Глава 21
Острова Карса, Рыжее море, Сарбия
12 день Желтого Лета, 2368 г.
Наступил последний день практики. Подводя итог своей стажировки, Феро был вынужден признать, что Славящие Солнце не более чем отставшее в развитии племя, которое так и не смогло приоткрыть завесу тайны своих предков.
За целый месяц пребывания в стане оторванного от цивилизации племени Феро успел принять участие в посевах, застать свадьбу, сходить с копьем на кабана и даже поохотиться голыми руками на светлокожих змей – икандр. Но больше всего ему запомнились красные огни на горизонте. Несколько раз он подрывался посреди ночи с желанием незаметно пробраться туда, где горели загадочные огни. Но каждый раз останавливал себя, вспоминая про узника, который так же, как и он, наверняка считал себя самым хитрым и неуловимым.
Скучные и однообразные будни практики скрасила лекция по большим ящерам, которую давал в соседней деревне знаменитый профессор-палеонтолог Свиваши та Луши. Анви чуть не силой заставляла Феро пойти на нее вместе с ней. А он не смог устоять перед обаятельной наставницей. На лекции та Луши рассказывал о кандоварах, ахраварах, поливарах и единственном известном огнедышащем ящере Анхара – мишарарихе, жившем сотни миллионов лет назад. Из всей лекции Феро запомнился только способ, которым мишарарих изрыгал пламя. У ящера к горлу поднимался желудочный сок, где при взаимодействии с горячим небным язычком, воспламенялся на выходе.
И, конечно, было еще загадочное письмо от друга с Феррийской стены. На двенадцатый день практики пришло короткое сообщение от Верна Уонса: «Я нашел изумительный артефакт. Он прекрасен. Надеюсь, скоро увидимся». Было совершенно не ясно, что хотел сказать Верна. Но само по себе письмо с большой земли было для Феро словно глоток свежего воздуха. Поэтому он решил сохранить письмо, спрятав его во внутренний карман, и так под сердцем проносил его все это время.
Сидя на большом валуне, возле поселения рыжеволосых, Феро разглядывал их юрты, неожиданно ставшие для него родными. Даже земля внутри не казалась больше такой жесткой, как в первый день. А ведь Феро думал, что никогда не сможет привыкнуть к местному укладу. И дело касалось не только жесткой и холодной земли, на которой приходилось спать, но и рациона. Потратив в первые дни большую часть бюджета, парень твердо решил, что стоит начать политику «строгой экономии», иначе на обратном пути он помрет с голоду. Сначала привыкшему к столичной пище парню казалось, что большей гадости, чем жареный жук, просто не существует. Но уже на третий день Труа обвыкся и стал щелкать их, как семечки. Особенно ему понравилось мясо черноголового тушканчика, который зарывался туловищем в землю, а голову оставлял на поверхности, притворяясь камнем. При приближении мелкой живности, кузнечика или стрекозы, тушканчик раскрывал рот и съедал свою добычу. Искать тушканчиков в каменистой степи было непростым занятием, но сытный ужин стоил потраченных усилий.
С Анви у Феро так ничего и не вышло. Да он и не пытался после того задушевного разговора у ручья, хотя девушка была ему очень симпатична. К тому же Труа понимал, даже получись ему добиться расположения девушки, она бы никуда с ним не уехала. Ее сердце принадлежало этим островам, холодным в ночи и жарким в полудне. Изменчивым, как и сама женская натура.
А теперь пришло время возвращаться к привычной жизни. Впереди у Феро был долгий путь домой, а у парня не осталось ни припасов, ни денег. Настолько долго голодать ему еще не приходилось даже в самые тяжелые студенческие годы, но оставалось уповать только на дары, принесенные ему девушкой из племени в последний день: корзинку красной корьки, немного свички и пару бутылок мосьё.
На перрон Феро пришлось ехать одному. Анви с утра заболела, поэтому даже не смогла выйти попрощаться. А парню так хотелось увидеть наставницу в последний раз, но, рассудив, что так будет даже лучше, он в расстроенных чувствах сел в присланную за ним карету.
