё тот же принц Уотский, почему-то всегда в первую очередь идут навстречу неприятности. И даже предсказывать не надо, что принца Уотского вначале вокруг пальца обвели сказками о своём знании путей к уму разуму (что отчасти верно), затем завели в глухую подворотню, где и забрали всё, что при нём было в единственном числе или последнее – золотые часы из последней коллекции его друга и кореша Филиппа Патека, в единственном числе брильянтовую заколку на галстуке, с таким же каменным обрамлением запонки из последних новинок дома Картье, ну и как без того, чтобы оставить без последнего значимого предмета, его, с геральдическими вензелями на обложке, портмоне, который впрочем, тоже был забран – после чего принцу Уотскому, чьему возмущению не было предела, убедительнейшим образом, с применением подручного средства типа ножа, под ребро посоветовали так сильно не вздыхать. И со словами: «С вещами нужно расставаться легко, с улыбкой и непринуждённо», – добившись от него не совсем искренней улыбки, поддав ему ногой под зад, избавили его от последнего – иллюзий на свой исключительный счёт. Как оказывается, с принцами не везде считаются, а в некоторых, в таких как эта подворотня местах, вообще пошли дальше, и видят в принцах себе ровню.

И вот с такими мрачными мыслями, а что уж говорить о подавленном настроении, принц Уотский, сам того не заметив, оказался в этом кафе. Ну а как только от местных запахов пришёл в себя, то сразу же оголодал и решил сегодня себя ни в чём не ограничивать и заказать всё меню сразу и при этом в двойных порциях. А как решил, то вдруг вспомнил, что там, в неизвестной подворотне, у него забрали последнее, а без этого последнего, даже и на одну порцию картошки фри нечего рассчитывать (прямо-таки умнеет на глазах). Но как тут же выясняется, то с этими, за скобками выводами мы поспешили – непоколебимая самоуверенность, стоящая в его глазах и его взгляд сверху вниз на всех, говорил, что он всех тут, по-своему знает, а вот они его ещё его не знают (хотя обязаны знать).

С чем (с самоуверенностью), он и направился прямиком к Андрону, в ком он сразу же увидел близкое себе по духу лицо, которое просто обязано войти в его необычное положение и поспособствовать всему тому, чем он пожелает удовольствоваться.

И если смотреть на подошедшего незнакомца с его странным вопросом с этой стороны, то вполне объясняется, почему он так, через этот вопрос представился. Ведь все очень важные и представительные люди, только так: «Ты знаешь, кто я такой?», и представляются. И Андрон с такой версией представления этого незнакомца вполне бы мог согласиться, ведь он и сам не раз вёл себя таким представительным образом. Как, например, в общении с сотрудниками дорожно-постовой службы, где он частенько прибегал к подобного рода блиц-опросам. Так после того как они смели его остановить провокационным способом, с помощью оказавшегося на пути его автомобиля фонарного столба, он задавал им весьма интригующие вопросы: «Да ты знаешь, кто я такой?» или косвенный «А ты знаешь, кто мои друзья?».

Но что-то Андрону подсказывало (да хотя бы эти его руки, так нездорово поглядывающие на него со своего кулацкого положения – а у принцев ручки всегда такие белоснежные, без всяких видимых следствий на них от несвойственного им трудолюбия, а здесь прямо одна грубость), что этот тип точно не принц, а вот проходимец, который решил ввести его в заблуждение и, прикинувшись тем, кем он не является, чтобы за его, Андрона счёт, здесь как следует потрескать за обе щёки, то это куда как ближе к истине. Правда и эта версия пока что никаких обоснований не имеет и Андрон, дабы не ошибиться в своей правоте и не правоте на счёт этого скорее проходимца, чем принца, даёт ни к чему не обязывающий ответ.

