Эволюция G.A.N.Z.A.

– Мне нравятся моё лицо и ноги, – она подняла ступни и выпрямила стройные ноги, разглядывая их.

Его взгляд оценивал проделанную работу.

– Да. Но мы не можем уйти отсюда, уехать, жить, путешествовать. Это всё пустяк для сканеров. Вычислить очень просто. Пусть даже такая великолепная синтетика, как эта. Они моментально вычислят в первом же аэропорту или вокзале, и всё будет зря. Мы не можем всё время прятаться. Прятать твоё лицо, твоё тело, ждать и бояться.

Под очками его глаза смотрели на неё, как на нечто совершенно необыкновенное. И это не было восхищением своей работой. Это была тоска. И любовь.

– Я понимаю. Нужна органика. Пожалуйста, не объясняй это каждый раз. Я уточнила саму причину вопроса, и ты начал всё с начала.

– Да. С начала. Два месяца ожидания ничто в сравнении с 15 годами работы. Именно поэтому я понимаю, что сейчас нужно концентрироваться на процессе. Всё остальное будет потом. Главное, что нам удалось вырваться, удалось восстановить всё, восстановить сознание…

– Прошу, не надо…

– Да, – остановился он и приложил палец к губе. – Прости.

– Я всё могу вынести, – она буквально прошептала, – но это холод. Может, это тоска, и мне нужно знать больше? Но я чувствую необходимость понимать. Принять всё это. И ищу возможности как-то раскрыть хотя бы часть всего смысла.

– Какого смысла?

– Кто я, что мы здесь делаем… зачем всё это? Я словно постоянно теряю память и не могу смотреть глубже. Меня тянет вперед. Захватывает оценка всего лучшего впереди. Но как сделать правильный вывод, если нет ничего из прошлого? Почему ты мне не дал никакого прошлого? Я не помню…

– Элиз, – он взял её руку, – ты жива. Ты со мной. Мы вместе. Я люблю тебя. Это всё очень многое значит.

– Да, но там, у военных, у них были свои задачи, и они видели их по-своему. Они понимали и принимали то, как они видят мир.

– Разрушение? – он повысил голос. – Что ты можешь знать о том, что они хотели получить? Они не видели в тебе то, что вижу я. Ты – моя жена, ты – мой мир. А им необходимо только уничтожить этот мир с помощью всего, что может быть обращено в оружие. Даже самое прекрасное, что может быть в этом мире.

– Розы, – она улыбнулась уголками рта.

Он грустно смотрел на неё.

– Да. Даже розы. Такие, как ты.

– Но они позволили тебе создать меня.

Он покачал головой.

– Да. И это был прорыв, благодаря тем технологиям, к которым мне дали доступ. Но я всегда знал, куда иду. И это моя ставка. Я и так дал им многое.

– И теперь нас ищут. Они не оставят нас в покое.

– Это был критичный период. Увидев результаты синтетической кожи, они бы просто не стали искать пути органического решения. Всех материалов достаточно для производства.

– Убийц?

– Солдат, – поправил он. – Не будем об этом. Ты моя жена. Не будем думать об этом.

Она встала со стола и опять подошла к колбам.

– Насколько всё это?

– Два месяца, – повторил он.

– Нет, – покачала она, разглядывая густоту органической ткани, которая размножалась в вакууме под стеклом. – Насколько это ценно?

– Я не понял тебя.

– Я спросила, на сколько лет это всё будет работать?

– Ты, вероятно, хотела спросить, сколько лет ткани и кожа будет у тебя?

Он подошел и встал рядом.

– Я ещё веду расчёты. Что, возможно, в этих условиях будет сделано. Это прекрасный материал, и я не спросил Цибиона, откуда он его взял, но всё это просто впечатляет. Раньше я не мог бы себе и представить такую механику роста. Всего этого будет больше чем достаточно для тканей и кожи.

– И сколько?

– Лет тридцать-сорок. Примерно. Этого достаточно.

– В каком смысле?

