12.5.2
… Не могу выдержать этого. Что есть реальность? Где видел её? На обочине ли дороги или в классе? Одну в подземном переходе или среди большой толпы? Где же эта одна, чей взгляд ищу и не могу найти? Даже если лишь один взгляд она на меня бросит, я никогда не забуду её глаз. Где именно та из множества, которая есть где-то под покровом серой массы? Где проскользнёт её прекрасное лицо, на чём остановит свой взгляд? И где же в это время?.. Почему не мог быть с ней? Есть ли эти воспоминания у меня? Все фрагменты картины, как желал её, вырывались наружу:
По улице, у автобусной остановки, идёт высокая, стройная брюнетка, собирается переходить дорогу, и к ней подходит парень и спрашивает:
– Девушка, у вас огоньку не найдётся?
– Нет, не курю.
– Это правильно. – После паузы, идя радом, не отрывая от неё взгляд: – Девушка, вы знаете, вы так тихо идёте. – Она заулыбалась. – Скажите, вам некуда спешить?
– Иду на встречу.
– Можно вас проводить? А то кругом полно бандитов, – с серьёзным выражением лица.
– С чего это должна вам верить? Может вы тоже бандит, – она мягко смеётся.
– Поверь, не сделаю тебе ни малейшего вреда, – он смотрит ласковыми и внимательными глазами. – Куда идём?
– Иду на встречу с парнем.
– Ты его очень сильно любишь?
Она глянула, кивнула головой.
– Девушка, желаю тебе от всего сердца очень большого счастья с ним. Всего тебе доброго, – и отходит.
– Подожди.
Заходим в квартиру. Наши губы в неразмыкаемом круговороте. Мои руки то жёстко, то нежно цепляются за овалы её упругого, отзывчатого тела. Она горячая и вся такая влажная снаружи и внутри – от неё как будто клубится пар, и моё тёплое дыхание покрывает её кожу. Поддерживаю её нежности, как она, словно пружинка, подскакивает на мне. Не чувствую себя, и только одно сладостное наслаждение переливается на меня от её стонов и вязкого, чувственного тепла её мира. Как бы под воздействием кокаина на слизистую оболочку, она попадает в мир незабываемого блаженства. Она извивается подо мной и как будто искрится, вся трепещет, не находя себе места, чтобы выразить неописуемое наслаждение, словно русалка, в чьи сети разом попало всё бытие, которое переполнило её душу и перелилось через край с избытком. Вдруг, после бурных колебаний и со слезами на глазах, она теряет сознание, разрывающееся на бесчисленное множество осколков, как после ошеломительного взрыва, приподнятая у меня на руках.
Она уже спала. Её грудь нежно колыхалась, а внутри билось такое тёплое сердце, шёпчущее о любви. Сначала положил её гибкое тело на диван, укутал её в одеяло. В это время накрыл кровать чистой розовой простынёй с подушками, от которых ароматно пахло свежестью. Поднял мою прелесть на руки вместе с одеялом и перенёс в постель, уложил её мягко на кроватку, и сам лёг раздетый рядом. Она проспала всю ночь. Встал пораньше, пока было темно; принял душ, побрился, слегка надушился, в общем, привёл себя в порядок. Приготовил фруктов на блюдце: клубнику, дольки мандарина, виноград. Всё это на подносе с ароматным, возбуждающим кофе внёс в зал и поставил на стол рядом с кроватью. И снова лёг под одеяло, к ней сбоку, лаская её, легонько поглаживая её волосы и кожу на лице, грудях, шее, стал её мягко целовать пока она не открыла свои прелестные глаза и с улыбкой не посмотрела на меня.
– Доброе утро, солнышко, – произношу ей на ушко ласково, шёпотом. – Моя небесная королева.
– Доброе утро, – она не менее ласково мне отвечает, улыбается такой небесной улыбкой и замечает поднос. – Как приятно!
Она смачно потянулась.
– Выпей кофе; оно придаст тебе сил.
Она пьёт и смеётся на меня, пока неустанно не свожу с неё «спальных» глаз.
