– Может быть, к обеду папа подъедет, – Лизе нравилось, что подруга у них в доме, и она удивлялась, почему они раньше не ездили друг к другу. – Я бы хотела, чтобы вы поближе с ним сошлись. Или еще успеется? – Нина ничего не ответила. – Ну, давай тогда, я тот журнал принесу. Почитаем, как собирались?

– Да нет, Лизонька.

– Ну, конечно, сейчас времени нет. Мне уже переодеваться пора к выходу, – Лиза всматривалась в лицо подруги. – В следующий раз?

– Лиза, прости меня, я все не решаюсь тебе сказать… – Нина присела на стул у окна.

– Ты передумала, не хочешь читать? – Лиза оттягивала момент откровения, давно понимая, что дело не в книжке.

– Прости. Я уже прочла. Без тебя, не удержалась.

– Но как? Откуда?

– Мне подарили женевское издание.

– Кто? Неужели ты сказала родителям?

– Ох, Лиза! – Нина вздохнула, посмотрела в окно и, сменив тему, спросила: – А что это за милая дама приехала? Какая элегантная!

– Это наши жильцы, – Лиза тоже посмотрела через плечо подружки. – А девочка с ней – моя ученица по музыке теперь. О ней и едем с Лидой говорить.

– Какое кудрявое чудо! – Нина улыбалась.

– Нина! Что-то произошло за ту неделю, что мы не виделись?

– Так много, Лиза, что я не знаю с чего и начать, – Нина, наконец-то повернулась лицом к подруге. – Я не скрываю ничего от тебя, просто, действительно, не знаю, как сказать. Мы уезжаем. Это уже решено, куплены билеты, распродается имущество, выставлен на торги дом.

– Но как же так? Так быстро? Ты тогда сказала ничего не ясно еще.

– Тогда у папы была только переписка. А в прошлое воскресенье в город приехал князь Кинулидзе. Они с отцом старинные приятели и много встречались и говорили в эти дни. О, Лизонька! Чего только я не услышала про свою родину за эту неделю. «Никто, кроме дворянства не может защитить интересы и целостность всей нации» – говорит папа. «Дворянство – вчерашний день, только буржуазия способна вывести нацию из невежества и бедности, она – прогрессивное будущее Грузии!» – возражает князь. «Посмотри на свою буржуазию – сплошь одни иностранцы, а я говорю именно про грузин и их будущее!» – парирует папа. «В этом и есть наша цель – практически взять хозяйственную деятельность в свои руки», – настаивает на своем князь. Но не это главное. Его старший брат умер два года назад, он теперь отвечает за судьбу своего племянника. Состоялся сговор, теперь я невеста. Подожди, не перебивай. Еще во времена, когда мой папа был совсем малышом, на дедовых землях происходили изыскания, потом все забросили, но документы остались. Была найдена какая-то руда, князь Кинулидзе-старший хочет теперь вести там разработки. Эти земли пойдут мне в приданое, это особо оговаривалось.

– Нина, как не перебивать! – Лиза в ужасе слушала подругу. – Земли тебе в приданое, или ты в придачу к ним? Ты послушай сама, что ты говоришь! Разве к этому мы столько лет себя готовили?

– А к чему мы себя готовили, Лизонька? – Нина была убийственно спокойна. – Нас и готовили к тому, чтобы стать достойными женами своим мужчинам, вести дом, быть им опорой.

– Ты видела этого племянника хоть раз?

– Князь Амирани привез фотографию, – ответила Нина и надолго замолчала.

– Как хоть зовут твоего жениха? – Лиза начинала понимать, что все это всерьез.

– Князь Серго Кинулидзе.

– По-нашему «Сергей»? Серёжа?

– О! Вижу оживление на твоем лице. Ну, а что у тебя, подружка? Есть новости? Рассказывай.

***

Нине все-таки удалось в этот день увидеться с отцом Лизы, хотя от обеда девушки отказались.

– Простите, милая, дорогая Егоровна! – Нина благодарила искренне и очень просто и открыто. – За пироги, за чай, за заботу. У вас дома очень душевно и тепло. Но обедать мы все же не станем, а то к вечеру нам будет тяжело передвигаться. Мы сейчас уже поедем. Думаю, что в Институте нам не избежать еще одного чаепития! Вряд ли maman отпустит нас так, если, конечно, у нее не будет собственных неотложных дел.

