Тетя велела мне проводить Марину в спальню. Я помог ей встать со стула и повел под руку в комнату. Когда мы вошли в спальню, Марина резко захлопнула за собой дверь и, повернувшись ко мне лицом, сняла с себя рубашку, под которой ничего не было. Прищурив глаза, она плотно прижалась ко мне. Я почувствовал жар его тела, и, проводя рукой в области моего паха, Марина сказала:

– Покажи мне, чем ты так напугал Валю.

И, не дожидаясь ответа, начала расстёгивать ремень. Все мое тело безумно хотело эту девушку, ее груди, ее губы. И её юбка уже как будто сама спустилась по стройным ногам на пол, осталось только взять давно желаемое. Но увиденное за ее спиной, включило то, что не должно работать в такие моменты, – мозг. А за ее спиной, ковыряясь в носу, стояла Оленька. Мозг очень реалистично нарисовал картину Марины с отрубленной головой в море крови. И я, легонько отталкивая подругу, сказал:

– Марина, ты много выпила, потом жалеть будешь.

– Возможно, я и выпила достаточно много, но я полностью отдаю себе отчёт в том, что делаю. Давай, возьми меня!

Она начала меня страстно целовать, подводя к кровати. Оленька за спиной показала знак отсеченной головы.

– Я не хочу!

Я оттолкнул Марину так, что она чуть не упала. Выражение ее лица изменилось, скулы напряглись, глаза заблестели от слез, она начала подбирать с пола одежду, я попытался ей помочь, но она оттолкнула меня, быстро натягивала на себя рубашку и юбку.

– Ты не так поняла, – попытался я сгладить ситуацию.

– Да все я поняла, дебил! – она хлопнула дверью и ушла.

Через минуту появилась удивлённая тетя. Какое-то время она постояла, облокотившись о косяк, потом вздохнула, взяла тряпку и молча зачем-то начала вытирать пыль. Я не стал ничего говорить и объяснять. С Полуднцей надо было кончать, так дальше продолжаться не могло, да и срок, отведенный мне, подходил к концу. Неизвестно, что она ещё могла вытворить, я боялся за жизнь тети больше всего. Всю ночь я не сомкнул глаз, прокручивая ситуацию возвращения венка. Вокруг что-то происходило, странные потусторонние звуки, невероятные тени скользили и кружили вокруг меня, что-то скреблось и стонало. Утром, как только тетя ушла на работу, я полез в комод, где лежали ее вещи, и принялся искать что-нибудь пригодное для себя. Выглядело это глупо, но я увлекся этим процессом. Я нашел однотонное светлое платье, которое тетя не носила, кое-как в него втиснулся и подумал стоя перед зеркалом: “Да какая разница, что я надену, все это лишь причуды Бабки-Еврейки, главное – напялить венок на эту тварь”.

– Дурацкое платье, – услышал я тетин голос.

Она, видимо, уже долго наблюдала за мной. Я жутко сконфузился, пытался что-то сказать в оправдание, но никак не мог подобрать слова.

– Оно мне никогда не нравилось. А у нас на работе график поменяли, и у меня сегодня выходной, – как бы между прочим сказала тетя, направляясь к шкафу, откуда достала другое платье и протянула его мне.

– Примерь вот это, мне его тетя Марта шила, когда я девятый класс окончила.

Я стыдливо, но послушно натянул предложенное платье синего цвета, она поправила на мне воротник и завязала пояс на бант.

– Вот это другое дело.

Затем тетя Герда села на диван и, посмотрев на меня, дала знак рукой, чтобы я присел рядом. Я повиновался, чувствуя себя крайне неловко.

– Ну, мне хоть теперь понятно стало и за Марину, и за Валю.

– Что именно понятно? – спросил я, понимая, что ее выводы совершенно расходятся с истинными причинами моего поступка.

– Понятно, почему отверг Марину, и что ты хочешь быть девочкой.

– Нет! Все не так! Я не желаю быть девочкой, и я хочу Марину, и она мне безумно нравится. Как ты могла подумать про меня такую гадость?

– А что мне ещё думать? Ты же ничего не говоришь.

– Я говорил, но ты решила, что я сумасшедший.

– Но то, что я вижу, тоже напоминает сумасшествие. Так какая разница, что я подумаю.

Она взяла мою голову в ладони, посмотрела на меня глазами, в которых были видны капельки слез, и сказала:

– Рассказывай.

– Я все уже рассказывал! – и, не выдержав эмоционального накала, разревелся, как девочка.

– Вот, видишь гвоздь в моем сердце?

Раздвинув ворот платья, в слезах я встал перед ней словно пионер герой перед расстрелом.

