Tasuta

Биограф

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

– Вот это нам и предстоит тщательнейшим образом выяснить, любезнейший граф, – ответил следователь.

Вы учёный и, прежде чем давать кислоту, должны были выяснить, для каких именно целей она понадобилась Вашей сестре.

Граф сидел, как в воду опущенный, не зная, что и ответить на это заявление.

Тайное венчание

– Шура, что ты сегодня какая-то неприкаянная? – спросила княгиня, увидев, как Шурочка мечется из стороны в сторону.

Софья Алексеевна, сидя с няней и с Мари на веранде наблюдала за вареньем. Они успевали разговаривать, а няня, тем временем, варила варенье.

– Я гуляю, маменька, – коротко ответила Шурочка, а сама выжидала, чтобы улучить момент, запрыгнуть в карету и понестись навстречу к Раулю. Он прислал ей письмецо, в котором оповестил, что договорился со священником об их венчании в часовне. Венчание назначено на два часа пополудни.

В этой самой часовне Рауль впервые назначил Шурочке свидание, когда их роман только зарождался.

Помехой являлся Сергей Константинович, который должен был уехать по делам. А он, как назло, задерживался дома и не торопился с отъездом. Шурочка нервничала.

Наконец, отец отдал распоряжения слугам, спустился вниз. Во дворе у подъезда его ожидала карета. Князь, увидев дочь, подошёл к ней.

– Как себя чувствуешь, дитя моё? Ты здорова? Что-то ты сегодня бледна, – сказал он, посмотрев на дочь добрым отеческим взглядом. – Такой чудный солнечный день. Жаль, лето на исходе.

Князь поцеловал Шурочку в лоб.

– Здорова, папенька, – ответила Шурочка, не встречаясь с отцом взглядом.

Князь сел в карету и уехал.

Шурочка не спускала глаз с отъезжающей кареты. И когда та скрылась за поворотом, Шурочка подбежала к кучеру и сказала голосом заговорщика:

– Цыбулька, снаряжай карету, поедем прогуляться.

– Далеко, Александра Сергеевна? – полюбопытствовал кучер.

– Не очень, – без особого желания ответила Шурочка. – Я укажу тебе, где остановиться.

– Слушаюсь, барышня. Как скажете, – ответил кучер, усаживаясь на облучке, беспрекословно выполняя просьбу госпожи.

Шурочка нырнула в карету и скомандовала:

– Ну, а теперь, полетели и быстрее птицы.

– Шура, ты куда собралась? – настороженно спросила княгиня, увидев, как Шурочка садится в карету.

– Хочу прогуляться, – сказала Шурочка.

– В карете? – не унималась княгиня, приподнимаясь со стула.

– Покатаюсь немного и вернусь, – ответила Шурочка матери.

– Куда это она направилась? – встревожилась княгиня Софья Алексеевна, спрашивая у Мари.

Мари пожала плечами.

– Думается мне, мон шер, зря Сергей Константинович отказал синьору Дель Монти, – задумавшись, произнесла княгиня.

– Вы думаете, она к нему на свидание поехала? – испуганно спросила Мари.

– Не знаю, не знаю. Но всё это мне очень не нравится. И как-то тревожно на сердце. Шура сегодня, сама на себя не похожа. Уж половины дня, как не было, а она словечка не обронила, всё ходила, ходила, задумчивая такая.

– Отчаялась она, вот и не делится ни с кем, даже со мною. Когда такое было?! – с досадой в голосе, произнесла Мари.

– Вот и я об этом же толкую. Какая-то она сама не своя, – повторила княгиня. – Хоть бы не стряслось чего… – вздыхая, произнесла Софья Алексеевна. Она была озадачена любовными переживаниями дочери.

– Будет Вам беду насылать, – вступила в разговор няня. Тоскует дитятко, вот и мечется, бедняжка, из угла в угол, – пояснила Агаша.

Ещё издали Шурочка приметила, что Рауля у часовни нет.

– Дела задержали, – подумала она.

Кучер подъехал к часовне, Шурочка попросила его остановиться. Вышла из кареты, направилась в часовню, подошла к священнику и спросила:

– Здравствуйте, батюшка! А где же мой жених?

– Не знаю, Александра Сергеевна. Задерживается, видать. Подождём, – ответил ей священник и добавил, – к венчанию всё готово.