Во дворе они столкнулись с приехавшим из города Полетаевым, тот поприветствовал княжну и узнал новости об ее скором отъезде.

– Поздравляю Вас, милая княжна, с такими изменениями в жизни!

Полетаев смотрел на эту хрупкую девочку и чувствовал не радость, а страх, потому что ближе к Лизе никого не было, а значит, нельзя было не думать о том моменте, о том дне, который когда-нибудь настанет и в их доме. Но не так же рано!

– Жаль, что сегодня Вы уходите так поспешно.

– Перед отъездом возникло столько дел! – Делилась с Полетаевыми заботами княжна. – Папа просил отпустить на день экипаж, мне нужно точно рассчитать время. Лиза, во сколько за нами приехать к Институту?

– Иваныч, не распрягай! – крикнул Андрей Григорьевич Кузьме. – Покатаешься еще? Без обеда? Без отдыха?

Егоровна, наблюдающая отъезд девочек с крыльца, тут же метнулась обратно в дом.

– Эх, барин! – через двор отвечал кучер, так как подъехали они в этот день на дальнюю дорожку, потому что перед самим флигелем стояла повозка Нины. – На том свете наотдыхаемся! Барышень покатать прикажете? С превеликим нашим удовольствием!

– Не только покатать, но и подождать сколь им надо будет, потом развезти по домам.

– Будет сделано в наилучшем виде!

Из дома выбежала няня и сунула Кузьме сверток с пирогами. Нина отпустила своего кучера совсем, и девушки поехали в город на Лизиной пролетке.

Как не похожа была эта поездка на ту ночную, майскую. Город преобразился, стал совершенно летним, пышным, кое-где – пыльным. Кремлевский холм зеленел теперь по левую руку, его бархатную поверхность прорезал зев фуникулера, Дмитровская башня упиралась в серое небо своим островерхим колпаком, трамваи грохотали по рельсам, было шумно и суетно. Миновав центр, пролетка свернула, и тут, в переулках, стало наконец тише и, казалось, прохладней. И вот показался Институт.

Поздоровавшись с привратником, предупрежденным об их визите, девушки прошли в холодный полумрак вестибюля. Тут же к ним кинулась, видимо, давно поджидавшая гостей фигурка и обняла Лизу за пояс, уткнувшись пушистой головой ей в подбородок.

– Леночка! Здравствуй, милый дружок! – Нина протянула ей ладошку для приветствия.

– Как я рада, что ты теперь совсем здорова! – Лиза рассматривала Леночку Оленину, которую они оставили в день выпускного бала в еще очень плачевном состоянии, и улыбалась ей. – А как ты догадалась, что мы сегодня приедем?

– А я тут п-ппосле обеда д-дддежурю! П-пп-ппр-ройдемте, я пп-ппп-ровожу вас к maman в к-ккк-аб-инет, – отвечала та, – она все эти дни ж-жж-ждет вас. А п-пп-потом п-пп-поищу сестру.

Лиза с Ниной переглянулись, но ничего не стали говорить вслух.

– Ну, рассказывай, как тут дела, как вы живете? – Нина решила вести себя как ни в чем не бывало, до тех пор хотя бы, пока они не переговорят со взрослыми – раз Леночку отпустили их встречать, то ничего худого от разговора ей не будет.

– С-ссс-скучно! – улыбнулась Лена. – П-ппп-очти все разъехались. Гулять нас водят р-р-едко. Но я зато много к-кккн-нижек п-ппп-рочитала уже!

– Про любовь, наверно, романы? – подколола ее Нина

– П-ппро п-пприроду больше, – ответила Леночка.

– Ну, понятно – вся в своих братьев! – воскликнула Лиза и тут же прикусила губу.

Но Лена совсем не напугалась, а, если и вспомнила о трагедии, то уже как о пережитом. Она только вздохнула и с печальной улыбкой подтвердила:

– А я ведь у Сени давно к-кк-ниги т-тт-таскала, если с к-кккартинками. Он ругал.

Тут они подошли к дверям кабинета начальницы и Лена постучалась. Она пропустила гостей внутрь в ответ на разрешение и спросила у Вершининой:

– Мне Лиду п-пппоискать, мадам?

