Секреты фарфоровой куклы

Глава 8

Дерек проснулся в хорошем настроении. Наскоро перекусив, он умылся и надел чистую блузу, на нее свой старый, но идеально чистый камзол, а затем и кафтан. Стоя у зеркала, он аккуратно расчесал и скрепил свои волосы на затылке, а после тщательно приладил, напудрив, новый дорогой парик. Наблюдая за туалетом сына, Фредерик саркастически заметил:

– Как можно позволять себе тратить деньги на такой дорогущий парик, когда имеются свои вполне приличные волосы?

– Ах, оставьте, отец, – возразил сын и поспешил на улицу.

Сев в наемный экипаж, он доехал до Ковент-Гардена^[12], где его ожидали для занятий с оркестром. Пробыв там около двух часов, Дерек зашел, как обычно, в кофейню Уилла, что близ Ковент-Гардена, побеседовать с некоторыми музыкантами, критиками и их патронами – это было их излюбленное место, а также поэтов и литераторов.

Кофейня тогда была местом, которое ныне предназначается клубу. Кроме того, кофейня способствовала сглаживанию социальных различий, и в ней можно было видеть высоких аристократов, сидящих запросто с простыми дворянами. В те времена, когда не было ни настоящей журналистики, ни, тем более, телефонов или телеграмм – кофейни служили источниками различных новостей. В кондитерской Уайта на Сент-Джеймс стрит собирался высший свет. Тори^[13] посещали кондитерскую «Кокосовое дерево», виги^[14] – кофейню на Сент-Джеймс стрит. Кофейня Треби обслуживала духовенство, а «Греческая», куда любил захаживать и наш герой – людей науки и искусства.

Побыв немного в кофейне, молодой фон Лансдорф отправился преподавать музыку, а к вечеру заглянул в таверну «Два петуха» повидать друзей. Таверна эта потому имела такое название, что в ней постоянно проходили петушиные бои. Гарсиа любил бывать в ней, так как здесь завсегдатаям подавали отличный невыдохшийся эль^[15].

Поужинав там с Гарсиа, по дороге домой Лансдорф сообщил, что органный концерт по заказу герцога Чандоса будет готов уже вечером, а его премьера состоится в замке герцога через два дня.

– Для тебя это неплохой шанс доказать старому герцогу, что ты пишешь лучше Генделя, – заметил Гарсиа.

– Надеюсь, что так.

– Ладно, мне нужно срочно идти. Буду нужен – зови.

– Опять новая девушка? – понимающе улыбнулся Лансдорф.

– Не всем же засматриваться на дочек герцогов, – парировал Гарсиа.

Лансдорф опустил глаза.

– Ага, поймал! Она так сильно тебе понравилась?

– Леди Перси настоящая красавица. Любой бы засмотрелся.

– Ну, не скажи. По мне леди Флеминг ничем не хуже – такая белокурая, нежная, – Гарсиа на мгновение мечтательно задумался, затем продолжил, – конечно, леди Перси бесспорно прекрасна, но по сути – это ужасный нестареющий Нортумберленд в платье! У нее такой же жуткий взгляд – когда смотрит, аж мурашки по спине. Нет, мне по душе более хрупкие создания.

Лансдорф промолчал, подумав про себя: «Странное дело вкусы.

По-моему, эта девица Флеминг совершенно незаметна рядом с такой редкой красавицей, как Эллен Эдуарда. К тому же ты наверняка и лжешь, приятель, просто от того, что она на тебя и глядеть не станет».

Друзья распрощались. Лансдорф не торопясь шел по улице. Магазины и лавочки уже закрывались. Юноша остановился около витрины с фарфоровыми игрушками. Одна кукла привлекла его внимание:

роли парламента и ограничение королевской власти.

зеленоглазая, с каштановыми кудряшками. «Да это же прямо она!» – невольно подумал Лансдорф и сокрушенно вздохнул. – «Фарфоровая кукла! Что же скрывается за вашей красотой, леди Перси?». Пройдя чуть дальше, он увидал уже знакомую ему вывеску «Школа фехтования». Теперь он точно решил, что завтра же запишется в нее.

