Tasuta

Два шага назад и в светлое будущее! Но вместе с императорами Том I. До и После

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Эта была первая ласточка начавшегося процесса потепления русско-французских отношений, которая, однако, весны не сделала. Для ее прихода пришлось подождать смерти короля Людовика XV в 1774 г. К власти во Франции пришел его внук, которого в 16 лет женили на австрийской принцессе Марии-Антуанетте Габсбург. Это событие долго готовили представители обеих династий, до этого доминирующих в Европе и уже уставших от непрерывной борьбы. Естественно, что после заключения такого союза между ними воцарился мир, что, в свою очередь, привело к продолжению процесса значительного изменения в расстановке политических сил. Как я уже отмечал выше, австрийская опасность для Франции осталась в прошлом, зато противоречия с Англией становились все более очевидными. А еще и Швеция, когда-то верная союзница французского королевства, теперь попала под английское влияние. Польша окончательно ослабела и превратилась во второстепенное государство. Причем до такой степени, что в 1772 г. три ее соседки (Пруссия, Австрия и Россия) осуществили первый раздел этой страны и останавливаться на этом не собирались. Когда-то могучая Османская империя все больше погружалась во внутренний кризис. Впервые во Франции начали задумываться о проблемах, которые должны были возникнуть при разделе наследства этого «больного турецкого султаната», находящегося на грани политической смерти.

В такой ситуации резко возросла роль России, и в Петербурге началась ожесточенная дипломатическая и подковерная борьба Франции и Англии за перетягивание ее на свою сторону, в которой в ход пускались все допустимые и недопустимые средства. Екатерина Великая этой конкуренцией иногда удачно пользовалась: так, во время Очаковского кризиса 1791 г. она категорически отказалась удовлетворить британский ультиматум, получив поддержку от французов, которые, пожалуй, в первый раз выступили против своих традиционных союзников – турок. Давние связи Версальского двора со Стамбулом стали отходить на второй план.

Обоюдное сближение особенно стало заметно во время войны за независимость американских колоний, когда французы вступили в открытое противостояние с Англией. На повестке дня была морская война. Напрасно англичане старались склонить на свою сторону российскую Императрицу. Она не только не приняла их предложение, но и, возмущенная наглыми действиями британцев, задерживавших под предлогом войны корабли под русским флагом, подписала 9 июля 1780 г. договор с Данией о вооруженном нейтралитете. К этой декларации присоединились позднее Швеция, Голландия, Австрия, Пруссия, Португалия и Неаполитанское королевство. Это был мощнейший удар по политике бесконтрольного хозяйничанья на морях британского флота. Естественно, что в таких условиях русско-французские отношения развивались и становились все более тесными и дружественными.

Конечно, было бы наивно рисовать это сближение исключительно в розовых тонах, но очевидно, что именно изменение французской позиции в отношении Турции позволило Екатерине аннексировать Крым в 1783 г. А ранее, в 1779 г., только совместные действия России и Франции позволили урегулировать прусско-австрийский конфликт на конгрессе в Тешене. Такая координация политики двух великих держав континента дала возможность нашей державе не только значительно усилить свои позиции на южных фронтах, но и мирным путем добиться главенства в решении политических вопросов в самом сердце Европы. Франция же благодаря благожелательной позиции России и ее вооруженному нейтралитету получила (впервые за долгие годы) возможность побороться с британским владычеством на морях. В итоге, несмотря на существование отдельных противоречий, идея о сближении Франции и России стала реальной перспективой для обоих государств. Министр иностранных дел Монморен в своей записке, направленной королю в самом начале 1789 г., писал: «Швеция не заслуживает более нашего доверия. Пруссия связала себя с Англией и стала нашим врагом. Германская империя15

лишь разрозненные земли без всякой связи между собой, к тому же многие из них уже находятся под влиянием Пруссии. Австрия теперь наш естественный союзник. В этих условиях нам следовало бы добиваться и заключения союза с Российской империей». И для этого уже существовали и военные, и дипломатические предпосылки.