– Да, Оленина, будьте любезны! И после скажите на кухне, чтобы чай сюда подавали, они предупреждены. Здравствуйте, милые мои выпускницы! – встала начальница из-за стола навстречу девушкам.

Лена убежала.

– Здравствуйте, мадам!

– Здравствуйте, Аделаида Аркадьевна! – девушки присели в привычном реверансе.

– Ну, полно, медам, давайте без церемоний. Хотя, не скрою, меня как наставника радует, что вложенные в вас усилия не пропали даром, и вы не позабыли все, едва только прикрыв дверь Института, – улыбаясь, лукавила Вершинина, явно ожидая возражений, они и последовали.

– Ну, что Вы, мадам! Забыть ни Вас, ни любого из наших преподавателей, невозможно!

Нина говорила дежурные, вроде бы, слова, а получалось искренне и от души. Она всегда отличалась не просто честностью, а иногда нарочитой правдивостью, и сейчас, в дни перед отъездом, прощаясь со всем привычным надолго, если не навсегда, глубокое душевное переживание придавало всем ее словам пронзительный отголосок. Вершинина почувствовала это, обрадовалась и растрогалась.

– А как забыть то, чему вы нас так долго учили? – вступила и Лиза. – Только выйдя отсюда, становятся понятными какие-то предметы, которые во время учебы казались лишними или не обязательными. Зачем, например, надо было каждой из нас читать отрывок перед всем классом? А теперь, готовясь говорить на людях, думаешь – как хорошо, что у меня уже есть опыт и я не трушу и не запинаюсь. – Лиза говорила, думая про предстоящие ей публичные лекции.

– Спасибо, Полетаева! Это как бальзам на душу учителя, то, что Вы сказали. Присаживайтесь, медам.

– Кстати, про запинки в речи, – Нина была озабочена состоянием сестры подруги, – с Леночкой это серьезно?

– Да, что говорит доктор? – поинтересовалась и Лиза.

– Наш доктор говорит, что это последствия душевной травмы. Сам он сделал, все что мог. А сейчас к Олениной приходит специалист. Ведь первые дни, понять ее разговор вообще было невозможно. Лена, когда пыталась что-либо произнести, не могла слова составить без этих судорог, оттого начинала плакать, становилось еще хуже. Конечно, многое сделала ее сестра! Такого терпения я еще ни у одной своей ученицы не наблюдала. Она приходила и терпеливо, день за днем, час за часом «разговаривала» сестру. Нарочно посылала ее с поручениями. И потихоньку разговорила. Это еще хорошо, что у девочки такой общительный характер, она сама старается, а ведь могла бы замкнуться.

– Да, я видела такой случай, – Лиза вспомнила своих квартирантов. – Девочка перестала говорить после болезни, но там нет никаких физических причин. А что доктора говорят о будущем?

В дверь постучали. Мадам громко произнесла: «Да-да, входите, не заперто!» и на пороге возникла Лида. Из-за ее спины выглядывала Леночка.

– Оленина-старшая, проходите! Оленина-младшая, Вы на кухне распорядились, как я просила?

– Да, да! Уже н-ннн-несут.

– Благодарю Вас, Вы пока свободны, – отпустила начальница младшую из сестер. – Я думаю, у Вас еще будет время пообщаться с гостьями чуть позже.

Тут же две пепиньерки принесли подносы с чайными принадлежностями и институтскими сладостями. Вершинина вышла из-за своего рабочего стола и все четверо расположились за чайным столиком у окна. Перед этим девушки без слов обнялись по очереди с Лидой.

– Мы говорили про Вашу сестру, Оленина, – сообщила мадам, разливая чай. – Прогнозы противоречивы.

– Вы уже заметили? – спросила у подруг Лида. – Ну, да, не заметить этого нельзя.

– Мы всем сердцем хотим, насколько возможно, улучшить ситуацию к началу занятий, – продолжала Вершинина, – к тому моменту, когда съедутся все девочки, начнутся уроки, устные в том числе. Но…

– Но на всё требуется время, так говорят все доктора, – судя по тону сказанной фразы, Лида сейчас продолжала какой-то давно начатый спор, то ли с самой собой, то ли с позицией начальницы, не верящей в успех. – Всё наладится!