– Этой родинки у тебя определенно не было.

Тетя вытерла мои слезы и спросила, когда я должен идти на встречу с монстром.

– Через час, – ответил я.

– Давай я тебя накрашу что ли.

Не дождавшись согласия, начала мне наводить макияж, бегая по всему дому в поисках то подходящей помады, то теней нужного цвета. Я посмотрел в зеркало и действительно увидел довольно милое женское лицо. Надо отдать должное, эта процедура нам подняла настроение, я воспрянул духом и, взяв баночку с зельем и коробку с венком, собрался уже выходить из дома, но дверь оказалась закрытой на ключ. На гвоздике ни моего, ни тётиного ключа не было. Я вернулся в комнату и спросил, не положила ли она в другое место ключи.

– Ключа не будет! – сказала она так, что я сразу понял, что дальнейший диалог не имеет смысла.

– Проблема решена, сиди дома, и все. К вечеру поймёшь, что ничего не случится от того, что ты не пришёл на встречу. И все! Все!

– Но она угрожает убить тебя…

– Ничего она мне не сделает, сиди рядом со мной, – она прилегла на диван и уставилась в потолок, видно было, что она тоже беспокоится, но пытается это скрыть.

– И что толку мне так сидеть, в девчачьем платье?

– Иди, сделай мне чаю.

Я пошел на кухню заварил чай, и тут меня осенило, я вспомнил про снотворные таблетки. Недолго думая, я закинул несколько штук в ее чашку. Подействовали они очень быстро, – тетя уснула, даже не допив чай до конца. Я нашел ключи в ее кармане, выскочил из дома и побежал в поле. По дороге мне никто не встретился. В очень сильном волнении я пришел в указанное место и, собрав волю в кулак, понимая, что отступать нельзя, закричал:

– Жёнушка Полудница, впусти в дом мужа своего да уложи на постель из трав душистых.

Я выпил зелье, и начал ждать. А ждать долго не пришлось, поднялся ветер, колосья пшеницы начали ложиться по кругу вокруг меня, и внезапно в глазах наступила непроглядная тьма. Было настолько темно, что казалось, эту черноту можно потрогать руками, она была вязкой и липкой.

– Вот она я, суженый мой, стою перед тобой! Так взгляни на меня, – услышал я Полудницу, но видеть ее не мог.

– Вижу тебя, и гвоздь свой вижу, так почему не идёшь со мной, почему водою ты стал и течешь в объятиях моих?

Я внутренне весь сжался и молчал, плотно сжав губы, как велела мне Бабка-Еврейка, а Полудница все ходила где-то рядом, а иногда, как мне казалось, проходила даже сквозь меня. Она злилась, угрожала, сыпала проклятиями, но ничего не могла сделать. Я не заметил, как вернулось зрение, но на небе сияли звёзды, а прямо над головой висела огромная полная луна. Полудница сидела спиной ко мне и что-то бормотала, глядя в землю и раскачиваясь из стороны в сторону. Я осторожно подошёл сзади и быстрым движением надел на ее голову гнездо с мертвыми птенцами. Она повернулась верхней частью тела, и я ужаснулся. Передо мной было чудовище, лицо которого было похоже на корневище дерева, на месте глаз зияли две черные дыры, а вместо рта – огромный гнойник. Тело монстра было сплошь из костей, сплетенных кишками, между ними ползали черви, пауки и многоножки, все это шевелилось, чавкало, хлюпало, издавая невыносимую вонь.

– Пошли домой, мой муж,– прошипела Полудница, протягивая ко мне обессиленные костлявые руки с длинными черными пальцами и когтями словно штопоры.

От отвращения я со всей силы пнул ее и закричал:

– У меня есть дом, уродина мерзкая!

Её шакалиный смех пронзил пространство и отразился эхом.

– У тебя уже нет дома и никогда не будет! Вечно будешь ты бродить по земле, пока смерть тебя не подберёт, да и после не узнаешь ты покоя, – и она снова, сотрясаясь всем телом, загоготала.

Резкая боль в груди ударила с такой силой, что я потерял сознание. Очнулся от того, что кто-то травинкой щекотал мне нос. Я разлепил веки. В лучах солнца на корточках сидела, улыбаясь, Оленька, у нее были белоснежные зубы и никаких намеков на шпагат и червей. Увидев, что я открыл глаза, она засмеялась и побежала в сторону дома. Было чувство, что тело надето на меня подобно скафандру, плюс ужасно чесался живот. Превозмогая эти ощущения, я поднялся и направился за девочкой. На улице не было ни души, ярко светило солнце, не давая никакого шанса тени. Войдя в дом, я увидел, как тетя готовит на кухне, она воскликнула:

– Ты где была? Я тебя повсюду искала. Что как маленькая, не могла сказать, куда пошла? – и больше не обращая на меня внимания, продолжила чистить картошку.