Шурочка посмотрела на него и тяжело вздохнула. Она прождала Рауля более двух часов, но так и не дождалась. Жених не приехал.

Поднялся ветер. Начался дождь. Он усиливался с каждой минутой.

– Не приедут уже, – священник подвёл черту ожидания, – не печалься, дитя мое, на всё воля Божья…

Шурочка посмотрела на удаляющегося священника. Рыдания рвались наружу. Всё в её хрупком тельце не соглашалось с тем, что произошло.

– Как же так? – вопрошала она в пустом помещении.

Её душа, как истерзанная птица, желала вырваться из клетки и во что бы то ни стало полететь к суженому, непременно узнать, что стряслось? Она понимала, произошло что-то из ряда вон выходящее, но причина затаилась, пряталась от неё и она терялась в догадках. Страшные мысли посетили её, загоняя в угол, просверливали голову и не отступали.

– Рауль всегда такой исполнительный, пунктуальный, а тут даже весточки не прислал. В такой день! – думала она. – Нет, что-то не так, – повторяла она.

В подавленном состоянии Шурочка вернулась домой, ни с кем не разговаривая, поднялась к себе.

А ночью у Шурочки случился нервный срыв. Она рыдала без остановки. Её стенания разнеслись по всему дому и были слышны во дворе.

– Пошлите за доктором! Срочно! – приказала княгиня горничной, наспех набрасывая пеньюар на ночную рубашку.

– Слушаюсь, – ответила горничная и побежала выполнять.

К приезду доктора у Шурочки наступило полное торможение. Она не реагировала ни на кого. Её взгляд устремился в одну точку и застыл там.

Доктор, осмотрев больную, резюмировал:

– Нервы, знаете. Должно быть, потрясение.

– Это надолго? – спросила княгиня, озадаченно.

– Не могу знать. Всё зависит от силы воздействия. Хорошо бы узнать причину, которая повлекла за собой такие последствия. Назначу лечение. А там посмотрим.

Доктор прописал микстуры, разъяснил, как давать больной, а после добавил:

– И, пожалуйста, полный покой!!! Выводите её на свежий воздух и старайтесь отвлекать от нежелательных эмоций и от ненужных раздражителей, разумеется, – акцентируя, произнёс он последние слова.

Теперь будем уповать на время, – сказал доктор и ушёл.

Неожиданное обстоятельство

Накануне венчания Рауль ездил по неотложным делам. Он отпустил карету, а сам пешком пошёл в торговые ряды. Рауль искал Шурочке подарки. Он хотел купить что-нибудь необычное, что запомнится ей на всю жизнь. Возвращался поздно, как назло кареты не было, и Рауль попал под проливной дождь. К ночи у него открылся сильный жар.

– Ай, барин, барин. Вы, как маленький. Знаете, что Вам нужно поберечься, а забываете, – бранился слуга.

Дело в том, что в юности Рауль застудил лёгкие, и простужаться ему категорически воспрещалось.

Компрессы, настои, отвары, – ничего не помогло, температура предательски ползла вверх, и у Рауля начался бред.

Слуга послал за доктором, который служил у Рауля и всегда сопровождал его в командировках.

Рауль горел неделю. К утру восьмого дня температура снизилась, а к обеду нормализовалась. Он открыл глаза и спросил:

– Где я?

– Синьор, как я рад, что Вы пришли в себя. Признаюсь, уже не чаял, что только не делал. Как я рад, – докладывал доктор.

Рауль огляделся по сторонам, посмотрел на слугу и спросил:

– Какой сегодня день?

– Пятница, синьор, – ответил слуга.

Немного поразмыслив, Рауль опять спросил:

– А какое число?

– 28-ое августа, лето на исходе. Да и воздух осенний. Климат здешний суровый вреден Вам. Я предупреждал. А Вы не послушались, – сетовал слуга, тараторя. – У нас в Италии гораздо теплее. То, что Вам и требуется. Пора домой, – наставлял он господина. Вспомнив вопрос Рауля, он спросил:

– А что случилось, синьор? Почему Вы спрашиваете? И тут же с тревогой обратился к доктору:

– Он опять бредит?!

– Не думаю, – ответил доктор, нагнулся над постелью больного, приложил к груди деревянную трубочку и стал внимательно слушать.

Рауль немного приподнялся на локтях и спросил у доктора:

– Бартоло, и как долго я болею?