– Конечно! – Вершинина примирительно улыбнулась. – Всё наладится со временем. Какие новости у вас, мои дорогие? Или просто наслаждаетесь свободой?

– Наслаждаемся, Аделаида Аркадьевна! Но Лиза уже нашла себе службу, она помогает отцу – и на Выставке, и с бумагами. Секретарствует.

– Замечательно, Полетаева, горжусь Вами. Ах, эта Выставка! Столько сил на нее нужно! – Тут начальница что-то вспомнила. – Вы простите меня, милые, что я не была на открытии, когда вы должны были показывать наш номер. Всё прошло гладко, как я слышала?

– Да, спасибо!

– А я не смогла быть, потому что… – она загадочно замолкла и, создав интригу, продолжила: – Потому что Зиночка Басина в этот день… Венчалась!

– Как? – обрадовались однокашницы новобрачной. – Зина? Вот бы никогда не подумали, что она первая будет!

– Да еще сразу после выпускного бала! А ничего же и не говорила, скрывала жениха-то! Вот какая!

– Свадьба была достойная, – рассказывала Вершинина. – В главном соборе, на Ярмарке. Я была приглашена.

– А Нина у нас тоже невеста, – невесело сообщила Лиза.

– Поздравляю Вас, Чиатурия! – Вершинина поняла, что что-то здесь не то. – А почему так мрачно, Полетаева?

– Потому что нам придется расставаться, – пресекла все возможные разночтения сама невеста. – Мы уезжаем всей семьей на родину, там и будет теперь протекать моя замужняя жизнь. Так что сегодня – прощание…

Лида прижала ладони к губам, потом опустила их, как бы желая что-то спросить, но промолчала, посмотрев на начальницу.

– Расставание – это всегда печально, даже по такому благоприятному поводу. – Вершинина видимо вспомнила что-то своё. – Понимаю ваше расстройство, Полетаева. Но постарайтесь облегчить подруге отъезд, пусть уедет с легким сердцем, не везет с собой грузом еще и Ваши страдания. Вас будет нам всем очень не хватать, Нина. Всё. Без слёз, медам. Ну, я думаю, вам хочется наговориться наедине. Отпускаю вас, идите.

– Можно пройти в наш дортуар, мадам? – спросила соскучившаяся по Институту Лиза. – Кажется, что мы не были там уже целую вечность!

– Понимаете ли, Полетаева, – замялась начальница Института. – Нет, я вижу, конечно, что вы обе абсолютно здоровы! Но я отвечаю за моих подопечных, а нынче еще и за приезжих гостей, а вы обе прибыли из города. Я попросила бы вас не посещать спальни.

– Я думаю, нам лучше будет погулять в саду, – вмешалась Лида. – Вы позволите, мадам? А под приезжих переделали как раз наши дортуары, Лиза, так что там все равно не осталось ничего привычного, все переставили по-другому. Пойдемте, душечки?

***

– Душечки! Душечки! – Нина расшалилась на дорожках пустующего институтского сада, где кроме них в этот час не было ни одной живой души. – Как я соскучилась по этому слову «душечки»! По ученической беззаботности. Да-да, а тогда мы этого совсем не понимали! Лиза! Ну, не хмурься. Сними груз страданий с моих плеч! Слушайся maman! Давайте резвиться, как тогда на пикнике! Набегаемся всласть!

«Набегаться» – это было сказано образно, для красного словца. Даже кружась на пустой тропинке, Нина сохраняла поразительную грациозность. Плавность ее движений совершенно ничем не напоминала сейчас тех девочек-учениц, которые всего несколько недель назад резвой стайкой вырывались из чопорных аудиторий на свежий воздух институтского сада. Она и Лиза, одетые по городской моде и уже приобретшие опыт поведения взрослых дам, так сильно отличались сейчас от своей подружки в институтском платьице, что, казалось, они не могут быть, никогда не были – одногодками, одноклассницами. Лида осталась прежней, а Нина с Лизой стали похожи на дам из первого ряда, что инспектировали все их выпускные экзамены. Разница между ними и Лидой стала сейчас, здесь в саду, особенно заметна, конечно, если бы их кто-то мог видеть со стороны. Но девочки были одни и, видимо, совершенно не обращали внимания или просто не замечали пока этих различий.

– Что за пикник? – спросила Лида.

– О! Это была незабываемая затея Мимозовских дочек! Благотворительный сбор.

