Джейн: В смысле?
Людмила: – Лагерь, фанатов, погрузившихся с головой в ислам, с покрытыми головами и те, кто живёт, как и прежде в светском, демократическом исламе. А о свекрови Люджейн, вернёмся потом, я заметила, что члены семейного клана держится с ней отстранённо, родственники по линии зятя на общие сборища не были приглашены, это я про свекровь и семьи сыновей Хафиды.
Джейн: А…, теперь понимаю.
Джейн: Доброго дня, моя маман, пошутила она на французский манер.
Людмила ответила тем же: Целую тебя, «Кус – кусик».
В комнату заглянула Джейн, глядя на то, что мать продолжает лежать, она уточнила: – Вы остаётесь?
Людмила: – Я не знаю, возможно, со временем почувствую лучше себя, с вечера разыгрался приступ мигрени, но ты можешь оставить мне ключи от квартиры, если состояние улучшится то, прогуляюсь.
– Вы пьёте таблетки?
– Да.
Люджейн: – Я могу сделать тебе бутерброд, а ты отвезешь еду на пляж, все это воспримут нормально, понимая, что ты иностранец и никто тебе ничего и не скажет, о том, что ты поешь в пост.
Людмила: – Спасибо, мне ничего не надо.
«Нормально, она называет меня иностранцем, особенно «мне в кавычках понравилось» когда на этих днях дочь запретила мне прогуляться по улице с внуком, всего лишь дойти к магазину, что в двух шагах от дома, мне только хотелось купить внуку конфетку, вернее, чтобы, он мог себе что – то выбрать без диктовки отца. Тем временем, размышляя: « Не понятно, почему дочь, мне отказала в прогулке с ребёнком, сказав, что супруг не разрешает, которого в тот момент не было рядом?»
Людмила надеялась заручиться пониманием дочери и того, как важны прогулки с ребенком, не говоря о ходьбе просто вокруг дома или чуть дальше до супермаркета после уроков в леколе, мальчику для нормализации обмена веществ необходимо больше движения. Понимая, что в случае с Дези, ходьба важна мальчику, чтобы наладить пищеварение, она и так старалась садиться рядом с ним за обедом, за ужином и есть больше фруктов и овощей, и ребёнок понемногу начинал их есть сам.
Повернувшись и глядя дочери прямо в глаза, хотя этого делать, она не любила, когда ей впивались в глаза, но пришлось, чтобы понять, слышит ли дочь, что ей говорят, Людмиле пришлось продолжить, не отводя глаз:
– Не надо для меня ничего делать, я сама себе сделаю то, что со временем захочу.
– У меня только одно пожелание, если такое возможно то, попроси супруга, в эти последние дни дать возможность побыть нам втроем, я говорю о ребёнке, но без его контроля, от этого надзора Энрико я просто устала. В любом случае передай ему, пусть перестанет быть эгоистом и даст возможность пообщаться и погулять мне с только тобой и с моим внуком. Люджейн, сама понимаешь, я скоро уеду, а у он него с тобой столько времени.
Вечером, когда вернулись дочь с супругом и Дези, ребёнок повёл себя крайне странно, он подбежал к Людмиле и стал целовать и обнимать её:
– Что случилось мой маленький? Чем ты сейчас взволнован и почему с такой силой ты меня обхватил, ты соскучился, что ли?
Предположив, что «родители поругали или он её пожалел?»
Вспоминалось, как в одну из совместных прогулок Людмила заметила, как ребёнок ногой старался в его щиколотку ударить отца, следуя за ним позади, в то время как тот делал вид, что он этого не замечает. Тогда у Людмилы закралось сомнение: «Неужели Энрико поступает таким вот «макаром» с ребёнком, известно, что дети впитывают в себя поведение старших в семье, поэтому сын это возвращает в отместку отцу. Конечно, Люджейн надо больше уделять внимания сыну, научиться тому, что значит, заниматься с ребенком – это не просто баловать, слепо потакая капризам. Не говоря про самостоятельные гигиенические процедуры…», но в ту минуту, вопрос Люджейн к ней, прервал поток мыслей:
– Как часто у Вас происходят головные боли?