– Неделю, синьор, – ответил доктор, перенося трубку с одного места в другое.

Рауль заныл:

–Что я наделал?! Она там ждала и ничего не знала. Господи… что я наделал?!

– Синьор, попрошу Вас успокоиться, в противном случае

я поднимаюсь и ухожу к себе. Я не могу гарантировать Вам выздоровление, – доктор брал на испуг, зная характер Рауля. -

Прежде всего, Вы сейчас попьёте горячее молоко со свиным жиром, я разотру Вас, а потом расскажете нам, что стряслось. Обещаю, я постараюсь Вам помочь. Всё, что будет в моих силах, – заверил доктор Рауля в своих благих намерениях.

Рауль послушался, лёг, выполнил назначение доктора и рассказал ему подробно о своей любви к Шурочке и о тайном венчании с ней.

– Да… – скажу я Вам, – протянул доктор. – Ну и дела. Учудили Вы, друг мой. Девушка, наверняка там волнуется. Надо её оповестить.

– Бартоло, дружище, поезжай к ней. Объясни всё, успокой. Умоляю тебя, – попросил Рауль.

– Хорошо, синьор. Я поеду. Черкните маленькую записочку. Если любит – поймёт. И никаких треволнений, иначе переведу на казарменный режим, – пригрозил доктор.

Рауль с трудом нацарапал несколько строк и добавил:

– Остальное на словах передашь.

– Выполню, синьор. Не извольте беспокоиться. Она понимает итальянскую речь? – спросил он, надевая крылатку.

– Да, немного говорит, пишет, читает, – сказал Рауль.

– Очень хорошо. Прямо сейчас и поеду.

– Вели закладывать, – приказал он слуге.

– Слушаюсь, – ответил слуга и удалился.

Болезнь

Шурочка все дни проводила в постели, лишь изредка поднималась по надобности. Ни с кем не общалась. На вопросы не отвечала. Почти не ела. Она ушла в себя, отгородилась от всех, кто её окружал. Княгиня делала попытки выведать у неё правду, но Шурочка замкнулась в себе и не проронила ни слова.

Время от времени она возвращалась туда, в тот день, мысленно подходила к часовне, глазами искала Рауля… и опять начинала плакать. Одна навязчивая мысль не давала ей покоя:

 

– Неужели он забыл меня? Значит, я больше не нужна ему? Он больше меня не любит. Ответа она не находила.

За ней неустанно наблюдали. Все в доме разговаривали тихо, иногда шёпотом и всё время прислушивались, как там за дверью Шурочкиной комнаты. Ей тут же приносили и давали выпить успокоительную микстуру, вскоре она переставала плакать, продолжая всхлипывать, потом утихала и засыпала.

Прошла неделя с того дня, как Шурочка заболела.

– Сударыня, Вас там спрашивают, – доложила служанка княгине Софье Алексеевне.

– Кто? – спросила удивлённо княгиня, снимая пенсне. Служанка застала её за чтением письма от снохи.

– Не имею представления. Он не назвался. Серьёзный господин, правда, разговор у него какой-то странный, не здешний, – объяснила служанка.

– Где ты его оставила? – переспросила княгиня.

– В гостиной, – ответила служанка.

Растревоженная Софья Алексеевна сняла пенсне, поднялась с кресла и быстро направилась к нежданному гостью.

– Добрый день, – поздоровалась княгиня, входя в гостиную, всматриваясь в лицо незнакомца. – Вы ко мне? – спросила она.

– Здравствуйте, сударыня, – поздоровался доктор. – Я Бартоло Версаче – домашний доктор синьора Рауля Дель Монти.

Доктор подошёл к княгине и поцеловал ей руку.

– Как здоровье синьора Дель Монти? – спросила княгиня для приличия.

– Он серьёзно болен, – коротко ответил доктор. И, не дав княгине произнести ни слова, доктор продолжил свою миссию:

– Княгиня, я приехал к Вам для конфиденциальной беседы. Как у вас говорят, переговорить с глазу на глаз, – сказал он, улыбаясь. При этом он резко приглушил голос, поясняя жестом, – желательно, чтобы никто не мешал и не слышал нашего разговора.

Софья Алексеевна поняла его намёк.

– Прошу Вас, – пригласила она доктора к себе.

