Глава 13. Тюрьма с прозрачной крышей
1
В этом месте мы на некоторое время оставим Лизу думать в одиночестве и посмотрим, что случилось с Мастером и Ножиком, после того как при помощи гигантского красно-синего магнита их утащили из чебуречной «Луноход».
Невидимая сила магнетизма не давала друзьям пошевелиться. Им оставалось только ругать своих захватчиков обидными словами, что они и делали всю дорогу к месту заключения. Ездовых улиток арестантам не полагалось, и неуклюжую тележку, нагруженную металлом, приходилось катить вручную по мягкой садовой почве, переваливаясь через корни растений и объезжая колючие кусты одичавшего крыжовника.
Тюрьма на Острове была ужасной, какой, впрочем, она является и в любом другом месте земного шара. Но в отличие от других мест здешнее помещение для содержания преступников было выстроено не из камня и даже не из дерева. Его вообще не строили, а просто взяли и закопали в землю железную кухонную кастрюлю со стеклянной крышкой. Узников опускали вниз и поднимали обратно с помощью верёвки. Так же на верёвке им подавали еду и забирали грязную посуду.
В крышке имелась маленькая дырочка, чтобы выпускать лишний пар, когда в кастрюле варится суп. Если бы дизайнер посуды знал, в каком качестве его изделие будет применяться на Острове, то обязательно сделал бы дырочку побольше – для лучшей вентиляции. В тёплую солнечную погоду стальная кастрюля через стекло так сильно нагревалась, что внутри было нестерпимо жарко и душно. Ночью же наоборот – железо от мокрой земли быстро остывало, и узники мучились от сырости и холода. Но одно преимущество у стеклянной крышки всё-таки было: ночью в ясную погоду арестанты могли лежать на спине и смотреть на звёзды, а если повезёт, то могли увидеть пролетающий спутник или падающий метеорит.
2
– Эй, начальник, когда ужин будет? – крикнул Ножик, чтобы хоть как-то развлечь себя и своего товарища по несчастью.
Он уже внимательно изучил место их с Мастером заточения и понял, что сбежать отсюда крайне трудно. На дне кастрюльной тюрьмы не было абсолютно никакой мебели, а гладкие круглые стены поднимались вертикально вверх на такую высоту, что даже если бы один из них встал другому на голову, всё равно до стеклянной крышки оставалось значительное расстояние.
На крик Ножика сверху показалась голова с большим крючковатым носом. Это был начальник тюрьмы и по совместительству её единственный охранник – капрал Засов. Вероятно, узники не так часто попадали в его владения. Он очень обрадовался, когда у него неожиданно появилась реальная работа, и старался далеко и надолго не отлучаться.
У древних людей капрал служил обычным шпингалетом, запирающим дверь в деревянный дачный туалет. Эти времена он вспоминал с удовольствием, так как был персонально знаком практически со всеми людьми, постоянно проживающими на дачном участке, и их гостями. И более того удостаивался высокой чести поздороваться и попрощаться с каждым из них за руку. Однажды зимой сильный ветер и снегопад разрушили ветхое строение, дверь отлетела, ржавые винтики выскочили из трухлявой деревянной доски, и шпингалет лишился привычного многолетнего рабочего места.
Когда он поступил на службу к синьору Бальзамику, то первым делом сменил своё имя Шпингалет, которое казалось ему очень иностранным и не вполне патриотичным, на строгое и короткое, как щелчок оружейного затвора – Засов. При этом, представляясь новым знакомым он уточнял, что ударение следует делать на первом слоге – Зáсов. Новые знакомые через некоторое время становились старыми знакомыми и между собой продолжали называть главного тюремщика Шпингалетом.
– Вновь прибывшим до постановки на довольствие ужин не полагается, – крикнул капрал в дырочку на крышке.
– Ну так поставь нас на довольствие, – сказал Ножик.
– Не было такого указания.
– А в тюрьму нас сажать было указание?
– Было оперативное распоряжение с учётом вашей опасности для общественного порядка.
– И чем же мы так опасны?
– Это не моё дело, – ответил тюремщик. – Моё дело исполнить распоряжение. Приказано посадить – я посадил. Прикажут поставить на довольствие и кормить – будьте покойны – накормлю по норме, как положено. Да и вообще, как я слышал, вам не долго сидеть придётся – до утра только. От голода не помрёте.
