Так вот. Представьте, иду я как-то по улице, курю. И вдруг, совершенно случайно из окна обшарпанного домишки слышу воистину нечеловеческие вопли. Осмотревшись по сторонам, понимаю, что мало кто, кроме меня, это слышит. Может, я вообще бы и не услышал их, если бы кричавший не говорил что-то о готовности отдать свою душу. Он даже предстал перед моим мысленным взором: лысеющий мужчина тридцати лет, в замызганной майке-алкашке и старых трениках с коленями, в позе эмбриона скрючившийся на полу в обшарпанной комнате в общаге. Мне даже не пришлось искать его досье, вся информация будто всплыла в моём мозге. Вот в чём ещё плюс и одновременно минус моей работы. Мужчина такого-то года рождения, с простыми русскими инициалами: Петров Василий Иванович, действительно, – тридцати лет, героиновый наркоман. Мне аж сплюнуть захотелось. Понятный и стандартный случай. Посмотрев на свои старые наручные часы, верой и правдой служившие мне не первый год, я решил докурить сигарету. Могу себе позволить. Торопиться не куда: эта душа уже практически у меня в руках.
Конечно, торопиться стоило бы, ибо может нагрянуть «проверяющий». И поверьте на слово, лучше вам с ними не сталкиваться. Человеческий рассудок просто не выдержит такого «приятного» зрелища. Либо же явится к нему Смертушка собственной персоной. Но, на сколько я сейчас знал, она была занята более важным делом, не относящимся к моей компетенции.
Затянувшись, я выпустил облако дыма, которому позавидовали бы многие любители вейпов, и раздавил окурок носком ботинка. Что? Их и так тут разбросано в изобилии. Мой явно не сыграет роли в загрязнении «пейзажа» старой пятиэтажной общаги. Мой клиент ещё и на пятом этаже живёт. Я поморщился, представив подъём наверх, и решил просто переместиться к нему в комнату…
…и чуть не похвастался завтраком от запаха и представшей мне картины. Тьфу, срамота!
Выцветшие советские обои были на столько грязными, что еле угадывалась их когда-то жёлтая в коричневую полоску расцветка. Местами они отошли от стены или были порваны, являя миру облупившуюся краску. Неопределённого цвета грязнющий продавленный диван с почерневшей от грязи подушкой, полуразваленный сервант с какими-то бумагами. Наверно, паспорт, полис и прочие документы были погребены где-то там. Ну да мне они не нужны, пусть ещё живые врачи их ищут. И горы грязной одежды, островки рвоты. Завершала натюрморт тарелка с чем-то засохшим и протухшим, откуда торчала старая алюминиевая ложка.
– Да, Вася, не удивительно, что жена от тебя ушла. И что ты отцовства лишён, – протянул я. – Ну, давай, рассказывай, как докатился-то до жизни такой?