Звук доносился из нашей с тетей спальни. Я взял кочергу и отправился выяснять, кто или что является источником звука. Держа оружие наготове, я заглянул в спальню. У окна была мужская фигура, повернувшись, фигура оказалась Артуром, который приехал чинить окно разбитое окно. Мой вид с кочергой его рассмешил, но он понимающе меня похлопал по плечу, после чего Артур продолжил возиться с окном, размышляя вслух о возможных причинах взрыва зеркала и полета тумбочки. Затем он поехал на работу, а я отправился в магазин, где встретил Маринку. Она со мной не разговаривала. Я использовал все методы, пытаясь наладить с ней диалог, но в ответ было только молчание. Уже когда подходили к ее дому, она неожиданно сказала:

-А что это у вас по двору девица легкого поведения в чем мать родила бегала и орала? – с ехидством спросила она и сама же ответила, – Наверное, ты ее чем-то напугал? – она показала взглядом на мою область паха, засмеялась и забежала во двор.

Я зашел к себе домой, застал тетю Герду лежащей на диване.

-Что-то жарко. Сплохело мне, ушла с работы, и еще шрам болит. Полечи мне его.

Я присел рядом и положил руки на шрам, который находился в самом низу живота. Я чувствовал его другую структуру кожи и, как мне казалось, пульсацию, и детские воспоминания нахлынули. Как то, когда ещё были живы бабушка с дедушкой, и мама еще жила с нами, мы с тетей, которая тогда училась в старших классах, отправились в парк, где находился летний театр. Они с классом там репетировали выступление. Был яркий солнечный день, тетя с одноклассниками увлеклись творческим процессом, я же сидел на лавке и играл с машинками.

– Привет, шеф! – услышал я мужской голос – какие у тебя интересные машины!

– Да, у меня их много-премного, – ответил я, радуясь оказанному мне вниманию.

– И прям все есть? – спросил мужчина, улыбаясь.

-"Пожарки" нет ,– ответил я с печальным видом, – мама обещала, что привезет, когда в город ездила, но не привезла. Не до моих машинок было, говорит.

-А где сейчас твоя мама?

– Дома.

– А папа?

– Папа летчиком был, его фашисты сбили.

-Да уж эти проклятые фашисты. Слушай! А ведь у меня есть пожарная машина, хочешь, пойдем ко мне, сходим тут вон не далеко, прям за той стройкой.

-А откуда у тебя "пожарка"? – недоверчиво спросил я.

-Так нам на работе выдали, как детские подарки еще на новый год, но у меня детей нет, я тебе ее и отдам. "Пожарка" новая, еще коробке, заграничная, – он, улыбаясь, протянул мне руку, – Пошли, мы быстро.

И я пошел, по дороге слушал, как мне повезло, что у меня будет такая машинка.

-А ну, стой! – услышал я тетин голос, когда мы уже почти подошли к стройке.

Она нас догнала и набросилась на мужика.

– Отпусти ребенка!

-Ты кто такая, дура? Это мой сын! – он со всей силы ударил ее кулаком по лицу и толкнул на землю, а меня потащил дальше за руку.

Я кричал, что это моя тетя, и пытался вырвать руку из его ладони. В это время тетя Герда схватила с земли осколок кирпича и, лихо подскочив, ударила похитителя им по голове. Потом всё произошло молниеносно: в его руке откуда-то взялся нож, отпустив меня, он его воткнул прямо в живот моей тети, которая коротко вскрикнула и упала на землю, сам же нападавший быстро скрылся. Тетя упала на землю, белая рубашка была алой от крови, которая текла из раны. Я не знал, что делать, обеими руками пытался остановить кровь и кричал:

– Не умирай! Я вылечу тебя. Я вылечу тебя!

Подбежали тётины одноклассники, вызвали милицию и скорую. Тетю отвезли в больницу, а меня тетины одноклассницы всего зарёванного отвели домой, сообщив родственникам о случившемся событии.

Вечером приехали милиционер, со мной беседовал один из них, Артур, которого я тогда увидел в первый раз. Он расспрашивал меня, как выглядел этот мужчина и по моему описанию был составлен фоторобот. По горячим следам удалось задержать нападавшего на вокзале. Задержал его как раз Артур, благодаря нашему с ним рисунку. Оказалось, что это был давно разыскиваемый маньяк-убийца, на счету которого не одна жертва. Артура повысили за поимку этого недочеловека, как называла маньяка тётя. Милиционер постоянно навещал тетю Герду в больнице, пока вел дело, так вот они и познакомились. Но даже когда она выписалась из больницы, он продолжил приходить уже к нам домой, так и длится их роман с тех самых пор.