– Мол, не знаю я тебя проходимец и, вообще, вижу в первый раз. – Красноречив взгляд Андрона на этого проходимца. Ну а так как Андрон не совсем уверен в том, что этот проходимец достаточно разумен, чтобы прочитать этот его лицевой посыл, то он к своему выразительному посылу добавляет. – Извините, но что-то я вас не припомню.

Ну а Свят, а в глазах Андрона совсем даже не принц, а проходимец, выказывает себя настырным малым, и вместо того, чтобы, наконец-то, обозначить себя и сказать, кто он есть таков, берёт и опять задаёт не понятно к чему обязывающий вопрос:

– И даже не догадываешься?

И Андрон от такого вопросительного поведения этого, видеть уже нет сил, что за человека, хоть и про себя, но взрывается: «Да что ж такое!». И решив, что с таким людьми разговаривать не имеет большого смысла и вообще бесполезно, пока они находятся под прикрытием своей незнакомости, перехватывает инициативу и с такой прямо холодной жёсткостью обращается к этому типу. – Извините, у меня нет совершенно времени на всё это. Говорите, что вы хотели сказать. И если это входит в мою компетенцию, то я постараюсь вам помочь.

– Вот и отлично. – Слишком быстро обрадовался этот проходимец, что совершенно не понравилось Андрону. А вот почему, то… Да хотя бы потому, что он Андрону надоел и всё, что исходило от этого типа, теперь не нравилось Андрону.

Свят между тем ведёт себя как человек, который совершенно не догадывается, какого рода чувства вызвало его поведение у его собеседника (что конечно наглость последней степени со стороны Свята), и он продолжает радоваться тому, что встретил такого отзывчивого человека в лице Андрона. А раз так, то сама простота Свят, ведёт отличающим такого рода простых людей образом. И он, поманив пальцем руки к себе Андрона, – а это вызвало на лице того оторопь, с испугом, вызванным непониманием, как себя дальше вести, – и после того, как Андрон поддался его злобному обаянию и придвинулся к нему лицом, тихо-тихо, так, чтобы его мог услышать только Андрон, спрашивает его. – Вчера, ты тоже здесь на смене был?

Ну а этот вопрос Свята, куда как более взволновал Андрона, чем все его прежде заданные вопросы. Да не просто взволновал, а прямо-таки застал врасплох – он теперь окончательно не понимал, кто это и что это за тип.

И вновь Андрона постигла участь думающего человека, без дум которого можно прийти только к одному, бездумному решению. И хотя такие решения почти всегда нравятся тем, кто подталкивает вас на такие неосмысленные действия, всё же нужно быть большим филантропом, чтобы так думать. Ну а Андрон был бесконечно далёк от такого образа мыслей, и поэтому он принялся, пока даётся время, срочным порядком соображать, что же ответить на этот, совсем ему непонятно, к чему ведущий вопрос. Для чего в первую очередь необходимо выяснить, кто же всё-таки этот тип.

Правда, на этот раз коридор возможностей для этого типа существенно сузился. И в этом даже нечего искать виновных на стороне, как например Андрона, который имел возможности и причины, чтобы так насчёт него думать, а дело в том, что этот незнакомец сам виноват в том, почему так случилось – его никто не заставлял именно так ставить свой вопрос Андрону. Ну а раз вопрос подобным образом прозвучал, то и Андрон принялся искать разгадку его личности, исходя из этого вопроса.

И первое, что ему в голову пришло, так это огромное желание отстаивать свои права свобод высказываний, перемещения и ни перед кем бы то ни было не отдавать отчёт в своих действиях. – Слышишь ты, верзила, – вот прямо так, не сдерживая себя ни в чём, на повышенных тонах, с указанием его именного места, про себя разошёлся Андрон, – это не твоё собачье дело, где и в каком месте я вчера прохлаждался с такой любовницей, которой тебе не вжизь заполучить. И вообще, пошёл бы ты туда, куда всех такие как ты, нас таких как я посылают. – Но это тип, названный Андроном верзилой, что за настырен и он даже ухом не ведёт и не сотрясается в удивлении, чего от него в надежде ждал Андрон.