Через два дня состоялся его органный концерт, успех которого был несомненным. На нем присутствовало много высшей знати, но ни леди Перси, ни других членов семьи герцога Нортумберленда не было. Это огорчило юного композитора, но он все еще не осознавал, что образ девушки постепенно завладевает всеми его мыслями.

Глава 9

Несколько дней спустя Дерек как обычно давал урок музыки дочерям графа Джерси. В зал, где они занимались, зашел дворецкий и тожественно объявил:

– К вам ее светлость леди Перси и леди Флеминг.

У Лансдорфа бешено заколотилось сердце. С большим трудом ему удалось сохранить невозмутимый вид. Издали послышался легкий стук каблучков, и вот перед Дереком появилась дочь самого могущественного и знатного герцога со своей подругой. Их сопровождал тот самый господин, которого Дерек видел с ними в парке. Следом вошли двое здоровенных камер-лакеев, которые остались стоять в дверях. В руках у леди Перси был футляр со скрипкой.

Леди Мэри и ее младшая сестра Бетти вышли к ним навстречу, присев в поклоне.

– Как я рада, Элен, наконец видеть вас! Вы словно о нас забыли, – сказала Мэри.

– Ах, дорогая, из-за болезни матушки совсем нет времени, – ответила леди Перси.

– Прошу, располагайтесь. У нас сейчас как раз урок музыки, – Мэри сделала жест в сторону Дерека, – выполняя вашу просьбу, спешу представить нашего учителя – достопочтенного^[16] фон Лансдорфа.

Дерек молча поклонился.

– Ее светлость леди Эллен Эдуарда Перси и леди Долорес Флеминг, – еще раз представила Мэри девушек.

– Джозеф Грейл, главный гувернер леди Перси, – предупреждающе представился господин, сопровождавший их.

Неподвижные глаза дочери герцога впились в Лансдорфа. От ее взгляда юноша похолодел. Наступила пауза. Наконец она произнесла:

– У меня создалось впечатление, будто я прежде видела вас.

– В Сент-Джеймском парке, – подсказала ей Долорес, – помнишь юношу с маленьким братом?

– Ах, да, – усмехнулась Элен, – на вас был смешной парик. Никогда бы не подумала, что вы и есть тот самый фон Лансдорф!

Дерек постепенно обрел дар речи:

– Миледи знакомо мое скромное творчество?

– Очень даже. Но не прибедняйтесь. Не желая льстить, скажу, что считаю вас талантливым композитором. Однако я не думала, что вы так молоды. Сколько вам лет?

– Девятнадцать, миледи.

– Девятнадцать? – удивилась девушка. – А на вид гораздо меньше! Что ж, на самом деле это неважно. Я бы желала послушать ваш урок и именно вашу, Лансдорф, музыку, ведь я уже давно так хочу этого.

– Что будет угодно слышать вашей светлости?

Элен недовольно повела хорошеньким носиком:

– Отбросим «светлости». Леди Перси – вполне достаточно. Хотелось бы услышать одну из ваших сонат для скрипки и клавесина.

Мэри, вы согласитесь на партию клавесина?

– С удовольствием, но должна сказать вам, господин Лансдорф, что леди Перси превосходно лучше меня играет на клавесине, а тем более на скрипке!

– Вот как?

– Вы захвалили меня, Мэри, – сказала Элен, – между тем, мне было бы интересно узнать ваше личное мнение, Лансдорф, на этот счет.

– Я к вашим услугам, леди Перси.

– Элен, пожалуйста, возьмите свою скрипку и сыграем вместе трио Лансдорфа для двух скрипок и клавесина, – попросила Мэри.

– Я вообще-то хотела послушать… но, хорошо.