Много с тех пор прошло времени, но иногда шрам у тети болит, и она просит, чтобы я ее полечил.

– У кого красивее груди у меня или у Вальки? – неожиданно спросила она.

Я посмотрел на ее груди, они, конечно, были меньше, но более упругие на вид и красивой формы.

– У тебя, конечно.

– Скажи честно, ты успел?

Я понял, о чем она спрашивает, но мне трудно было сформулировать ответ.

– Я даже не успел ничего толком почувствовать, все только началось, а она как заорёт.

– У Марины грудь видел? – спросила она, закрыв тему с Валей.

– Нет. Ты что?

– Что? Что? Трахни, ее вот что.

Я покраснел, а она продолжила.

– Я ей еще вчера предложила, а она заладила со своим комсомолом. Тоже мне, Космодемьянская. Вот скажи, хотел бы ее?

– Хотел бы, но надо же, чтобы свадьба в начале, а потом уже как у людей, а жениться еще нам рано.

– Ой, да брось! Все решит вино.

– А что я ей скажу?

-Ничего говорить не надо будет. Она сама начнет, я уверена. Главное, чтобы ты не растерялся.

Я не особо серьёзно отнесся к ее словам, решил, что она просто желает, чтобы по рекомендации психотерапевта, я быстрее начал половую жизнь, и разговор этот затеяла, дабы меня подзадорить. Я вышел на лавочку, пользуясь моментом, когда тетя уснула, и решил покурить. Ни с того, ни с сего я почувствовал, как буквально вываливаюсь из своего тела. Все поплыло в ярких нереальных красках, необычные звенящие звуки атаковали мои барабанные перепонки. Не знаю, сколько это продолжалось, потому что счет времени потерял свое значение, но потом я резко вернулся в тело, полностью обалдевший от случившегося. Рядом с лавкой на корточках сидела Оленька и рисовала палочкой на земле человечков.

– Что ты рисуешь? – зачем-то спросил я.

– Я рисую, как ты убиваешь свою тетю любимую! Убийца!– и она, тыкая в меня пальцем и глядя на меня, неестественно широко раскрыла рот и засмеялась. Рот ее был черный, остатки гнилых зубов торчали словно шипы, между ними ползали белесые черви, а вместо языка извивался лоснящийся хвост змеи. Вся эта картина в ярких лучах солнца ворвалась в мой мозг. Я в ужасе подпрыгнул и ударился о ветку яблони в глазах искры и я отключился. Сколько провалялся, не знаю, но очнулся от ужасной головной боли, кое как поднявшись, я пошел в дом, чтобы выпить хоть какую-нибудь таблетку. Тетя уже проснулась и готовила ужин, я попросил у нее таблетку и хотел рассказать про мое видение, но меня перебил Артур, который появился на пороге. По его жалкому виду можно было подумать, что жена его выгнала из дома, я, не смотря на головную боль, хотел уже пошутить на эту тему, но Артур нас огорошил одной фразой:

– Валентину убили.

Тетя чуть не села мимо стула, хорошо, я успел подставить.

– Как?

– Ей отрезали голову, тело нашли недалеко в поле.

– Какая сволочь это сделала?– тетя швырнула полотенце и закрыла лицо руками.

– Анвар был с ней в поле, утехами там занимались, он всё отрицает. Орудие преступления не нашли, Анвар несет какую-то пургу про девушку с серпом, якобы, откуда ни возьмись, появилась девица и серпом отрубила Валентине голову одним ударом. Я сомневаюсь, что у девушки сил бы хватило, да и у Анвара бы тоже, если он конечно не мечом орудовал. Все очень странно.

Артур посмотрел на меня и, как бы между прочим, добавил:

– Может трава на людей по-другому действовать стала, раз они такие ненормальные вещи творят.

Еще пару минут я думал, что реабилитируюсь, и мой рассказ о Полуднице воспримется, как факт, но после этих слов надежа рассеялась как сигаретный дым.

Я понял, что понять меня может теперь только Бабка-Еврейка, поэтому я отправился к ней.

– Что пришёл? – спросила она.

– Что делать, я не знаю. Сегодня Полудница убила Валентину. Мне никто не поверит, что она действительно существует. Родная тетя считает меня сумасшедшим, а её друг наркоманом.

– Я предупреждала тебя, что она очень ревнивая. Но я смотрела свои сны и нашла способ, как избавиться тебе от Полудницы, но для этого тебе нужно набраться смелости и верить мне. В назначенный день и час ты должен прийти на то место, куда она тебе велела, но перед этим ты должен сделать три вещи.