И этот, прозванный на своё время Андроном верзила, так увесисто крепко сжимает один из своих жутких на вид кулаков, после чего им подпирает свой подбородок и, посмотрев с этого положения на Андрона, спрашивает его. – Из всего тобою сказанного, меня заинтересовало только одно. То, что такую, как у тебя любовницу, мне не вжизь не заполучить. А я знаешь, такой человек удивительный, что когда мне что-то становится интересным, то это неожиданно для меня становится интересным и тем, кого этот интерес касается. И как ты понимаешь, то нынешний мой интерес касается тебя и твоей имеющей такие интригующие и касающиеся меня характеристики. – Верзила со всем вниманием смотрит на Андрона и, не получив от него сообразно сказанному ответа, уточняющее добавляет. – Давай показывай.

Ну а Андрон, ведь всё это сказал сгоряча, мало подумавши и при этом про себя, и поэтому совершенно не рассчитывал на то, что будет понят и приведён к ответу. А так у него и любовницы нет никакой и даже самой захудалой – при его-то так себе зарплате, он может рассчитывать только на бескорыстные нежные чувства, когда ему так хочется видеть хоть какого-то расчёта из такого рода отношений. А раз так, что он может сказать с кулаками ждущему его ответа верзиле, кроме того, чтобы быть немногословным и изначально им непонятым, а то тот обязательно его пошлёт туда, куда таких как он посылают, такие как он (в очередной раз это «он», распределяется и понимается по своему чувству ответственности за себя и за этого «он»).

Ну а так как Андрон всегда очень ответственно ведёт по отношению к себе и достаточно скрытен, чтобы его нельзя было в чём-то нехорошем заподозрить, то Свят или верзила, так ни о чём не догадались, а Андрон принялся скорейшим образом рассматривать другие варианты.

– А вдруг он, – начал размышлять Андрон, – какой-нибудь проверяющий из специальных служб, как, например, представитель общества защиты прав потребителей. А эти представители, такие придирчивые и предприимчивые типы, что не успеешь глазом моргнуть, как они уже нашли таракана у себя в супе. Но и этого им мало, и они вечно следят за только им известным, каким-то санитарным порядком и, видя, что нарушают такой, что за странный, специально придуманный для того, чтобы самим на нём кормиться порядок, а ещё хуже, не видя, что к ним со всей душой и готовы ответить на все интересующие их вопросы, там, в вип комнате, берут и закрывают на неопределённое время такие негостеприимные для них заведения. – Андрон попытался набраться смелости и посмотреть на этого незнакомца как следует (что под этим имел в виду Андрон, то это так и осталось не известным – а как его понять, если он так и не решился на это как следует), а не как он на него смотрел, заглядывая в себя и ища там оправдания себе.

А между тем в пользу этой версии говорит то, как тихо к нему обращается этот тип, как бы намекая на то, что он в отличие от других людей из их службы, человек понимающий, и при должном взаимопонимании, готов пойти вначале за стол, а затем и дальше отсюда, до следующей, через год проверки. И если этот тип из этих (!), то Андрону любая заминка может дорого стоить. А этого он, как всякий сидящий на проценте от выручки управляющий (вот был бы на окладе, то другое дело) допустить для себя не может и значит должен немедленно реагировать на это.

И он бы немедленно отреагировал, как в таких случаях полагается, со всем добродушием и с пакетами реагировать, но опять в Андроне что-то такое не даёт ему покоя и подсказывает ему, чтобы он не слишком-то верил всему сказанному этим первым встречным. А Андрон между тем прекрасно знал, а не догадывался, кто его так внутри баламутит – это его жадность, а точнее хозяйственность. А эта его, даже не черта характера, а своеобразная идейность, без своего на то усмотрения, и шагу ему не давала вступить, а уж что без толку говорить о том, чтобы куда-нибудь сходить развлечься. И понятно, что Андрон, находясь под таким контролем и присмотром, не мог принимать единоличные решения, не выслушав эту сторону своего здравомыслия.