У меня намечается и ждёт её касаний бугорок. Медленно снимаю с нас одеяло. Прилегаю к ней сзади, когда она в пол оборота тянется и берёт зелёную виноградинку. Она позволяет мне медленно в неё войти, сладко вздыхает, потом немного смеётся и кладёт мне в рот клубнику.
Разглаживаю её волнистые волосы и восклицаю: – Какая ты прелесть! Я хочу сделать тебя счастливой…
Большим пальцем дотрагиваюсь до её губ, опухших от поцелуев. Она открывает рот, но только вожу пальцем по её губам из стороны в сторону, затем нажимаю на нижнюю губу и отслоняю её немного вниз. Своим ртом увлажняю этот палец и надавливаю на её правый сосок и вожу вокруг него.
– Ты такая мягкая, как плюшевая игрушка…
Когда играешься и шутишь, то нет риска ошибиться, как когда пытаешься быть серьёзным в такой ситуации. Не желание овладеть партнёршой должно присутствовать в сердце, а желание просто хорошо провести время вместе, время радостной встречи и совместного досуга, а не одностороннего и ведущего к исчерпывающим конфликтам обожания. Не секс главное, а взаимное разделение времени, даже если это секс. Ради одного секса не стоит встречаться.
Намазываю ладони аромамаслом, которое припрятал рядышком, и массажирую её тело, расслабляю её, разглаживаю и привожу в порядок, затем вожу вокруг её йони, жму и развожу её губки. Думаю о том, какие из трёх точек внутри неё массажировать, на какие буду просто надавливать головкой, а какие потирать пальцами круговыми вращениями. Она словно поле, за которым слежу и ухаживаю, которое вспахиваю и засеиваю прекрасными ощущениями, побеги которых ярко восходят и цветут. Мы смеёмся, потому что тут нет ничего серьёзного. Хочу просто доставить ей удовольствие, но ни в коем случае не быстро, чтобы не притуплять или нарушать её тонкую чувствительность, только медленно, но затрагивая всё, усидчиво и внимательно к деталям, к тому, как она реагирует, концентрироваться на том, что ей нравится, ну и конечно пробовать что-нибудь новое каждый день. Вот здесь блестает творческая сторона интима. Главное не забывать того, что являюсь инструментом, способом доставления ей чувственного наслаждения, окрыления и просветления, единения с мировой энергией. Только пусть использует меня. Сам культивирую внутреннюю энергию, наслаждаюсь самим процессом, никогда не завершая.
Затем, с этими мыслями, сидя на кровати напротив друг друга, моя левая нога под её правой и моя правая над её левой, поддерживаю её спину, поглаживая, и надавливаю на её плоский живот. По мере толчков, двигаюсь ещё кругом и восьмёрочкой, ускоряясь и замедляясь, но, в основном, двигаюсь в ней в медленном темпе, неспеша и без погонь, до того момента, когда она ловит резонанс, и её естественно накрывает приятной и тёплой волной. Но сам не сдерживаюсь, когда её конвульсии нахлынывают на меня и переливаются ко мне и от меня обратно к ней. И затем, после затухания незабываемого ощущения, наклоняюсь к ней и шепчу ей, моё лицо в её волосах за изгибом её шеи:
– Не хочу уходить, а хочу всегда быть внутри тебя. Мечтаю просто жить вот так внутри с тобою дольше, хочу быть в тебе, чтобы мы питали друг друга энергией, восполняли друг друга…
И её любящее лицо повернулось ко мне и глазами она мне дала понять, что это чувство обоюдно. Мы обнимаемся, прижимаемся друг к другу.
– Неужели только что занимался любовью с такой красивой девушкой? – нежно говорю ей, заглядываю в её блистающие от удовольствия глаза и нежно глажу её мягкие чёрные волосы, которые свободно раскинулись по розовой подушке вокруг её лица. – Ты такая красавица!
Вечером мы ещё продолжим веселье в постели с бокалами шампанского…
12.5.3
… Однажды мы поссорились. Не помню по какому пустяковому поводу. Вся эта борьба за сохранение лица в отношениях, борьба до тех пор, пока у обоих не смирится гордость. Помню только, что мы оба кричали, хоть думал, что сам говорил спокойно.