Феро оставлял острова Карста, чувствуя, что жизнь здесь его изменила. Он больше не грезил романтикой больших исторических приключений, хотя если бы ему предложили рвануть, например, на Твендонские раскопки или в Олебергские пещеры, то он, не задумываясь, согласился бы. Но цель заключалась бы уже не в познании окружающего мира, а в познании внутреннего. Феро чувствовал, что возвратится домой взрослым человеком. Поиск работы, дома и своего места в жизни – вот неполный перечень того, что предстояло ему сделать в новом для себя амплуа. И только тут, на древних островах он все еще мог продолжать считать себя юнцом. Наверное, именно это место у него теперь будет ассоциироваться с последним пристанищем его детства.
Однако Феро понимал, что на самом деле грустит не по упущенной юности или девушке. Он чувствовал разочарование, уезжая с острова, на котором так долго мечтал побывать, раскрыть его тайны, влюбиться и, в конце концов, обрести счастье, как герой книги Вавье, которую он читал перед отъездом сюда. Но, видимо, его книга еще не закончена, в конце концов, решил Феро, с надеждой глядя в окно на черно-зеленые склоны холмов, терявшихся в сегодняшней дымке. Возможно, на обратном пути судьба вновь сведет его с суматошным Мотой, который хотя бы отчасти скрасит дорогу своими рассказами. И снова они будут играть во флоп-джоп, пить мосьё и гадать, как сыграют их любимые команды. Удивительно, но Феро за все время на островах ни разу не вспомнил про футбол. Затем были еще какие-то мысли, но парень их уже не различал, легкая качка кареты сморила его и он уснул.
Ямщик разбудил Феро по прибытии в порт. На улице было уже темно и зябко. Парень поежился и потер плечи, но ледяной ветер с моря пробирал до костей. Так что Феро даже помог ямщику с собственными вещами, чтобы немного согреться.
Корабль стоял на причале, ожидая пассажиров. Феро вытащил из кармана часы. В темноте было почти не разобрать стрелки, но глаза парня быстро привыкли. До отправления корабля оставалось меньше получаса. Феро еще надеялся увидеть Моту, успокаивая себя тем, что тот просто опаздывает, но с каждой прошедшей минутой Труа осознавал, что его друг не приедет. Закинув свои вещи в каюту, Феро выбежал на палубу, чтобы в последний раз взглянуть на острова Карса. Нагретая за день долина теперь отдавала красным светом на фоне темно-синего, почти черного, неба. Труа пообещал себе, что еще вернется сюда, чтобы разгадать так и не открывшиеся ему тайны. И обязательно узнает, что это за странные, загадочные красные огни, обрекающие людей на пожизненное заточение в тюрьме.
Как бы старательно не убеждал себя Феро, что он уже взрослый и рассудительный дипломированный специалист, в душе он оставался все тем же мальчишкой-мечтателем, наивно и искренне верящим в придуманное для себя будущее.
Глава 22
Кушна, Керция
32 день Желтого Лета, 2368 г.
Ноты протеста в адрес верховного вождя Керции стали приходить в начале Желтого Лета, когда слухи о золоте просочились за стены Алингасана. Карст не винил нанятых им ныряльщиков, ведь они смогли, поднимая по повозке золота в день, целую неделю скрывать истинную цель их прибытия.
Первой свое недовольство выразила Рессария, настоятельно требуя ответа. Этого вполне стоило ожидать, ведь их интересы задевались в первую очередь. Карст оправдывался тем, что его корабль угодил в шторм, и укрылся в порту Алингасана ненамеренно. Но ответ не устроил рессарийского короля, который затребовал морскую карту, удостоверяющую маршрут судна, а также бумаги, подтверждающие назначение столь внушительного груза. На это Карст рассказал ему вполне правдоподобную историю о выгодных сделках на далеких южных островах. Однако в ответ он лишь получил гневное: «Плюю я на вашу ложь!».
Верниец оказался более сдержан в словах и доверчив, его устроил вариант со штормом, даже предложил взамен свою помощь, от которой Брюа вежливо отказался.
Сарбийцы поставили под сомнение рассказанную им историю, но предпочли сохранить нейтралитет в данной ситуации. Наименее критично высказались королевство Глерунт, княжество Дарвийское, республика Белгония, а сама Илегия предпочла тактично отмолчаться. А вот феррийцы высказали свою поддержку не задавая вопросов и обещались в конце Желтого Лета прибыть в Керцию с личным визитом всей семьей, что слегка настораживало.