А там-то, всё как всегда видели в своём придирчивом свете, где его более чем наверняка, собираются надуть. – А может этот тип подозрительной наружности, специально так, – выдавая себя за того, кем не является, – притворяется, чтобы за твой счёт тебя надуть! – С досадливым изумлением, даже не спрашивает, а сразу утверждает эта критическая черта в Андроне. И не давая Андрону времени вздохнуть, начинает его продавливать под себя. – Да ты, Андрон, хотя бы краем глаза посмотри на него. Разве тебя в нём всё устраивает. Или всё же он слишком подозрительно выглядит. – На что Андрон ни бэ, ни мэ, но по его внутреннему сопению становится вполне понятно, что и он в таком же недвусмысленном ключе смотрит на этого проходимца. А этого от Андрона только и ждали. И его бесконечно настойчивая и до чего же вредная всё та же черта характера, поймав Андрона на слове, теперь уже требует от него немедленных действий.

– Ты, Андрон, – настойчиво заявляет Андронова хозяйская жилка, – возьми себя в руки (можешь не оправдываться, всё же трусоват ты) и решительно так, спроси этого типа: А на каких-таких юридических основаниях, ты должен раскрывать перед ним, вполне возможно, что коммерческую тайну? А может он представитель конкурирующей фирмы, занимающийся производственным шпионажем. Узнает вначале внутренний рабочий распорядок, а затем войдя в доверие, подберётся к внутренней кухне заведения. А там глядишь, и все технологии и скрытые отчётности чёрной бухгалтерии в его кармане. А! Ты об этом не думал? – Андрону аж стало одновременно холодно и жарко от этих своих откровений.

И Андрон на этом душевном подъёме, насколько мог решительно ответил Святу. – Это конфиденциальная информация. Так что извините. Я ничего не могу сказать, пока не знаю, с кем разговариваю.

– А! Ты об этом. – Добродушно улыбнувшись на свою забывчивость, усмехнулся Свят, доставая из кармана знаковый документ, который наделял неслыханными правами того, чью личность он удостоверял и обязанностями перед ним всех тех, кому он так в лицо предъявлялся. И даже было трудно иной раз понять, кого этот документ больше касался, того кого он удостоверял правами, или тех, кто почему-то после этого его удостоверения личности понижался в своих правах перед лицом этого удостоверившего их в своих правах человека при удостоверении.

Что может быть только непроверенные на себе слухи и им не стоит верить, пока на себе в этом не убедишься. Что ж, может и так, но Андрон не из тех, кто любит ставить на себе эксперименты. И как только это удостоверение было ему предъявлено для его ознакомления и понимания того, что с этого момента каждое его слово или наоборот молчание, будет не просто рассматриваться под углом юридической ответственности, но вполне возможно, что в будущем и инкриминироваться ему, то он тут же почувствовал себя более чем неуютно на этом месте, почему-то напугано (в его голове всё так стремительно завертелось, ища в своём прошлом то, за что его можно было привлечь к ответственности), и ему сразу же захотелось куда-нибудь дать дёру. Ну и как бонус. Андрон мгновенно пересмотрел все свои атеистические взгляды на жизнь, и в душе, правда с каноническими ошибками, перекрестившись: «Свят, Свят, Свят», – начал склоняться к тому, что всё-таки во что-то надо верить, если вдруг насчёт него будет допущена несправедливость.