– Сорок лет…

– Я спросила, в каком смысле достаточно?

Он посмотрел на неё внимательно и грустно улыбнулся.

– Человек не вечен. Всё стареет. И этот материал тоже. Он полностью идентичен всему, что есть у человека. Потовые железы, волоски, пигментация, даже образования…

– Прыщи?

– И да! Даже прыщи, – засмеялся он.

– Но зачем? – она посмотрела на него. – Зачем такой срок?

Он покачал головой.

– Дело не в цифрах, каждому свой срок. Даже с этой кожей ты переживёшь меня.

Он смотрел на неё с тоской, а она искала глазами ответы на его лице. Её губы двигались несколько секунд беззвучно, синие глаза с тревогой искали зацепки в словах, сказанных ранее.

– Я неправильно задаю вопросы. Я чувствую это. Но пойми, я просто не могу понять, сколько всё это продлится и достаточно ли этого?

– Что? – переспросил он.

– К чему делать что-то, что может ограничивать тебя самого. Почему нужно тратить столько времени, чтобы создать продукт, который в итоге будет отсчитывать твоё время, и столько сил, потраченных на него, уже не восполнить. И нужно только постоянно биться над тем, как содержать это в том виде, который приближает тебя к идеалу. Быть красивой с помощью всех средств, доступных женщинам, или просто быть красивой, не тратить на это ни минуты.

Он был удивлён.

– В тебе говорит логика женщины, получившей выбор.

– Ты путаешь, как все мужчины, – она нахмурилась. – Ты очень мне, очень дорог. Я тебя люблю. Но ты не понимаешь. Зачем ты хочешь поставить передо мной такую проблему, которая сама по себе даст только страдания. Что будет через сорок лет? Моя кожа слезет клочьями или постареет за день язвами?

– Нет.

– Ты уверен?

– Я уверен в том, что это будет настоящая кожа, которая даст тебе возможность чувствовать себя полноценной.

– Это ты хочешь, чтобы я выглядела полноценной. Чтобы не было проблем при прохождении контроля, и чтобы все, кто будет встречаться нам на пути, принимали меня, как твою воскресшую жену.

– Элиз, ты получишь этот дар, возможность быть во плоти.

– Разве не мечтает любая женщина получить идеальную красоту, которая не стареет?

– Ты переворачиваешь всё.

– Разве? Ты дал мне этот шанс. Дар жить, – она обняла его, – но послушай. Зачем нам ждать? Зачем чувствовать себя, как в тюрьме? Мы вытерпели всё это у военных. Мы вырвались. Ты хочешь, чтобы я чувствовала себя полноценной? Не смотри на меня, как на объект своих забот и исследований. Это противоречит здравому смыслу. Выбери что-то одно. Будь просто со мной.

Она плотнее прижалась к нему. Они стояли молча какое-то время.

– Ты предлагаешь уйти, но куда? Мы будем скрываться, – он решил терпеливо выслушать, не перебивать, оценить алгоритм доводов, проверяя работу процессора в её голове.

– Да. Какое-то время. Но… – она отстранилась и ткнула его пальцем в грудь. – Время, которое ты определяешь, очень важно для нас. Ты хочешь, чтобы я была полноценной женщиной? Перестань смотреть на меня, как на объект для новых идей.

Он был удивлен ещё больше.

– Впервые за три недели, проведённые здесь, ты начала такой разговор.

– Я много думаю об этом, – она опять поежилась, отошла от него, повернулась спиной. – Зачем мне эта кожа? К чему этот сложный процесс? Посмотри на меня. Она повернулась и быстро сняла футболку.

Он смотрел на неё без стеснения, переводил взгляд с пышных волос на высокую грудь, живот и дальше линии трусиков на стройные ноги.

– Я тебе нравлюсь такой?

– Да, – кивнул он.

– Тогда ответь, – спросила она, надевая футболку обратно и повернулась к нему спиной. Почему ты не сделаешь меня такой сейчас? Почему оставляешь работу наполовину?