Висенья застала мужа за приемом ванны с маслами. Одна из служанок намыливала ему голову, вторая делала маникюр, третья – массажировала стопы. Керцийка немного постояла в дверях, наблюдая эту забавную картину.
– Ты не изменяешь себе, – усмехнулась она, подходя к мужу. – Оставьте нас, – скомандовала она прислуге и девушки, покорно склонив головы, выбежали из комнаты.
Висенья уселась у изголовья, подобрав подол своего любимого оранжевого платья, и стала намыливать ему волосы.
– Люблю твои руки, – с улыбкой произнес Карст.
– Надо же мне хоть как-то заботиться о любимом муже, – игриво заворковала девушка, склонившись ему над ухом.
– Залезай ко мне, – гладя ее руки, позвал Брюа жену.
– Не могу, Кари, мне еще к герцогине Весткарцарской на прием ехать. Она желает показать свою новую книгу. Там будет половина дворца, так что зря ты отказался.
– Ты же знаешь, к нам приезжает сам первокровный феррийский император Шуа Раши, и мне надо исправить собственные ошибки.
– Да уж, не стоило называть его при всех мальчишкой.
– Висе, – в его голосе отозвалась сталь.
– И не спорь со мной. Он единственный, кто отнесся к тебе с должным уважением.
– А как же Мерта?
Висенья укоризненно взглянула на мужа.
– Вот он и есть глупый мальчишка, говорит то, чему его научили в Сарбии. Такого не потерпит Вернийский трон.
Карст продолжал задумчиво отмалчиваться. Он понимал, что его жена права, но не мог признать этого.
– Значит, наш единственный союзник – ферриец?
– Да. Так что будь с ним повежливее.
– От одной этой мысли у меня начинает болеть голова. Где же былое величие Керции, когда нам не нужны были никакие союзники?
– Ты говоришь как мой дед, – упрекнула мужа Висенья.
– Твой дедушка, хоть уже не в своем уме, в свое время был весьма мудрым человеком.
– Да, в этом ему не откажешь. Жаль, что время обошлось с ним так жестоко, – грустно вздохнула она.
– Я люблю тебя, Висе.
– И я люблю тебя, – ответила девушка и поцеловала супруга в губы. И уже поднялась, чтобы уйти.
– Постой. Ты хочешь оставить меня одного? – наиграно испуганно воскликнул верховный вождь.
– У тебя целых три служанки. Они не дадут тебе заскучать, – хитро прищурилась Висенья и аккуратно высвободила руку из скользких объятий мужа.
Семья Раши прибыла в Кушну, столицу Керции, по своему обычаю рано утром. Но народ не мог пропустить такого события, поэтому на улицах было не протолкнуться от желающих поглядеть собственными глазами на живых кровных императоров.
– В такие моменты я чувствую себя обезьянкой на рынке, – возмутилась единокровная феррийская принцесса Асшара Раши. Черноволосая красавица с белой кожей и широкой красивой улыбкой была на три года старше своих братьев и являлась настоящей жемчужиной рода Раши. Все знатные дома мира желали обручить с ней своих наследников. Но девушка была не только красива, но и умна и не позволяла решать свою судьбу кому-то, кроме себя.
– Будь к ним снисходительна, дорогая, – ответила ей мать – двадцативосьмилетняя Саи Раши. Ее черты были жестче и грубее, чем у дочери, а взгляд казался колким и отстраненным. – Простой народ любит смотреть на богов.
– Какие же мы боги? – усмехнулась девушка. – Мамочка, ты говоришь глупости.
– Это лучше, чем сравнивать нас с обезьянами, – улыбнулась в ответ Саи.
– Не могу понять, почему мы приехали сюда. Чем нам может быть полезна Керция?
– В шахматах даже пешка может стать ферзем.
– Керции не стать равной Великой Феррийской империи.
– Возможно, твои братья считают иначе? Пусть резвятся, мальчишки.
– Эти двое ничего не делают ради забавы, – уже серьезно произнесла Асшара. – Если мы здесь, значит, у них есть план.
– Милая, наше дело улыбаться и отвлекать внимание публики, пока наши чародеи творят свою закулисную магию.
