Публика, включая нас Женьком, обалдела от увиденного, а девчонки оживленно зашептались. События развивались слишком стремительно, чтобы охватить все сразу. Я увидел как Яна взяла у Грека нож, но, отвлекшись на Женька, не увидел, что сделала новенькая, а видел лишь, как Галка просит на коленях у неё прощения. Девчонки из нашего класса поднимали Егора, отряхивая с него пыль. Мы подошли поближе, Демьян слезно просил прощения:
– Грек, прости, Грек… я же не знал, что она твоя девчонка, Грек, ну, мож откупиться можно? А ,Грек?
Тут же рыдала и тряслась Галка, и еще один дружок Демьяна Васюков.
Грек о чём-то пошептался с Яной и сказал:
– Короче, так. Вы мне должны столько денег, пока я не скажу, что достаточно. Всё то, что вы по школе собираете, сдаете этому, как его Яна? А, Воробушку, – и показал на Егора, – А так же о всех ваших планах докладываете Яне. А если она по какой-то причине прольет хоть маленькую слезинку из-за вас или просто в этой гребанной школе, то я вас сомам скормлю, уроды. Поняли?
– Да, конечно, Грек. Как скажешь, Грек, – залепетала троица.
Затем он внимательно осмотрел всех присутствующих и добавил:
– Это касается всех.
– И вот еще что, – добавила Яна, – Воробушка кто хоть взглядом тронет, пусть пеняет на себя.
Она подошла к Гажину и пнула его в район паха. Тот загнулся и упал. Демьян предусмотрительно прикрыл рукой уязвимое место и затараторил:
– Я всё понял! Понял я!
Грек, Яна и его друг сели в машину и уехали.
– Ха! Так вам и надо, дебилы! – радостно воскликнула полненькая Ершова, демонстративно развернулась и пошла, за ней двинулись все остальные.
– Пойдем, Егор, – сказала я Егору, и мы тоже поплелись по аллее в сторону дома.
– С повышением тебя, из Лунатиков в Воробушки, Егор, – подзадорил его Женек.
– У меня такое чувство, что ты с Яной раньше был знаком, – обратился я к Егору.
– Да, она меня летом от каких-то уродов, что у меня деньги хотели отобрать, спасла, и это она меня Воробушком прозвала – ответил он.
– Интересно у нас новый учебный год начинается, не находите, коллега? – с видом английского сыщика, толкая меня локтем, сказал Женек.
Мы засмеялись. Это было действительно странно, – здоровый и жестокий парняга Роман Эксархидис по кличке Грек, по сути бандит, хотя и сын начальника милиции нашего города, и эта маленькая фарфоровая куколка, такая хрупкая и нежная вместе. Этот эпизод настолько въелся в мою память, что я помню все детально до сих пор.
После введения ангельской деспотии в нашем классе в лице Яны Грабовской, у нас, по выражению Женьки, наступил золотой век. Она была болезненной девочкой, часто отсутствовала в школе по причине плохого самочувствия, имела освобождение от физкультуры. Бывало ей становилось плохо прям на уроке, и ее рвало, и надо отдать должное Воробушку, он всегда за ней убирал, так как наша школьная уборщица отказывалась. Мы даже решили, что из него выйдет хороший врач. Но, благодаря именно ей, мы стали чаще собираться всем классом на различные посиделки и пикники, хотя на них часто присутствовали ее криминальные друзья, они к нам не лезли даже в разговоры. Грек мог просто молча слушать наши диспуты, которые обычно затевала Яна, но как только они разгорались, она предпочитала уходить с Греком куда-нибудь в уголок, или, если его не было, просто удалялась и сидела одна, думая о чем-то своем. Неизвестно откуда, но у нее было много книг тогдашнего самиздата, которые она охотно давала нам читать. Благодаря этим книгам, мы многое узнали из того, что было в тогдашнее время заперто за семью печатями. Помню, какой ажиотаж творился вокруг книги Булгакова «Мастер и Маргарита», ее читал даже Гажин, а после прочтения начал серьезно заниматься литературой. Когда моя очередь дошла до этой книги, я, прочитав ее за сутки, пошел относить Яне, так как могли за ней прийти другие очередники. Я помню ее, открывшую дверь, в легком шелковом халате. Огромные глаза, легкая божественная улыбка, помню, как она взяла принесенную книгу изящными нежными пальцами, и голосом, который проникал прямиком в сердце, минуя мозг, пригласила меня на чашечку кофе. Янина мама куда-то уехала, и в доме кроме нее была ее подруга, с короткой стрижкой каре, как у Нины из «Кавказкой пленницы», и спортивным телосложением, явно старше самой Яны, которая, практически сразу покинув нас, пошла спать. Мы беседовали до самого утра, о Булгакове, о религии, о том, почему она везде имя Воланд в книги исправила карандашом на Ваал. Все ее движения были столь грациозны, даже простое движения глаз вызывали внутренний трепет в моей душе, которого я никогда ни до, ни после встречи с ней не испытывал. Я еще долго не мог прийти в себя после этой ночной посиделки, но, я понимал, мои шансы, как и у всех, благодаря Греку были равны нулю. Впрочем, все пацаны нашего класса тайно сохли по Яне, и по слухам не только пацаны. Женёк откровенно завидовал Воробушку, о чем не раз мне говорил лично.