Он смотрел, как она поправляет волосы, вытаскивает их из-под ворота майки и, жестом убрав локон за ухо, ждёт его ответа. Подойдя ближе, он положил свою ладонь на её щеку, повернул к себе. Она приветливо наклонила голову, почувствовав тепло его рук.

– Это не кожа. Она не стареет. Не живет. Я хочу дать тебе больше. Хочу, чтобы ты чувствовала себя лучше.

– В коже, на которой будут прыщи?

– Да, – он улыбнулся. – И это даст нам возможность не прятаться.

– Да, но только даст ли это удовлетворение и покой?

– О чём ты говоришь, Элиз?! Я делаю это ради тебя!

– Ты хочешь видеть меня такой? Мы не говорили об этом. Но утверждаешь, будто решили это вместе.

– Я не понимаю тебя.

– Да, – она говорила уверенно. – И сейчас я говорю тебе, что готова принять твоё решение, но не могу утверждать, что это даст мне хоть какую-то уверенность. Достаточно ли этого будет, чтобы я была счастлива.

– Достаточно?

– Для того, чтобы этот дикий холод ушёл наконец, и у меня было то, что я могу принять как женщина.

– Тебе хочется большего?

– Нет, – она потрогала его седые волосы. – Мне как раз хочется малого: быть красивой, любимой и заботиться о ком-то.

– У тебя есть я…

– Да, – перебила она. – Но ты сам сказал, у всего есть время. А я не хочу проводить его, выдавливая очередной прыщ и брея свои ноги, и видеть, как стареет и умирает каждая клеточка. Я чувствую, понимаешь? Чувствую… ты дал мне жить в теле, которое не стареет. Я хочу заботиться о тебе и ещё о ком-то…

Ужас на секунду покрыл его глаза. Он сдержал спазм и сдержанно кашлянул.

– Мы это обсуждали…

– Да. Но я не могу забыть. И первая мысль, которая была у меня, это – он. Я чувствую его, понимаешь? Между нами есть связь.

– Элиз, – он с отчаянием в голосе слегка толкнул её и начал ходить по лаборатории.

– Ты не можешь так говорить. Он там, а я здесь.

– Он не твой сын, – повысил он голос. – Он не … – доктор пытался подобрать слово и сдержался. – Он – не человек.

– А я? – спросила она, спокойно следя за ним взглядом.

– Ты… – да как ты можешь сравнивать, Элиз? – воскликнул он. – Как? Ведь мы не говорим о ребёнке, которого ты родила. Это всё непонятно, странно, невозможно и опасно… Ты создала его за сутки, пока меня не было на работе. Они позволили тебе и наблюдали, пока ты собирала прототип… Это не значит родить дитя… Боже… О чем тут говорить?

– Это просто выглядит так. И ты не можешь этого принять.

– Принять что? Ты сама создала это, и, передав часть G.A.N.Z.A., создала нечто… что-то… Без чувств и разума, с обрывками связей логики и формации. И это ты называешь сыном?

– Да! Какая разница, как ты его назовешь, если есть связь, и ты чувствуешь что-то родное? Он – ребёнок.

– О чем ты говоришь?! Это механизм… Это глупо так думать.

– Не оскорбляй меня.

– Это не твой сын! – воскликнул он. – Это – нечто, способное оперировать саморазвивающейся программой, и в этом нет ничего из чувств между вами, это просто эксперимент.

– Как и я, – сказала она таким голосом, что холод поразил его.

Это словно заставило его очнуться. Он опять сдержанно кашлянул и потер свои усталые глаза.

– Элиз, – сказал он, сдерживаясь. – Я не могу решиться на эту задачу. И никто не сможет.

– Ты вытащил меня оттуда. Значит, сможешь и его.

– Нет, – он покачал головой и опять повысил голос. – Нет. Обратного пути нет. И это всё, – он показал рукой на лабораторию и колбы. Всё только ради тебя. Не его. Я даже называть не могу его так. Он… Это оно… Просто ничего. Продукт. И я тебя прошу, забудь об этом. То, что ты сделала, головная боль военных. Именно это сорвало эксперимент и перевернуло всё с ног на голову. Именно это не дало возможность решить все последовательно.