– А утром что?
– Судить вас будут, наверное. А там, как суд решит.
Больше разговаривать с ним было не о чем. Ясно, что капрал Засов – человек прямой и малообразованный. Возможно на его интеллект повлияла многолетняя служба в деревянном туалете, где он большую часть времени проводил в темноте и одиночестве, общаясь преимущественно с жирными зелёными мухами. Люди, посещавшие уединённый домик, хоть и здоровались с ним за руку, светских разговоров не вели. В лучшем случае читали обрывки старых газет, да и то делали это молча, про себя.
3
Не дождавшись ответа, капрал ушёл, звонко цокая по стеклянной крышке стальными подковками до блеска начищенных сапог. А Ножик улёгся на спину и заложив под голову руки стал разглядывать звёздное небо, отыскивая знакомые созвездия.
– А как ты думаешь, Брег, на других планетах тюремщики есть? – спросил он.
– Если там есть разумные обитатели, то, наверное, и тюремщики есть, – неуверенно ответил Мастер, который ремонтировал сломанный замочек и не был предрасположен к ведению философской беседы.
– Если обитатели разумные, то зачем же им тогда тюремщики?
– Ну, для того чтобы преступников охранять, которые не совсем разумные. Служба такая. Ты же сам служил – должен понимать.
– Я в армии служил, а не в тюрьме! А это совсем другое дело…
До того, как попасть на Остров, Ножик действительно служил в армии. Родителей и других близких родственников у него не было, если не считать родственниками сотню другую таких же как он ножей, изготовленных из общей металлической болванки на большом военном заводе.
Раньше на этом заводе делали настоящие боевые танки, а когда их стало так много что некуда девать – завод переориентировали на выпуск мирной продукции: слесарных инструментов, столовых приборов и чугунных сковородок. Новые изделия, хоть и имели вполне мирное предназначение, сохранили в глубине души боевой дух и военную дисциплину.
Собственного имени у Ножика не было. Вместе с партией таких же как он изделий, его упаковали в коробку с надписью «Нож складной перочинный многофункциональный». Многофункциональность обеспечивалась несколькими лезвиями разного размера и формы, которые крепились на едином стальном стержне и складывались в общую рукоятку. Для красоты и удобства использования по бокам рукоятки были приклеены разноцветные пластмассовые накладки. Ножику досталась рукоятка красного цвета, чем он очень гордился. Военные, особенно артиллеристы, всегда почитали красный и чёрный цвета, как символы огня и порохового дыма. Слово «перочинный» поначалу смущало Ножика своей непонятностью. Никто из его братьев-близнецов не мог объяснить, что означает это слово, и какие перья им придётся чинить. Но потом он привык и считал его чем-то вроде фамилии.
Больше чем цветом рукоятки Ножик гордился гравировкой «п/я 956», выполненной по краю самого большого лезвия. Такая надпись была у всех ножей из его упаковки, и они считали её отличительным знаком своего боевого отряда. Пройдёт много лет, они встретятся где-нибудь снова и узнают друг друга по тайному знаку – вспомнят свою боевую юность.
Секрет гравировки открыл Ножику Мастер Брегет. Оказывается, в ней не было ничего таинственного. Завод, на котором делали боевые танки, подобно другим военным заводам не имел собственного имени и обозначался в письмах и документах как «Почтовый ящик 956» или сокращённо «п/я 956». Почему большой завод размером с провинциальный город, огороженный высокой кирпичной стеной, назывался «почтовым ящиком», и почему у этого ящика был номер 956, Мастер не знал – видимо так кому-то было нужно. Люди, придумавшие непонятное обозначение, давно умерли, а новые работники завода ничего об этом не знали и на вопрос друзей: «Где ты работаешь?» скромно отвечали: «Да так… В одном почтовом ящике». И друзьям сразу становилось ясно, что человек работает на военном заводе и больше ни о чём его спрашивать не нужно.