Людмила принялась было ей объяснять: Понимаешь, Люджейн, приступы мигрень не предсказуемы, которые чем-либо могут быть спровоцированы, – рассказывая, она потянулась к пакету на полке, рассматривая содержимое в нём, заметив, что таблеток почти не осталось, сказала:
– Я могу месяц и более чувствовать себя бодро, вести активную жизнь, но бывает, что сутки и двое практически не встаю с постели, в такие моменты любое движение даётся с трудом, отдаваясь непрерывно ноющей головной болью, – посмотрев на содержимое в пакете, «таблеток в пластинке всего несколько штук», тут с опаской заметив:
– Боюсь но, мне кажется, что не хватит таблеток, если голова к ночи не перестанет болеть…
– Хорошо, маман отвечала Люджейн, сейчас мы, как раз собирались заехать на рынок, а там купить немного фруктов на ужин, поблизости там и аптека, ты в состоянии проехаться с нами туда?
«Странное поведение у Люджейн, как будто бы кто – то включил свет в её тёмном мозговом тоннеле. Скорее всего, они были и у свёкра Абдель – Кадера, потому, что в парке они не могли провести столько времени, почти полностью день?»
Ночью ребёнок был на своём месте с Людмилой в его детской спальне, он скатывался к ней стараясь нащупать руку, лежащей на постели Людмилы, вплотную придвинутую к его детской кроватке.
Приоткрыв жалюзи, которые постоянно вместе с дверью, на узкий балкон закрывает Люджейн, Людмила почувствовала приток свежести, наполняющим комнату. С поступившим воздухом и ребёнок глубже вздохнул, раскинул руки, погружаясь в виденный сон, в то время, как сквозь приоткрытые жалюзи просачивались лучи лунного света, он улыбнулся во сне. В тёмной дали за окном, со стороны холма с петлявшими улочками проплыл крик муэдзина, опоясывая круги протяжными звуками, призыва к молитве, просачиваясь в дома горожан. В Темаре близилось наступление нового дня, очередного в цепи дней месяца Рамадана, «вероятно в такие минуты за каждой закрытой наглухо дверью все мусульмане в округе приступают к молитве, обратившись лицами к Мекке». Представив наглядно всё то, что происходит в домах на холме, Людмила встала с постели, подойдя к детскому шкафу, взяла с полочки телефон и снова легла.
В такие часы, пребывания в спальне, чтобы ответить родным, волнующимся на другом континенте. Стечение обстоятельств на данный момент таково, сообщала Людмила, «что как только вернулась Люджейн, она стала меня целовать и опять-таки на ночь «Да, подумать только, он, как и все эти уличные зазывалы, танцоры, гадалки, которые уговаривают туристов, послушать замечательные легенды, тот ещё рассказчик, а в реальности? Творится что-то невообразимое, пребывая в этой стране сияющей солнцем вместо восхищения, остаётся неприятный осадок от всей этой тягостной обстановки, не исключено, что дочь с внуком устали от своего манипулятора. Не исключено, что тот, что-то мутит, а при мне сдерживается, глаза бы мои не видели, его вызывающего отвращение, – со стороны гостиной послышались звуки молитвы этого богомерзкого.
А раньше в окружении свёкра на Оранжевом переулке, жизнь происходила совершенно иначе; постоянные гости в салонах Мы – Зубиды, к которым спускаешься с верхних покоев, визиты многочисленных родственников, чаепитие с миндальным печеньем, по желание «кафе э хлиб», что готовила Деда. Торжества в салонах гостиной, с улюлюканьем песен под аккомпанемент барабана, ляуда или восхитительной скрипки, помню, как в дом приглашали танцовщиц, движения исполнялись вначале в замедленном ритме, затем постепенно, они ускорялись. Или праздник по окончанию обрезания у сынишки родственницы мужа, Нижвы…, но куда всё ушло, чёрте что, вместо прежнего образа жизни, нахожусь в ощущении вакуума квартиры Энрико, не говоря про Люджейн, она словно сказочный персонаж, Рапунцель, заключённая в башне, дома де Саблес!