Обязательно надо упомянуть, что практически вся Европа вторую половину 18 века жила под сильнейшим культурным влиянием Франции. Ярким примером этого являлась и Императрица Екатерина II, которая читала, писала и, можно сказать, думала по-французски. Она активно поддерживала переписку со знаменитыми просветителями Дидро, Вольтером, Гриммом. И надо заметить, что одной из первых поняла растущую роль общественного мнения во Франции и его влияние на политику в этой стране. Очень умело воспользовалась своими наработанными связями (поддерживаемыми с помощью лести и очень щедрых подарков), сумев заставить поработать на свой и российский имидж тех, кто это мнение во Франции создавал. И результаты не замедлили сказаться – уже во время русско-турецкой войны 1768 – 1774 гг. Вольтер полностью встал на сторону России, называя не русских, а турок опасными варварами (совсем недавно все было наоборот). В результате и отношение французов к России стало меняться: от враждебного к благоприятному.

А тут еще Екатерина отказалась продлевать торговый договор с англичанами (от 1766 г.), хотя и составленный во многом на ее условиях, но все еще предусматривающий торговые привилегии для их купцов, зато подписала подобный с Францией (1786 г.).

Неудивительно, что в марте 1789 г. послу в России графу де Сегюру были посланы инструкции, предписывающие предпринять все усилия для заключения франко-русского оборонительного и наступательного союза. Это была вторая и уже настойчивая и серьезная попытка его заключения, ставшая неудачной по объективным причинам, так как всего лишь через несколько месяцев все расчеты политиков и дипломатов Европы были нарушены грандиозными событиями, которым суждено будет изменить ход мировой истории – во Франции началась революция. С точки зрения геополитики очень невовремя.

Давайте взглянем на политическую карту Европы этого времени (1788 г.). На ней явно выделяются государства, претендующие на звание сверхдержав того времени. И это, прежде всего, Франция и Россия. Про территории говорить не будем, и так все понятно, как и про их удачное для союзного договора географическое положение – находятся на разных сторонах Европы, конфликтных зон прямого взаимопересечения нет.

Население Франции достигло при Людовике XVI 27-28 млн человек. В России в 1801 г. насчитали 36 млн жителей. Правда, эта цифра весьма приблизительна, но вопросы, кто и как их считал, лучше не будем себе задавать. Конечно, между ними располагалась еще и Габсбургская монархия (только что этот СРИ подробно рассмотрели), на территориях которых проживало около 24 млн чел. Но на данный момент это была держава, дружественная и для России, и для Франции. Представляете, какие армии они могли совместно выставить в случае необходимости – до миллиона солдат. Конечно, я понимаю, что все еще и от качества подготовки военных соединений зависит (да и от множества иных непредсказуемых событий: в ходе Семилетней войны Фридрих II убедительно показал, что, пользуясь несогласованностью союзников, и с относительно небольшой армией можно успешно противостоять превосходящим силам, хотя и приходилось ему крутиться как ужу на сковородке, в чем он и был силен – ее зря был прозван Великим).

Повторюсь, в относительно коротком конфликте всякое возможно, но если война перейдет в позиционную стадию, резервы сверхдержав в итоге обязаны сыграть решающую роль. Но что бы из этого получилось на практике, уже не узнаем, хотя такой тройственный союз, фактически почти оформившийся, действительно мог стать доминирующей силой в Европе, и надолго, сильно поубавил бы аппетиты молодых растущих хищников – Пруссии и Англии. Но… революция все эти планы перевернула и загубила на корню.

Вначале реакция на нее всех монархий была, в общем, весьма умеренной, если, конечно, говорить о делах, а не о словах. Большинство европейских кабинетов рассматривали произошедшее во Франции лишь как временную смуту, которая ослабляла королевство Бурбонов, следовательно, понижала шансы конкурента на внешнеполитической арене. Екатерина тоже придерживалась общего курса, в своей записке от 1792 г. «О мерах к восстановлению королевского правления во Франции» предлагала решать «этот вопрос не силой оружия, а дипломатическими средствами, опираясь на умеренных роялистов и республиканцев». То есть искать консенсус достаточно мягко, не прибегая к интервенции.