Когда коробка с новенькими ножами наполнилась до самого верха, наступил ответственный момент – распределение. Вся их разноцветная партия поступила на проверку – в отдел технического контроля. Контролёры проверяли качество заточки лезвий, прочность крепления, плавность открывания-закрывания и общий внешний вид: нет ли царапин и других видимых дефектов. Самые лучшие экземпляры направлялись в оружейные и охотничьи магазины; те, кто похуже, – в магазины строительных инструментов; ну а совсем никудышные – в обычные хозяйственные, вместе с кухонными ножами и вилками. Счастливчики таких неудачников называли презрительно «скобяными товарами». К своему ужасу Ножик не попал ни в одну из контрольных групп – его забраковали. И причиной тому оказался он сам…
А дело было так.
Однажды, когда его водили в мастерскую для заточки лезвий, он лежал на верстаке и ждал своей очереди для контакта с большим наждачным кругом. На соседней тумбочке стоял старенький телевизор, который постоянно работал. В это время шла передача международных новостей. В Ватикане католические кардиналы выбирали нового Папу Римского. Люди стояли на площади и смотрели на крышу Сикстинской капеллы – на печную трубу, из которой должен был пойти дым. Если дым чёрного цвета, то это означало, что выборы неудачные, а если белого – значит новый Папа Римский избран и скоро появится на балконе, чтобы благословить собравшихся.
Однако, ритуальные особенности церковной процедуры мало интересовали Ножика, он слушал диктора и во все глаза смотрел на гвардейцев, охранявших папскую резиденцию. Диктор рассказывал, что в небольшой армии Ватикана служит только сто десять человек, и все они – граждане Швейцарии. Это самая старая армия в мире, которая ведёт свою историю с 1506 года. Но больше всего Ножика поразила средневековая форма швейцарских гвардейцев: полосатые красно-сине-жёлтые камзолы, короткие брюки с повязками под коленями, чёрные береты и шпаги с блестящим эфесом на поясе.
Не зря Ножик был сделан из прочной оружейной стали – тяга к военному делу переполняла его душу. «Я хочу здесь служить. Я сделаю всё, чтобы попасть в швейцарскую гвардию», – сказал он сам себе и, для закрепления принятого решения нацарапал на своём красном пластмассовом боку крестик – герб Швейцарии. Такой крестик на рыцарском щите из блестящего металла он видел на рукоятке настоящего Швейцарского Армейского Ножа, которым пользовался один из инженеров военного завода.
Технический контролёр не разглядел в царапинах на пластиковой рукоятке почётного гвардейского символа и отправил Ножик в ящик для бракованной продукции.
Всё! Жизнь, казалось, в один момент закончилась!
Ножик лежал в общей куче с кривыми лезвиями, погнутыми отвёртками, сломанными штопорами и ждал, когда их всех отправят на переплавку, чтобы потом, может быть, возродиться в образе шестерёнки или поршня. И судьбой его будет – вечное вращение в раскалённой утробе танкового мотора, обливаясь горячим машинным маслом.
Но…
В жизни часто случается какое-нибудь «но», особенно если чего-нибудь очень хочется.
Но… Случилось чудо. Пожилой рабочий Иван Васильевич вытащил дефектный нож из браковочного ящика, проверил на ногте остроту лезвия и решил, что он очень кстати пригодится ему в гараже для ремонта автомобиля.
Через неделю к Ивану Васильевичу в отпуск приехал сын – офицер Ракетных войск. Он помог отцу починить машину и получил в подарок немного поцарапанный, но очень хороший складной нож. Так, неожиданно для Ножика, сбылась его мечта – он попал в армию.
Это, конечно, была не швейцарская гвардия в тёплом Ватикане, а совсем-совсем секретная воинская часть, как сказал поэт «во глубине сибирских руд», но тем не менее настоящая боевая работа.
Служба в ракетном полку – это сплошные дежурства. Майор Петров, так звали ракетчика, раз в неделю на несколько дней спускался в подземную шахту, где стояла большая стратегическая межконтинентальная ракета. Он закрывал за собой тяжёлый бронированный люк и оставался вдвоём с напарником на дежурстве. Там у них был оборудован командный пункт. Боевые стрельбы случались не часто: никакой войны давно уже не было, и запуск ракеты производили только во время крупных учений, на которые приезжал сам Верховный Главнокомандующий.
И вот как-то раз такие учения состоялись, в самое дежурство майора Петрова. Он сидел на своём боевом посту и контролировал по приборам состояние бортовых систем. Вдруг видит – аккумуляторная батарея разрядилась – требуется исправить.