Мэри села за клавесин, разложив на пюпитре партитуры. Леди Перси и Лансдорф встали сзади. Во время игры Дерек стоял к ней так близко, что ощущал тонкий аромат ее духов. Не боясь быть пойманным, он стоял спиной к остальным и разглядывал ее плечи, шею, прекрасные волосы, маленькое ушко с сапфировой сережкой.

Закончив игру, она спросила:

– Ну что вы скажете о моей игре? Только честно!

– Леди Мэри была права – у вас талант. Я слышал, ваш учитель сам Бонончини.

– Да, но мои вкусы стали меняться. Мне теперь все меньше и меньше нравится его итальянская музыка. Ведь Гендель пишет несравненно лучше. А вас я ставлю еще выше Генделя! Но только объясните – отчего вы не пишете танцев? Я так люблю менуэт! А опера, мне кажется, далась бы лучше вам, чем Генделю.

Лансдорф смутился, не зная что ответить. Мэри ответила за него:

– Господин Лансдорф – сын пастора и потому, наверное, не любит легкой музыки, верно?

– Не совсем так. Я действительно имею, быть может, несколько несовременные религиозные взгляды, но… просто я не думал об этом, вот и все, – смущенно пояснил Дерек.

Элен смотрела на него с минуту не отрываясь, а затем произнесла:

– Мне жаль, что я не смогу в ближайшее время пригласить вас поиграть у нас во дворце. У меня имеется огромная коллекция редких партитур, – она вдруг погрустнела, – видите ли, господин Лансдорф, герцогиня – моя мать очень тяжело больна, и отец запретил музицировать даже в самых укромных уголках нашего дворца.

Дерек с участием посмотрел на нее.

– Но вы могли бы некоторые партитуры принести сюда! – возразила ей Мэри. – Можно устроить концерт, правда господин Лансдорф?

Моему отцу бы это понравилось.

– Не знаю, прилично ли мне бывать сейчас на концертах? – вздохнула леди Перси.

– Но Элли, матушке всегда нравилась хорошая музыка, твоя игра, – вмешалась Долорес, – я не думаю, что ей было бы это неприятно, она такая добрая!

– Да, да, – подхватила Мэри, – вот, посмотрите – господин Лансдорф принес нам свое новое творение для клавесина.

Леди Перси живо подошла, пробежала глазами по нотам и, сев за клавесин, заиграла. Девушки и Грейл сидели в креслах, а Дерек, делая вид, что наблюдает за игрой, снова любовался красавицей. Никто и не заметил, как появился дворецкий. Когда Элен закончила играть, он возгласил:

– К вам лорд Уэлсли!

Мэри сразу охватило волнение. Леди Перси поднялась и устало вздохнула:

– Нет, это поистине становится невыносимым! Таскается за мной повсюду. Сейчас наверняка он был во дворце, проведал там, что я поехала сюда и примчался следом!

– Он любит тебя, – улыбнулась Долорес.

Леди Перси рассердилась:

– Я ему много раз говорила, что его любовь мне не нужна. Как можно быть таким настырным!

В зале показалась долговязая фигура молодого Уэлсли, сына герцога Веллингтона. Поздоровавшись с девушками и не обратив внимания на Лансдорфа, он робко сказал Элен:

– Миледи, во дворце мне сказали, что вы…

– Что я здесь, – резко перебила его она, – но уже ухожу! И не смейте за мной следовать, слышите? Грейл, Долли, идемте, – затем она повернулась к Мэри, – непременно скоро заеду снова. А с вами, фон Лансдорф, я надеюсь увидеться на днях, – и она протянула ему руку.

Дерек ее почтительно поцеловал. Леди Перси, дружески потрепав Бетти по щеке, вышла со своей свитой. Уэлсли, пробормотав какие-то извинения, бросился вслед за ними.

– Да неужели в вас совсем нет гордости? – неосторожно вырвалось у Мэри.

«Похоже, здесь кипят страсти» – подумал Лансдорф и, сохраняя отрешенный вид, отвернулся к окну, желая дать Мэри прийти в себя.

– Надо полагать, наш урок сегодня закончен, господин Лансдорф? – прошептала Мэри.