Я хмыкнул на ее обращение ко мне в женском роде, но вспомнил, что на мне ее платье, и, видимо, она так шутит, отправился в комнату, чтобы снять с себя все это безобразие. Подойдя к зеркалу, посмеялся над своим видом, снял платье и не поверил своим глазам. Я не обнаружил главный предмет мужской гордости, побоявшись даже заглядывать под плавки, просто рукой провел по месту, где он должен быть. В растерянности я рассматривал перемены в своем теле, помимо весьма впечатляющих женских грудей, над которыми по центру темнела большая родинка, обнаружил у себя довольно внушительных размеров округлую попу.

-Халат хоть надень, а то Артур сейчас придет! Или ты вновь за старое? Так ремень ещё не остыл,– услышал я недобрый тетин голос, она стояла в дверном проёме.

Её явно не удивляли столь значительные трансформации моего тела.

– Ну, чё зыришь, глаза пузыришь? Одевайся! – и она кинула в меня халат.

Я надел халат, тетя Герда по-прежнему стояла в дверях, а у меня на душе как-то все засвербело, на глазах слезливость, чувство полной беспомощности и желания, чтобы меня пожалели, вынудило меня подойти к ней и попытается ее обнять.

– Да что с тобой сегодня? – тётя резко оттолкнула меня – что за телячьи нежности? Она развернулась, ушла на кухню, и из кухни уже крикнула:

– Вместо того, чтобы задницей вертеть, шастая где попало, сядь, прочитай, что вам по литературе на лето задали.

Я почесал живот и пошел к своему шкафу, там не было ничего мне знакомого. Вместо книг по геологии на полке стояли всякие игрушки, баночки и прочая девчачья радость. Я порылся в своем столе и тоже не нашел никаких следов моей настоящей жизни, там было все то, что я видел у девчонок, бывая у них в гостях. Может я действительно девочка, и мне приснилось, что я была мальчиком, а может меня напичкали какими-нибудь наркотиками. Интересно кто бы мог это сделать? Я вернулся к зеркалу и стал рассматривать родинку. Неужели она настоящая, а всякие мертвые девочки, гвоздь в груди и Полудница – плод моего больного воображения.

– Опять она перед зеркалом! Там твой хахаль пришёл!– крикнула тетя и, ворча про то, какая я дрянная девчонка, вновь ушла на кухню.

Я в очередной раз почесал живот и пошел смотреть, кто там пришел. Это был Серёга. Тоже мне хахаль.

– Есть курить? – спросил я.

Серёга утвердительно кивнул, и мы пошли в палисадник. Я с жадностью вдыхал сигаретный дым, а он что-то нес про корабли, моря и как хорошо быть женой капитана. Затем он залез под халат и стал трогать мою грудь, недолго думая, я ему врезал так, что он, бедняга, отлетел и упал в цветочную клумбу.

– Дура что ли? Чего ты? – обижено потирая щеку, спросил он.

– А что лезешь, куда не надо.

– Всегда надо, а сегодня не надо. Мне говорили, что у вас такое бывает, но я не думал, что настолько все плохо, – проворчал Серёга.

– Что бывает? – спросил я, почёсывая живот.

– Месячные!

Мне стало смешно, он по прежнему на меня дулся, я не знал, как его утешить, но, пообещав, что завтра будет все нормально, я забрал у него сигареты и выпроводил, лелея надежду, что завтра я буду уже самим собой. Закрывая за ним калитку, я посмотрел на небо, солнце по-прежнему было в зените. Пришёл Артур, и мы сели обедать, он рассказывал, как поймал жуликов, а тетя пожаловалась ему на то, как я совсем отбилась от рук. Он её внимательно слушал, временами кидая на меня осуждающий взгляд, но затем, когда тетя вышла на кухню за сахаром, начал гладить меня выше колена. Я откинул его руку, на что он мне в ухо прошипел:

– Слышишь, поздно уже из себя недотрогу строить, – и, больно сжав колено, спросил, – поняла?

Я вскочил из-за стола как ошпаренный и ушел в спальню. Я снял халат, мой живот уже весь расцарапан от того, что я его постоянно чешу. Я вспомнил про Бабку-Еврейку. Переодевшись в спортивный костюм, который лежал на моей кровати, направился к ней, надеясь на помощь.

– Ты куда пошла?

– Куда надо, – сухо ответил я на тетин вопрос и захлопнул за собой дверь.