Галя во время бомбардировки
В двадцать седьмой день воздушной бомбардировки, у меня
уже ничего нет, кроме моего тела, а в этой пустой квартире стены колы-колышутся как легкие.
Как мне сказать, что я только каплю хочу тишины? Я, глухая, каплю хочу тишины, я каплю хочу тишины… Я посреди детской,
где земля требует от меня, требует от меня
слишком много, я
(до того как махну рукой на икающее сердце и засну) наши считаю
силы: женщина и ребенок.
Тело, из которого я свидетельствую, – это бинокль, в который ты смотришь, Боже: ребенок вцепился в стульчик,
в то время как солдаты (их лица сформованы изнутри словами) арестовывают мой народ, я бегу, а флаг – это полотенце, которым вытирает руки ветер.
Когда они вырывают двери в мою пустую
квартиру – я в другой квартире улыбаюсь, ребенок вцепился в стульчик
и качается
в сторону меня и тебя, Боже.
Я хлопаю и подбадриваю
ее первые шаги
ее первые шаги, беззащитные как и все мы.
Маленькие пучки
Пока июньские дни как средних лет мужчины
шагают в тюрьмы,
я подстригаю Анушке волосы:
на ее плече
на ее плече
собираются маленькие пучки.
.
Я смертная –
и я кемарю.
.
Анушка, твоя пижама –
последний в моей жизни смысл.
Надеть на тебя пижаму,
Анушка!
Как же много причин жить.
.
Анушка, в кроватку!
Я не глухая,
я просто сказала миру
вырубить его безумную музыку на минутку.
Тост Гали
За твой голос, загадочная сила,
за двадцать шесть костей одной стопы, четыре измерения дыхания,
за секвойю, папоротник, сосну, перечную мяту,
за гиацинт и колокольчик,
за ослика на привязи у того, кто проводник в поезде,
за аромат лимона и мальчика, блистательно писающего на деревья.
Благословим все на земле пока не станет дурно,
пока каждое непокорное сердце ни признает: Я запутался,
но все же я любил, и что любил,
то я забыл, а что забыл, прославило мои странствия,
к тебе я приблизился настолько, Боже, насколько посмел.
Ночи в Театре
Женщина на сцене Галиного театра наклоняется, чтобы прикрыть застенчивые коленки, при этом демонстрируя полному залу солдат бурлеск своей ложбинки.
Сцена вокруг нее погружается в темноту. Марионетки тащат еще одного задушенного солдата в закоулок.
В центре сцены Мама Галя чиркает спичкой.
И в то время как марионеток арестовывают
тишина?
это палка, которой я тебя бью, я тебя бью палкой, голос, тебя бью
пока ты не заговоришь, пока
не заговоришь правильно.
Солдаты не любят выглядеть глупо
Утро. Кто-то неразборчиво пишет имена арестованных и вешает их список на стену. Некоторые имена едва различимы, сплошные завитки, вроде усов.
Мы видим как дрожит палец Гали над этим списком.
После задержания всех женщин на улице Тедна за то, что Галины девочки сделали с солдатом Иваноффым, армия начинает каждое утро бомбить по новому магазину за то, что Галины девочки сделали с солдатом Петровичем, за то, что Галины девочки сделали с солдатом Дебенко.
Улицы пустеют.
Овощной ларек взрывается, помидор летит в нашу сторону и разваливается на ветру.
Поисковые патрули
Я закрываю глаза Гене (семь лет) и Яше (девять),
когда их отец снимает брюки во время обыска, и его плоть трясется,
и вокруг него –
отвратные рубцы на брюхе тишины. Толпа – смотрит.
Дети смотрят за тем, как смотрим мы,
что солдаты тащат голого по лестнице. Я учу руки детей создавать из страдания
язык –
видишь, как пригвоздила нас к нашим телам глухота. Анушка
говорит с дворовыми собаками как с людьми,
говорит с людьми
как будто они люди,
а не просто души на костяных опорах.
Горожане
смотрят на детей, но чувствуют под босыми ступнями своих мыслей
холодный камень города.
Колыбельная
Я смотрю на тебя, Анушка,
и говорю
покойным
кровопийцам
доброеутро, депутаты!
Это битва,
достойная
наших оружий!
Расстрельная команда
Солнце на балконах. Солнце на тополях, на наших губах.
Сегодня никто не стреляет.
Девушка подстригает себя выдуманными ножницами:
солнце на ножницах, солнце на ее волосах.
Другая девушка лямзит сапоги у спящего солдата, солнцем пронзенного.
Когда солдаты просыпаются и глазеют на то, как мы глазеем на них,
что они видят?
Ночью на улице Лерна они застрелили пятьдесят женщин.
Я сажусь писать и рассказать тебе то что знаю:
девочка, изучая мир, тянет его в рот,
девушка становится женщиной, женщина – землей.
Тебя, тело, винят во всем и ищут
в теле то, что в теле не живет.
Вопрос
Что есть женщина?
Пауза между двумя бомбардировками
Я все же есть
Я все же есть. Я существует. Я
имеет тело.
Когда Анушка
берет мой палец
в рот, она его
кусает.
Как же мы на земле живем, дитя?
Если б я могла тебя
слышать, что бы ты сказала?
Ты отвечай!
На земле мы можем делать –
ведь можем?
То, что хотим.