Дерек повернулся и увидел, что она плачет. Быстро достав платок, она утерла слезы.

– Простите, мне так стыдно. Вы ведь все поняли, конечно? Умоляю, не говорите никому, – вновь заливаясь краской, заговорила смущенная девушка.

Дереку стало жаль ее.

– Да ничего я не понял, слышите? Ничего, – ответил он и тихонько пожал ей руку.

– Спасибо, вы очень великодушны, – слезы продолжали течь по лицу Мэри. Утерев их вторично, она спросила, – сознайтесь, леди Перси произвела на вас должное впечатление, так ведь?

– Она очень талантлива.

– Да я же не об этом. Только не подумайте, будто я не люблю ее.

Мы с детства знакомы и она хорошая подруга. Но скажите мне ради Бога, если есть девушки подобной красоты, ума, таланта, то что делать остальным, таким как я?

– Я глубоко убежден, леди Мэри, что настоящая красота женщины заключается в ее добродетели, верном и любящем сердце, в котором нет места гордыне и лицемерию.

– Так мог бы сказать любой мужчина до встречи с леди Перси, – всхлипнула Мэри. – А ведь она гордячка! Люби она его, я, может, и не так страдала бы. Но она глубоко презирает Уэлсли, насмехается над ним и прочими безумно влюбленными в нее глупцами, а сама любит только свою скрипку.

– Но разве плохо любить музыку?

– Конечно же нет, но надо уметь любить и уважать других людей! Разве не это заповедал нам Господь? Ах, – внезапно осеклась она, – простите, я, кажется, несколько необдуманно увлеклась своими рассуждениями. Кстати, вы ей понравились. Элен очень капризна.

Подобное от нее я слышала только о Генделе, но вам она говорила сплошные комплименты. К тому же она подала вам руку – это очень добрый знак, поскольку обычно этого Элен не делает никогда. Так что поздравляю вас – леди Перси умеет ценить талант и возможно скоро перед вами откроются двери самых знатных домов в Англии.

Лансдорф скромно промолчал.

Глава 10

Домой Дерек почти что летел на крыльях от счастья. «Вы ей понравились» – стучали у него в голове слова Мэри, а губы все еще ощущали нежность ручки Элен.

Фредерик, увидев сына, остолбенел:

– Что с тобой? Какая идиотская улыбка! А…я, кажется, догадался! Проклятый испанец добился своего – ты пьян, католики напоили тебя в таверне! Я знал, я чувствовал, эта дружба добром не кончится!

– Отец, я не был в таверне и не пил, – тихо возразил Дерек.

– Как не пил? – отец начал подозрительно принюхиваться, а сын неожиданно обнял его, затем резко забежал в свою комнату и закрылся в ней.

– Открой! Немедленно открой! – неистово бился в дверь отец Фредерик.

– Я уже сплю, отец. Завтра поговорим.

Тот вскоре устал и отошел от двери. От шума проснулся Клаус и, увидев брата, кинулся к нему на руки.

– Как я всегда по тебе скучаю, – грустно сказал ребенок, – ты сейчас какой-то особенный.

– Просто сегодня мне улыбнулась удача. Могу же я быть хоть немного счастливым?

– Конечно, – убежденно ответил Клаус, – ведь ты – самый лучший на свете!

«Если бы так думала леди Перси!» – мысленно грезил Дерек, укачивая брата, и когда тот заснул, отнес его в постель. Сам же он уснуть никак не мог, в его голове бродили беспорядочные мысли: «Гордячка!

Но почему? Она была со мной мила. Все зовут ее Элен, это как-то по-французски, но так нежно – Элли. А у Уэлсли такой глупый вид, что мне сдается, он надоел бы любой девушке. Мэри любит его, а потому злится, вот и все. По словам Мэри, Элен любит только скрипку, но это же означает, что ее сердце свободно!». От этой мысли Дереку стало так хорошо, что у него внутри зазвучала новая музыка. Стараясь не разбудить Клауса, он осторожно зажег свечу, сел к столу и начал записывать звучащие в голове ноты.