Но публичная казнь короля и приход к власти якобинцев вынудили и ее, и остальных правителей принципиально изменить подход к этой внутри французской ситуации. Все пришли к выводу: мирное ее решение уже стало невозможным. И когда Австрия и Пруссия начали не только метать грозные тирады против «гидры революции», но и договариваться, как пообрубать ей головы, Екатерина активно к ним подключилась, но… только на дипломатическом уровне. Готова была дать деньги на интервенцию и даже два млн рублей выделила, но… не послала для участия в ней ни одного русского солдата. Порвала отношения с Францией и издала указ о расторжении торгового договора. Запретила пускать в русские порты французские суда, а в Россию – французских граждан. Был введен полный запрет на революционные книги и газеты. И в 1793 г. подписала соглашение с Англией о взаимопомощи и взаимодействии в блокаде побережья республики. И даже несколько русских кораблей для участия в ней отправила.

Но, повторяю, во время Первой антифранцузской коалиции (1791 – 1797 гг.) ни один российский солдат ни разу не скрестил оружия с французским. Наша действительно мудрая Императрица (по крайней мере, была такой большую часть своей жизни) во внешней политике придерживалась принципа «свободы рук». Очень удобная позиция: с кем нам в данный момент выгодно, с теми и сотрудничаем. И никому ничего не обещаем и не должны. Собственные интересы России всегда должны быть превыше всего. Участие эскадры Макарова в блокировке французского побережья совместно с англичанами скорее напоминал тренировочный поход. Наши моряки набирались опыта в условиях, близких к боевым, но… сражений не было, и никто не погиб.

 

(У нас любят все ее действия объяснять исключительно природной мудростью, забывая, что, скорее всего, ее так себя вести вынуждали сложившиеся вокруг России условия. У страны в этот период были военные дела гораздо важнее французских: второй и третий разделы Польши, а, главное, методичное укрепление позиций на Черном море. Последнюю задачу стране надо было решать безотлагательно, что и удалось нашей армии с блеском.)

К сожалению, в последние годы ее правления Императрицу покинули не только мудрость, но и обычный здравый смысл. В своих решениях эта больная женщина (загляните в сборник всех сплетен и не только их, собранных Михаилом Пазиным в книге «Романы Романовых») руководствовалась только одном принципом – стараться не расстраивать любимого «ученика и мальчика писанова» Платошу Зубова и выполнять все его причуды, даже в случае наглого и, главное, откровенно глупого вмешательства этого временщика во внешнюю политику, в которой он был полным бездарем. Поэтому даже серьезно анализировать происходящее тогда не имеет смысла, да и просто стыдно это делать. Лучше не вспоминать, что он со товарищи с армией сотворил за эти несколько лет, разворовывая все сам и показывая другим пример легкой наживы. Как только наши войска при таком подходе не только выжили, но еще и сражаться продолжали – уму не постижимо. Хоть и обещал, что анализировать не буду, но просто обязан упомянуть две самые дикие «странности» последних лет ее правления.

Первая – в 1795 г. Россия вдруг, вопреки всем основным принципам политики Екатерины, подписала военное соглашение с Англией, по которому обязалась выставить и отправить в Европу аж 60-тысячную армию во главе с Суворовым, естественно, при условии внешнего финансирования этого похода Великобританией. Что это было? Я так думаю, примитивный расчет Зубова: «Англичане платят миллион с четвертью за 100 тыс. наемников, вот мы (то есть я) их денежки в виде аванса под обещания и получим, а потом… видно будет!» У него паталогическая жадность прекрасно сочеталась с полным отсутствием принципов, абсолютной глупостью и самовлюбленностью.

Но была и вторая «странность», много круче. Все в том же в 1795 г. в азербайджанские провинции Ирана был отправлен каспийский корпус под командованием его братика – генерал-аншефа Валериана Зубова (ему было всего 24 года). Все прикаспийские ханства по ходу его продвижения предпочитали сдаваться без боя, считая, что пусть тут лучше русские будут, чем жуткий и кровавый персидский сатрап Ага-Мохаммед. И осенью 35-тысячный русский корпус достаточно легко достиг района слияния рек Куры и Аракса. А приданные ему казаки дошли аж до Гиляна. Каким великим военачальником был младший Зубов, история умалчивает (по чьему указанию он был назначен командовать армией вместо заслуженного Гудовича, я думаю, всем понятно – этим Платоша заодно и соперника по алькову Императрицы убрал подальше), но абсолютно безумную храбрость его многие отмечают.