Вспоминались, те годы, когда Люджейн была маленькой: Тогда ближе к обеду, свекровь и прислуга занимались уборкой и готовили, разнообразие блюд на обед; тушёные овощи с мясом, с разнообразием в мелких тарелках салатов, марокканских закусок, она с двух летней Люджейн гуляла по парку, оттуда переходя вверх по проспекту, к площади у фонтанов. Следуя по проспекту Мухаммеда V, в квартале Хассана, сидя на лавочку у газона с цветами и смотрела, как играет малышка Люджейн, поблизости с детьми находились местных жительницы, они, как и я наблюдали за детскими играми. И никто никогда не запрещал мне гулять по центру столицы с ребёнком, аргументируя тем, что я прихожусь иностранцем. Сколько раз проходила мимо древней стены вдоль улицы Эль Абдари, где на перекрёстке дорог проспекта Хассана II, обычное дело, дежурят жандармы, облачённые в светло серую форму. И не только светлым временем суток но, и поздним вечером в слабом освещении частей улиц, у переходов и вдоль авеню Мухаммеда V и проспекта Хассана II, совершая прогулки по световым островкам.
А по утрам, встав с постели и отворяла плотные ставни на окнах, приоткрыв окна с цветным стеклянным узором на створках, в тихой энергии комнат, хранящих интерьеры прошлых времён, убранстве стен от пола до потолка в мелкой мозаике. С улиц врывались шумы, наполнив современным рёвом машин и еле слышными голосами погонщиков, везущих продукты в Медину, этим звучащим потоком беспокойности улиц. А порой, кто – то стучал кольцом по двери: «Хлиб, хлиб, хлиб », – обычно кричал с переулка молочник, Зара или Деда, прислуги отворяют молочнику парадную дверь и он разносит бидоны налево к апартаментам Нижвы, следом, маме Хежжи, затем на право, к гостевым салонам и аппартаментам Мы – Зубида, а выше к комнатам с выходом террасы, где проживали мы: Набиль, я и Люджейн.
Не раз, выходя на террасы, окидывая взглядом панораму городского пейзажа; переулков, улочек, террас, крыш домов, я смотрела, как дети, шумя, покидают леколь, слыша призывные голоса Муэдзина к молитве, но когда в облаках пролетал белокрылый лайнер, парящий подобно птице, в тот как момент, я наполнялась глубокой тоской; этой мучительной ностальгией …»
Мысли возвращались к реальности: «А, что теперь; как узники в башне под надзором Энрико и этот после всего привычного ритма в доме свёкра и хежжи, каковы ассоциации у меня здесь, а что говорить о Люджейн? Главное не теряться, наталкиваясь на упрямство Энрико, к тому же и самомнение, поверх чего навьючена претенциозность этого никчёмного муженька».
Джейн снова прислала матери сообщение: А то, что ты ему посоветовала поработать в такси, чтобы заняться чем-то и оставить всех дома в покое, до него не дойдёт, потому что он считает себя выше этой работы. Да и потому, что ты это предложила, самое страшное не то что он бедный, а то, что он пускал пыль в глаза всем родственникам и Люджейн и теперь сестра несчастна.
Людмила: Да, я понимаю, и тетя Веста об этом также сказала.
Джейн: Вспомни, я знала, что мой парень мало зарабатывал но, я любила его, а Люджейн никогда не любила этого дяденьку и он ещё не обеспечивает ее. Или говоря о моём супруге, я знала, что он перспективный и всегда найдёт средства, заработает деньги, неважно, какие-там не предвиденные моменты.
Людмила: – Ну, вот видишь, я чувствовала, когда перед свадьбой, просила тебя не спешить, но как понимаешь, выбор за вами. Несомненно, немаловажен достаток, но главное чтобы вам было комфортно, пойми меня, Джейн. Больше всего, я ценю, отношения в паре, когда между вами любовь, взаимопонимание, твоё моральное состояние, понимаешь, милая все болезни от нервов.