Ну а Свят не первый, а может уже в тысячный раз, показывает своё удостоверение для удостоверения своих прав на излишнюю, при отсутствии такого удостоверения, любознательность, и он отлично знает, какая после этого своего представления ждёт реакция на лице этого, ещё минуту назад, до предъявления этого своего удостоверения, что за наглого, сам себе закон типа, который в одно мгновение вдруг потерял дар речи и забыл, как его звали. Мол, я не я, и без адвоката слово не скажу. И, конечно, Свят сразу же всё насчёт Андрона понял – как и какие предательские мысли его обуревают, с первейшим желанием податься в бега.

И, наверное, Свят мог пойти самым наипростейшим путём, дать возможность Андрону самому себя спровоцировать на эту неосторожность, побег, где бы ему далеко уйти не удалось, после того как Свят в один бросок в него стулом собьёт с ног всю его лихость, но Свят не сторонник таких топорных методов и он любит ломать подозреваемых не через колено, а с помощью своей разработанной им системы, состоящей из комплекса логических вопросов и поступков, которые сменяя друг друга в некой, известной только Святу последовательности, тем самым подводят Свята к нужному, а подозреваемого к совершенно для него неожиданному результату.

– Может, присядем, где будет более удобно поговорить. – Кивнув в сторону зала, проговорил Свят. Ну а Андрону только и оставалось, как ухватиться за это предложение Свята. – Присядем. – Сказал Андрон.

– Тогда я тебя там жду. – Сказал Свят, повернувшись в сторону зала, куда он уже было собрался пойти, но вдруг о чём-то важном вспомнив, посмотрел на Андрона, и после внимательной паузы, сказав ему: «Заодно захвати чего-нибудь успокаивающего и хлебосольного. А то, кто знает, как разговор пойдёт и насколько затянется», – повернулся и направился в зал. Там же он не стал проявлять излишнюю избирательность, а подойдя к одному из столиков в углу у стены, сел за него и принялся ждать Андрона.

Андрон же после таких напутственных слов Свята, не сказать, что приуныл, а вот то, что он ещё больше растерялся, можно сказать. – Да что ж я такого наделал, что меня теперь так прессуют? – глядя в спину удаляющегося Свята, в отчаянии принялся себя терзать вопросами Андрон.

На что ответа он, конечно, получить от себя не сможет, – он всё-таки заинтересованное лицо и об объективности тут говорить не приходиться, – а кого другого спросить об этом, то разве кто скажет. А дать на всё ответы может только один человек. И этот человек сидит там, в зале, это ожидающий его Свят. Но тут такая загвоздка получается, ведь этот Свят, лишь только тогда даст ему все ответы на его вопросы, когда он первым ответит на его вопросы. Ну а чтобы правильно, без чреватых для себя последствий на них ответить, то нужно знать ответы на свои вопросы, на которые в свою очередь ответить может только Свят. Брр. В общем, вот такой замкнутый круг получается. И выхода из него Андрону не видится.

А Свят между тем ждёт и Андрон, всё-таки ещё не до конца утратив в себе сообразительность и жажду к жизни, быстро принимает в расчёт всё сказанное Святом перед своим уходом и, прихватив с кухни с собой полный комплект того, что может привести к потеплению их предстоящий разговор, со всем этим тёплым и горячим прибывает к столику со Святом за ним.

После же того, как Андрон занимает своё место за столом, а принесённая им чашка с кофе, как влитая занимает своё место в руке Свята, чьё простуженное (его охрипший голос на это намекает) горло требует к себе горячего отношения, а это ему даёт эта кофейная близость, Свят сделав пару глотков, спрашивает Андрона. – Ну, так что, ответите на мой вопрос?