Встречать высокопоставленных гостей вышло все семейство Брюа. Карст, его жена Висенья и оба их сына: девятилетний Анхест и семилетний Уфруст. Старший больше походил на мать, особенно глазами и носом, а младший, наоборот, был копией отца.
При встрече Карст подал Асшаре белый платок. Она с благодарностью его приняла и вытерла проступивший на лбу пот.
– У вас, в Керции, все еще очень жарко, – отметила принцесса на керцийском, но с характерным феррийским акцентом.
– Да, поэтому давайте скорее пройдем внутрь. Для вас уже заготовлены освежающие напитки, – вежливо улыбнувшись, пригласила гостей Висенья. – Как добрались?
– Вполне комфортно. Благодарю вас за внимание, – сдержано-любезно ответила Саи.
– Я вчера была у герцогини Весткарцарской. Она рассказывала нам о своей новой книге.
– И о чем же ныне пишут в Керции?
– Да все о том же – о любви.
– Я бы хотел лично выразить вам свою поддержку в вопросе Алингасанского золота, как его прозвали газетчики, – вступил в разговор Шуа, его керцийский был безупречен, – я убежден, что все обвинения в вашу сторону лживы и не обоснованы.
– Благодарю. Мне было важно услышать об этом от вас, – ответил Карст.
– Не сомневаюсь, – дружелюбно улыбнулся Шуа.
– И я бы хотел извиниться, – неуверенно начал Брюа. – За то, что оскорбил вас при нашей прошлой встрече.
– Я не запоминаю обид, – ответил первокровный император.
– Вы благородны, – вступила в разговор Висенья.
– Это у меня от отца, да упокоит его душу Великий Шеш.
– Мы все скорбим о его раннем уходе, – наклонила голову керцийка.
– Его жертва не была напрасной. С тех пор мы продвинулись в изучении шори[42].
– Гадкая болезнь, – отметил Карст.
– Верно, но, к счастью, редкая, – подтвердил Шуа. – Впрочем, это не значит, что мы не должны искать лекарство от нее.
Повисло неловкое молчание, которое прервала Висенья:
– Поздравляю ваших спортсменов с победой в экидене.
– Спасибо. Ваши бегуны тоже достойно проявили себя.
– Всего лишь четвертое место, какое уж тут достоинство, – проворчал Карст и тут же поймал на себе осуждающий взгляд жены.
– Уступить всего пять секунд третьему месту на столь длинной дистанции…
– И целую минуту – первому, – не сдавался Карст.
– Ну что вы все о спорте, да о спорте, – вклинилась в мужской разговор Висенья. – Давайте лучше о высоком. Мы недавно побывали на спектакле «Кукольный беспредел» Ферста Кулюа.
– Да? Вам понравилась постановка? Отзывы о ней противоречивы, – воодушевленно подключилась к беседе Саи, вдовствующая императрица любила театр.
– Давайте отпустим детей в свои комнаты и поговорим, – вежливо ответила керцийка и передала детей прислуге.
– Они уже изучают механику движения тел? – поинтересовался до того молчавший Сшуа, кивнув на уходящих детей.
– Старший только первый год, а младшему еще рано, – с улыбкой ответила Висенья и перевела взгляд на Саю. – К слову о спектакле…
– Милая, давай ты расскажешь нам о нем позже за чаем, – прервал ее Карст, – нам с братьями Раши нужно обсудить дела.
– Хорошо, – мягко улыбнулась Висенья, но в ее взгляде блеснуло недовольство. – Пойдемте со мной, дамы, я покажу вам новые картины одного очень хорошо знакомого вам художника.
– А мы, пожалуй, перейдем в мой кабинет, там нас не побеспокоят, – обратился Карст к братьям и повел их в противоположную сторону.
Личный кабинет верховного вождя Керции оказался небольшим и уютным, с окнами, выходившими в мандариновый сад. Стены были уставлены полками с книгами, на полу лежал ковер из регалийского тигра, отличавшегося редким персиковым окрасом. В центре стоял столик и вокруг него три больших кресла, обтянутых кремовым гобеленом.
Карст сел ближе к окну, рядом с ним разместился Шуа и чуть поодаль от них – Сшуа.