Джейн: – Я поняла, про какое состояние, ты говоришь, не волнуйся оно нормальное. Целую тебя моя мама.
– И я целую тебя моя Джейн.
Не маловажным было и то, что Джейн пообещала матери побыть подольше у моря и не спешить возвращаться к супругу при сложившихся обстоятельствах, которые беспокоили Людмилу, в возникшем напряжении; семейных конфликтов, плохо влияющих на здоровье дочери.
Воскресным днём ближе к обеду, который час Людмила играла и занималась с Дези в гостиной: там они позавтракали, потом поиграли в различные игры, затем она с внуком нашли интересные телеканалы, ожидая Люджейн, которая, как и супруг проводили время в кровати спальной.
Во второй половине дня Энрико подвёз Люджейн с матерью и ребёнком к прибрежной полосе песчаного пляжа, там они взяли зонт на прокат, чтобы прикрыть Дези от ветра. Однако, не смотря на то, что на берегу во всю, господствовал океанический ветер, на берегу находилось немало людей; группками за столиками под зонтами местные семьи, подростки с собакой, гораздо правее от пирса, моряки, подтягивающие на берег повыше баркасы, тем временем мальчишки постарше распутывали рыбацкие сети.
В восхищении от вида песочного пляжа, смотря на океан, где на волнах болтались баркасы и, глядя чуть вдаль, Людмила наблюдала за парой мальчишек, бросавших палку собаке, ощущая раздолье, радуясь наступившей свободе, когда они все втроём остались без надзора Энрико, предоставленные сами себе.
Немного погодя присев на песке, Людмила занялась игрой с Дези, сначала лепя из песка куличи, затем последовали фигурки в форме рыбок, потом построили песчаные гаражи, вырыли в песке мешочный бассейн; время от времени принося в пакете немного воды, куда они бросали ракушки и подливали воды. Люджейн находилась рядом с сыном, но мать и на берегу, не принимала участия в играх и лежа несколько выше зонта, в рубашке поверх полотенца, напоминала собой Галатею.
– Люджейн, – обратилась к находящейся рядом с ней соей дочери и одновременно, «отсутствующей», – я очень надеюсь на то, что в будущем ты станешь больше времени посвящать прогулкам вдоль пляжа. И вдобавок, мечтаю, чтобы Дези играл и с детьми, что вокруг, смотри, как развлекаются все эти дети; соревнуются с другими детьми, – указав жестом, в сторону, заметила ей, – видишь, в нескольких метрах от нас дети с таким удовольствием играют в футбол на пляже. Только один не принимает никакого участия, жель…
К тем мальчикам подошли ещё двое детей незнакомых до этого, тут же, гурьбе они все побежали.
– Убеждена, – не отрывая взгляда, продолжала она, – что и Дези станет вести себя энергичнее, когда и вы перестанете кутаться, словно вы комнатные растения, пойми, ему интересней играть и общаться с другими и не пора ли, научить его плавать?
Тем временем, дочь, подобно замершему изваянью, сохраняя свою неподвижность, молчала, однако Дези, будто бы, понимая русскую речь, самостоятельно побежал с небольшим ведёрочком к океану, а Людмила, наблюдая за внуком, стала расписывать её российские будни:
– Я целыми днями играю во дворе на детской площадки с воспитанником, а кроме того, мы занимаемся с ним и грамматикой с арифметикой, часто рисуем и лепим. Вот посмотри, – продемонстрировала фотографии из своего телефона дочери и подошедшему в эту минуту «творцу песчаных бассейнов», – вот так мы активно играем с детьми, которые живут по соседству от дома моего подопечного, детям становится интересно и зачастую они присоединяются к нашей игре. Видишь ли, когда дети общаются между собой развитие детских способностей проходит и незаметнее и, гораздо быстрей…
Но странное дело, Люджейн, будто бы, пробудившись от заторможенного привычного состояния, глушащего эмоции, по средствам пилюль, в кои – то веки, присев на колени к ребёнку, подняв с песка и отряхнув, одела сынишке панамку. Следом, вложив себе на ладонь его руку, повела его за собой. Тем временем, Дези заулыбался, ребёнок был рад, короткой прогулке, да и тому, мать обратила внимание.