– Ты куда это собрался? – она накинулась на меня.
– Всё, мне надоело. Ухожу от тебя.
– Что ты всё время входишь в экстримы, что ты такой экстремист ненормальный? То ты бесстрастный, то какой-то бешеный порой. Что ты угрожаешь, надоела тебе…?
– Ты – да, мне все надоели.
– Тогда соберусь и уйду сама. А ты продолжай отделяться от людей – ты и так уже ото всех оторвался, отстранился даже от меня. Вот и живи один. Запомни, ты всегда так будешь один. Вечно! – и она хлопнула дверью. Эти, примерно, слова подтвердили мои мысли, и поэтому я поверил им и запомнил их на всю жизнь. Они прострелили мне душу…
Но она постучала снова, хоть закрыл на щеколду дверь. Она кричала пока не открывал. Когда она немного успокоилась и понизила голос, разрешил ей войти, но вместо этого она дала мне звонкую пощёчину, на которую с трудом не ответил ей, и сел, отвернувшись от неё в приступе её издевательского смеха.
– Ну и что, ты так и будешь молчать, а? Всё в молчалки играешься, как ребёнок! Когда из пелёнок вылезать собираешься, а? Дай мне собрать вещи, а потом молчи на здоровье в своём любимом одиночестве, в своём юношеском максимализме.
На эти слова встал и направился твёрдой поступью к ней.
– Что, ударить меня хочешь, да, козёл!?
Но её схватил за шею и поцеловал в губы, обнял, уложил на кровать. Она была удивлена, когда начал резко снимать её футболку, и горячо продолжал целовать её, отрываясь только на мгновение, чтобы расстегнуть её джинсы и снять их. Засунул руку под её трусики. Приподнял её и прислонил к стене, а потом вошёл в неё: наши позы менялись круговоротом, сам, не выходя из неё, не останавливал свой пыл и особенно тесно держался к ней, когда она меня пыталась оттолкнуть, громко стоная. Когда был сзади, держал и массажировал её груди и хрупкое, стройное тело, приподнял её волосы к темени, оголил её тонкую, длинную шею и целовал и водил язычком по её нежному затылку, губами сжимал её гладкую кожу. У нас была прекрасная, незабываемая любовь…
… После этого, купил ей алую розу и, когда она взяла её, сжал её ладонь. Она крикнула от боли, когда шипы глубоко впились ей в руку, и выронила розу. Снова зажав в своей руке её ладонь, расправив её и легонько поцеловав, сказал:
– Подними розу и обещаю больше никогда не сделаю тебе больно…
12.5.4
… Когда сломал ногу и попал в больницу, она приехала ко мне и вывела меня на улицу. На набережной стоял, опираясь на трость, но когда посмотрел на море, трость выпала из руки и начал падать. Со спины, её нежные, тёплые руки обняли меня и не дали упасть. Так хотел обнять её в ответ, но не мог, и так мы долго стояли. Чувствовал улыбку на её лице и сам улыбнулся, как она приютилась на мне, как лёгкий морской ветерок окутал нас, развевая её длинные волосы и поднимая концы моей клетчатой рубашки. Смотрел на море, был полон любви к ней, а она шептала мне:
– О море и небо, две вечные cтихии – как различны вы и неразлучны.
Вода была тёплой, и мы решили окунуться. Тогда в воде предложил ей следующее:
– Давай сам задержу дыхание, нырну, но не всплыву пока ты не нырнёшь за мной, и тогда мы встретимся губами – только тогда ты поделишься со мной глотком воздуха…
… В мечтах обнимаю её сзади за талию и прижимаюсь к ней, погружаюсь в приятно мучающий меня запах её волос, целую её шею и спрашиваю:
– Как чувствует себя моя девочка?
– Хорошо, – она отвечает, улыбаясь.
– А о чём девочка думает?
– О тебе, – она поворачивается ко мне.