Русская армия (несмотря на болезни и эпидемии, из-за которых около трети солдат потеряли боеспособность) была готова к продвижению вглубь Персии. А, может быть, и дальше – Екатерина полностью находилась под властью своих «учеников» – братьев Зубовых и только восторгалась подвигами младшенького: «За два месяца сделал то, что Петр Великий за два года не смог! Неприступный Дербент взял!» (по некоторым данным, и Дербент тоже сдался без боя, но Валериану нужна была слава и красивый рапорт о великих достижениях, и на одной из башен крепости изобразили штурм по всем правилам).

В данном случае не следует верить политкорректно причесанной некоторыми российскими историками версии о причине похода русского войска в Персию – якобы для оказания помощи христианской Грузии. На самом деле, желая прославиться, Платон Зубов, приватизировавший к этому времени руководство всей внешней политикой России, представил Императрице проект по завоеванию Турции, полный неприкрытой глупости и невежества. Валериану была поставлена задача: сначала победить шаха Ирана и перерезать все торговые пути сношения Константинополя с Персией, Индией и почему-то с Тибетом. А потом, развернувшись, прогуляться с войском по Анатолии и блокировать столицу Порты с суши.

А армия Суворова (напомню, уже обещанная англичанам) в это время должна будет, пройдя Балканы и захватив между делом Андриаполь, приступить к блокаде Константинополя с другой стороны. Подошедший русский флот замкнет блокаду города с моря. Ну что останется туркам – только сдаться. Тогда сюда доставят Императрицу Екатерину, и дело в шляпе – Россия на проливах, нет больше ни Ирана, ни Турции.

Этому невозможно поверить, но великий стратег Платоша получил императорское одобрение и начал приводить свой план в действие. Как вы уже знаете – и русские солдаты, и казаки Платова дошли до Ирана. Вот в каком состоянии они это сделали – совсем иное дело (хоть военных действий почти не вели, но климат и непривычная еда сделали свое черное дело). Но зато все по плану.

И всего-то ничего им осталось – персидского шаха-злодея прикончить, его таинственные связи с Тибетом порвать и повернуть на Константинополь. Могу только добавить, как бы это кощунственно ни звучало, слава богу – очень вовремя Екатерина скончалась. И как Павла I не ругают (лучше написать – раньше не ругали), но он хотя бы эти два проекта сразу зарубил на корню. И армию начал восстанавливать.

Конечно, совсем не потому, что ему русских солдат жалко было, сам потом нелепые договора заключал и в международные авантюры лез. Просто большинство своих постановлений он выпускал назло умершей матушке. А вот тут его решения совпали со здравым смыслом.

Павел совсем не придерживался в политике принципа «свободных рук», но его пребыванию у власти в период 1796-1801 гг., совпавшим с английскими усилиями по образованию Второй антифранцузской коалиции, я бы хотел посвятить отдельную работу. В нашу тематику уже не взлезает, поэтому сейчас мы первые три года его царствования пропустим и сразу перейдем к очередной, третьей попытке заключения русско-французского союза; о ясных и несомненных перспективах которого для обеих сторон мы уже говорили выше.

Когда российский Император в 1800 г. на это решился, его не остановил даже тот факт, что Наполеон был только первым консулом еще республиканской Франции. Республиканской, подчеркиваю, – ранее для европейских монархий даже обмен послами с ней был невозможен, но Павел I легко переступил запрет. Европа затаила дух – что-то будет. Но и на этот раз не получилось ничего, теперь уже по субъективным причинам.

Остается пожалеть, что к этому решению страны пришли только в самом конце царствования нашего романтического и сумасбродного Императора. И далеко не успели продвинуться, заговорщикам хватило и демонстрации намерений, чтобы осуществить операцию по его насильственному устранению от власти.