– Знаешь, мама, вернувшись минутами позже, проговорила Люджейн, – я в скором времени намерена приступить к работе как раньше. Быть может выйти и поработать в офисе дяди Мехди.
– Да, я согласна с тобой, возможно, тебя утомляет домашняя обстановка, вся эта рутина обыденных дел, не сомневаюсь, устроиться на работу, мне видится лучшим решением. Тем более нетрудно нанять и по дому помощницу. Вполне возможно, что вдальнейшем и твой муж найдёт себе дело вне дома и сможет зарабатывать средства для удовлетвения ваших потребностей; твоих и ребёнка, поразмышлив в то время: «что даст возможность, увеличить площадь квартиры или купить другу квартиру, в районе поблизости к океану. В тоже время, супруга перестанет прикрываться и тнм, что он сильно занят с ребенком».
– Люджейн, – продолжила мать, понимая, что у них времени остаётся меньше, чем нужно, чтобы обсудить самое важное наедине, – должно быть, ты привыкла к тому, что если выпьешь таблетку, показывая тем, что больна, когда все начинают заботиться о тебе? – вопросительно заглянув в глубину тёмных глаз и немного помедлив, сказала: – Выполняют всё вместо тебя и на каждом шагу все решают трудности за тебя, но в действительности, исполняются ли, твои пожелания? Но, назрела пора твой привычный уклад поменять, да тебе пора приспособиться к твоей самостоятельной жизни; не пить таблетки, перестать, часами валяться в постели, так можно и всё в твоей жизни проспать. Но попробуй не находиться в стенах спальни часами, подолгу, а вместо сна, встать и с утра и позаботиться о ребенке, как это делают все вокруг матери, оглянись вкруг себя; все женщины ходят по магазинам, совершают покупки, готовят еду, тем паче у них на плечах и домашние хлопоты. Сверх того, покупай себе книги, осваивай обучающие детские тесты и начинай учиться разговаривать и контактировать с сыном, – глядя на хрупкую, почти девичью фигуру Люджейн и подводя мысль, заключила:
– И если быть объективней то, самое лучшее, ей-богу говоря о тебе, заняться работой по специальности, что позволит тебя нанять для уборки и готовки прислугу, которая закончив с делами, приведёт ребёнка из школы.
Наблюдая, как дочь чуть наклонила головку, её становилось, по-своему жаль, тут она присела ближе к дочери на песке и слегка приобняла за тонкие плечи, легонько провела рукой вдоль. Сдерживая проявление своих нежных чувств, чтобы не будоражить эмоции, выработать здоровый рефлекс у Люджейн на проблемы, что возникают по жизни, желая сделать её более стойкой и по жизни сильней. Она понимала, что только мать способна научить этой борьбе за место под солнцем, отстаивать личное мнение, как и привить вкус, приятное ощущение собственной жизни, а не послевкусье пилюль.
– Ты молодая женщина и тебе нужно быть всесторонней, говоря обо всём в обобщённых чертах, но при всех заботах твоих не забывать уделять внимание развитию сына, жить общими интересами с ним. Несомненно, в некоторых случаях будешь валиться и от усталости, но такое практически не заметно в твоем распрекраснейшем возрасте – скорее только на пользу. – Ведь на самом деле ты не больна – у тебя выработан рефлекс, как у собаки Павлова, помнишь опыты, когда включали лампочку тогда, у собаки текла слюна, появлялся аппетит – это образно; потому, я говорю о тебе и нарочно, чтобы ты от этого рефлекса избавилась. «Конечно, в своё время свекровь и отец с детства приучили девочку глушить эмоции, отведя к психиатру, чтобы выписали успокоительные микстуры, таковое легче, чем поговорить по душам, объяснить, успокоить ребёнка. После этого, на поведение взрослого человека, влияют привычки из детства; не говоря и о том, что нынче она вновь ведёт прежний замкнутый образ жизни, испытывая страхи и свою неуверенность. Загораживаясь от жизни, тем самым заслоняясь в первую очередь от своего супруга но, как быть, стоит ли, заводит о нём речь? Не воспримется ли такое, как желанье рассорить супругов? С одной стороны не имею права вмешиваться в жизнь дочери но, а с другой? Если ситуация становится угрожающей здоровью и самой жизни Люджейн». Рассудив, решилась: будь, что будет, я выскажусь до конца, иначе как простить всего малодушия:
– Люджей, Это именно то, что делаешь ты, стараясь забаррикадироваться за дверью и оставаясь сама с собой глуша естественные потребности, закрыв выход к разнообразию и проявлению форм движения жизни; нужно радоваться, грустить, огорчаться, смеяться но, не следует заменять все естественные проявления жизни, принятием успокоительных средств.