И Нина с Лизой наперебой стали рассказывать Лиде о том дне. Запыхавшись и прейдя к темам более приземленным, девочки стали искать местечко, где бы остановиться.

– Присядем на «Занудную» лавку? – спросила Нина про стоящую в конце аллеи, спиной к густому кустарнику скамью, на которой чаще всего в одиночестве проводили время зубрилки с книжкой.

– Лучше пройдем в «Беседку секретов» – ответила Лида про круглую ротонду, приютившуюся среди деревьев, к которой нельзя было никак подойти незамеченным, если в ней сидели хотя бы двое, глядя в противоположные стороны.

Усевшись там, как в былые времена, девочки отчего-то замолчали. Наконец-то они были вместе и одни. Они просто всматривались в лица друг друга, как будто ища там каких-то изменений, произошедших за время их, недолгого, в общем-то, расставания. И изменения эти, к удивлению, обнаруживались. Ни на одном из девичьих лиц не осталось той легкомысленной беспечности, о которой только что вспоминала Нина, и которая, что уж лукавить, была присуща всем без исключения воспитанницам Института, пока жизнь скрывалась от них за его высоким забором. Да и теперь, она, эта взрослая жизнь, еще только притрагивалась к ним самыми кончиками своих пальцев, даже не пробуя на прочность, а просто предлагая задачки чуть посложнее ученических, а к Лиде просочившись снаружи вынужденным взрослением – заботой о младшей сестре.

– Ну, кто начнет? – спросила Лиза, прерывая затянувшееся молчание.

– А давай ты, Лизонька, – Лида посмотрела на Нину, та кивнула. – Ты написала, что у тебя есть для меня какое-то предложение. Давай начнем с дел, а потом уж все остальное.

– Прямо с дел? Ты, прямо, как Савва Борисович, тот с порога начинает о главном! – засмеялась Лиза.

– Потому, видимо, у него все так и спорится, что не теряет времени на пустяки. Будем брать с него пример, – Лида тоже улыбнулась. – Кстати, он заходил ко мне. И тоже сделал одно предложение.

– Какое же?

– Предложил остаться в Институте в пепиньерском классе еще на год обучения. Попечительский совет одобрит, сказал он. Слово за мной, maman просит ответить хотя бы за неделю до начала занятий, чтобы место не пропало, коли что. У меня еще месяц на раздумья.

– А что ты сейчас об этом думаешь? – вступила Нина. – Ну, вообще? Хочешь или нет?

– Я хочу посоветоваться с мамой. И с братом, – Лида вздохнула, привыкая к новому слову, раньше употребляемому только во множественном числе. – Не в письме, а так, по-настоящему.

– Ну, а сама-то ты что думаешь? – Лиза считала предложение более чем заманчивым, оно давало Лиде обеспечение, жилье, снимало груз финансовой заботы о ней с ее матери и сулило неплохую профессию. – Сама?

– Это очень щедро, Лиза. Но я умом понимаю, что если соглашусь – то это уже на всю жизнь. Я останусь здесь навсегда, понимаешь? – смотрела на нее подруга неожиданно взрослым взглядом. – Сначала пепиньерство, после преподавание, потом я – старая дева и всё.

Девочки снова замолчали. С этой стороны им раньше не приходило в голову посмотреть на проблему, но теперь, перебирая в уме судьбы их учительниц, они понимали, насколько Лида права. Мадам была бездетной вдовой, рано потерявшей мужа, а практически все остальные представительницы женской части преподавательского состава не были замужем вообще никогда.

– А что мама и брат? Они пишут тебе? – спросила Лиза.

– Теперь да! Теперь мы переписываемся регулярно, два раза в неделю.

– А раньше так все плохо было, да? Что она и писать не могла тебе? – Лиза боялась напрямую спросить о состоянии Лидиного брата, который чудом остался жив.

– Да нет, мама-то написала мне почти сразу,– Лида запнулась. – Сразу как похоронила Семена. Написала, что присмотрела квартирку, куда можно будет потом забрать Петрушу, как пойдет на поправку. Написала, что студент Семиглазов, который отдал свою кровь брату, совсем окреп, и вроде его оставляют санитаром при больнице. Что просит прощения за такой внезапный отъезд. Что поздравляет меня с окончанием учебы.