Сергея Константиновича не было дома и они в спокойной обстановке побеседовали.

Доктор рассказал княгине во всех подробностях, что его привело к ней, и подробно пояснил суть дела.

– Но чем собственно я могу помочь? Чего Вы хотите от меня? – вспыхнула Софья Алексеевна, не повышая голоса. -

Как Вы понимаете, я желаю своей дочери счастья. Синьор Рауль вызывает у меня чувство уважения. И лично я не стала бы становиться на пути у своей дочери. Но князь категорически против. Он понимает, что, выйдя замуж за синьора Дель Монти, Шурочка поедет за ним. А Сергей Константинович не мыслит жизни без неё. Разлука убьёт его. При всём уважении к синьору Раулю и желании помочь моей дочери, я ничего не могу изменить. Надеюсь, Вы меня понимаете? – спросила княгиня, рассчитывая на солидарность и дружеское участие.

Доктор, одобряя позицию княгини, кивнул головой в знак согласия.

– Вы знаете, что Шура очень больна? – спросила княгиня доктора.

– Нет, сударыня. Я не в курсе. Как видите и ей плохо без Рауля. Поймите, они любят друг друга. Зачем же им мешать? – доктор старался убедить княгиню.

– И что же мне прикажете делать? – резко спросила она. – Позволить Шуре бежать без отцовского благословения? – княгиня повысила голос. Доктор понял, что пора уходить.

– Сударыня, я полагаю, пока наши влюблённые не обретут силы, этот разговор бесполезен. Об одном прошу, передайте, пожалуйста, Вашей дочери вот эту крохотную записочку, – доктор достал из внутреннего кармана свёрнутый листик, продолжая добросовестно выполнять свою миссию:

– Вы увидите, она, прочитав её, выздоровеет. Вы же мать. Помогите своей дочери обрести душевные и физические силы, а там будет видно, – доктор внушал княгине доверие. Да и в логике ему нельзя было отказать.

Княгиня, глядя на него, протянула руку навстречу записке. Доктор передал, откланялся и уехал.

Служанка закрыла за доктором дверь. Княгиня вернулась к себе, быстрым шагом подошла к столику, взяла пенсне и прочила записку. Княгиню потрясло содержание записки Рауля. Нежные, ласковые, трогательные чувства, льющиеся из сердца Рауля, растрогали её душу, приковали внимание. Софья Алексеевна прониклась, прослезилась. Опустилась в кресло и стала думать, как же ей помочь Шурочке. Не дожидаясь возвращения князя, Софья Алексеевна направилась к дочери.

Шурочка лежала в постели без движения и смотрела в потолок.

– Шурок, как ты себя сегодня чувствуешь? – спросила княгиня деланно бодрым голосом.

– Без изменений, маменька.

– Шурочка, дитя моё, я бы хотела поговорить с тобой.

– Пожалуйста, маменька, не надо. У меня болит голова. Мне бы не хотелось ни о чём разговаривать, – ответила Шурочка. Она желала остаться одной, поэтому отвернулась от матери.

– Послушай меня, моя дорогая. Я принесла тебе радостную весть. Приезжал доктор от синьора Дель Монти и привёз для тебя записочку. Он тебя любит… – многозначительно произнесла княгиня.

– Любит?! – повторила Шурочка.

Софья Алексеевна не успела договорить до конца, как Шура поднялась на коленки, широко распахнула свои лучезарные глаза, нагнулась к матери и стала её целовать, как прежде.

– Матушка, голубушка, дорогая моя. Я Вам так благодарна. Вы такая умница. Вы даже не знаете, какая Вы, как я Вас люблю! – говорила она, обнимая мать.

– Ожила, моя голубка. Доктор так и сказал. Хорошо, что я его послушала, – сама с собой рассуждала княгиня.

– Маменька, а кто этот доктор и что он Вам сказал? – спросила Шурочка, заметно повеселев.

– Этого доктора прислал синьор Рауль с запиской для тебя. Он мне и сказал, что как только ты узнаешь правду, сразу силы к тебе вернутся, – рассказывала княгиня.

– А где же записка? Давайте и побыстрее, – попросила Шурочка. Ей не терпелось прочитать.

– Вот она, – сказала княгиня, доставая записочку из надёжно укрытого от постороннего глаза закуточка в лифе платья.