Ни слова не проронив, дочь молчала, Людмиле уже и не сомневалась, что в таком русле и придётся вести монолог, но вдруг после всего сказанного матерью, проронила: – Мама, я понимаю тебя, ты мне желаешь добра.
– Надеюсь, скоро у тебя появится возможность обновить свой гардероб – и словно оживившись, услышав обратную связь, когда в глазах проблеснул небольшой огонёк, огнёк надежды, воодушевившись, она улыбнулась и шутливо продолжила: хочется, чтобы ты блистала как прекрасный изумруд, – подмигнула Людмила, переведя с дочерью разговор в более лёгкое весёлое русло.
– Да примерно могу представить, где находится тот магазин с платьями из Эмиратов, – подёргивая плечами, словно в обновке, жестами и мимикой изобразила себя Люджейн.
На обратном пути, они заглянули в небольшую кондитерскую, где Людмила и Дези выбирали на разные свои вкусы печенье. И только они покинули магазин, оказавшись за дверью кондитерской то, ниже за ней, на перекрёстке улиц, стали происходить события; как де жа вю, в эти минуты, напомнившие Людмиле день, покупки билета, время поздки с Энрико: Только на этот раз, грузовая машина, перевозящая газ в баллонах, заставленная баллонами доверху, сманеврировав на повороте, накренилась и опрокинулась под тяжестью грузов. «Словно провидение, решило напомнить о минувшей опасности». Сразу приняв решение, не подвергать близких родных риску: «ведь не исключено, что газ в баллонах вместе с машиной, может взорваться», взяв за руки ребёнка и взрослую дочь, Людмила, повела их от этого проулка подальше, следуя вдоль тротуара вверх. Тогда же, находясь под впечатлением от недавней поездки в агентство, следуя по дороге, домой, она попутно делилась, пережитыми эмоциями, в подобной ситуации, когда ей пришлось быть запертой зятем в автомобильном салоне.
Завершая прогулку пешком, они продолжили разговор, всё также, держась за руки и неторопливо следуя вдоль пыльных обочин. Весеннее солнце по-африкански палило, пекло, давая знать о себе, они придёрживались теней, отбрасываемых справа домами, день после полудня был по-летнему жарким. В таком темпе, поднимаясь по улице вверх, они завидели впереди бетонное строенье моста, с пролегающей по нему двух полосной дорогой с автострадой под ним, что находилось в достаточной видимости, но пока только в метрах ста. Дорога здесь почти выпрямилась, отнимая меньше усилий, а позади них с Люджейн: виднелись кварталы многоэтажек, уходящие вниз вместе с тенями от современных построек. Однако с каждым шагом по приближенью к мосту, достаточно высокому под которым мелькала шумная лента дорог, тянуло прохладой, немного обдувал ветерок, такая прогулка в кругу самых близких людей была особенно Людмиле приятна, и не удивительн, когда нет прессинга зятя и, чувствовалось, как диалог располагает к беседе.