– А ты? – допытывалась подробностей Лиза. – Ты боялась ей сообщить про Леночку?

– Да я первое время и не могла, – как-то нехотя отвечала Лида. – И адреса еще не было в Москве, да и… А потом Лене стало лучше, мадам дала мне конверт с маркой и я всё написала честно. А потом Савва Борисович подарил мне целых две дюжины, можно писать хоть каждый день!

– Лида, – строго спросила Нина. – У тебя совсем нет денег?

– Да откуда же, душечки? Да мне и незачем здесь.

– Возьми у меня, – и Нина полезла в элегантный расшитый бисером мешочек, что все время висел у нее на руке.

– У нас! – и Лиза стала копаться в похожем, только из бархата.

– Душечки мои! – Лида вскочила со скамейки и обняла обеих подруг сразу. – Нет-нет-нет! Благодарю вас, но нет. Мне и отдавать нечем будет, да и когда?

– А вот послушай. Погоди, я знаю, что насовсем ты не возьмешь! – Лиза прекратила копание. – Послушай теперь и моё предложение. Тогда и отдашь скоро.

Все снова уселись. Лиза рассказала про дочь горного инженера и просьбу ее матери.

– Девочка тоже не совсем обычная, хочу предупредить тебя сразу. Она почти не разговаривала какое-то время после болезни, но сейчас вроде исправляется. И зовут ее Леночка, или Алёнка. Ну, как тебе?

– Лиза! Лиза! Это моё спасение! – как-то слишком бурно обрадовалась Лида. —Вторая Леночка, и тоже проблемы с речью. Это, видимо, судьба! Я сейчас же иду к мадам и говорю, что ухожу из Института. Ох, девочки! Как я хочу домой.

– Подожди, не руби так сразу, – остановила ее Нина.

– Посоветуйся, действительно, с мамой, – поддержала подругу Лиза. – Вересаевы конечно сказали, что не обидят, но точно мы о сумме не договаривались. Надо все обсудить, взвесить. Я сегодня хотела узнать только – интересно тебе это или нет.

– Да, Лиза, мне это интересно! – в глазах Лиды была почти одержимость. – Мама! Да я, если смогу хоть что-то маме отдавать, чтобы не быть ей обузой, так я хлеб с чаем буду пить, и мне больше и не надо ничего. Только бы дома, только бы с ними!

– Ну, по-моему, всё ясно! – Нина как всегда, подводила итоги. – Мадам Вершининой скажешь, как только все окончательно решится. Жить-то тебе все равно пока где-то надо? Маме напишешь сегодня же. А деньги возьми. Вот ты собралась уходить. Ты выйдешь за ворота, на что ты извозчика возьмешь? Хлеба себе купишь?

– Ну, если только по рублику?

– По рублику! – обрадовались подружки.

– А я завтра иду Алёнке ноты в городе покупать, подумай, может вам для занятий тоже что-то нужно? – предложила Лиза. – Думала отыскать свои, детские, но папа даже не помнит где, что хранится… Скорей всего в коробах где-нибудь на чердаке. Из дома перенесли только самую малую часть библиотеки, в основном энциклопедии и то, что папе по работе необходимо.

– Ох, Лиза, жаль все наши преподавательницы младших классов сейчас в разъездах, – вздохнула Лида. – Мне бы с ними посоветоваться, хоть какой-то план занятий прикинуть. Что я сама могу?

– Всё ты можешь. Всё ты знаешь и помнишь, – Лиза строго посмотрела на подружку. – Тем более, что ты и с сестрой повторяла пройденное гораздо позже, чем мы все. Ну, тогда, если что нужно будет – тетради, книги – ты сразу записку присылай, сама про это не думай. Все будет готово, я позабочусь.

– И по чтению я соскучилась, тут-то все только «дидактическое», а дома-то у нас книг, ой, как много! – задумчиво вспоминала Лида. – И от папы еще остались, и Сеня покупал. Мама писала, что на днях забирает из больницы Петю, сейчас уже забрала, наверно. Что он достаточно окреп, и как только сорок дней минет, то она хочет его сюда везти. Домой. Всё одно – каникулы. Да и не известно пока, сможет он дальше учение продолжать или как. Что-то мама в письмах недоговаривает, как мне кажется.