– Матушка, что же Вы записочку в декольте спрятали? И так глубоко! А если бы забыли… Она и выпала бы в самый не подходящий момент, – корила Шурочка мать, раскрывая листик.

Шурочка опустила глаза и, буквально, прилипла к почерку Рауля.

«Божество моё! Единственная, драгоценная моя!

Судьбе было угодно испытать нас, наши чувства. Но видит Бог, даже в бреду, я помнил о тебе и любил тебя. Ты навсегда в моём сердце. Самое дорогое, что у меня есть – это ты. Я считаю минуты, когда смогу увидеть тебя и прижать к своей груди.

Как только я обрету силы, мы обвенчается и уедем. Всей душой надеюсь на благосклонность твоего батюшки. Но если нам не суждено соединить наши судьбы с его благословением, мы обвенчается, как сироты. Разлучить нас никто не в силах.

Я тебя боготворю, моя богиня. Мечтаю о встрече денно и ночно.

Навеки твой, Рауль».

Шурочка читала и плакала от счастья. Её душа трепетала от безграничной радости, которая вливала в неё жизнь и уверенность в главном – они будут вместе.

– Он меня не забыл. Он меня любит, маменька. И я буду его женой, – произнесла она утвердительно.

– Шурочка, он действительно тебя любит. А как же папенька? – спросила княгиня.

– Маменька, придёт время, и папенька всё поймёт, вот увидите, – сказала Шурочка с надеждой.

– Дай-то Бог, дай-то Бог, – согласилась Софья Алексеевна. -Но как быть сейчас, до Вашего венчания? Ох, и нелёгкая доля мне досталась. Сергей Константинович ведь и слышать не хочет, – повторила княгиня.

– Ничего, маменька. Надо подождать. Он поймёт. Папенька добр, великодушен, я знаю, – воодушевилась Шурочка.

– Ну, раз так. Душа моя, давай, поднимайся с постели. Скажу Агаше, чтобы принесла тебе порцию каши. Хватит болеть. Ты у нас давеча чуть под венец не пошла. А теперь тебе предстоит уговорить папеньку. Так что нет времени для болезней, – подбадривала княгиня дочь.

– Хорошо маменька. Я постараюсь. Я ещё слаба, но всё же мне получше, чем было, – поделилась Шурочка.

– Ну, вот и славно. На воздух, на воздух, дитя моё. Там и силёнки вернутся, – наставляла княгиня дочь.

Мать и дочь ещё долго беседовали, строили планы, мечтали.

Софья Алексеевна взбодрилась, увидев Шурочку в хорошем настроении.

Выбор сделан

Шурочка обвенчалась с Раулем. Князь, под натиском врача, скрепя сердце, дал своё благословение. Она собиралась в дорогу. Настал день прощания.

Вошёл князь. Посмотрел на княгиню, перевёл взгляд на Мари, затем на Шурочку.

– Александра, останься, – приказал отец.

Князь Осипов никогда не называл свою любимую дочь полным именем, для неё у него были припасены всевозможные варианты уменьшительно-ласкательных имён.

Сейчас Сергей Константинович был настроен в боевом духе и не был расположен к ласке.

Шурочка впервые в жизни поступала так, как велело ей её сердце. Она совершенно сознательно шла на открытый конфликт, забывая обо всём и обо всех, кого она так любила и кем так дорожила. В назревшей ситуации она не могла и не хотела поступить иначе. Шурочка безумно любила Рауля Дель Монти, всем сердцем жаждала связать с ним свою жизнь. И какие-либо помехи не в силах были помешать её решению. Да, впервые в жизни она принимала судьбоносное решение, которое шло в противовес желанию её самых близких. В ней проснулись отцовские гены. И в полной мере проявился характер Сергея Константиновича: его воля, его упорство в достижении цели, и это придавало ей силы.

– Ты слышишь, я требую, я настаиваю, останься! Я не позволю тебе покинуть родительский кров. В конце концов, твой итальянец мог бы жить в России. Здесь, с нами, если ты действительно ему дорога, – пренебрежительно отозвался князь о Рауле и перешёл на личности, чего он себе никогда не позволял.

– Я смирился с твоим выбором, хотя мечтал для тебя о другой партии. Закрыл глаза на то, что он намного тебя старше. Останься, послушай меня, – убеждал и упрашивал отец непослушную дочь.