При виде её лица безумный восторг безудержно вырывается из меня:
– Ты вся светишься как солнышко, моя сладкая радость, моё тёплое озерцо, в которое жаждую окунуться, мой живой цветочек, такой нежный, мягкий бутон, который раскрываю, развожу отпадающие лишние лепестки в сторону, чтобы обнять тебя обнажённую. Я твоя пчёлка, а ты мой мёд. Я хочу тебя опылить, поработать над тобою, чтобы подарить тебе море наслаждений…
… На улице встретил её впервые летом. Не знаю куда она шла. Главное – это то, что подошёл к ней первым. В трепещущих руках от стеснительной влюблённости с первого взгляда, держал одну белую розу. Подошёл к ней, пока она шла одна, и выговорил, стараясь соблюдать паузы в нужных местах:
– Девушка, соблаговолите принять эту розу как знак моего глубочайшего признания вашей красоты.
Но она захотела вдруг шагнуть прочь от меня, и тогда стал на одно колено и протянул к ней розу со следующими словами:
– Возьмите от всего моего сердца, девушка!…
Она чуть не побежала, но что-то остановило её. Может она знала? И она подошла, чтобы взять розу.
– Аккуратней.
Чтобы она не поранилась о шипы, сам решил дотронуться до её руки. Она взяла. И затем спросил её:
– Тебе не нужен парень, который бы о тебе заботился и хотел бы сделать тебя ещё более счастливой?
Так у нас начался этот роман…
Потом она у меня узнавала: – Почему белую розу?
– Потому что это самый чистый цвет.
– Что ты хочешь этим сказать? – она спросила заискивающе.
– Что питаю к тебе самые чистые, самые высокие чувства без чего-либо дурного или порочного, – говорил, обнимая её. – Хочу тебе счастья, хочу сделать тебе самой счастливой, хочу привнести в твою жизнь сладость наслаждений, хочу ухаживать и заботиться о тебе, хочу обмакнуться в твой мёд, просто хочу… Ты напоминаешь мне этот цветок…
– Ты хочешь соблазнить меня?
Она заулыбалась и заморгала глазками.
– Да. Можно сорву этот цветочек? Ты хочешь?
– Чего?
– Чтобы сорвал и унёс тебя с собою?
– Ну что ты всё глупости говоришь?
Она выскакивает из моих объятий.
– Ты меня сводишь с ума, сошёл с ума по тебе, живу только тобою, только сердцем для тебя. Знаешь чего ещё хочу? Хочу написать о тебе книгу. О счастье, которое нашёл!
12.5.5
… А ещё помню, когда я был внутри кладовой комнаты, доставал какие-то касеты и составлял список материалов, имеющихся в библиотеке, а она подошла в дверной проём и спросила у меня что-то. Я должен был заманить её внутрь тёмной кладовой и закрыть за нами дверь, чтобы были только мы одни в объятьях. Как было бы хорошо прижать её к себе, расстегнуть верхнюю пуговку её джинс, сначала облизать свои пальцы, затем дать их облизать ей, при этом потрогав и надавив на её яркие губы, затем засунуть туда, под её трусики левую руку с мокрыми, тонкими, музыкальными пальчиками, сжимать и водить по её прелестям и целоваться, целоваться, целоваться пока не придёт конец света. Но что я отвлекаюсь? Любые слова она бы мне только сказала, и я тут же бы остановился. Я не мог причинить ей принудительного давления. Я так желал её, но не мог позволить любви овладеть мной.
Она была вершиной высочайшей горы мира. С каждым новым желанием, её становилось труднее заполучить; боролся сам с собою, накладывал кирпичик на стену, через которую был неспособен перепрыгнуть. Её загадка тянула меня. Я был скучен, и когда нашёл её, вулкан эмоций взорвался в моей груди, и моё сознание просветлело. Я танцевал по пути домой среди яблонь и мечтал о ней. Я забирался вечером на холм и кричал небесам её имя и посылал призывы сердца о любви к ней. Её имя по вечернему небосклону разносилось: – За-а-а-лфи… Я люблю тебя!