– Потенциал батареи ниже нормы, – доложил он начальнику боевого расчёта. – Разрешите заменить?
– До пуска осталось пять минут. Времени у тебя в обрез. Давай бегом, – сказал начальник. – А я пока на главный командный пункт доложу о происшествии.
Длинная высотой с шестиэтажный дом ракета размещалась в подземной шахте. Аккумуляторная батарея крепилась внутри корпуса ракеты в самом низу, около двигателя первой ступени. Для спуска на дно шахты имелся маленький лифт – узенькая площадка с ограждением, которая скользила вдоль стены шахты по вертикальным рельсам.
Майор Петров взял запасную батарею, вылез в шахту через специальную служебную дверку, встал на площадку и нажал кнопку для спуска вниз. Времени у него было вполне достаточно: во время тренировок он такую операцию проделывал за две минуты пятнадцать секунд, а тут целых пять.
Но… Ножик уже знал, что в жизни всегда случается какое-нибудь «но», даже если тебе этого совсем не хочется.
Но… сработал известный «закон подлости» – лифт не доехал полметра до заданного уровня и… застрял. Петров хорошо видел крышку аккумуляторного отсека, закреплённую четырьмя винтами с плоскими головками, но рука не дотягивалась, а время до старта неумолимо сокращалось. Наступил тот случай, который в армии называется «нештатная ситуация». Требуется принять нестандартное решение, и майор Петров его принял.
Он перегнулся через ограждение площадки лифта и повис на ногах, зацепившись концами ботинок за стойки перил: помогло звание мастера спорта по гимнастике. Отвёрткой открутил все четыре винта, снял крышку, выгнулся вверх и положил её на площадку. Потом вынул разряженный аккумулятор и также перенёс его на площадку. Взял новую батарею, разогнулся вниз и закрепил её в отсеке, прикрутил провода к клеммам и снова согнулся, чтобы взять крышку. И тут произошло неожиданное – Ножик выпал из кармана брюк, к поясу которых был привязан шнурком, и упал в аккумуляторный отсек, в щель между батареей и оболочкой ракеты. Майор Петров потянул за шнурок – Ножик повернулся в узкой щели и застрял ещё крепче.
До старта ракеты осталось две минуты!
Офицер что было сил дёрнул – шнурок не выдержал… и порвался. Ножик остался внутри ракеты. Доставать его оттуда было уже некогда. Крышка встала на нужное место, четыре винта притянули её к корпусу. Майор Петров вскочил на ноги и, не пытаясь починить лифт, как обезьяна, быстро полез вверх по крючкам, к которым крепились электрические кабели. Через минуту он был уже на боевом посту – перед пультом командного пункта.
– Приготовились… Пуск! – скомандовал командир расчёта и нажал красную кнопку.
За бронированной стеной шахты глубоко внизу включился двигатель, и ракета, опираясь на столб из дыма и огня, медленно выползла из-под земли. Повисев немного в воздухе, как бы оглядываясь по сторонам, она развернулась в заданном направлении, быстро набрала скорость и с грохотом скрылась в облаках. А вместе с ней и Ножик улетел в космос по рассчитанной бортовым компьютером баллистической траектории. Через полчаса ракета поразила учебную цель на Камчатке. Никакого заряда на ней не было, и поэтому она не взорвалась, а просто воткнулась в землю. Но Ножика там уже не было. До цели долетела только головная часть, а первая ступень отделилась гораздо раньше, когда в баках выгорело всё топливо. Падая, она ударилась о громадный камень, оставшийся со времён последнего ледникового периода, и разломилась на несколько частей.
С земли за снижением отработавшей ступени наблюдали офицеры поисковой группы. На вездеходе они подъехали к месту падения и собрали все обломки, чтобы те не загрязняли природу и не достались вражеским шпионам. Водитель вездехода Женя увидел на сером мху что-то красное.
– Кто нож потерял? – спросил он своих товарищей и высоко поднял Ножика над головой. Никто не отозвался.
«Туристы, наверное, обронили, – подумал Женя и сунул нож в карман. – Хотя странно… Какие в этой глуши могут быть туристы?».