– Вы обдумали наше предложение? – с места в карьер начал старший из братьев. В отличие от Сшуа, ценившего дипломатию, первокровный предпочитал не тратить время на лишние разговоры.
– Да, обдумал…– начал Карст Брюа, осторожно подбирая слова, – Я не считаю, что переход на единую валюту будет сейчас лучшим вариантом для Керции… Но насчет строительства паллиановой дороги, соединяющей наши столицы – я готов начать строительство уже сегодня.
– Чем вам не приглянулась денежная реформа? – вступил в беседу Сшуа. – Она обеспечит обеим странам рост торговли и туризма, укрепит братский союз между нашими народами.
– Я думаю, что вы слишком молоды и оттого летаете в облаках. Все выше сказанное только мечты, которые разобьются об исполнение, – Карст вновь заговорил в своей привычной грубой и отчасти насмешливой манере.
– Может мы и молоды, – медленно ответил Шуа, – но хотя бы не скряги и стремимся работать на благо народа.
– Вы хотите меня упрекнуть в том, что я не забочусь о своем народе? – Карст начинал злиться.
– Нет, мы ничего подобного не имели в виду, – заговорил Сшуа, спеша смягчить тон беседы. – Мы лишь указали на вашу ошибку относительно наших планов.
– Не понимаю, о чем вы говорите, – холодно ответил Брюа. – Я решил, что у моей страны будет своя валюта.
– Бумажная? – уточнил Шуа.
– Именно. Станки уже работают во всю, и в ближайшее время я выступлю с заявлением перед народом.
– Тогда я буду вынужден просить вашей помощи.
Карст удивленно взглянул на него. Чтобы ферриец просил помощи – это было неслыханно.
– О какой помощи идет речь?
– Я прошу вас отложить денежную реформу на год.
– Чем же вы это обоснуете? – усмехнулся Брюа.
– Это будет выгодно и вам. Народ вряд ли тепло встретит смену твердой валюты на бумажную. Но если они увидят, что не только Керция пошла на такой смелый шаг, реформа пройдет гораздо спокойнее.
– А вы, я так понимаю, планируете переход на новую валюту только через год?
– Именно так.
– Однако тут я вас обскакал, – самодовольно усмехнулся Карст.
– В этом стоит отдать вам должное, – слегка наклонил голову Шуа. – Так вы согласны?
– Согласен.
– А строительство дороги начнем завтра, – вмешался в разговор Сшуа.
– Безусловно. Считаю, что столь удачные переговоры стоит отметить. Мосьё?
Братья согласились. Брюа встал, прошел к двери, за которой стоял стражник и приказал принести три бокала и бутылку мосьё 2161 года.
Неожиданно вместо вина им принесли известия о погроме в конюшне вождя, нападение было совершенно на феррийские кареты.
– Я разберусь, – мгновенно поднялся Сшуа, и, чуть поклонившись, вышел из кабинета, не дав керцийскому вождю даже привстать с кресла.
Слуга провел второкровного императора в конюшню, где стояли побитые камнями кареты.
– Можете идти, – отпустил прислугу Сшуа и принялся лично осматривать повреждения.
В одном месте был пробит пол и из дыры стал заметен холодный блеск металла. Второкровный император поморщился. Дальше в таких каретах продолжать путь было нельзя. Но и оставить экипаж в керцийском дворце они не могли, равно как и допустить, чтобы кто-то узнал об оружии.
Глава 23
Звездный, Сарбия
14 день Синего Лета, 2368 г.
Верна Уонса вернулся с практики на неделю позже Феро и застал соседа по комнате за заполнением отчета о поездке.
– Верна! – сорвался со стула радостный Труа и кинулся к другу обниматься.
– Осторожнее, – отдернул руку Верна.
– Что у тебя с рукой? – удивился Феро, заметив бинт.
– Порезался, – неохотно ответил Уонса.
– Чем?
Верна вынул из кармана что-то тщательно замотанное в платок, и, развязав концы, показал другу белесый осколок, металлический, на сколько можно было судить по виду.
– Что это? – поинтересовался Феро.
– То, о чем я тебе говорил в письме. Наиценнейший артефакт в моей коллекции.
– Ты не исправим, – рассмеялся Феро. – У тебя этого хлама со всяких поездок целая куча, прятать уже некуда.