Я превознёс её после того момента в классе, когда она смеялась с друзьями, встала, и я увидел её светлое лицо с румянцем. Её чёрные, не очень коротко стриженные, мягкие локоны волос, несколько добавляющие ей мальчишескую бодрость, в замедленном времени постепенно открывали её лицо, плетясь по её тонкой, но вольно державшей голову, шейке, и она поворачивалась и глазами коснулась меня. Время остановилось. В тот момент я услышал внутри себя щелчок и со временем пал, внутри, к ней на колени, перед ней как идолом, который не мог обходиться без поклонения, и кому я отдал себя обещаниями навсегда. Момент жизни, когда я влюбился в образ.
12.5.6
Наблюдая со стороны, ясновидел происходящее чужими глазами:
Когда твои глаза смотрели на него, и он мог видеть только тебя, казалось, что твоя природа заворожила его, пока он нырял в голубую бездну, и чем дольше он смотрел, тем дольше через тебя он плыл, а потом не мог прочь от тебя, так как для него самым трудным оказалось освободить своё потерянное зрение и путешествовать против своей воли. Всё, что оставалось ему жаждать, – это быть с тобой или без тебя…
Бултыхался и терялся в глубокой cиневе, в её голубых глазах, как она заманила меня, и мог быть только в непрерывной борьбе с её дикой красотой или без неё на свободе, но взошёл на небо, и мы вместе обволакивали и побеждали землю с чуждыми нам людьми. Наш союз был поистине непобедимым…
… «Are you interested in me?», – она спросила у меня не для того только, чтобы показать, что она заинтересована, а лишь чтоб узнать, насколько я заинтересован, так как она это сделала, чтобы защитить свои существенные отношения с другим человеком, которого она очень ценила и любила, чтоб дать мне понять истинную сущность наших отношений и их рамки в её жизни, и этим непредвиденным вопросом она подарила свободу друг от друга нам обоим. Она хотела, чтоб мы были искренны друг перед другом. Она так бережливо отнеслась, что дала мне импульс вдохновения и придала силы, энергии, ещё большей самоуверенности. Она так умело прокрутила меня вокруг своего пальца, и я раскрутился ещё быстрее, плывя ещё быстрее, но в ином течении. Затем, оказалось, её парень всё это время жил в другой стране, за океаном. Вскоре она нашла себе другого…
… Хотел вложить в её тетрадь листок, на котором написал, что мои думы наполнены ею, но хоть я стремлюсь найти её искренним взглядом, моя маска при людях сбивала мой взор, и я тонул во лжи с нею рядом. Но я не отдал ей этих строк и не ответил ей. Мы остались друзьями…
… У меня была смертельная болезнь, медленно умирал и не хотел видеть, как она видит это, хоть она бы выдержала – она очень сильная. Попросил её не приходить больше, а она вдруг заплакала. Мне было больно видеть её страдание, но было ужасней тянуть на себе этот груз. Хотел, чтобы она нашла другого, более достойного, и была счастлива с ним. Не мог полностью отдаться ей, и она не верила мне, и убил её.
– Ты хочешь детей? Значит ты и твоя душа уже сильно изменились, и на саму себя ты не похожа. Сам не должен меняться, иначе стану не собой и мы потеряем любовь… Но дочку, дочку бы мне… Сейчас или никогда…
12.5.7
… Мы разделяем ложе. Ночь. На улице фонарь тускло светит. Она поворачивается ко мне лицом и шепчет:
– Ты ничего не хочешь? – Молчу. – Ты знаешь, у нас это так редко бывает.
– Если хочешь, ты можешь найти себе парня для этого.
– А что с тобой? – Она тянется руками, чтобы обнять, но отодвигаюсь. Тогда она берёт мою холодную руку и целует ладонь. – Ты меня не любишь? Тебе не нравлюсь чем-то?
– Да не в тебе дело, а просто…
Слышу странный стук в окно.
– Нет, ты меня не любишь, – она мне говорит и смотрит в потолок.
Сам лежу, глубоко вздыхаю, как старик, и говорю:
– Как могу тебя не любить?
– Ты никого не любишь. Ты любишь только себя.
Молчу.
– Если не это, тогда просто что? – вновь произносит она.