– Да пусть бы оказалось, что только кажется! – успокаивала подругу Лиза.

– Ну, вот и хорошо! – Нина хлопнула себе по коленям привычным жестом. —Дождись их приезда и тогда уходи. Не жить же тебе в доме одной!

– Да надо бы прибраться к их приезду, – вслух размышляла Лида Оленина.

– Напиши мне записочку, как точно знать день будешь, – Лиза вспомнила про женщину, что приходит к няне по субботам. – Я Егоровну попрошу, она всё устроит.

– Подружка ты моя милая! Помощница. Спасибо тебе! – и они обе посмотрели на Нину.

– А я… – княжна вздохнула, но тут же выпрямила шею и спину. – А я вам буду писать. И ждать писем от вас.

***

– Ну, вот всё и устраивается, – Нина с Лизой только что простились с сестрами Олениными, с мадам и с Институтом. – Теперь ни ты, ни Лида не будете подолгу одни, когда я уеду. Хорошо.

– Нина, а ты почему ничего не рассказала Лиде о своем женихе? – спросила Лиза, пока они шли к пролетке.

– Лизонька, – Нина помолчала. – Так вроде и не о чем.

– Мне тоже нельзя с ней об этом говорить?

– О чём, Лиза? Я тебя ни о каких тайнах не предупреждала, о секретах не просила. Ты можешь говорить с кем и о чём желаешь.

– Когда ты такая, я просто боюсь тебя! – Лиза снова нахмурилась.

– Какая, Лизонька? – Нина улыбнулась. – Строгая? Собранная? Резонная?

– Холодная. Как Снежная Королева.

– Это же я, мой дружочек! Ты же знаешь свою Нину. Я просто у вас дома совсем расслабилась сегодня, и душой, и характером. Теперь мне надо собраться. У вас так всё располагает, вы вон, чуть с кучером своим не целуетесь! Это так ново для меня, непривычно. У нас совсем всё не так! Слуги – это слуги, семья – это мы. И не перейдёшь… А уж твоя Егоровна! – Нина просияла, вспомнив заботы няни, а после снова потухла как задутая свечечка. – Ты прости меня – это была слабость, но не надо никому кроме тебя её видеть и о ней знать.

Они подошли к пролётке, сели в неё, Нина назвала Кузьме свой адрес и они тихонечко тронулись.

– Что ж, мы так с тобой и расстанемся? – первая нарушила молчание Лиза. —Можно мне хотя бы прийти тебя провожать? Вы когда и откуда уезжаете?

– Вещи, что с собой берем, мебель, книги и те слуги, что с нами перебираются – отправляются на пароходе, водным путем. В понедельник. Только не в этот, а в следующий. А мы сами, втроём – на день раньше, в воскресенье. Поездом, – Нина снова замолкла ненадолго, а потом посмотрела на Лизу твердым взглядом. – Но ты меня не провожай. Давай сейчас простимся, мне так легче.

Они попрощались у ворот особняка Нины и обнялись. Заходить Лиза не стала. Хотя во дворе не было заметно никаких следов поспешных сборов, но, зайдя в дом, вряд ли можно было бы избежать этого, а девочки не хотели лишних напоминаний об и так мучительном для них расставании. Сев обратно в пролетку, Лиза, наконец, позволила себе заплакать. Кузьма обернулся, но ничего не сказал, успокаивать не стал, а лишь изредка обращался к Серко, время от времени сообщая тому, сколько ещё пути осталось до дому.

Дома отец ждал Лизу к ужину.

– Как странно, дочка! – он сложил недочитанную газету, улыбаясь ей навстречу. – Обычно это ты ждешь меня у окна. Только сегодня я понял как это мучительно – ожидание. Даже читать невозможно – выглядываешь каждую проехавшую повозку. Когда крутишься в городе по делам, об этом совсем не думаешь. А ты ведь каждый день так, милая.

– Да что ты, папа, я привыкла. – Дочь обняла отца и побежала умываться с дороги. – Я скоренько!

Она переоделась в домашнее и, пока Егоровна подавала на стол, уже присоединилась к отцу.

– Ну, как, повидались с подружкой? – спросил он.

– Да, папа. Она согласилась с Аленкой заниматься общеобразовательными предметами. Ой! А мне ведь завтра снова надо в город, я ноты Аленке обещала купить, во вторник первое занятие по музыке у нас.

