Счастье быть…
Счастье быть… Случается нечасто.
Но по нашей ли оно вине?
Истина, что прячется в вине
Неспроста. Уверено отчасти
В треске сосен облако оборкой,
Горизонт в тумане тонет, с горки
Многого, пожалуй, не видать,
Но не жалуйся, из жизни что убрать,
Чтоб тебе по нраву и по вкусу?
Брус пропитан дёгтем, ствол до хруста
Гнётся долу, в волнах грива трав
Знаменем колышется, и морщит
Лбы вода. Смогли бы жить и проще,
Но тогда окажется не прав,
Тот, кто упреждая жизнь, вину
Гонит от себя. Идёт ко дну
Лист осенний, а, слетая с ветки,
Не об этом сетовал. Заметки
Он свои оставил на потом,
И ушёл навек, покрывшись льдом.
Счастье быть… Случается нечасто.
– Неспроста. – Уверены? – Отчасти…
Закат золотой…
Закат золотой.
День и вечер – золой.
Разметало то облако в пепел,
Ветер пел сквозняком, месяц метил,
Но не в глаз рыжей белке, в пустое дупло,
Затеряться на время, чтоб было светло
Только там, где иголки сосны и коры шелуха,
Пух подстилки, лишайник и моха меха,
Да птенцы, что открыли недавно глаза.
И комета по небу ползёт, как слеза
По щеке. Умиления в этом нимало,
Только чувство, что прячется в сердце бывалом.
День-то минул,
Прошёл он, как водится, мимо,
А закат золотил горизонт не напрасно.
То мгновение было, и было прекрасно,
И наверно навечно останется милым.
Закат золотой.
День и вечер – золой.
Достойных мало…
Шум леса, волн и майского жука.
Всё это было, будет. На века
Просторы и рассветы над волной,
Тень бабочки подчёркнута травинкой,
Шаги неслышные, пробор в лесу тропинкой…
Распоряжаться вольные собой
Недолго, наскоро, случайно и нечасто, -
Подобное толкуют жизни счастьем.
Для нас, исполненных надежд пустых, идей.
Но, как известно, звания людей
Достойных слишком мало, много лишних,
Как пустоцветов, в той известной вишне.
Ню
– Словно бабочка!
– Славно…
Ветер с мака сорвал лепесток.
Махаон развернул хоботок…
Опоздал на неделю,
Иль боле.
Наглядеться успели ли вволю
Тем, в разорванной юбке, цветком?..
В горле ком.
Беспричинно?..
Муравьи по дорожке так чинно,
А идут поклониться почившему дню
И закату, в котором сгорает. То ню,
Обнажённое чувство и дерзко, и нежно.
Мак. Растет у дороги. Один. Безмятежно.
Расцвёл цикорий…
Расцвёл цикорий. Шмель шепнул цветку:
"Ты соткан из небесного сиянья…"
Опустошённый искренним признаньем
Он обессилел. Пауки соткут
Фату невесте, кавалеру фрак,
Платок на шею, непременно флаг
И белый однозначно. Он – порука,
Что доброволен плен и навсегда…
Однако брак – то скучно, эта скука
Настигнет нас однажды и тогда…
"Тебе бы всё балы, каток, а впрочем…
Гуляй, покуда можешь!" Ближе к ночи
Прильнёшь к стеклу отмытого окошка,
И станешь ждать, завидуя немножко.
Частный случай
Луны абрис, обрез, отрезок… Время
И у него свои мотивы, бремя
Ему нести своих грехов и боли,
И несть ему прощения, а воли, -
Как у других. Нисколько. Травы вянут,
Но не обманут жизнь и в землю канут,
Не корня краем, не листом, не почкой
И про неё забудут также. В одиночку
Мы все приходим, и уходим тоже.
И разные совсем, но так похоже
Мы счастливы. Несчастливы иначе?!
Но все ж молчим в печали или плачем!