Таким образом, и третья попытка создания русско-французского военного союза провалилась – по официальной причине из-за апоплексического удара, настигшего главного участника с российской стороны. А жаль! Глядишь, русские казачки уже бы наделали шума в Индиях вместе с французской армией будущего маршала Андре Массены (с одной стороны, в успех такой экспедиции с доставкой ее для начала через Каспий в Персию лично мне не очень верится; с другой – согласно французским документам, этот проект Наполеона проработан был очень тщательно, много лучше египетского. Но увы… создание единого 70-тысячного русско-французского войска на Волге в Сарепте так и осталось только в планах).

Поход в Британскую Индию был первым идефиксом Наполеона еще со времен Египта. Союз с Россией – вторым. Как мы знаем – оба в это время не были реализованы – красивые идеи, подкрепленные пылким желанием одной стороны разбились о быт грубой реальности.

Бонапарт почему-то был совершенно уверен, что «достаточно коснуться Ганга французской шпагой, чтобы вся британская колониальная система в Индии рухнула».16 В себя он верил безгранично.

И в завоевание Индии тоже – его продолжал волновать только один вопрос – как пронести эту французскую, но теперь уже его шпагу на Ганг? По морю никакой возможности, везде господствует британский флот. Остается по суше. Не близко, однако, но с помощью русских (а, может, турок и персов? а лучше всех сразу) стоит попробовать. В громадье планов ему точно не откажешь.

А теперь я опять предоставляю вам возможность немного отдохнуть от истории и предлагаю вернуться к моим проблемам по разработке проекта и отдельных этапов его детализации.

Мои шатания и колебания по поводу правильности выбора места и времени первого контакта

Как я, наверно, уже не раз отмечал выше, с ответственностью у меня все в порядке, массу книг (и русских, и французских) я проглядел и проработал. И про Бонапарта и его окружение, и про Романовых.

А уж истории различных стран, за 18-19 века, а особенно в интересующий нас период начала 19-го, перечитывал не раз. Работал много и с удовольствием, в итоге собрал очень приличную базу данных, постоянно пополняемую. Особенно по русско-французским войнам, да и по остальным тоже, проходящим с нашим участием.

Вынужден отметить, что у меня после этого очень негативное впечатление сложилось о наших правителях. И меня просто убивает факт, насколько бессмысленными и бесполезными (а к тому же еще в основном и неудачными) были эти русско-французские войны, а, значит, и вся русская политика, продолжением которой они теоретически должны были являться, согласно Клаузеницу. Не понимать этого, казалось бы, было невозможно! Остается прийти к выводу, что Россией тогда управляли бездушные моральные уроды, которым на жизни русских солдат было совершенно наплевать. Что люди, что оловянные солдатики на макете, разницы для них не было никакой (пример, Константин Павлович Романов, достойный продолжатель подхода к этому вопросу деда и отца, именно так и думал, причем ни от кого это не скрывал, а даже гордился).

Можно, конечно, возразить, что время тогда в Европе такое было, и зачастую армии были укомплектованы только иноземными наемниками, но ведь не в России. А на первых этапах наполеоновских войн – и не во Франции. Недаром первый вопрос Наполеона при встрече с Александром был «За что мы воюем?», иными словами, по какой такой причине обоюдно гибнут наши солдаты, да еще в таких количествах? И как вы уже знаете, ответа на них у русского Императора не нашлось.

И я глубоко задумался, а, может, у нас перед началом новой истории есть возможность хоть что-то изменить в старой, естественно, в лучшую для России сторону? Уж очень мне не понравились просто ужасные цифры потерь русской армии к предложенному ранее моменту начала переговоров с Наполеоном. И настолько не понравились, что я засомневался в правильности своего выбора и времени, и места первого контакта, так категорически заявленного в первоначальной заявке. Ведь в то время я этот критерий – количество потерь – вообще не рассматривал и не принимал во внимание. И пришел к выводу, что, скорее всего, явно поторопился. И даже явление апофении, да еще и поощряемое Сущностью, у себя заподозрил. Решил, что не дело это, когда даты старой истории начинают диктовать выбор их аналога в альтернативе, а я следую у них на поводу.

Поэтому решил – про магию цифр забыть категорически и постараться подобрать время (а соответственно ему и место) для первого контакта с Императором с непременным учетом важности нового критерия, поскольку именно состояние царской армии может стать во многом определяющим фактором влияния МК после временной трансформации.