Окончательно разуверившись в успехе, князь посмотрел на Шурочку свирепо. Таким Сергея Константиновича никто и никогда не видел. У княгини в глазах появился испуг.

– Я прокляну тебя, если ослушаешься, – переходя на крик, выдвинул ультиматум отец.

– Папенька, как же Вы не понимаете? Мой выбор сделан. Я люблю Рауля. Для меня не имеет значения, где жить. Я готова пренебречь даже тем, что мне дорого, только бы он был рядом. Поймите, наконец, это моя судьба и с этим ничего не поделаешь. Вы свидетель, я долго боролась. Видит Бог, я испытывала себя, но мои чувства к моему избраннику оказались сильнее всего и выше предрассудков. Он – мой суженный. Мне очень больно расставаться с Вами, с матушкой, с Мари, с тётушкой, с братьями, с нашим домом, но я не могу поступить иначе. Я без него умру, – вымолвила Шурочка с надрывом в голосе, с огромным трудом сдерживая слёзы.

– Сергей Константинович, прошу Вас, умоляю, отпустите её. Сжальтесь надо мною. Я этого не перенесу, – взмолилась княгиня Софья Алексеевна.

– Поймите, наконец, – свирепо посмотрел он и на княгиню. – Она – княжна!!! А не девка с постоялого двора, – крикнул князь.

У него вырвалось всё то, что накопилось за долгое время.

После этих слов князь умолк, взглянул на княгиню отстранённо, вышел из комнаты, хлопнув дверью. От этого стука все, кто находился в помещении, вздрогнули и посмотрели друг на друга. Одна лишь Шурочка была спокойна и тверда, как кремень.

Любовь превратила её из хрупкого, робкого, изнеженного существа в сильную, стойкую женщину.

Дела земные

У Цезаре выдался относительно свободный день. Он решил посвятить его делам, которые отложил, не доведя до конца, из-за предыдущей поездки.

Нынче он направился к портному. Давненько Цезаре получил от него весточку, в которой тот сообщал, что костюм готов.

По возвращению домой, Цезаре примерил новый костюм-тройку. Крутился у зеркала, рассматривая себя в нём. Он остался доволен работой портного. Цезаре по складу характера был постоянен даже в таких мелочах. С этим портным он был знаком много лет и делал заказы только у него. Помимо того, что Цезаре ценил профессиональный уровень портного, его опыт, он был связан с ним дружескими узами, личной симпатией.

Цезаре примерял костюм, меняя сорочки, то с жилеткой, то без неё. То с манишкой, для присутственных мест, то без. Для выездов в театр у него был фрак. А Пауло, тут как тут, комментировал, любуясь:

– Синьор, Вы красавец! Настоящий кабальеро! Ни одна дама, не пройдёт мимо Вас. Шучу, шучу, – тут же оговорился Пауло, перехватив на себе взгляд с укором.

– Вот сказал и не подумал, – отреагировал Цезаре.

И, какой я тебе кабальеро?! Твоё желание хвалить меня при каждом удобном случае, перешло все границы. Ты что не видишь разницы?

Я чрезмерно упитанный, а кабальеро подтянут, строен.

Издеваешься…

И с чего это ты вдруг стал меня примерять на испанский манер?

После этого вопроса, Цезаре выдержал длинную паузу, а Пауло боялся раскрыть рот, опасаясь опять сболтнуть что-то не по делу.

 

У него сегодня не задался день, всё не ладилось. Он пребывал в подавленном состоянии.

Тем временем, Цезаре продолжил свою мысль:

– Хотя и я люблю испанцев за их темперамент и красоту. Однако, благодаря тебе, мой достопочтенный друг, – начал Цезаре с усмешкой, – мой живот вырос выше носа. При этом он направил указательный палец на иллюстрируемый предмет.

Перекривливая Пауло, Цезаре стал перечислять, потешно отбивая реверансы:

– Синьор, извольте откушать рыбки под соусом «Pesto alla Genovese», настоящее объедение! Или, под соусом «Salsa alla Bolognese», пикантнейшая штуковина.

Синьор, какой десерт приготовила Ваша супруга, отведайте, пожалуйста. Пальчики оближешь…

Синьор, не желаете кусочек солнечной поленты с сыром горгонзола, что родом из Пьемонте? А, может быть, Вы откажетесь опробовать чудесного сыра «Parmigiano». Ох, как вкусно…

А синьор – болван! – произнёс Цезаре в сердцах, делая акцент на последнем слове, – всё ест да ест. Пухнет и пухнет! А Пауло хоть бы что. Сам вон какой, ни грамма лишнего.