– Понимаешь, Люджейн, – продолжала Людмила, – в России считается, что подход к родителям жены ищет супруг и наоборот, супруга ищет контакт со свекровью, матерью мужа. Но эта чёрная кошка, что пробежала между мной и Энрико, видится мне недоразумением, но скорее всего, разницей наших с ним представлений, пойми моя девочка, – тут она улыбнулась, посмотрев на хрупкий стан дочери, с сожаленьем отметив, говорящий сам за себя стиль одежды: Люджейн, облаченной в повседневный наряд; рубашку, прикрывающую руки до середины запястья и свободного кроя брюки, сказав примирительно:
– Я всегда на твоей стороне, – принялась обьяснять опасенья:
– Дело в том, что меня беспокоит, твой замкнутый образ жизни, не всегда следует сидеть дома и ждать когда освободится супруг, чтобы отвезти тебя куда-нибудь на машине; за покупками в магазин или на рынок в «Медину». Видишь ли, мы прекрасно совершаем прогулки, берём такси. Люджейн, понимаешь, что многие конфликты могут происходить без особых причин, по несхожести псих типов. – Люджейн соглашаясь, кивнула, Людмила посмотрела вперёд, между тем, расстояние к мосту сокращалось, как и время приватной беседы, а ей ещё так о многом хотелось сказать.
– Как правило, когда есть взаимные интересы между людьми, я имею в виду между мужчиной и женщиной то, наличие интереса пробуждает желание действовать, делать покупки, быть ещё привлекательней. «Но, почему, происходит движение в обратную сторону в этой картине, какова твоя жизнь, я вижу, в ней краски поблекли…», – тут Людмила вдохнула, затем, продолжив беседу, в интонаци её голоса слышалось сожаленьем и затаённая тревога, которую при этом она силилась не выказывать:
– Я нашла твоё поведение прежним, такой, какой застала тебя в девятнадцать, а жаль. А ты, помнишь, Люджейн, мой прошлый визит сюда, тогда я также нашла тебя замкнутой, отгороженной от всего мира. Тогда мы проводили вдвоём много времени, ходили по городу и магазинам, тебе приходилось начинать общаться и на улице с продавцами, понимая, что мне порой не удаётся в подробностях объяснить то, что именно я собираюсь купить, языковые трудности мешают мне объясняться. А чем, закончился наш визит к психиатру, помнишь, какой тебе доктор вынес вердикт?
– Вы здоровы, Вам не нужны никакие таблетки.
Я и не забыла, какое удивление отразилось на лице твоей бабушки, хежжи: Её недоумение и странная реакция на ответ на вопрос, что прописал тебе психиатр?
– Ничего! Отменил все лекарства.
– Боже мой, «при том, подумав, не стоит упоминать господа в суде», сказала, – Люджейн, что происходит? Ты словно шагнула назад, чем занималась ты, в каком пропадала ты измерении, где ты была до моего приезда сюда, в вакууме? Почему, живущая в родном городе, в этой стране, ты была так несведуща, даде не в курсе того, сколько стоит такси от Темары и до столичной Медины . Ты не ходишь и в банки, не от того ли, ты была не в курсе того, что дирхамы обратно на доллары иностранцам не разменивают! О того ли, что ты нигде, кроме посещения вечеров в доме у родственников, да различных перекусов в кафе нигде …, нигде самостоятельно не бываешь? Как понимать это твоё поведение девочки пятилетней, куда же ты катишься: ты впала в депрессию, в зависимость или в детство?
Люждейн, дорогая, ну начни же ты жить, как ты жила, после моего визита в Марокко, очнись, перестань хоронить себя среди стен: Выходи на работу, чтобы иметь контакты с людьми, да пусть это всё звучит странно но, бывает, что женщинам гораздо удобней жить без не подходящих мужей, без давления и контроля, чтобы был моральный покой. Когда ты станешь вновь зарабатывать то, поразмысли обо всём, что сказано мной. Я не хочу, чтобы ты проводила дни жизни, как овощ на грядке или, говоря про существование овоща, проведу аналогию с существованием овоща: Но, если овощ произрастает не в огороде то, овощ питают из пробирок, а в твоём случае – на больничной койке «психушки». «Припомнив как в телефонном разговоре Энрико, сообщая о плохом здоровье супруги, упомянул ей, говоря про Люджейн, что она ложится спать только под действием различных снотворных, сообщая об этом, высказываясь, он неведая проговорился, что в таком состоянии обычно помещают в стационар». Вызванно этой фразой расстройство в отношении здоровья Люджейн, послужило мгновенным толчком, толчком её действию: Вулкан внутри неё начинал извергаться, сметал преграды на пути к дочери, в её материнском стремлении спасти свою дочь. Возможно это прозвучало и жестоко но, ситуация вынуждала сказать, становясь угрожающей, но понимая, что у неё нет права молчать, сказала:
– У мужчины, которого терпят под действием различных пилюль, всегда найдутся и отговорки, о том, как ему бедненькому, по причине болезни жены приходится подыскивать ей замену. Понимаешь ли ты, кому положив в больницу тебя, станет легче избавиться от супруги, только – то и всего?