Ну, что же, пусть, не важно даже это.
И пень нагрет на время солнца света.
Луны абрис. Обрезан вечер тучей.
Да это – так, погоды частный случай.
Небо
Есть нечто, что нельзя перенести:
Потери горе, весть о милом друге,
Ребёнка боль и те, для всех недуги,
Которые, увы, простым "прости"
Не утолить, не вычеркнуть так просто.
А дни идут и жизнь коры коростой
Укутана, её простая суть:
Живи теперь, срастётся как- нибудь
Конец с началом. Утлый чёлн, причал, -
Не повод погружать себя в печаль.
Висит луна, а облако – заснеженною елью…
И небо, чуть качаясь, колыбелью
Нам чудится взаправду, но оно
В себя поверило. И нам теперь дано.
Насовсем
Умывается наспех пчёлка,
Поднимается кверху чёлка.
Ветер стонет, тот насмех поднят,
От груди у земли он отнят.
С неба требуя дани синью,
Ястреб гнал с него серость тучи.
Дождь прошёл, но не так, чтоб сильный,
Он и так уж собой измучил.
То – июль. А какого года?
Вне часов всё одно – природа.
И её первозданный почерк.
Человеку дана, как прочерк, -
Посмотреть на ладошки ребёнка и лапы щенка
И исчезнуть потом. Насовсем. На века.
Пропало лето…
А лета не было как будто.
И по колено в мох обуты,
Стоят промокши, тёмны пни.
И хмуро небо, серы дни.
Тот чуб нечёсаный поляны,
И аромат медовый, пряный
Дождями смыт, как след оленя.
Из лужи пил он, на коленях
Стоял, глотал чаинки звёзд,
К луне тянулся не всерьёз,-
Играл, казался в том охочим.
А сыч, что в полночи хохочет
Смолчал, однако в пору ту.
Грустил, что вскорости сметут
Ветра листву с дерев. Земля
В снега оденется… И злясь
Полёвок гнать с полян почал.
Молитвы канувший начАл
Дупла обветренные губы
Простудным голосом и грубым
Шептали долго, ветру вторя.
Пропало лето. Это ль горе?..
Праздное
Не там искали мы свободу,
Не с теми пели у костра.
Когда ходили мы под воду,
Те – пили водку, теша страх,
А после – рифмовали строки,
Как все болтливые сороки,
Что сплетни носят на хвосте.
Но мы – иные, мы не те.
Пусть ветер флаг небес полощет.
Путей мы не искали проще,
Не с транспарантами на площадь
Стремились мы чеканить шаг,
А чтобы было интересно!
Срывались вниз со скал отвесных,
Орлов сгоняли прочь и местных,
Да к ночи жареных наваг
Едали. Медленно снедали
Под это дело комары.
То были Беломорски дали,
Из в Лету канувшей поры.
О той, потерянной свободе
Теперь прознали, через годы.
Себя узнать бы в отраженьи.
Глаза хотя бы, выраженье…
Искать причин тех мыслей праздных
Напрасно. Жизнь идёт под горку.
Но каждый день, то, право, – праздник,
Подчас он сладкий, часто – горький.
Петров батог
Цветок цикория прозрачен на просвет.
Его в земле столь неприметен след.
Он тщится сам, чтоб с синим небом слиться,
А шмель вокруг хлопочет, словно злится:
"Почто же ты, бедовая головка,
Забил её себе совсем не тем?!
Теперь быть нужным – вот она, уловка,
Чтоб быть всегда! Ты ж этого хотел?"
Цикорий призадумался немного,
И лепестки раскрыв навстречу свету,
Подумал, что прекрасней жизни нету,
И принялся, как прежде, на дорогу
Смотреть с улыбкой. И вослед прохожим
Приветы слал. Тем днём одним, погожим.
Цветок цикория… Он на просвет прозрачен,
Но он непрост, хотя и однозначен.