– Под матрацем еще много места, – усмехнулся Верна.
– Этой штукой ты и поранился? – догадался Феро. – Ты ведь знаешь, что мог занести грязь в рану?
– Не страшно. Младший лекарь сказала, что царапина неглубокая и заживет за пару дней.
– Рассказывай, как съездил.
– Сначала помоги вещи поднять, они внизу, с одной рукой не очень-то удобно таскать сумки.
***
– И зачем тебе столько? – занося в комнату десятый чемодан, спросил у друга Феро.
– Там мелкие сувениры из всех городов и сел, где я успел побывать, – устало ответил Верна, ставя посреди комнаты последний чемодан и усаживаясь прямо на него.
– Опять камни тащишь в нашу берлогу? – посмеялся Феро, садясь рядом на другой чемодан.
– Нашей она будет еще три месяца…
– Да, – грустно подтвердил Труа, в последнее время и так было много расставаний, а тут намечалось еще одно, теперь уже с университетским другом.
– Не будем о грустном.
– Согласен. Лучше расскажи, как съездил, – оживился Феро.
– О, где я только не побывал!
– Даже в темных чертогах бескрылого? – пошутил Труа.
– Да иди ты! – рассмеялся Уонса. – Хотя в некоторых местах мне и вправду казалось, что они поблизости – в Липении меня чуть не обокрали, а в Лерии облили помоями из окна. Представляешь, у них до сих пор не появилось туалетов. Там такая вонь на улицах стоит, жуть!
Друзья болтали, смеялись и пили до поздней ночи. За месяц практики у обоих набралось историй, кажется, на целую жизнь. Труа поведал о странных красных огнях и перекрашенных в рыжий цвет аборигенов, а Уонса – про величественную стену и неказистый футбол Липении, на котором ему удалось побывать. Но о чем бы друзья ни говорили, они все равно возвращались к старым шуткам, понятным только им двоим.
Ближе к трем часам ночи изрядно перепивший Верна попытался взобраться к себе на второй этаж кровати. С первого раза получилось не очень удачно, и он с грохотом рухнул на пол. Вторая попытка оказалась не лучше, хотя ему уже помогал Феро, но и него руки и ноги не слушались, так что друзья хохоча повалились назад. Лишь с третьей попытки Верна, наконец, взобрался на кровать, где тут же благополучно уснул. Феро, еще вполне остававшийся в сознании, прежде чем лечь, убрал лишнее со стола на случай, если его друг упадет ночью с кровати.
Утром Труа проснулся от хриплого постанывания друга:
– Феро, Феро… – повторял он в полубреду.
Труа подскочил с кровати. В полудреме он с трудом понимал что случилось.
– Феро, Феро, – никак не унимался Уонса, не в силах открыть глаза.
– Я здесь, – Труа потрогал лоб друга. – О, Анастасия, да ты ледяной! – вскрикнул он и накрыл Верну своим одеялом. – Держись, я за лекарем.
Дежурный младший лекарь работал в каждом общежитии. И, как правило, жил тут же, в одной из комнат для персонала на первом этаже.
Сначала Феро побежал на второй этаж, в приемный кабинет, но тот оказался еще закрыт. Тогда парень помчался вниз, в 102 комнату, где жил младший лекарь и стал долбить в дверь кулаком.
– Что случилось? – ему открыла невысокая щуплая девочка в круглых очках и домашнем халате.
– Скорее. Моему другу плохо.
– Что с ним? – оперативно меняя домашний халат на рабочий, спросила лекарь.
– Не знаю. Ему холодно. Он замерзает.
Они побежали наверх.
Уонса лежал посиневший от холода, но живой. Его губы тряслись, а рукой парень пытался посильнее укрыться, чтобы хотя бы немного согреться, но было видно, что ничего не помогает.
– Одеяло! – скомандовала лекарь, и Феро кинулся к шкафу за зимним одеялом.
– Он совсем плох, – прикусив губу, констатировала лекарь, осматривая Уонсу. – Беги в больницу. Нам нужна карета.
Феро со всех ног ринулся вниз. Ближайшая больница была в трех кварталах отсюда вверх по улице. Парень хоть и сильно запыхался, но смог объяснить лекарям что произошло. В студенческий городок тут же выслали карету, но Феро с ними не пустили, и он остался сидеть на пороге больницы, ожидая новостей.