Ошибку признал и начал рассматривать все заново, добавив к уже отмеченным ранее необходимым условиям успешности контакта (достижение Бонапартом очень высокого уровня значимости в Европе и его собственное желание переговоров) новый фактор – обязательную минимизация потерь в русской армии.

И сам себе очень сильно задачу усложнил. При таком новом подходе, вроде бы и правильном, и для себя обоснованном, мне не давала покоя позиция Сущности. Ведь она фактически не только не критиковала мой прежний вариант, но даже и картинку его будущего претворения в жизнь с моим же участием показала. Хотя для меня в нем так и остался не проясненным вопрос с Александром I: как он в нашу делегацию для встречи попал? И более глобальный – если мы сразу перед Тильзитом перенесемся, кто, когда и каким образом подготовкой этого события в старой России займется? Я их Сущности задал, но ответа не получил – только картинку. Как ко всему этому отнестись? Получается, что в поисках лучшего от уже принятого, пусть и частично для меня не понятного, я как бы против ее воли иду? Мне показалось, что так желаемая мной минимизация русских армейских потерь – это критерий, теперь уже ей не понятный. И хотя четкого запрета не последовало, но было очень похоже, что он просто висит в воздухе.

 

Чтобы предотвратить ее негативную реакцию, я решил письменно обосновать необходимость применения этого условия, покаявшись, что раньше не сообразил заглянуть вперед. Не додумался оценить значимость фактора сохранения дееспособности царской русской армии на высоком уровне как совершенно необходимое условие стабилизации ситуации в Европе после трансформации. Ведь весь мир за пределами границ нашего МК останется почти прежним. А воевать там (наводить нужный нам порядок) в начальный момент придется много, причем в основном по правилам начала и времени, и места первого контакта века. И хотя помощь нашим союзникам (или ставленникам) мы, конечно, окажем, но четко предчувствую, что только с Турцией столько проблем возникнет, мало не покажется. И нам надо обязательно понимать – победы в военных кампаниях этого периода способна закрепить только пехота этого же времени. А где ее взять? Ответ очевиден.

В частности, это значит, что Восточной империи без использования частей сохранившейся русской армии ну никак не обойтись! Причем армии, укомплектованной опытными солдатами и офицерами, уже знакомыми с местными реалиями. А это не так просто обеспечить. В те времена несколько лет уходило на подготовку солдата, хотя бы умеющего прицельно стрелять, а опытных офицеров не хватало постоянно (понятно, почему – огромные боевые потери: в среднем в каждой битве погибало до четверти участников, ее начавших).17

Напомнил, что принцип проекта заключается в том, что перенесенная Россия с союзниками четко определяет те территории, на которых будет создаваться Мир Ковчега, живущий по своим правилам и законам, очень сильно отличным от окружающего мира. Все-таки два века разницы в развитии, да и задачи мы себе и своим военным поставим очень специфические и трудоемкие, потребующие сверхнапряжения всех сил. Одна только разработка, внедрение и поддержание целого комплекса строгих мер для сохранения биологического разнообразия планеты чего стоит. Это же работа с нуля, создание и приведение в рабочее состояние системы полной охраны выделенных под эко зоны территорий; фактически придется создавать государство в государстве со своей особой армией. Это потом планируется обучение и привлечение наемников, из народов уже имеющих соответствующую репутацию. Вот, например, кто мешает взять пример с англичан, очень успешно формировавших военные отряды гуркхов преимущественно на базе непальских горцев-гурунгов? Или подтянуть сикхов?

Но все это требует времени, а на первом этапе держать всю тяжесть этой проблемы на своих плечах, как атлантам, придется нашим военным. А еще одновременно предстоит и руку не убирать с пульса местной истории. И мгновенно реагировать в форс-мажорных ситуациях, не давая разгораться возможным местечковым пожарам. Осуществлять наблюдение за событиями и на границах, и вне нашей территории.

Одновременно при помощи специальной техники (спутники, дроны) и сети наблюдателей, которую еще предстоит создать с помощью «прогрессоров» (вспоминайте Румату Эсторского в Арканаре или Странника на Саракше, созданных талантом братьев Стругацких). А ее еще создать надо.