Люджейн – немногословна, она кивнула в ответ. Вскоре они перед мостом притормозили проезжающее мимо такси, что часто курировали по улицам, люди в Марокко привычны к такси, оно здесь стоит не дорого, дешевле, чем российский автобус.
Доехав до территории домов, расположенных, словно на острове, в этом «Де Саблес», со всех сторон, огороженных трассой, как монастырский двор, окружённый, движеньем шоссе: «какая тут зелёная зона», тем временем, подъезжая к дому, недоумевала Людмила, пока не открыла двери в такси. Как только они оказались на тротуаре, Дези устремился вперёд, на бегу минуя будку привратника, помчался к лифту в подъезде, ему нравилось нажимать на разные кнопки у домофона и в лифте. И вот все вместе они поднялись в лифте наверх, к третьему этажу, на лестничной площадке автоматически включился свет, открыв дверь квартиры, оказались внутри.
За витражом гостиной садилось солнце, сначала медленно, затем резко темнело, из приоткрытой двери доносилось монотонное пение муэдзина, свершались призывы в вечерней молитве, оглашая округу в эти дни Рамадана, предшествуя минутам, когда всё вот – вот и погрузиться во тьму.
Люджейн спешила переодеться, ей предстояло заботиться о приготовлении ужина, тем более, что супругом, следуя правилам Рамодана, принимаю пищу после захода, хотя она во время сиесты, стала питаться в привычном режиме; обедая вместе с матерью в дневные часы. Вскоре уже, все члены семьи собрались за столом; за ужином её внук располагался с ней рядом, вблизи своей бабушки ребёнку было спокойней, ему никто не указывал и не тыкал, не портил ежеминутно ему аппетит. Однако, несмотря, на наступившее перемирие, в атмосфере ужина сохранялось внутреннее напряжение. Словно невидимые электрические разряды, витающие в воздухе, над головами, членов семьи, сидящих за круглым столом гостиной, тяготили присутствием зятя.
А после ужина, Людмила последовала за ребёнком в его детскую, маленькую спаленку, где ночами они находились с ним. Нередко слыша сопение мальчика, наблюдая за наступлением сна, в отличие от Люджейн, проводившей ночи в супружеской спальне после принятий пилюль. Смотря на безмятежность лежащего в детской кроватке ребёнка, она замирала, стараясь не тревожить его наступавшего сна. А, в скорости, когда он засыпал, она шла принять душ, затем облачившись в пижаму, тихой поступью возвращалась в детскую спальню.
И сегодня, оставаясь в комнате у кроватки, где во сне еле слышно посапывал внук, в задумчивости посидев, посмотрев какое – то время в телефонный экран, проверив поступившие сообщения и хотя смс от Эрика не поступало, она решилась ему написать: «Привет, милый Эрик, я вынуждена тебе сообщить, что обстоятельства мои поменялись и мне не придётся лететь через аэропорт Гётеборга, мне взяли билет через Париж и до Москвы. Напрасно я полагалась на обещания зятя, компенсировать мои затраты за покупку билета в Марокко, столкнувшись с непониманием дочери с зятем, я как никогда прежде расстроена, понимая, что теперь лишена той надежды, увидеть тебя в аэропорту или быть может, посетить тебя в госпитале.