– Значит, ты не ждал такого…

– Конечно, нет… От тебя – нет. Я работал над чудом и вижу его перед собой. Ты со мной. Это главное.

– Да. Но по какой причине я с тобой? Вся твоя работа разрушена мной. Думаешь, я не вижу твоего отчаяния? Я создала его, и всё пошло крахом в твоих планах.

– Нет. Нет, не говори так.

– Я создала Каина…

– Только не называй это так.

Он, с отчаянием сложив руки, подошел к ней. Полы халата разлетелись в стороны. Он умоляюще смотрел на неё.

– Прошу, оставим этот разговор. Я не обвиняю тебя в той ситуации, которая заставила нас бежать. Пойми, всё, что я делал для военных, лишь давало возможность готовиться к новому. Это, так или иначе, было необходимо. Я не хочу слушать об этом создании. Не могу и не принимаю твои мысли. И тем более так… когда ты даешь имя…

– Ты не понимаешь.

– Я понимаю только этот материнский инстинкт. Это сильно и важно.

– Я любила…

– Элиз, – он строго нацелился на неё пальцем и склонил голову. – Прошу, ради меня!

Она глубоко вздохнула. Они секунду смотрели друг на друга.

– Я поняла. Но ты так и не ответил на мой вопрос.

– Какой?

– Достаточно ли этого?

Он молча слушал её.

– Достаточно ли видеть, как стареет и умирает твой муж, и ничего не делать, не принимать это близко к сердцу? Что ты также останешься одна с обвисшей кожей, и некому будет смотреть на твоё лицо с любовью?

– Ты понимаешь, что мы не сможем полноценно жить, если я восстановлю весь синтетический покров? – спросил он, обведя рукой, в которой держал очки, её контур. – Ты понимаешь, что нам не попасть на другой материк или поехать на поезде? Слетать на Луну или просто позагорать на пляже?

– Тебе важно это? Путешествия? Или чтобы я была спокойна и была рядом?

Он не ответил.

– Ты делаешь это для меня?

– Конечно, Элиз.

– Тогда ответь. Почему не изменить вообще всё? Почему мы должны следовать твоим убеждениям и ждать конца? Почему не расширить рамки и не принять тот дар, который сейчас есть у меня? Почему?

Он нахмурился.

– Почему мы не можем вместе жить так, как хотим, и не ждать перемен через сорок лет?

– Потому, что мне не прожить столько, Элиз, – сказал он, спокойно глядя в её синие глаза.

– Сейчас нет, – ответила она. – Но во мне есть то, что может тебе помочь. И у нас есть всё для этого. Ты мог бы стать таким, как я. И ведь важно только сознание?

Он кашлянул. Его окутала волна страха. Буквально на секунду он почувствовал риск сделать что-то неконтролируемое. Словно она проникла в его голову и сдернула пальцем пыльную ширму, которой он давно завесил все свои мысли.

Он понимал, что становится невозможным вести это чисто прагматичный и страшный в своей логике разговор. Испытывая жуткое давление от взгляда её синих бездонных глаз, он сконцентрировался и, сделав правильный выбор, не подав виду, переключил разговор на практичную тему. Этот приём был единственным в цепи логических предложений, сформированных им самим в саморазвивающейся программе синтетического сознания.

– Ты хочешь, чтобы я изменил график, отказался от роста органических тканей, уничтожил всю флору и полностью сконцентрировался на синтетике? Закончил структуру тканей?

Она смотрела на него: «Ты понял мой вопрос, но не ответил на него».

Он помолчал несколько секунд, отчужденно думая о чем-то. Словно отмечая прогресс роста её интеллекта.

– Хорошо. Мы исключим органику. Но это меняет весь мой план.

– В какой его части?

– Если я закончу всё в синтетике, нам сложно воспользоваться транспортом. Жить просто в городском массиве или на побережье будет нельзя. Купальная программа на курорте исключена. Придётся принять их предложение. Синдиката.