А что Андрон может сказать на это, если он из-за всей этой творящейся в своей голове неразберихи и сумбура, и забыл, о чём его спрашивали. Так что Андрон пока об этом не вспомнил, мог только ответить своим растерянным выражением лица. И хорошо, что Андрон не стал анализировать этот свой ответ с позиции Свята, а то бы он совсем расстроился и растерялся, по своему интерпретировав этот его взгляд на себя. – А этот Андрон, как оказывается, совсем не законопослушный гражданин, как я о нём до этого думал, а он скользкий, коварный и совсем пропащий тип, от которого чего угодно ожидать можно. Вон какие ловкости на своём лице вытворяет, чтобы сбить меня с правильной насчёт его мысли. – Изумится Свят, глядя на то, что себе позволяет Андрон – а позволяет он себе то, что вводит в заблуждение представителей власти – и сделает из всего этого крепкий насчёт Андрона вывод.

– Значит, решил мускулами поиграть. – Уперевшись взглядом в Андрона, Свят задушевно так скажет, что прям берёт за душу Андрона, ну и заодно руками за отворот его рубахи. – Сейчас я тебе отвечу, что я насчёт всего этого думаю. – Скажет Свят и тут же как сядет ещё раз на свой на мгновение им приподнятый стул, что у Андрона глаза на лоб полезут от невыносимой боли за свои неосмотрительные действия (понятно, что глаза Андрона полезли на лоб, не только потому, что он понял, как был не прав, но и по другой буквальной причине, но о ней чуть позже).

Ну а Андрон, даже на мысленном расстоянии всегда близко к сердцу принимал собственную боль, и поэтому он, дабы себя оградить от возможных последствий своей нерасторопности, уже собрался, хоть что-нибудь сказать в ответ этому страшному человеку, как вдруг Свят берёт и своим новым заявлением перебивает весь его запал.

– Я как понимаю, твоя задержка в ответе связана с тем, что ты прежде чем что-либо сказать, как следует взвешиваешь свои слова. – С располагающим к себе рассуждением говорит Свят. – Понимаю. Ведь каждое сказанное тобой слово будет свидетельствовать за или наоборот, против тебя. А вот над этим, – тут Свят, не сводя своего взгляда с Андрона, выдерживает паузу. При этот Андрону кажется, что Свят становится к нему как-то удивительно ближе – может это такой зрительный эффект, когда долго, не отрываясь, глядишь в глаза друг другу. И только Андрон так про себя подумал, как оказавшийся в буквальной близости от него Свят, в один свой присед на пододвинутый к Андрону стул, в довершении своего предложения: «стоит, как следует, подумать», – указывает ему на настоящую причину этого его приближения и заодно на то, отчего на самом деле могут полезть глаза на лоб – Свят металлической ножкой стула придавил одну из ног Андрона.

И только-только Андрон осознал, как бывает больно, когда на стул всем весом наваливается не склонный к самообману насчёт своей стройности объёмный тип, а металлическая ножка стула при этом находится на твоей ноге, как вслед за этим он получает новый, полный коварства удар со стороны этого Свята. Как оказывается, всё это стало не результатом его не осмотрительности – и не мудрено ошибиться, ставя стул под стол, когда там, в темноте ничего не видно – а всё было наоборот, и Свят намерено так действовал, чтобы добиться от Андрона понимания своего, по настоящему сложного положения.

И всё это Андрон понял, как только Свят весь свой вес переместил на эту ножку стула и, придвинувшись к Андрону, обратился к нему. – Теперь ты, надеюсь, понимаешь. Насколько будет значим вес каждого тобою сказанного, – Свято жёстким взглядом посмотрел на Андрона, – и не дай бог (а я, если хочешь знать, насчёт этого вегетарианец), умолчанного и не сказанного слова. – Ну и пока Андрон, сбитый фразой Свята о вегетарианстве со всего, что только можно, пытается собраться хоть с какими-то мыслями, Свят, кто единственный в курсе, что сейчас с Андроном происходит, – а этого он скорей всего и добивался, – начинает ему задавать какие нужно вопросы.

– Давай уж, облегчи свою боль. Ответь мне, что же тебя так взволновало вчера на смене? – глядя на Андрона, спросил Свят. И на этот раз Андрон не задерживает себя с ответом.

– Одна девушка. – Говорит Андрон.