Почти не спав всю ночь, наутро Дерек сел за клавесин – посмотреть что получилось. Услышав эту музыку, Фредерик понял, что в сердце его сына вошла любовь. Он рассердился и собрался потребовать объяснений, но тут же передумал: «силой ничего не добьюсь – упрямец начнет скрываться от меня. Лучше сделаю вид, что ничего не замечаю, а тем временем выясню кто она!». Зайдя в залу, он спокойно спросил у сына:

– Что это за музыка?

– Это менуэт, – смутился Дерек.

– Ты ведь, как будто, не пишешь ничего для танцев?

– Вообще-то да, но поступил такой заказ, и я решил попробовать.

– Кто же заказчик?

– Одна очень знатная дама.

«Он хочет меня уморить! Неужели его соблазнила одна из светских замужних блудниц? О, как я этого боялся!» – в ужасе подумал Фредерик, но все же сдержался, пожал плечами и вышел.

В полдень к Дереку пришли заниматься певцы из придворной капеллы герцога Чандоса для разучивания новой оратории. В залу, где они занимались, зашел Фредерик.

– Отец? – удивился Дерек.

– Хочу немного послушать божественных гимнов. Я не помешаю.

Во время пения отец Фредерик внимательно всматривался в лица певиц – вдруг сын обманул и это какая-нибудь певичка! Но как он ни старался, ничего подозрительного обнаружить ему не удалось.

Глава 11

Спустя три дня Дерек сидел в обычное для него время в кофейне Уилла в обществе нескольких поэтов. В кофейню зашел важный лакей в дорогой ливрее и направился прямо к нему.

– Господин фон Лансдорф?

Получив утвердительный ответ, лакей сообщил, что леди Перси находится в данный момент в Ковент-Гардене и выражает желание, чтобы он немедленно появился там. Тут же распрощавшись с поэтами, Лансдорф поспешил в театр. Зайдя туда, он увидел леди Перси, любезно беседующую с Генделем. С ней были ее гувернер Грейл и леди Флеминг.

Элен заметила его и сделала знак веером подойти.

– Господин Гендель исполнил мой заказ, – довольно произнесла она и протянула тому кошелек, – три сонаты для скрипки!

Гендель вежливо поклонился.

– Миледи, у меня тоже кое-что для вас имеется, – сказал Лансдорф и вдруг спохватился, – как я мог! Забыл в кофейне! Меня позвали…

– Да не волнуйтесь вы так, – улыбнулась Элен, взяв под руку Долорес, – идемте же туда и заберем.

Кивнув на прощание Генделю, девушки и Грейл пошли к выходу.

Лансдорф ощутил на своей спине злобный взгляд немца-композитора.

– Мы подождем вас в карете, – сказала на улице леди Перси.

Быстро забрав забытые в кофейне партитуры, Дерек сел к ним в карету и протянул их Элен.

– Менуэты? Но вы же сказали, что не пишите их?

– Я решил попробовать. Отдаю их на ваш суд.

Леди Перси пробежала глазами по нотам:

– Но это же недурно, весьма недурно! Что ж нам делать а, Долли?

– В чем проблема, миледи? – спросил Дерек.

– В том, что негде играть. Я, собственно, искала вас, чтобы показать некоторые свои сочинения. Уверена – в них есть недочеты, и мне нужно точно знать какие. Бонончини только восторгается.

Может оттого, что мой отец хорошо платит ему. Но мне-то нужна правда!

– А господин Гендель не смог ответить на ваши вопросы? – с хорошо скрытой ревностью спросил Дерек.

– Гендель? Он тоже восторгался, но явно неискренне. Знаете ли, с ним тяжело общаться. Говорят, он ужасно обращается с певицами и вообще груб.

Дерек достал из кармана пошетту^[17] и протянул ее девушке, но она с презрением отвергла такой инструмент.

– Может, поедем к Мэри Вильерс? – предложила Долорес.