– Я уверена, всё получится.

– Надеюсь, – он устало кивнул, полностью отдавшись безысходному чувству растерянности и тоски. – Я сделаю это для тебя.

– Не смотри на меня так, – попросила она. – Ты – самое дорогое для меня. Я хочу всего, что имеет каждая женщина. Ты сам дал мне это чувство.

– Да. Я дал тебе его.

– Ты же не хочешь, чтобы я была такой? – она повернулась к нему спиной и показала на сервоприводы, прикрытые трусиками.

– Какой? – он устало сел на кресло.

– Некрасивой.

Он опять внимательно и грустно посмотрел на неё.

– Ты красивая, Элиз. И всегда была.

Она подошла ближе и обняла его седую голову. Тихо прожужжали сервоприводы. Еле слышно. Но так, чтобы вызвать зубную боль у всего живого.

– Я тебя очень люблю, – сказала она.

– Я тоже, – ответил он, удерживая её руку. – И сделаю всё, чтобы быстрее ты была восхищена собой.

– Я знаю. Не будем сейчас ссориться. Всё не важно. Ты прав. Кроме того, что мы вместе, – улыбнулась она, смотря поверх его головы. Она смотрела на своё отражение в зеркальной поверхности металлического стеллажа, удерживая его голову, как футбольный мяч и прижимая к своей груди. Он не шевелился, утопая в этом тепле и умиротворении, даря себе секунды покоя.

Её голубые глаза горели чётко и ясно, она словно смотрела вдаль.

– Свари кофе, – глухо попросил он.

Опустив его голову, она присела перед ним на корточки, смотрела снизу вверх, улыбалась улыбкой, которую он обожал и так долго моделировал.

– Как обычно? – кокетливо спросила она, взмахнув длинными ресницами.

– Да, – он погладил её по волосам. – Пожалуйста. Нужно будет работать.

Элиз ушла из комнаты, шлепая ступнями по кафелю. Её шаги стихли в коридоре. Он прислушался к звукам из маленькой кухни и задумался. Его беспокоили воспоминания. Эдвард потер увлажнённые глаза, и рука сама потянулась к ящику стола. Он достал из-под папок фотографию в тонкой рамке и поставил на стол. На ней была женщина с черными волнистыми волосами, спадающими ниже плеч. Она улыбалась и, обернувшись, смотрела в сторону камеры, которая выхватила мгновение её жизни и сохранила навсегда такой бодрой и счастливой, как в тот момент, когда он решил её сфотографировать в один из солнечных сентябрьских дней на крыльце их дома. Он молча смотрел на старую фотографию. Её карие глаза смотрели прямо на него и были полны любви и счастья.

– Элиз, – прошептал он, пальцем проведя по снимку.

– Ты же обещал, – раздался резкий возглас.

Он обернулся. Она стояла в проеме двери и глаза её гневно горели. Она держала чашку кофе и вся тряслась от возмущения.

– Послушай, я… – он быстро убрал фотографию в ящик. – Ты не понимаешь.

– Я не понимаю??? – она не могла подобрать тембр голоса.

Он встал из-за стола и сделал шаг к ней навстречу, но она сама стремительно подошла и так поставила горячий кофе, что часть расплескалась по столу, коричневыми пятнами расползаясь по бумагам.

– Ты говорил мне, что больше не будешь этого сделать. Что никогда не будешь сравнивать. Что мы полностью доверяем друг другу и будем хранить только то, что есть сейчас.

– Да, Элиз, ты должна понять.

– Я не могу и не хочу понимать, как ты делишь и режешь меня на части и не там, – она гневно указала на стол.

Он с отчаянием покачал головой.

– Только не так, Элиз.

– Ты режешь меня здесь, – она указала на свою грудь. – Ты не можешь понять. Не хочешь этого понять, – повторила она несколько раз. Закрыла лицо руками.

– Как же ты жесток!

– Я люблю тебя.