У водителя Ножик прожил не долго. Через неделю вместе с Женей он вернулся из командировки и первым делом поехал в гости – к его другу на дачу. Помогал хозяйке чистить картошку – привычное занятие для настоящего армейского ножа – и случайно остался, позабытый на кухонном столе…
Вскоре хозяйка затеяла генеральную уборку, разобрала по полочкам посуду и отправила незнакомый нож в ящик старого письменного стола в чулане под лестницей, куда складывались все бесхозные вещи, которые было жалко выбрасывать.
«Sic transit gloria mundi – Так проходит мирская слава, – говорят, когда Папа Римский вступает на престол, – думал Ножик. – Сегодня ты покоритель космоса, все тебя поздравляют, поднимают над головой, а через неделю – тебя уже никто не помнит, и место твоё – в тёмном душном ящике. Но жизнь на этом не кончается, и может предоставить тебе ещё один, а может быть и не один, шанс прославиться и добиться своей мечты. Надо только уметь ждать и надеяться».
– Ну и как – дождался? – спросил Мастер, когда Ножик закончил свой рассказ.
– А ты что не видишь? Мы же с тобой вроде бы из одной коробки. Меня Шурик в столе нашёл и к себе забрал. Он, конечно, не Папа Римский, но тоже человек хороший. Мы с ним много всяких палочек выстрогали…
Сказав это, он повернулся на бок и сразу уснул, а Мастер ещё долго сидел, уставившись в пол, думал, что случилось с Лизой и его остальными друзьями.
Глава 14. В темнице у папаши Паука
1
Что случилось с Лизой, Ножиком и Мастером после драки в чебуречной «Луноход», мы с вами уже знаем. А куда же подевались Маркиз и Бусинка?
В отличие металлических друзей магнитное поле на них не подействовало, поэтому при аресте заменщики воспользовались старым проверенным способом – связали по рукам и ногам обычными верёвками. А чтобы они успокоились и не кричали на всю округу, завязали им рты полотенцами, смоченными в крепком растворе шипучки. Флакон всегда болезненно переносил сильные запахи, а нежный организм Бижутерии Гламур и вовсе не был приспособлен к грубому обхождению. Через несколько минут крепко связанные и надышавшиеся ароматными газами арестанты потеряли сознание.
Очнулись они вечером. О том, что наступил вечер Бижу догадалась по красному отблеску заката в маленьком окошке под низким потолком. Они с Маркизом лежали в углу тёмной мрачной комнаты на куче сухой и колючей травы. В тусклом вечернем свете серебрилась старая паутина, свисающая лохматыми клочьями с потолка. Среди тонких нитей чернели высохшие ножки и крылышки съеденных давным-давно насекомых. От лёгкого сквозняка они раскачивались и угрожающе шелестели.
– Какая гадость, – сказала Бижу и передёрнула плечами.
Ядовитого полотенца и верёвок на ней уже не было. Только на запястьях и лодыжках остались красные полоски. Они немного чесались, напоминая, что ещё недавно руки и ноги стягивали грубые колючие канаты.
– Флакончик, ты живой, – позвала она второго пленника.
– Вроде бы живой, —отозвался Маркиз, разминая затёкшие суставы.
– Ты не знаешь – где это мы?
– Похоже на темницу. – Он приподнялся на локтях и осмотрелся по сторонам. – Хотя, должен тебе признаться, я в темницах никогда не был. Но в средневековых романах пишут, что пленных рыцарей всегда сажали в темницы, и спали они на гнилой соломе.
– Наша солома вроде бы нормальная, – Бусинка потрогала рукой травяную подстилку.
– Значит ещё сгнить не успела. Тут ещё должны быть жирные голодные крысы, каменные мокрые стены и железное кольцо.
– Зачем кольцо?
Бусинка потрогала стену. Она была сухая и на ощупь деревянная. Крыс девушка никогда не боялась.
– К этому кольцу пленников цепью приковывают, – пояснил Маркиз.
– Какой?
– Ржавой цепью, чтобы сильнее страдали. Некоторые так и умирали прикованные. И их скелеты навеки оставались в темницах непогребёнными. Посмотри: есть тут какие-нибудь скелеты?
– Что-то не видно.
– Это хорошо. Значит и приведений тоже нет.
Бусинке совсем не хотелось страдать и умереть на ржавой цепи, тем более не понятно по какому поводу. Она встала, отряхнула солому, обошла небольшую комнату по кругу и обнаружила в противоположной стене низкую деревянную дверку. Дверка была закрыта, но в неё можно было постучать.