– Уэлсли там нас быстро обнаружит и не даст играть. Мы же только что ловко улизнули от него! Послушайте, Лансдорф, а где вы живете?

Дерек слегка покраснел.

– Я живу в таком месте, куда ваша светлость вряд ли захочет войти.

– Но отчего же? У вас ведь имеется скрипка, клавесин?

– Даже домашний орган и некоторые духовые, – ответил страшно смущенный Дерек.

– Так чего же еще нам надо? – обрадовалась леди Перси. – Мы едем к вам! Назовите адрес кучеру.

в XVI–XIX веках. От франц. «poche» – карман.

Лансдорф повиновался, и карета тронулась. Грейл сухо заметил:

– Я бы не советовал вам, миледи, ехать запросто, неизвестно куда с малознакомым человеком.

Лицо леди Перси застыло, в глазах промелькнул недобрый огонек. Она медленно произнесла:

– А кто здесь нуждается в ваших советах, сэр?

– Вот именно, Грейл! – подхватила Долорес. – К тому же вы-то едете с нами!

Грейл недовольно промолчал и уставился в окно. Воцарилось молчание. Лансдорфу явно было не по себе.

– Мой отец, леди Перси, редко заходит в зал, где я принимаю музыкантов, – тихо заговорил он, – но все же если зайдет… вобщем, он очень благородный человек, но может показаться вам несколько, как бы это сказать, странным.

– Думаете, меня можно этим смутить? – улыбнулась Элен и многозначительно посмотрела на свою подругу. – Господин фон Лансдорф, приходилось ли вам жить под одной крышей с мегерой, скандалисткой, ханжой, ищейкой, злобной фурией – и все в одном лице?

– Простите, я не понимаю вас, миледи.

– Поняли бы, если б близко знали мою невестку – графиню Перси, – тут девушки весело рассмеялись, чем несколько разрядили напряженность Лансдорфа.

– Слава Богу, Оливер разрешил эту проблему, – сказала леди Флеминг, – кстати, господин фон Лансдорф, мы напросились к вам в гости, но даже не знаем, как вас зовут.

– Мое имя – Теодерих Вольфганг Иоганн. Сокращенно – Дерек, если вам угодно.

– Теодерих Вольфганг Иоганн фон Лансдорф – как-то по-немецки длинно, – заметила леди Перси.

– Ну уж не длиннее твоего, – засмеялась Долорес.

– Разве миледи зовут не Эллен Эдуарда? – спросил Дерек.

– Эллен Эдуарда Анна Изабелла Катарина Анаис Элеонора Луиза Элизабет Беатрис София Кристина, – с улыбкой ответила леди Перси, – запомните? Матушке и всем остальным нравится называть меня Элен на французский манер, как вы наверное и сами заметили, но отец зовет меня Нэдди, то есть – Эдуарда.

– Я обязательно запомню это, миледи. А у вас, леди Флеминг, такое же длинное имя?

– О нет, со мной все просто – Мэри Долорес. Я никогда не пользуюсь своим первым именем.

Так, незаметно за разговором, они подъехали к пансиону Дерека.

Один из камер-лакеев, ехавших на козлах, открыл дверцы. Вокруг них моментально начала собираться стая зевак, ибо такие кареты не часто останавливались возле пансиона миссис Астер.

Войдя в апартаменты Лансдорфа, леди Перси не спеша огляделась:

– Что ж, у вас довольно мило, – она подошла к его столу, на котором с чисто немецкой аккуратностью были разложены бумага для писем, партитуры, катехизис и кругом ни одного чернильного пятнышка, ни пылинки. – Лансдорф! – восхищенно сказала девушка.

– Что-то не так, миледи? – обеспокоился Дерек.

– Вот именно! Такой идеальный порядок! А у меня вечно разбросаны партитуры везде, я ужасно злюсь, когда прислуга собирает их – ничего после нее не найдешь. И не только партитуры, но и другие вещи. Ну да ладно. Взгляните-ка на мои сочинения.