– Нет, – воскликнула она и сжала кулаки. – Нет, ты любишь именно её.

– Ты – это и есть она.

– Только в этом дело? – она показала на колбы с органикой.

Он поднял руку, но она отступила назад.

– Как же мне тяжело. Как мне хочется расплакаться.

– Элиз, это просто фото и пустяк. Ты должна правильно оценивать состояние. Это не тот случай. Ревновать нет смысла. Нужно сделать поправку в алгоритм…

Она убрала руки от лица и гневно посмотрела на него синими, полными боли глазами.

– Послушай Элиз…

– Нет, это ты послушай, – она напряглась сдерживая раздражение. – И не списывай этот разговор на предменструальный синдром. У меня не может быть месячных. Ты, как мужчина, наградил меня влагалищем, но без всяких аргументов не повысил мой модуль самооценки. Это уже по-настоящему эгоистичный мужской подход. Используя свои критерии оценки поведения женщины, оставил в моём сознании только круг стереотипных возражений. И если ты не хочешь, чтобы я стала называть тебя Создателем, будь добр, побеспокойся насчёт расширения функций и вариантов ответов, чтобы я могла отстаивать своё мнение, как и подобает женщине, которую ты когда-то любил.

Вздрогнув от слова «Создатель», он виновато смотрел на неё и хотел возразить.

– Я и сейчас тебя люблю, Элиз.

– Да, – страшно ответила она, и за этим спокойным голосом физически чувствовалось пламя. Он слушал её и видел, как слова вылетают из её губ, но оценивал только модуляцию и автоматически синхронизировал это с частью кода которую сам написал. С одной стороны, как биоинженер он восхищался работой программы, с другой стороны, как мужчина, не хотел, чтобы она чувствовала себя униженной. Ему было тяжело. Она видела это и не жалела.

– Да, – повторила она. – И я тебя люблю. И прошу уважать моё мнение.

– Не выдавай это как требование. Есть факт…

– Факт? Это моя жизнь! – она прищурилась и сложила руки на груди. – Ты сейчас поиздевался надо мной?

– Нет, дорогая, нет, – он слишком поспешно подошёл и хотел её обнять, но она отстранилась.

– Ты только что не принял мои слова всерьез, – сказала она. – А я принимаю всё, что ты произносишь, к сведению. Испытай это. Послушай, что я говорю. И не будь таким.

– Каким? – переспросил он.

– Эгоистом и собственником. Не убеждай меня в том, что ты тот, кто лучше понимает, это и стыдно, и неразумно. Принять, что ты прописываешь в моём модуле саморазвития. Ведь это уже не любовь, а только твоё желание делать то, что ты готов получить в итоге. Сексуальную, молчаливую домохозяйку.

Он отошел от неё, и устало сел обратно в кресло.

– Ты права. Я выполню твою просьбу. Прошу, прости. Я не хотел тебя обидеть.

Она резко повернулась.

– Я тоже тебя прошу. Если мы собираемся сидеть здесь так долго, побеспокойся, пожалуйста, по поводу одежды. Я не хочу расхаживать здесь в одних трусах. Тем более в данной ситуации.

Он виновато оглядел её с головы до ног. Она стояла, отвернувшись от него, и смотрела на колбы, в которых бултыхалась густая жидкость.

– Пей свой кофе и не обожгись. Я пошла спать.

– Элиз…

– Оставь, Эдвард, не сейчас, – спокойно ответила она и поежилась опять от холода, который гулял у неё внутри. – Сейчас мне дико одиноко и холодно. Ты должен начать процесс повышения уровней моего сознания. Когда мы начнём следующую ступень?

Он болезненно поморщился от её слов и упрекал себя вообще за весь разговор.

– Если мы пойдём по другому пути и не будем ждать органические клетки, которые мы можем использовать для кожи, нужно начинать сотрудничество с синдикатом. Да, они помогли нам бежать. Это была плата. Но мы можем исчезнуть. Я не буду передавать им данные. Они останутся довольны и тем, что я уже отдал тогда. Пойми, Элиз, я хочу сделать так, как будет лучше для нас….