– Я не хочу.
Про себя думаю: не хочу этого, а хочу в тьме пребывать, хочу бороться и защищать.
– Тогда сама…
Она отстроняется от меня к краю кровати. Она ласкает себя, сдавливает ладонями груди, водит вокруг твёрдых камушков-сосков и потягивает их; мягко обтекает свои изящные, нежные линии; пальцами сжимает вокруг своего сильно пульсирующего шёлкового бутончика, надавливает на него между ногами, откуда сладкое тепло трепетно поднимается и разливается по её телу; закрывает глаза и издаёт сладостные стоны…
Но она даже не знала, как застывшие тени уставились на неё, чтобы вдоволь насытиться, вдохнуть её возбуждающий аромат, насмотреться, укутать её в тёмную шаль. Она не замечает. Нет, не замечает, чтобы полностью погрузиться в себя и свои сладкие ласки или страстные страдания. Не замечает, как встаю и бегу сквозь эти тени вокруг кровати, и они приоткрывают мне свои страшные, как будто смеющиеся от переедания сладостных энергий личины, врываются в моё сознание: они то появляются, то исчезают перед моими глазами, и на месте одного появляется следующее, ещё более устрашающее и уродливое; с чёрными глазами без белков, словно безднами, с серым иссохшим лицом со складками вдруг открывается новое лицо какой-то согнувшейся девочки; вдруг другие лица становятся белыми и вырастают на них чёрные волосы клочьями, а с длинных, кривых клыков капает что-то алое… Посередине комнаты в густом мраке осталось стоять с согнутой головой одно существо невысокого роста толи в каком-то тряпье, толи в серой мгле. Встретить это оказалось менее страшным в реальности, чем в воображении. Говорю ему: – Что ты пришёл? – Но вместо ответа она накинулась на меня и ясноувидел это ненормальное девичье лицо, что ясновидел только что, и она вдруг исчезла во мне, словно в меня провалилась и растворилась во мне, слилась с моим сердцем, хоть продолжал повторять в судоргах: – Ты во мне надолго не останешься, нет, надолго не останешься…
Изредко раздаются стоны моей любимой, она крутится-вертится, изгибается-дёргается, сжимает бёдра в конвульсиях, переворачивается, словно плывёт в эйфории сладких искр, которые бегут по всему её телу, но всё с закрытыми глазами, а время, кажется, останавливается. Она дарила миру самое прекрасное. Пусть не боится, я с ней. Вот только кто я теперь? Любимая моя, я так люблю тебя…
Ты меня спрашивала, наверное не замечала, и порой не знал что ответить. Но, «да», чтоб ты знала, что мне всё в тебе нравилось. Был в восторге от того, как ты одевалась – помню ту кофточку с пятном, напоминающим лицо женщины, и вся кофта была в стиле смешанного чёрного с белым. Нравились твои прически и чёрные, длинные, немного волнистые локоны волос, и я был влюблён в твоё лицо, белое и такое гладкое, как из фарфора. Твои тёмно-синии глаза манили к себе, как будто засасывали в пучину, из которой не было спасения, но ты была неотразима, как и вечное желание быть с тобою рядом. Это и есть истинная любовь – просто созерцать тебя, любоваться лицом моей любимой – вот где кроится настоящее наслаждение. Можно даже не двигаться, а просто быть соединёнными вместе и питаться глазами красотой молодости друг друга. Как же могу забыть тебя?…
… Потянул сильнее и магнитный шнур лопнул, одновременно почувствовал боль, как будто режут ножом моё сердце, резкий звук в ушах, и ощутил свободу, как при рождении. Мимолётный страх, так как перестал чувствовать биение сердца. Перестал дышать, а может и не останавливался. Не мог закрыть глаза, так как это больше не было нужно. Мой разум расходился на осколки разбитого зеркала, но в каждом из них ясновидел тебя. Вдалеке, на тёмном холсте образовалась белая точка – точка самого прекрасного на свете портрета: ты была в синем платье, и синие ткани лились за тобой и обвивали твою форму. Это было блаженство. Мы снова потерялись друг у друга в глазах.