Цезаре бубнил, ругался, что-то доказывал. Он в этой сцене выглядел очень комично.

А Пауло пояснял, периодически хихикая, гладя на Цезаре.

– Так я ж постоянно в движении, оттого и не поправляюсь, а у Вас работа такая. Когда ж Вам двигаться? – поспешно вставил Пауло несколько слов в своё оправдание.

Цезаре, пропуская мимо ушей слова Пауло, продолжил в том же духе:

– Вот уеду от вас на юг. Там жарко, особенно летом. Аппетит быстренько исчезнет, не напоминая о себе. Попью прохладительные ягодные напитки. В них витамины. Между прочим, в которых ты мне отказываешь. Видите ли, чтобы я не простужался, – недовольно припомнил Цезаре дотошному слуге.

– Каждый день буду плавать и оставлю там весь накопленный резерв.

Тебя с собою не возьму. Так и знай, – угрожая, предупредил Цезаре.

–А то ты, где угодно заставишь меня соблюдать режим питания, чередующийся со сном, – продолжал Цезаре с сарказмом. -

Вот тебе и результат, – горячился он.

– Между прочим, эти назначения Вам приписал доктор Бускони, – вставил реплику Пауло.

А Цезаре, опять игнорируя его слова, талдычил своё:

– У меня и без того малоподвижный образ жизни. Благодаря тебе, мой милый Пауло, – ехидничал Цезаре, – ношу на себе такой непосильный груз и видит Бог, наживу себе подагру, тогда вообще двигаться не смогу, – прогнозировал Цезаре.

– Упаси Вас Бог! Что это Вы такое вздумали? Не следует говорить так. Не гневите Всевышнего. И не накаркайте себе лишних болезней, – причитал Пауло.

Цезаре закончил демонстрировать новый костюм, снял его. И решил сменить гнев на милость.

Он подошёл поближе к Пауло и тот не заметил, как Цезаре пустил в ход свои шутки.

– Синьор, перестаньте, – взмолился Пауло. -Я боюсь щекотки, Вы же знаете. Ой, ой, ой, не надо…. ой, не могу, – завопил он.

А Цезаре не унимался.

–Си-и– нь-ор, не надо. Ай, хв-а-тит, – умолял Пауло. – Пожалуйста, прошу Вас, – изворачивался он.

А между тем, музыкальные пальцы Цезаре свободно бегали по его спине, как по клавишам пианино, исполняя технические пассажи в темпе – prestissimo (очень быстро).

Пауло стонал, а Цезаре бегал за ним и щекотал, испытывая при этом большущее удовольствие, заливаясь громким задорным смехом.

– Ладно, отпускаю тебя. Садись, переведи дух, поговорим по душам. Помнишь, я тебе рассказывал о моей встрече с датским писателем, поэтом, сказочником. Редчайшее дарование, талантище! Ну, помнишь, с которым мы подружились?

– Это Вы о синьоре Андерсене, с такой теплотой отзываетесь? – спросил Пауло, попав в точку.

– О нём, дружище. Конечно, о нём. Сегодня получил от него письмо и новое произведение. Так приятно, не забывает старина, – делился Цезаре.

– Синьор, а почему Вы ничего не рассказываете о нём? Мне же интересно, – спросил Пауло.

– Ты прав, уже исправляюсь, – ответил Цезаре.

Ты знаешь, из бесед с ним мне запомнилось, что он родился 2 апреля 1805 года в Оденсе, на острове Фионии. Мы с тобой там ещё не были, но у нас всё впереди, – подметил Цезаре.

– Разумеется, – подтвердил Пауло.

– Представь себе, мой милый, что его отец был бедным сапожником. О матери Ганс умолчал. Я по некоторым намёкам понял, что там произошла какая-то трагедия. Якобы его отец не своей смертью умер.

– Что Вы говорите?! – поразился Пауло.