Уонса вскоре привезли, вытащили из удлиненной больничной кареты на носилках и бегом перенесли внутрь, не дав Труа даже приблизиться. На все его вопросы лекари отвечали, чтобы он ступал домой и что ему сообщат, когда станет известно, чем заболел его друг.
Феро отказался уходить. Он прождал до самого вечера, гадая, что произошло. В какой-то момент парень даже стал было винить привезенную бутылку мосьё, но потом сообразил, что пили они вместе, а его самочувствие не изменилось. Перенервничав за день, Труа уселся ступеньках больницы и уснул, положив голову на руки. Его разбудила девушка-лекарь в белом халате.
– Пойдемте со мной, – попросила она.
– Что? – спросонья не понял Труа. – Что с моим другом?
– Пойдемте, – настойчивее повторила девушка, помогая Феро подняться с холодных каменных ступенек.
– Да, да, хорошо, – согласился он.
Девушка, оказавшаяся младшим помощником лекаря, провела его в одну из палат, обставленную стеллажами с книгами, кроватью и небольшим столиком возле нее.
– Сейчас к вам подойдет верховный лекарь и расскажет все, что вы хотите знать – сказала она и вышла за дверь.
Парень присел на кровать в ожидании новостей о друге. Через пару минут, показавшихся ему вечностью, к нему в палату пришла верховный лекарь – седая дама с удивительно упругой, не по возрасту, красивой кожей. Феро не смог определить на взгляд, сколько ей могло бы быть лет. Она, как и все здесь, была одета в простой белый халат. Верховный лекарь объяснила ему, что у его друга нашли неизвестную болезнь, и Труа стоит недолго побыть под наблюдением в больнице. Феро переживал за друга и поэтому рассеянно кивал головой, не особо вдумываясь в слова лекаря. В голове крутилась только одна фраза: «неизвестная болезнь».
***
У Святейшего помазанника Анастасии, императора Сарбии – Фели Вери – весь день болела голова, поэтому он никого не принимал и старался больше лежать в полудреме у себя в спальне, наслаждаясь тишиной и покоем. Стоило ему поднять голову, как та начинала кружиться и с тяжестью в висках тянуть вниз.
– О Святейший, – неожиданно нарушил покой императора слуга.
Фели с трудом приоткрыл один глаз и посмотрел на вошедшего.
– Что случилось, Ероф? Я же просил не беспокоить меня сегодня.
– Да, ваше святейшество, – тихо продолжил слуга, – но там крайне настоятельно просит вашего внимания Верховный лекарь Пелильонской народной больницы – Рафи Ух.
– Лекарь!? – слабо улыбнулся Вери. – Вот уж кого мне сейчас не хватает.
– Мне передать ей, чтобы приходила завтра, ваше святейшество?
– А что она говорит?
– Что это вопрос жизни и смерти, ваше святейшество.
– Тогда пустите ее. Лекарю не впервой видеть болеющего старика, прикованного к постели.
Через несколько мгновений в спальню вошла седая дама в белом халате.
– Благодарю, ваше святейшество, что так скоро приняли меня, – начала она с поклона.
– Вы сказали, что дело жизни и смерти, разве я мог вам отказать. А теперь расскажите что произошло, только потише, пожалуйста, и я продолжу отдыхать.
– Пили настойку махры, ваше святейшество? – поинтересовалась лекарь. – Она сняла бы лишнее напряжение.
– Выпил, иначе не принял бы вас. Давайте ближе к делу.
– Холодная смерть вернулась, ваше святейшество.
– Много заболевших?
– Один заболел и умер, ваше святейшество. Контактировавший с покойным помещен в изолятор под наш присмотр.
– Что сделали с телом умершего?
– Вывезли и сожгли, ваше святейшество.
– О, святая Анастасия! Тысячу лет не слышали ничего о холодной смерти и вот опять! – выругался Вери и схватился за лоб, пытаясь сдержать прорывавшуюся наружу головную боль. – Держите меня в курсе.
– Да, святейший, – поклонилась Рафи.
– А теперь ступайте. Мне нужно отдохнуть.