Бабка-Еврейка достала две небольшие скляночки.

– Вот этим содержимым, – она дала одну бутылочку с желтоватой жидкостью, – омоешь все тело свое, чтобы Полудница тебя видеть могла. Потом наденешь на себя одежду женскую, чтобы она видела, но не понимала, где ты. А вот из этой баночки зелье выпьешь, когда на место придёшь и позовешь Полудницу, невесту бесовскую. А после ты ослепнешь, чтоб она душу твою через глаза не нашла, но как солнце сядет, зрение вернётся к тебе. Сил у нее в темноте нет, только страх от вида ее преодолеть надо. Вот тут ты ей молча венок на голову надень, развернись и уходи, не оглядываясь. И, ни в коем случае, не говори с ней.

Из всего ею сказанного меня смутило лишь то, что мне придется надеть женскую одежду.

– Да как же я в женской одежде среди белого дня пойду? Меня ж засмеют все…

– Я же говорю тебе, нужно мне верить и делать так, как говорю. А на счёт того, что тебя засмеют, не переживай. После того, как тело этим раствором омоешь, никто тебя не увидит, окромя Полудницы, даже если столкнется с тобой.

Бабка помолчала и добавила:

– Люди-то и без раствора друг дружку не видят, они лишь себя чужими глазами рассмотреть пытаются, – и тяжело вздохнула.

Не скажу, что ее слова меня убедили, но выбора не было, мне все равно кроме Бабки-Еврейки никто не верил. Я взял склянки и отправился домой. Тётя уже легла спать, а у меня болела голова. В поисках таблеток я нашел снотворное, ещё оставленное мой матерью, она любила его принимать, когда надо и когда не надо. Одну таблетку я выпил, подождал немного, эффекта вроде бы не наступило, я прилёг и сразу же вырубился.

Открыл глаза от ощущения, что кто-то на меня пристально смотрит, эта была мерзкая девочка Оленька, которая стояла перед моей кроватью и, не моргая, смотрела на меня, при этом гадко улыбаясь ртом, по краям которого торчали остатки шпагата, и это делало её похожей на отвратительное насекомое.

– Проснулся, жених неверный? Она ведь всех уничтожит, кто позарится на то, что принадлежит ей.

Затем она посмотрела на фото тети, что висело на стене, и добавила:

– Красивая, жаль, что ты её убьешь.

Я хотел встать и выругался на неё, но моё тело ещё спало, и рот не слушался. Все, что я мог – это смотреть и слушать. Мою гостью видимо позабавило моя беспомощность и это доставило удовольствие. Она приблизила свое лицо и зашептала:

– Она знает, кто тебе помогает, и знает, что тебя сделали невидимым для нее, но чтобы ты не потерялся, я тебя пригвоздю, и теперь видно тебя или нет, всё одно ты будешь её.

Оленька достала огромный ржавый гвоздь из детской сумочки, наставила его в аккурат к центру груди. Я попытался закричать, но выходило только мычание, она засмеялась и вонзила одним ударом головы гвоздь в мою грудь по самую шляпку. От страшной боли я вскочил с постели, я бил себя, куда придется, чтобы заглушить ее другой болью. Наконец, она стихла, ощущалась лишь горячая пульсация в центре груди, где торчала шляпка гвоздя. От приступа тошноты и головокружения на какое-то время я лишился чувств, когда же пришел в себя, появилось навязчивое желание куда-то идти. Покинув дом, я побрел по улице, шел без какой либо цели, просто рассматривая дома, деревья и людей, пытаясь уловить мельчайшие детали всего, что меня окружало, словно вижу все это в последний раз. Не было желания ни думать, ни с кем-то делиться. Когда же я вернулся после длительной прогулки, от которой гудели ноги, то услышал смех Марины, она с тетей сидела на кухне. На столе стояла почти пустая бутылка красного вина, и настроение у обеих девушек было явно приподнятое.

– Ну, вот и он! – сказала тетя, указывая на меня.

Марина повернулась, окинула меня озорным взглядом.

– Точно, он – подтвердила она и засмеялась.

Прежде я ее веселой такой не видел, но улыбка и смех ей были к лицу, как-то стало вдруг все легко. Я сел за стол, а тетя рассказывала о нашей поездке на море, когда я окончил шестой класс, и как я пугал отдыхающих на пляже, нацепив на себя целю гору водорослей. Атмосфера была беззаботная и непринужденная.

– Ой, Герда, кажется, я наклюкалась, – сказала Марина.

– Так оставайся у нас, иди, приляг на кровать.