– Ну, так и хорошо! И поезжай, – но Полетаев тут же спохватился: – А как же это «поезжай»? Я ж с утра хотел в Луговое с Кузьмой ехать! А как же ты?

– А я извозчика возьму. Даже не думай об этом, папа.

– Я, дочка, денька на два, на три уеду, вы тут с Егоровной справитесь? – из коридора раздалось фырканье, и в столовую вплыла Егоровна с самоваром.

– Уж как-нибудь, Вашими молитвами, благодетель! – ехидно отвечала она на услышанное, а Лизе защебетала ласково: – А мы с тобой в церкву послезавтра сходим, доню. А средь недели и Оранскую матушку провожать будут. Ты пойдешь?

– Папа, мы пойдем? – посмотрела Лиза на отца.

– Дочка, если вы хотите, конечно, идите, – Андрей Григорьевич занялся салфеткой. – А лучше подъезжайте поближе, чтобы в толпе поменьше быть. А я уж как-нибудь в следующий раз.

– Папа! Что значит «толпа», это люди всем миром, с верой, как всегда! – у Лизы не хватало слов от возмущения.

– Да, да, дочка, прости. Это я не так сказал, – Андрей Григорьевич отложил ненужную салфетку и теперь теребил вилку, хотя на тарелке у него было пусто. – Просто, чтоб не задавили вас, опасаюсь. Слышала, что в Москве-то было? Боязно мне. Зачем лишний раз судьбу искушать, вы уж где-нибудь, с краешку, ладно? А Кузьме скажу, чтобы крестный ход объехал, да у заставы вас и ждал, за город-то не ходите.

– Так ты к среде вернешься, точно? – Лиза не хотела показать, что расстроена, ей хотелось на празднике быть вместе с отцом.

– К среде точно! – отец посмотрел на дочь. – А в четверг – готовься! Твоя первая экскурсия будет. Никаких делегаций вроде не заявлено, так что только те будут, кто в павильоне окажется. Не тушуйся! И я рядом пока буду, если что подскажу. Все выучила, шифроносица моя?

– Ой, папа! Неужто, так скоро? – и Лиза отставила недопитую чашку чая.

***

Лиза хорошо знала все нотные магазины города. В каникулы она вместе с отцом объезжала их, накупая новинки впрок или давая наказы папе, что из еще не вышедшего нельзя будет пропустить. Сегодня она приехала немного раньше назначенного времени, боясь опоздать, но остановила извозчика в квартале от места назначения, и теперь чувствовала себя неловко, потому что прийти первой – это было еще хуже. Она как можно медленней шла по улице, опасаясь услышать сзади: «Ах, Елизавета Андреевна! Вы уже здесь! Мне так лестно, что Вы спешили ко мне!». Позор. Ужас. Отгоняя неприятные мысли, вызывающие на щеках совершенно недопустимый сейчас румянец, Лиза стала рассматривать витрины магазинов, мимо которых она шла – чтобы отвлечься. За стеклом игрушечной лавки она увидела замечательного зайца, правда не деревянного, но зато с обоими глазами. Лиза решила прицениться.

Зайдя внутрь, она потеряла счет времени, рассматривая сокровища, которые не утрачивают ценность, даже, если ты уже выросла и окончила Институт благородных девиц. Лиза узнавала многие игрушки, очень напоминающие ее собственные, и удивлялась тем новым, которых еще не делали в ее детстве. Высматривая среди них того самого зайца, она все ближе продвигалась к прилавку продавца, который обслуживал немногочисленных покупателей, как вдруг услышала:

– Здравствуйте, Елизавета Андреевна! Какими судьбами Вы здесь?

Она порывисто обернулась, облегченно выдохнула, и у нее даже вырвался короткий нервный смешок:

– О, господи! Лев Александрович, это Вы. Здравствуйте.

– Простите, я, кажется, напугал Вас? – Лева, а это был именно он, приподнял шляпу в приветствии.

– Нет-нет, просто неожиданно! Я увидела в витрине одну вещицу, думала купить ее для своей ученицы. Но надо спросить у продавца насколько это соответствует моим финансовым возможностям, – она улыбнулась. – Я теперь, Лев Александрович, буду преподавать музыку дочери инженера Вересаева, что проживает у нас в доме.