– Эй! Кто-нибудь! – крикнула девушка. – Я есть хочу. Я пить хочу. Выпустите меня.
Скрипнули несмазанные петли, и из чёрного квадрата дверного проёма появился толстый человечек. В руке он держал зажжённую свечу. Пламя свечи нервно подрагивало, но позволяло в общих чертах разглядеть вошедшего. Небольшого роста он прошёл в низкую дверь темницы не наклоняя головы. Формой тело походило на тёмно-коричневого мохнатого снеговика, слепленного из двух шаров: маленький верхний – голова, и нижний, в несколько раз больше, – туловище. Тонкие ножки и ручки торчали из туловища как ветки засохшего дерева. Незнакомец постоянно ими шевелил, а колышущееся пламя свечи отбрасывало в разные стороны тени, и Бусинка не могла понять – сколько же у человечка всего имеется конечностей. Похоже, что их было больше, чем четыре.
– Попрошу не шуметь, – сказал необычный посетитель. В тусклом свете блеснули большие круглые глаза, похожие на перезревшие ягоды чёрной смородины. – Ужин скоро подадут.
– Подадут, – ехидно сказала Бижу. – Мы что во дворце или в ресторане?
– Нет. Но мы стараемся поддерживать марку культурного заведения.
– Какого ещё заведения? Темницы?
– Почему темницы? Это подсобное подвальное помещение телевизионного центра. Правильнее называть его чуланом. Кстати, я не представился. Хозяин этого места – папаша Паук: так меня здесь все называют. А это, следовательно, – он обвёл стены одной из своих многочисленных лапок, – чулан папаши Паука… В настоящее время не используется по прямому назначению, и поэтому вас сюда временно поместили.
– Зачем поместили?
– Сказали, что завтра вас по телевизору будут показывать.
Такого объяснения ни Бижу, ни Маркиз не ожидали услышать. Сначала замещики их арестовали непонятно за что в чебуречной, потом усыпили каким-то газом, обмотав головы полотенцами. Теперь выясняется, что они находятся в каком-то чулане какого-то телецентра. И всё это для того, чтобы показать их по телевизору.
– Я вы сами-то, кто такой будете? – спросил Маркиз. Он решил: пока не выясниться обстановка – правильнее будет поддерживать со всеми незнакомыми людьми, даже тюремщиками, вежливые отношения.
– Я – здешний, можно так сказать, смотритель. Надзираю за техническим состоянием здания. Починяю, если что требуется. Могу водопровод наладить или электричество провести. Я тут всегда жил, ещё при древних людях. Место сухое, тихое, далеко от посторонних глаз. Можно сетку натянуть и зимой от мороза укрыться.
И тут только Бижу сообразила, что их необычный посетитель – большой паук. Точнее, человечек, который когда-то был пауком. Вот у него и туловище короткими волосками обросло, и ног больше чем положено обычному обитателю Ничейного Острова. Она не боялась пауков – на дне моря в детстве и ни таких ещё чудищ видала, – но и особой радости от встречи с ними не испытывала. На всякий случай она вернулась к соломенной подстилке и присела поближе к Маркизу. Он хоть и прибывал последнее время в состоянии пустого флакона, но сохранил достаточно благородства, чтобы в случае опасности защитить слабую девушку.
– Сидите тихо, не безобразничайте в общественном месте, – сказал папаша Паук. – А я пока что вам за едой схожу. – Он с кряхтением развернулся и скрылся в тёмной норе, из которой недавно вышел, но тут же высунулся обратно и, погрозив по-стариковски высохшим сучковатым пальцем, добавил: – На стенах плохие слова не царапать. Паутину на потолке не рвать. Солому не разбрасывать.
С этими словами он снова уполз в темноту и довольно скоро вернулся с несколькими бутылками и тарелками в своих многочисленных руках. При этом он продолжал держать горящую свечу. Расставив приборы с едой и коптящий огарок прямо на полу перед узниками, он молча поклонился и ничего больше не объясняя ушёл. Железные петли скрипнули, и дверка захлопнулась.
Еда и напитки оказались на удивление вкусными, но, похоже, что папаша Паук, или другой неведомый повар, подмешал в них сильное снотворное. Не успев закончить ужин, Бусинка и Маркиз погрузились в глубокий сон.