И строго следить за неукоснительным соблюдением табу для всех остальных государств – экологию ни в коем разе не портить и в наши действия по охране природы Земли, где бы мы этим ни занимались, категорически не вмешиваться. Поэтому очень желательно нашим военным совсем не отвлекаться на всякие конфликты и войнушки XIX века. А вот использование царской армии на Балканах, в Малой Азии и Кавказе, а казачьих частей на наших буферных азиатских просторах – то, что доктор прописал. Пусть история вне наших закрытых границ развивается себе по законам того времени.

Ни в коем случае не стоит взваливать на свои плечи все проблемы человечества. И своих, как вы уже понимаете, за глаза хватит. Перенеслись, помогли на первых порах и Западной, и Восточной империям и предоставили им относительную свободу действий. По крайней мере, они должны так думать. Конечно, последнее третейское слово в случае возникновения уж очень больших конфликтов всегда останется за нами. Но это и они должны понимать. За рамки изначально установленных нами границ поведения ни по отношению к животному миру, ни по отношению к природе, а также и к народам, находящимся на более низком уровне развития, не выходить (никакой колонизации внутренних территорий ни в Африке, ни в Азии не будет). И уважительное равноправное отношение проявлять в обязательном порядке к иным, неевропейским цивилизациям Азии. К сожалению, в Южной и Центральной Америках это сделать уже не получится: испанское деструктивное вмешательство уже довело до их полного конца.

Это я навскидку перечислил далеко не все проблемы, но каждая потребует и времени, и огромных усилий. Без этой титанической работы Русский ковчег не поплывет, чего нельзя будет допустить. А для сохранения царских русских армий в процессе переноса достаточно будет размещение всего этого контингента вне той территории, которая будет занята вновь прибывшей Россией, Белоруссией, Казахстаном. А этот вопрос решаемый: вся современная Украина, Литва, Эстония, Латвия для этого подойдут. Потребуется только обеспечить приказ свыше по нужной передислокации до переноса, и все армии в нашем распоряжении останутся. Вот над реализацией этого и надо работать. И про казаков ни в коем случае не забыть, хотя к этой записке они отношения и не имеют.

Все вроде, как смог, обосновал. Не знаю, произвело ли это искомый эффект, иногда прямо ощущал, что с ее точки зрения, глупостями занимаюсь. Однако и запрета на продолжение поиска не последовало. Наверно, Сущность решила посмотреть, получится ли у меня выкрутиться из этой ситуации, в которую сам себя загнал.

По старым критериям все подтверждало правильность выбора Тильзита. И с точки зрения достижения пика значимости, и наличия правильного настроя, и соответствующего психологического состояния Наполеона. Как вы уже знаете, французский Император явился на эту встречу (07.07.1807 г.) в отличном настроении после яркой победы в Фридланде и отличных новостей из Кенигсберга (захваченные там Сультом богатейшие запасы и военного снаряжения, и продовольствия, только что доставленные англичанами для русских и прусаков, превзошли все ожидания) с явно выраженным желанием наконец-то осуществить свой идефикс. Что в старой истории получилось, и очень много шансов, что в новой тоже получится. И никаких сверхусилий для этого предпринимать нашей стороне не придется. И солидная база для продолжения переговоров и развития совместных планов на будущее будет создана. А уж наш обещанный в самом ближайшем будущем супер подарок (ну не зря я про него в третий раз упоминаю) – ликвидация всех проблем, связанных с британским флотом, – вообще должен ввести Императора в состояние эйфории (я думаю, Наполеон на всю жизнь сохранил жуткие воспоминания о своем бегстве из Египта, когда английские корабли несколько раз просто чудом его не поймали).

А вот с новым критерием все стало много сложнее. Чтобы его учитывать как определяющий критерий, Тильзит – максимально неподходящее место и время. После серии сражений у своих границ наша армия еще сохраняла некую боеспособность, но потери были просто ужасные и в живой силе, и в снаряжении. Даже Александр, который долго противился мнению брата Константина, был вынужден это признать: «Мы потеряли страшное количество офицеров и солдат; все наши генералы, особенно лучшие, ранены или больны. Думать надо только о самосохранении».