Дерек стал их просматривать. В основном они были для клавесина, флейты, скрипки или для двух скрипок. Его удивила строгость и отсуствие манерности в ее музыке, хотя в некоторых сонатах все же проступала сентиментальность. Стало ясно, почему она выбрала именно его в качестве критика: они писали светскую музыку примерно в одном направлении, отходя от вычурного барочного стиля. Еще одно приятно удивляло – Элен была необыкновенно грамотна в написании, лишь с небольшими погрешностями.

– Что вам сказать? Написано совсем неплохо, – он черкнул пером в нотах, – вот здесь бы я внес поправки в гармонии. Спешу заметить, я приятно удивлен.

– Вы считаете, девушка не может написать хорошую музыку?

– Не в обидном смысле, миледи. В любом обществе, как вы знаете, всегда было принято, что женщина – это жена и мать. А осваивать профессии чисто мужское занятие. Но тут, я спешу вас заверить, – Дерек улыбнулся, лаская ее взором своих лучистых глаз, – что я лично совершенно не согласен с таковым общественным мнением. Грешно зарывать такие таланты как у вас в землю. Но ведь и далеко не все девушки стремятся познавать какие-либо науки, чего никак не скажешь о вас. И еще: у вас видно врожденное чувство гармонии и хотя пока есть некоторые недостатки, я уверен – вы пишите недавно и со временем отточите свое мастерство.

– Вы поможете мне? – с надеждой спросила Элен.

– Я всегда к вашим услугам, миледи, – сдержанно заверил ее счастливый Лансдорф.

В дверях появился Фредерик, держа за руку Клауса:

– Мы не помешаем?

– Нет, отец, проходите, – ответил Дерек и представил его своим гостям. Фредерик, учтиво поклонившись, уселся в кресло. Клаус живо подбежал к Долорес:

– Вы меня помните, леди Флеминг?

– Конечно! Как я могу позабыть такое прелестное дитя, – просияла она, тут же усаживая Клауса к себе на колени.

– Он вам не помешает, миледи? – спросил Дерек.

– Что вы! Когда я выйду замуж, у меня будет много вот таких детишек!

– Долли очень любит детей, – пояснила Элен.

– А вы? – осторожно поинтересовался Дерек.

– Я? Ну конечно же. У меня есть трое очаровательных племянников, я люблю играть с ними, когда они гостят у нас. Но мечтать о своих детях и о замужестве мне как-то не приходило в голову.

– А мне казалось, все девушки мечтают о хорошем муже, – раздался голос Фредерика.

Леди Перси покраснела.

– Отец, эти юные леди пришли ко мне заниматься, и я прошу вас впредь воздерживаться от ненужных замечаний, – спокойно и строго сказал Дерек.

– У меня есть мечта, отец Фредерик, – оправилась от смущения Элен, – но вам она наверняка покажется нелепой, как и моему отцу.

Я хочу стать композитором!

– Отцу Фредерику эта мысль не кажется нелепой, не так ли? – глядя на отца в упор, спросил Дерек.

– Конечно, не кажется. Прошу прощения миледи, не обращайте на меня никакого внимания, занимайтесь, – любезно произнес с поклоном Фредерик и вышел.

Поиграв менуэты Лансдорфа, девушки остались довольны. Уходя, леди Перси сказала Дереку:

– Вы можете свободно приходить и спрашивать меня во дворце когда угодно. Только играть мы там не сможем. Я буду приезжать иногда сюда, можно?

– Когда пожелаете, миледи. Рассчитывайте на меня во всем.

– Спасибо Теодерих Вольфганг Иоганн фон Лансдорф, – девушка мило улыбнулась, – и все-таки это длинно, а Дерек – простовато. Вы не против, если я буду звать вас коротко – Ланс?

– Конечно, если вам это нравится. К тому же друзья нередко именно так меня и называют.

– Я тоже хочу быть вашим другом, Ланс. Мое имя длиннее вашего, и когда нет посторонних, можете тоже звать меня коротко – Элен.