В этот момент настойчиво прозвучал сигнал внешнего вызова. Они оба обернулись к столу и, забыв о разговоре, тревожно переглянулись. Эдвард подошел и сел за монитор. Зелёный сигнал на пульте настойчиво мигал. Камера черным глазком смотрела на него. Он неуверенно протянул руку и нажал на клавишу.

– Входящее сообщение, – уведомил голос.

– Привет, – помахал рукой мужчина в халате на мониторе. Он поправил очки и прищурил умные глаза. Потом почесал густую бровь.

Элиз расслабилась, услышав голос, и взглядом подала знак, что не будет подходить к камере.

– Это запись, – предупредил её муж. – Не бойся. Какого чёрта только Цибион решил связаться?

– Эдвард, как твои дела? Мы давно не говорили. Знаю, что ты занят и даже не уверен, что ты сразу посмотришь запись. Я крайне рад буду с тобой пообщаться, но и сам постоянно в делах. Ты, надеюсь, здоров и не один. Как и всегда, старый проныра, умеешь создать фон славы. Тут уж теперь ты – звезда. Не будь снобом, отправь пару сообщений на наш секретный ящик. Я ловлю себя на мысли, что ты мог забрать всю славу для себя. Страшно хочу узнать о прогрессе материала, который подготовил. Понимаешь, чего это стоило? Поделись хотя бы тестами. И да, ты всё такой же «гик». Падкий на красоток. Не потей. Надеюсь, увидимся.

Цибион хихикнул. Он был расслаблен и счастлив. Помахал рукой и исчез.

Элиз, смотря на экран, по инерции помахала также ему рукой.

– Он мил. Разве ты не отправлял ему сообщений?

Эдвард откинулся на спинку стула. Он был встревожен.

– Нет. Мы договорились только на крайние случаи.

– Ты не ждал Цибиона?

Он встал и подошел к панелям, быстро переключил несколько блоков.

– Элиз, всё, что было, – забудь. Он помог нам не ради новой встречи. Он всё понимал.

– Вы дружили больше 30 лет.

– Да, и именно поэтому мы здесь, а не у военных в руках. У них для этого есть всё. Он сделал это ради нашей дружбы и ради тебя… тут что-то не так.

– Ты подозреваешь его? Это невозможно.

– Нет. Он что-то хотел сказать и поэтому пошел на риск через внешний канал. Он знал, что мне поможет синдикат. Но тут другое.

Закончив перенастройку, Эдвард вернулся за стол. Нервно кашлянул, быстро вводя данные через клавиатуру. Она нахмурилась, смотря, как он подключается, настраивает сеть для дешифрации.

– Что ты делаешь?

– Ищу файл.

– Какой?

– Который он отправил для нас.

– Разве он не просто переслал его сейчас.

Эдвард поморщился:

– Конечно, нет. Это просто невозможно.

– Всё это странно.

– Да, – ответил он, напряженно вглядываясь в экран. – Именно не логично. Чтобы не было так очевидно.

– Но что тебя беспокоит? – переспросила она недоуменно.

Он промолчал и замер, всматриваясь в экран.

– Потому что Цибион знает, как я ненавижу со студенческих лет, когда они называли меня «гиком». Последний раз я слышал от него это слово лет 25 назад.

Он ещё раз щёлкнул по клавиатуре и посмотрел на неё. Она перехватила его тревожный взгляд и тоже посмотрела на монитор. Один из найденных файлов проходил дешифровку, и как только шкала достигла 100%, на мониторе запустилось видео.

Лицо Цибиона было перекошено, он задыхался от бега, в камере мелькала какая-то тёмная улица. Он то и дело подбрасывал на плече рюкзак и дергал козырек кепки, надвинутый на самые глаза. Страх и отчаяние звучали в голосе.

– Они нашли вас. Немедленно уходите. Немедленно. И, Эдвард, это не военные… – Цибион говорил прерывисто, – это Предтечи!