– Как ты понимаешь, неудобно расспрашивать в таких случаях. Как-никак дела семейные. Да, так вот. После смерти отца, Ганс в четырнадцатилетнем возрасте переехал в Копенгаген. Он очень бедствовал. Совсем мальчик. Не удивительно. Однако ему повезло, он познакомился с профессором консерватории Сибони, который

впоследствии стал его покровителем. Также ему помогали композитор Вейзе, поэт Гольдберг и советник Коллин. В этом было его спасение. При их содействии Ганс поступил в театральное училище, а спустя время, именно эти покровители нашли средства для его дальнейшего образования. Уже в гимназии, своими стихотворениями Андерсен обратил на себя внимание публики. Ещё до поступления в университет он становится известным. В университете он пробует писать сатирические рассказы и усовершенствует свой поэтический стиль. Эти произведения отчасти были написаны в Дании, также и в период его путешествий. Произведения Ганса Христиана регулярно издаются. Их много. Он пишет и драматические произведения, которые идут на сценах театров, также пишет эпические циклы, выдающиеся романы.

– Одарённый человек! – сказал Пауло.

– О его сказках можно говорить бесконечно. Искромётный юмор, детская наивность, доброта. Я бы сказал, они написаны высоким поэтическим стилем. Он дарование – всё раскрылось в его сказках. Я упиваюсь, когда их читаю. Андерсен – мастер! – восторгался Цезаре. – Какую нужно иметь светлую нетронутую душу, чтобы писать для детей? Вспомнишь мои слова, эти произведения войдут в золотой фонд мировой литературы. Они написаны с глубоким чувством, наделены богатейшей фантазией. А сколько в них души! Цезаре говорил, говорил и не мог наговориться.

– Между прочим, дорогой мой соплеменник. У Андерсена есть роман «Импровизатор», который он написал, находясь под сильным впечатлением, вернувшись из Италии. Как видишь, о нём я могу говорить часами, – подытожил свой рассказ Цезаре.

– Синьор, как приятно осознавать, что где-то рядом живут и творят такие даровитые люди, – заключил Пауло.

Италия

Мечты сбываются

Рауль привёз Шурочку в их родовое старинное имение на севере Италии. Здесь он родился, вырос и всегда возвращался сюда после долгих командировок.

На этот раз, возвращаясь с Шурочкой, Рауль продумал всё до мельчайших деталей. Он, ещё находясь в России, выписал повара с русскими корнями, чтобы Шурочка себя комфортнее чувствовала.

А она и не подозревала, что именно здесь её ожидает самый большой сюрприз.

– Дорогая моя! Я хочу тебе показать кое-что. И Рауль поднялся с Шурочкой на второй этаж, подвёл к одной из дверей. Шурочка уронила взгляд на двери и сразу поняла: «За ними живёт сказка!»

Рауль сказал:

– Здесь твой будуар, о котором ты мечтала. Я обставил его по твоему вкусу. Помнишь, как-то гуляя в роще, ты рассказала мне свой дивный сон. За этой дверью его отражение. Всё так, как ты хотела, как мечтала, – повторил он.

Шурочка стояла в изумлении, она была ошеломлена признанием Рауля. Значит, он уже тогда знал, что они будут вместе.

Она посмотрела на своего избранника, приоткрыла тяжёлую дверь, на цыпочках осторожно вошла в комнату, опасаясь спугнуть сон. Огляделась и пришла в полный восторг. Перед её глазами предстал тот дивный сон из далёкого детства.

Маленькая ремарка

Шурочка росла в роскоши и одновременно в строгости. Дети в их доме с раннего возраста заучили – то, что разрешено взрослым, недоступно им.

Это условие было неоспоримо. Именно поэтому Шурочка и восприняла свой дивный сон как сказку.

Она прошлась, ещё раз осмотрелась и убедилась, что перед ней не что иное, как воспроизведение того сна, тех детских грёз, мечтаний. Тогда ей так хотелось мгновенно стать взрослой и обрести всё то, что ей пригрезилось.

Шурочка открыла небольшой саквояж, в который упаковала перед отъездом и привезла с собой маленькие детские радости и кусочек той жизни. Она достала из него старые фотографии, на которых были запечатлены Сергей Константинович и Софья Алексеевна в дни их молодости. В ту пору они ещё не были мужем и женой. Князь только что сделал предложение княгине, и они на память увековечили это день. Также она захватила фотографии своей бабушки и тётушки Лидии Константиновны – родной сестры её отца, с которой Шурочку помимо родства связывали добрые дружеские отношения.