– Понятно, что не две. – Усмехается Свят. – Хотя в наше запасливое время, вдруг одна тебя будет недостойна и бросит, одной редко кто ограничивается. – Свят после этого небольшого отступления, где он, отодвинувшись от Андрона, бросил взгляд в сторону сидящей за одним из столиков женской компании, возвращает своё внимание к Андрону и спрашивает его. – И чем тебя таким особым, – а тебя как я понимаю, нелегко удивить, – эта девушка зацепила?

И, наверное, не находись Свят в столь близких и местами больных отношениях с Андроном, то он в свойственной ему манере принялся бы молотить всякую романтическую чушь. Типа, такого рода вещи, вот так, в двух словах не объяснишь, их мол надо прочувствовать и пережить. А так как Свят проявил весьма кстати предусмотрительность, и Андрону за это надо ему сказать спасибо, а не истерическим взглядом на него смотреть, то Андрону и двух слов хватило, чтобы всё объяснить.

– Она была внимательна ко мне. – Сказал Андрон.

– М-да. Это, конечно, всё объясняет. – С рассудительным видом ответил Свят. – Но не настолько, чтобы я смог составить для себя всю картинку произошедшего между вами. Если сюда не добавить один весьма важный стришок. Она была уступчива? – посмотрев исподлобья на Андрона, спросил его Свят. И одного блеска глаз Андрона хватило Святу, чтобы понять, что он идёт по ложному пути. – Ладно уж, с этой дамой твоего сердца. («Ничего подобного», – хотел было возразить Андрон, но ничего подобного он не возразил) Оставим этот пикантный момент в стороне. – Махнул рукой Свят, и слегка облегчил страдания Андрона, переместившись на другой край стула. После чего Свят берёт чашку с кофе, делает на неё перерыв, затем возвращает её на место и возвращается уже к Андрону.

– Кроме этого, я не сомневаюсь, что важного для тебя события, разве больше ничего такого вчера здесь не произошло? – спросил Свят. Но видимо Андрон действительно ничего не соображает, раз он в ответ так поспешает и допускают такую явную ошибку. Так вместо того, чтобы сделать хотя бы вид, что он думает, а для этого, надо-то всего лишь с умным выражением лица выдержать паузу (правда в его оправдание можно сказать, что умного выражения лица ему при данных обстоятельствах практически добиться невозможно) и только после этого, с глубоким сожалением пожав плечи, сказать, что ему очень жаль, но он ничего такого не смог припомнить. Но Андрон вечно спешит и сразу же даёт ответ:

– Да нет, всё как обычно и ничего такого сверхъестественного не случилось.

Ну а Святу уже одного такого поверхностного отношения к своим гражданским обязанностям со стороны этого Андрона, который даже не удосуживается, как следует подумать, прежде чем лепить такой ответ, достаточно, чтобы не поверить ни единому его слову. А тут ещё такой, полный противоречий ответ Андрона – рядом стоящие «да» и «нет» сводят на нет весь его ответ – и отсылок к необъяснимому – им упоминается некое сверхъестественное, когда можно было сказать, необычное – наводит Свят на мысль о том, что этот Андрон несомненно темнит.

А такое противоречащее здравому смыслу поведение Андрона – так всегда себя объясняет Свят это упрямство – заводит Свята, и он вновь усиливает давление на Андрона, увеличив свой вес с помощью пару глотков кофе и всё в прикуску с булкой с сосиской внутри. Ну а чтобы Андрон сразу понял, что его ответ совсем не устраивает его, Свят принялся жевать откусанный им кусок булки мучительно долго для него.

Когда же Свят подобным способом надавил на Андрона, он, давая ему возможность исправить создавшуюся ситуацию недоверия, прищурив один глаз так, чтобы Андрону было понятно, что он готов на многое закрыть глаза, если он, конечно, будет откровенен с ним, с дальним посылом спрашивает его: