Попробую описать всё в подробностях: Начну с того, как ты пожелал; когда во время моей прогулки с дочерью, я рассказала про нас. Казалось, она восприняла это восторженно и позитивно, а кроме того, я показал дочери и видеоклип, который ты отправлял из Португалии. Поведала и про наши мечты, как после того, как ты поправишься, мы отправимся в тур по экзотическим странам туда, где тёплые песчаные пляжи, представляя, как у берегов океана с белым песком мы будем плавать в окружении прекрасных цветов.
Однако через несколько дней, на почве билетов между мной и дочерью, произошла ссора в связи с поступками зятя; просчитав свою выгоду, они проигнорировали все мои пожелания и то, что касалось моего перелёта обратно через Париж и Гетеборг. Зять приобрёл мне транзитный билет на дату: девятнадцатым маем, перелётом из Рабата в Москву через Париж, отказав в моей просьбе, лететь через Швецию. То был единственный шанс, увидеть тебя… Мне сложно, выразить чувства в словах но, с первого разговора с тобой, с первых фраз, твоих признаний влюблённости, мое сердце притянулось к тебе.
Как видишь, я напрасно поделилась с дочерью нашими планами, как ты того пожелал, что верно сослужило плохую услугу, не представляешь, как же, я сожалею!
Понимаешь ли, Эрик, как выяснилось, в России у меня остался ворох проблем, начну с того факта, что когда я вылететь к дочери то, у меня была всего неделя или немногим больше, возможность покинуть страну между процедурами судебных приставов, когда с меня сняли долги за дом, который больше мне не принадлежит.
Однако по прилёту в Марокко, примерно через неделю, зайдя на сайт судебных приставов, я увидела, что ими мне выставлен очередной долг; как я написала об этом тебе, что у меня годами длились судебные споры за мой наследный дом, в связи с тем: По российским законам, счёта за аресты моего дома, стоимость услуг судебных приставов, оказываемых не мне, а другой стороне, в 340 тысяч рублей, службой приставов выставлены мне. К сожалению, до погашения, меня не пропустят через таможню России, я расстроена говоря о том, что теперь лишена единственной возможности, повидать тебя, посетить тебя в госпитале. Когда я вернусь в Россию то, снова буду не выездной до погашения этого долга. Но, я обещаю, что как я только доеду до дома, дам тебе знать».
Сквозь жалюзи пробивался солнечный свет, порой спящий ребёнок, скатывался к краю, кровати, а когда во сне, он протягивал руки, с прикосновением детской ручонки, её печальные мысли, казалось, растворялись в ярких африканских лучах, может быть в утре с отголосками с улиц, сменяясь ощущением нежности, сливаясь с минутами спокойного счастья. И вот уже тревоги её совсем отступали, исчезая в наступающем дне. Немногим позднее, Дези был на пути к леколю, в то время как за завтраком Людмила допивала в кружечке своё кофе, подоспела Люджейн.
Как ни договаривались они с Люджейн, совершить совместно прогулку, между тем, дочь по утрам не спешила вставать. Вот и сегодня, она появилась по возвращению зятя, который отвёл Дези в леколь.
Людмила, поёрзав на стуле, спросила:
– Люджейн, как ты помнишь, я должна пойти в банк – во время Рамадана банки открыты до 14 ти вечера или мне отправляться одной? (франц.).
– Энрико отвезёт нас к нужному банку, что расположен в деловом квартале, а до него далеко, иначе придётся дожидаться второго такси. «Продуманно аргументируя недомоганием свой план», сообщила:
– Всё дело в том, что у меня разболелся живот, поэтому пусть лучше он нас довезёт, я боюсь, что могу потерять сознание.
Людмила уточнила у дочери на французском, к сожалению, дочь не стремилась посещать занятия в русском центре, поэтому разговаривали в основном так:
– Voulez-vous vous habiller à son retour?
Люджейн в ответ сообщила:
– Я иду одеваться, не волнуйся до закрытия банка остаётся часа два.
А затем, просияв, сказала:
– Сегодня нас ждёт развлекательная программа; посетим пляжные трещотки, совместим прогулку и фотосессию, а после того, ночной выход, поездка к порту, пройдёмся по улицам вблизи гавани.
Поймав удивленный взгляд, добавила:
– У Дези завтра не будет занятий.
Неумолимо приближалось время, заканчивались каникулы Людмилы в Марокко, когда в последнюю из ночей Рамадана Людмиле предстояло отправиться с родными в Сале, прогуляться в его динамичной части, в урбанизированном районе, системы Рабата.
Стемнело. За окнами автомобиля, мелькали подсвеченные фонарным освещением, кварталы, пока они заехали в полу мрачную тихую гавань, словно отгороженную незримой стеной, от шумного людского потока, шествущего, в мерцающем люминесцентном освещении улиц. Высясь над углублением тёмной замершей гавани, залитый слепящим светом «Город корсаров», основанный в X веке на месте древнеримского города Сала, праздновал заключительные дни в череде торжества Рамадана.
В подлунном свете, крикливые фонарные блики, падая с улицы в темноту вод, отражались в колыхании ряби, утопая под тенью бизань, зачаливших, двух мачтовых шхун, мелких судёнышек, шлюпок. С некогда принадлежащей берберийским пиратам, низины Сале, отчуждённой рекой Бу-Регрег открывался вид на левобережные дали Рабата, «Рибат-эль-Фатх ». Словно застыв в темноте столичные круто склоны, обволакивались, казалось, растворяясь в туманности. С противоположного берега в освещённых откосах едва виднелись очертания крепости Касба Удайи, магически исчезая в столетиях: За рекой Бу-Регрег в магрибской ночи мерещились призраки города Альмохадов. В дали крепости Касба Удайи, маяча рядами вдоль стен, воображалось, скитание воинственных духов солдат, не к ночи, будучи, помянутые в капюшонах джеллаб, скрываясь у перехода моста, казалось, овеществляясь из прошлых столетий: Возрождаясь из тёмных душ Альмоходов, в стремлении, вселиться в грешные души в толпе, откуда проскользнув до рассвета, с призывом Муэдзина к молитве, измазавшись побирашками, бродяжничать и в закоулках Сале.
Внизу, под эстакадой мостов, до восхода кипели часы празной жизнь, где вереницы людей, ходили по улицам, среди колоннад стеклобетонных построек, соседствующих с обособленностью резиденций, домами в стиле традиций. Как принято, в вековой архитектуре страны, фасады домов лишены украшений и окон, возводимые с толстыми, высокими стенами, в зависимости от района Магриба, в розовом, белом, голубом исполнении, цветами характерными экстерьеру арабской культуры, наделённой деталями, символизирующими место работы, деловые кварталы или жилые дома.
Людские потоки неустанно лились вдоль улиц, посещая то, небольшие бистро, рестораны то, скоромошество под шатрами. Перебивая друг друга мелодиями, весёлыми шоу, музыканты развлекали прохожих, собирая у себя под шатрами зевак, звучание песен с разных сторон, летало в неоне огней, городское гулянье, порхало пёстрыми крыльями, праздности жизни в квартале домов Дараль-Ислам.
Женщины в платьях свободного кроя, созвучной западноафриканскому стилю, мелькали всеми цветами в летящих нарядах, словно, разноцветные бабочки, летящие с глянца журналов Ив Сен Лоран.
Мужчины в долгополых кафтанах новомодной восточной одежды; в джеллабах с капюшон, в традиционных своих одеяниях с длинной застёжкой, с множеством маленьких пуговок, с замысловатым орнаментом с разнообразным шитьём, сопровождали женщин в двуслойных такчитах, с расшитым бисером и паетками дфинами всех цветовых гамм.
Пройдясь по улице, некоторые из семей сворачивали в переулок к небольшому кафе «Макдональдс»; Вот и ребёнку захотелось мороженного, приблизившись к стойке и указав на желаемое отцу, поспешно заняв столик, внук расположился рядом с Людмилой и пока Энрико шёл к ним, Людмила спросила:
– Люджейн, почему ты не оделась в костюм, который тебе привезла, который тебе так идёт?
– Мама, пойми, я не привыкла ходить в европейской одежде, – созналась Люджейн, да и во всём, кроме джинсов с платком, я чувствую себя неуверенно.
– Ну, ты что, Люджейн? Не надо смущаться посмотри на людей, как все одеты нарядно и теперь просто гуляют по улице. А вот, если посмотреть на твою рубашку в синюю клеточку и тёмные брючки, можно принять тебя за обслугу в кафе, как будто ты сейчас на работе. В то время, когда твои шкафы до отказа забиты одеждой, начиная от традиционных нарядов и до различных аксессуаров и украшений. Попробуй привыкнуть носить костюмы и платья, привить элегантный стиль, как настоящая леди, осваивая образ, одевайся нарядно на приёмы к гостям и с визитом в дома твоих родственников. Допустимы и исключения, выходы на базар но, в случае, когда ты в машину, тебя не затруднит обуть с высоким каблуком туфли. «Все высказанное, несомненно, но как объяснить, что женское большинство, порой одевается не для кого – то из посторонних, а для себя, своего настроения. А с другой стороны, если Энрико, как мужчина, не интересует её то, какое быть статься желание, притягивать такое внимание. А, быть может, такая блёклость в одежде и есть защитная реакция её от супруга?»
– Люджейн, ты молода и собой хороша, самое время, блистать, когда ты так изящна, стройна и красива. Только посмотри на твой стан, гладкость кожи, шелковистость тёмных волос, красоту больших чёрных глаз и выразительность пухленьких губ. Вот, что скажу я: Ты у меня просто красавица, кто бы в том сомневался, но почему ты не любишь себя?
– Хорошо, я постараюсь, скоро пришлю тебе мои фото в новом костюме.
– Я так надеюсь на это, я буду с нетерпением ждать, когда, когда, наконец, ты полюбишь себя – похвалила она и в отношениях матери и Люджейн воцарилась вновь теплота.
Она ощущала в себе силу, которая возникла под этим влиянием, магнетизма; притяжением между ними. Внутреннюю магическую связь, которая подобно приближению планет сопутствует притяжению удачи, когда судьба дарит столь редкий шанс, отворив временной коридор; открывая дорогу, когда в движении на пути к цели все обстоятельства вращаются вокруг одной идеи, устремляясь в одну точку. Людмилу переполняли эмоции; ощущая, силу вселенной, энергии, бросающей все цвета Африки; бирюзу, голубизну океана, белёсость песка и жёлтость, красность, розоватость и багряность цветов, черноту и зелень оливков и оранжевость апельсин, энергию, которая стёрла с лица её слёзы и вместе с аистами, что гнездятся семействами в гнёздах, одарив невидимыми взмахами крыльев.
Квантовая энергия, космическая сила, которая была предназначена ей, как буд – то долгие годы дремавшая на луне, где – то на одной из тёмных сторон, не различаемая глазу с земли, в какой – то момент, пробудилась, открыв канал потока вселенской магнетической силы. Когда проникая сквозь сферы космоса, словно перетекая в песочных часах, подобно частицам песка, все сферы жизни, внезапно перевернулись, казалось, фигура бесконечности не изменилась, но вдруг распахнув потаённую подсознанием дверь. Изменяя вектор мыслей, притягивая и поворачивая к её устремлению соратников, в содействии воплощения планов, освещая в пути дорогу, лучами, сердечностью согревая в ощущение путника, обретающего и взлетающего на незримых магических крыльях.
Словно ангел, вселенная вдохновением мысли, из глубины чувств открыла временный коридор, сопутствуя внутренней связи, магическому притяжению планет, соединению Людмилы с Люджейн, открывая путь в древний Магриб, прогулкам в "Удею" – везде, где по дорогам шли мать и дочь.
И ни какая разность религий, ни барьеры разницы взглядов, ни попытки влияние супруга на дочь, словно весь этот напускной блеск, мишура, меркли, сметались силой материнской любви, неоспоримо, бог един, являясь в обличьях библий, коранических книг и религий. Никто и никому не дано прервать всевышним данную связь навечно соединившую кровь.
Глава одиннадцатая
Возвращение
Сумерки последней ночи в череде торжества арабских ночей Рамодана опускались на город, погружая его кварталы и улицы в непроглядную ночь, секунды и солнце утонуло за дальним холмом и череда домов, что возвышалась через дорогу кварталом, на глазах растворялась во мгле.
С мягкого дивана гостинной сквозь прозрачный витраж дверей балкона, она смотрела на мелькание окон, глазами блуждая среди света окон, череды огней, когда одно за другими зажигались окна в домах, со склона мигая, струиясь светом, посвящая в тайную жизнь мусульман.
«Одни и те же символы, но как всё различно, говорят о разных взглядах на вещи или, смотря с какой стороны посмотреть…, то ли, как восторженному туристу заглянув снаружи, а быть может, лучше познать мусульманскую жизнь изнутри?» – созерцая мир за окном, она предавалась раздумью, приходили мысли; про глубокое различие взглядов, культур; серных и южных народностей, западных, юго-восточных, американских индейцев и северо – африканских. И вместе с тем осознавая разницу мировосприятия, приходя к осознанию, через ощущение себя, среди традиций востока, на северо-западе африканского континента. «Казалось бы, от Европы отделяет лишь ширина Гибралтара, пролив в четырнадцать километров, однако существование здесь, вступает в противоречие с духовной природой».
И тут же помыслив о том, «что главным было, увидеть Люджейн и это свершилось…, вероятно, я здесь для осознания, что мои понятия о жизни среди мусульман, мои представления были близки к иллюзиям; с родни к ощущениям праздневства. Словно блуждение среди маскарада марокканских костюмов в звуках сирен и молитв, где реальные формы, выражение лиц скрываются в торжестве Рамодана, воспринимая каждого из этих лиц под маской, тем персонажем, под которой он и принарядился: Когда под образом каждой благочестивой мусульманской одежды, под уникальным узором джелляб, белого, кремового, чёрных цвета или пёстрых кафтанов, купленных в Старой Медине, скрывается какая – то тайна и вероятно, под каждым традиционным убором под феской, красным бурнусом или тарбушем, перевёрнутым в виде горшка?»
В короткое пребывание у Люджейн, она устала от ежедневного молчаливого прессинга, а порой и давления с демонстрацией не желания, находить компромисс: «В будущем, только короткое пребывание, поездка, туристический тур, как непродолжительный отрезок времени», испытывая нетерпимость к человеку по фамилии Фаршадо, говорящей сама за себя.
Все что случилось с ними за последние дни, кординально изменило мышление, не только Люджейн но, увы, настоящее, предстало перед Людмилой другим, не той лучезарной картинкой, что рисовалась перед поездкой в Марокко три недели назад.
Ощущалась усталость от ежедневной перетяжки «канатов»: «Ну вот, хотя бы вчера»; на прогулке в парке, она заметила, желание ребёнка подвигаться и на тренажерах, расположенных под тенью деревьев мимо которых они шли к площадке паркура. А на площадке паркура над головами, солнце палило нещадно, тем временем, когда Дези объезжал вокруг сидящих родителей, катаясь на самокате по кругу. По раскалённой площадки он, не переставая ездил то, назад то, вперёд прошло значительно больше, чем полчаса, покуда терпение Людмилы иссякло, она не могла больше наблюдать, как на жаре изнуряется внук, предложив дочери увести сына с площадки пар кура в тень. Однако дочь во главе с зятем не тронулись с места, оставаясь сидеть на жаре, неподвигаясь словно пни, продолжая наблюдать за ребёнком. Невозможно было смотреть и на Люджейн в седьмом поту под широкополой шляпой, одетой поверх платка, в рубашке до кистей рук и в брюках по щиколотки, обряженной букой под солнцем.
«Что происходит, наглядная демонстрация глупости вопреки разумному мнению, тупой игнорир, пусть даже во вред, ладно бы только себе?» Когда потоки пота струились по телу,так как день особенно душен, безветрен и не колыхалась листва на деревьев, словно всё замерло, в ожиданье вечерней прохлады и она наблюдала, как в каких – то от неё тридцати метрах все другие родители играют в густой тени деревьев на спортивных площадках. Изнемогая от жары, поначалу она отошла к кустам туй, вскоре по дорожке аллеи проследовав дальше, к прохладе крон эвкалиптов, что виднелись вблизи средиземноморских дубов по соседству с растущими соснами. Немного погодя, когда Людмила уже покинула палящее пекло пар кура и, какое – то время, отдыхая в тени эвкалипта на дубовой скамейке, чуть обдуваемая ветерком, вскоре заметила Энрико с Люджейн и Дези, которые шли по направлению к ней. Внук, не теряя времени, внук подбежал к тренажёрам, где находились разумные родители с детьми, которые занимались на тренажёрах в тени. Одни из родителей, проживающие в ближайшем отеле, как выяснилось в разговоре, приезжие из России.
К заходу солнца для приготовлений еды, времени едва лишь хватало, а ребёнку хотелось побегать вдоль парка и покрутиться на тренажёрах с другими детьми. Скрепя сердцем Люджейн согласилась на ненадолго задержаться у тренажёра, дав сыну позаниматься пару минут, между тем как, Людмила помогала мальчёнке, держаться на нём, подметила, как затравленно смотрит вдаль аллеи Люджейн, провожая взглядом супруга, спешащего к парковке машин.
Конфликты Людмилы с Энрико, меняли прошлые представления об укладе жизни в мусульманской стране, теперь по-другому предстала Люджейн, как женщина, впитавшая традиции и культуру Магриба вместе с приготовлением «харир», покупкой сладких традиционных печений, от ритуальных омовений рук и ног до молитв и соблюдений постов на рассвете и в предстоящем закате.
Прежде она не замечала столь явного патриархата, от того ли, что во время визита предшествующего этому приезду в Марокко, все её визиты проходили в кругу её свёкра Абдель Кадера, он отличался толерантностью, пониманием западного менталитета, и не только, в тот период правления предшествующего монарха, исповедующего светский ислам. Но и сейчас в аристократическом кругу Абдель Кадера, тоже, что касалось и его сына Мехди, она не ощущала столь явного подобного прессинга.
Многое ли изменилось во взглядах живущих людей и не важно, что кто – то из них демонстрировал явную приверженность вере? Но, как поспорить с тем, что прописано в любой религии и в законах ислама: жить по совести главнее, важнее, чем грешащим обивать пороги мечетей, церквей, отмаливать срамные поступки.
День за днём, она ощущало себя, сродни пойманным насекомым, которое пытается освободиться от манипуляций супруга Люджейн. По всей вероятности зять просчитался в отношении тёщи, полагая, что и она глупа и способна довериться ему, в такой же, степени, как Люджейн, будто бы, попавшая под его прозрачный купол, став наколотой на булавку букашкой.
Людмила подумала о происходящих конфликтах, припомнив, «что во время визита в Россию, на церемонию свадьбы к сестре, подобного между ними с Люджейн, не наблюдалось; как будто бы дочь, как насекомое окутана паутиной супружества, в котором в обескровленном состоянии слабеет и гаснет с каждым годом и днём и деградирует среди стен.
И тем не менее, отдавая себе отчёт, что у каждого своя жизнь, вмешательство, в это личное пространство по сути преступно и не позволительно никому, даже самым близким членам семейства, но говоря в контексте, причин побудивших к визиту в Марокко, ситуация и впрямь заходит в тупик, представляет опасность самой жизни Люджейн.
Так в чём же, причина разверзшейся пропасти в отношениях с дочерью; во взглядах ли, традиций, восточных и европейских культур? Не потому ли, столь ощутимо давление на дочь близких людей, взять, к примеру, сердобольную Латифу, сестрицу Набиля; не черезмерно ли, она проявляет заботу, влезая в отношения Энрико с Люджейн? Ну, о чём думает эта дочь хежжи, причастная к принятию пилюль, вместо того, чтобы Люджейн успокаивать нервы, молодой женщине, живущей с импотентом, лучше бы надоумила племянницу вовремя, в первом же году развестись.
Нельзя и не согласиться, – размышляла Людмила с наблюдением СМИ; марокканские женщины, несмотря на свою приверженность вере, в большинстве приземлённые. Не интересуются художественной классикой, не читают литературы, кроме того, что касается непосредственно специальности, сфер работы, банковской, языковой, уделяют внимание мелочам, что сопутствуют быту.
Но, как объяснить; научить жизни Люджейн – как привить любовь к классике к литературе, к произведениям: Бальзака, Пикуля, Алексея Толстого, Эриха Мария Ремарка, всей той литературы, способствующей пониманию жизни, не говоря и о том, что знание прозревает, открывает возможности в перспективе. А по сути, вся жизнь – это огромное информационное поле.
Но, вправе ли, быть придирчивой к дочери, в детстве не испытавшей материнской заботы?»
Как – то, Людмила попыталась выразить свои эмоции, сравнивая собственное состояние с ощущением одного из главных геров детективного персонажа – Агаты Кристи, в период его путешествий по странам.
Однако в разговорах с дочерью она ощутила пробел…, как провести аналогию, сравнивая ощущения европейца во время пребывания в восточных странах, с отличительным менталитетом, культурой, если собеседник не представляет, о чём это с ним говорят?
«Тогда, как объяснить дочери, все свои эти нахлынувшие эмоции, понятные любителям детективных романов английской писательницы, как описать ощущение про ощущения персонажей Агаты?»
Пришлось оставить, попытки предать дочери свои ощущения, осознав тщетность донести до неё свои чувства, иногда осязая: «как проникает неопределимая пустота, пробел, что мгновено не способна заполнить. Аналогично телефонному проводу, протянутому из одной точки в другую, но в середине, линии шнур оборван, следовательно, пробел необходимо дополнить, чтобы не играть в испорченный телефон; но если в мыслях нет информации?
И теперь, когда жизнь дочери вновь вошла в своё русло, возобновив движение притоков, наполняющих реку жизни…, благодаря, свершённому противостоянию, из жизни дочери исчезали призраки страха в ночных тенях; душившие из тёмных углов заточения, воображение Люджейн, освобождалось от паутины комфорта в допинге глюценагенных пилюль.
С каждым прожитым днём желание матери вернуться обратно на родину, укреплялось, словно материнская миссия подходила к концу…
Лайнер взвился в высоты, внизу уменьшаясь в размерах, будто бы, превращаясь в рисунок на карте, территория Касабланки, разделяясь на небольшие квадраты, следом отдаляясь от моря, уменьшаясь в масштабе. Пристегнувшись ремнями в кресле салона, в ряду за пассажирами первого класса, Людмила наблюдала за взлётом в окно. Немного погодя, она задремала, прошло приблизительно часа два, когда Людмилу разбудил голос стюарда, предлогавший напитки. Затем Боинг пошёл на снижение, тем временем, стоящий рядом стюард обратился к Людмиле, держа на уровне глаз схему аэропорта, Шарль де Голль. Говоря на английском, тем временем, демонстрируя по схеме: Путь между терминалами аэропорта, акцентируя внимание на том, что по времени пересадка с рейса на рейс, в переходе между терминалами аэропорта Шарль де Голль, содержит минимальный запас.
«Вот тут где распахнуты двери, дороги открыты, ощутима привольность, внутри лабиринтов сознания тут то, ловушка, умственный взор не ведает курс направления. Как будто вселенная в матрице, смотря на мир моими глазами, синхронно желает меня утянуть, но только куда?» Передвигаясь по длинному лабиринту коридоров аэропорта между регистрационными стойками, на бегу переспрашивая и сверяя, направление у сотрудников аэропорта Шарль де Голля. Завидев переди с двух сторон в разные направления стеклянные двери, – «сюда», – ответили ей, – за ними показались курсирующие между терминалами поезда, считанные секунды напротив остановился вагон, левая дверь открыта: «Траверсируя вниз вливаясь в людской поток, становясь частью звена, ощущая себя частицей в механизме пассажиропотока, снующего в заданном направлении».
Ужасная нервотрепка в аэропорту Шарль де Голль. Между рейсами, регистрациями на посадку из Парижа в Москву всего около сорока пяти минут, учитывая переезды вагонов до терминала, «как ни весело, но и не грустно…, это сдают нервы», когда на руках билет, заказанный супругом Люджейн, через агента посредника туристической фирмы, где сегодняшний день выпал на выходной. Только бы, быстрее, быстрее стучало под стук каблуков в голове одно и то же, неужели успела?» – взвинченнось, нервозность, волнения, с учётом теории относительности; у вселенной заготовлен ответ: регистрация самолёта запаздывает…, на тридцать минут, «сумашествие в суматошный день, чудеса свершились, успела! «
– Люджейн, я в зале вылета у терминала, – сообщила она в разговоре Люджейн, иду дальше, это немыслимо, успела на рейс.
– Передай, супругу привет, поблагодари за его за беспокойства, впрочем, которые он себе и создал, ведь мог бы взять билет вылетом из аэропорта в Сале, – тут она невесело улыбнувшись, с тревогой засуетились мысли: «Да он меня проводил к стойке регистрации и до зала вылета. «Странно, что он не хотел заходить в зал аэропорта но, не сумел отказаться от просьбы составить мне компанию до времени пока закончится регистрация пассажиров на рейс. Слыханное ли дело, перед посадкой на рейс таможенники тщательно, не на шутку проверяли ручную кладь и валюту в евро; пересчитывая всё то, не значительное, что содержалось у меня в портмане. Да и женщина, пассажирка в задушевной беседе в аэропорту Касабланки до вылета, выказала немалое своё удивление столь дотошному досмотру вещей ручной клади».
Снова взлёт и лайнер взвил в высоту, приближаясь к невидимой глазу воздушной черте, разделяющей страны, аэропорт «Шаль де Голль» и «Шереметьево».
«Неплохо, что вы сегодня в гостях, что вы всей семьёй в доме Набиля, – ответила она на смс дочери по прилёту в Москву, закончив сообщение: с любовью к тебе, – попрощавшись с Люджейн, приписала: поцелуй за меня Дези, скажи, что почти соскучилась по нему, супругу передавай привет, при этом подумав: «Но, что-то в его поведение в аэропорту, как – то не вписывалось в обыденный сюжет…». В беседе с дочерью не стала заострять внимание на той тревоге, всё ещё давлеющей на неё, с того времени до вылета. Но вопросы, вопросы, где – то внутри продолжали терзать: «Что за мысли опять, неужели так неоходимо возвращаться к ним, когда всё позади, зачем они, отчего на уме они… Людмила старалась отогнать подозрения, но они тревожили, беспокоили, – судя по всему, «с ним нужно ухо держать востро». Вновь перед мысленным взором, представляется картина подозрительно рыскающих по сумкам таможенников и вспоминается желание Энрико, скорее расстаться с ней при входе в аэропорт: Он якобы торопится к своей подруге Латифе или кто она там ему, в браке с супругом на 20 лет старше…, но пусть она сама разбирается в своих связях, не до Латифы. Снова перейдя к мыслям о супруге Люджейн: По ходу, он имел опасения но, тем не менее, он зашёл, теоритически можно и предположить, что это и есть причина не шуточного досмотра».
И опять сообщение, Люджейн: Хорошо. Дези говорит вам, что вы забыли свою подушку
Людмила: Он, что – то опять сочиняет. Так передай ему, что бабушка специально оставила, чтобы вернуться к нему и рядом с ним похрапеть.
Люджейн: Вы проведете ночь в Москве, как запланировано?
Людмила: По прибытию в «Шереметьево», в московском аэропорту в двадцать три десять сажусь в самолет компании – «Аэрофлот», Джейн мне купила билет, а через два с половиной часа полёта, я прибуду в сочинский аэропорт.
Дочь пожелала ей хорошей дороги, немного погодя объявили о регистрации на рейс южного направления, с той минуты, как Людмила вернулась на Родину, начиная с прохождения таможни, все лихорадочные волнения исчезали вместе с суетливостью дня.
Прилетев в аэропорт города Сочи, она спустилась в нижнюю часть здания аэропорта, в процессе движения ленты, вновь прибывшие пассажиры, разбирали свои багажи, – «а тут и пришла смс от дочери, «по всей вероятности Люджейн испытывает беспокойство, не смотря на столь поздний час, не может уснуть».
[03:08, 20.5.2019] Люджейн: Bien arrivée à Sochi?
[03:28, 20.5.2019]Людмила: Спасибо, не волнуйся моя дорогая. Продолжаю движение от железнодорожного вокзала на электричке в сторону Лазаревского, рассчитываю в районе семи добраться до дому, – поясняя, но продолжая пребывать в состоянии какой – то прострации.
[03:29, 20.5.2019]Людмила: Да, – отвечала она, находясь в вагоне скоростной электрички, – долетела прекрасно в новейшем Боинге – компании – аэрофлот, к моему удивлению, в нём были свободные места. Спокойной ночи моя куколка, целую тебя, – пожелала она Люджейн, понимая, что дочери пора отдохнуть и успокоиться после недавних волнений, – обними за меня и Дези.
[03:32, 20.5.2019] Люджейн: слава богу, что ваши полеты выполнены хорошо. Спокойной ночи, целую.
[03:33, 20.5.2019]Людмила: – Bisous Et toi.
К вечеру, у себя дома, Людмила услышала в телефоне тихий сигнал: Вновь сообщения от Люджейн. Чувствуя, «что окончательно, выспалась после дороги но, ощущалось разбитость, «не удивительно, если транзитный перелёт между странами проходит за 12 часов, но нельзя забывать о времени до аэропорта и эту бессонную ночь, учитывая половину дня прошедшую в поездке от Москвы к дому».
[17:22, 20.5.2019] Люджейн: Tu t'es bien reposée?
Ты в порядке? – интересовалась Люджейн. «Конечно, нужно отдать должное волнению старшей дочери но, реальную заботу проявляла младшая Джейн, которая не на словах беспокоилась, Джейн, приобрела билет для матери на самолёт по маршруту из аэропорта Москва до конечного пункта Адлер, отправив его на электронную почту». Затем мысли Людмилы вернулись к неудачному предприятию – её попытке вылететь в Париж из Москвы в Марте и к тому, что у неё как оказалось, якобы имелся билет в обратную сторону из аэропорта Москвы в Адлер, почему она узнаёт об этом только в Марокко? Однако не кто иной, а Джейн, тогда в марте переводила ей сумму достаточную, чтобы Людмила могла вернуться, купив обратный билет».
[19:42, 20.5.2019]Людмила: Спасибо мои родные. У меня все хорошо, – сообщала Людмила, – да, понемногу, прихожу я в себя.
Людмила: Demain je serai au travail. Je vous embrasse tous. Maman
Закончив эту строку, упомянув последним Энрико, припомнив разговор на пути к аэропорту в Мухаммеда пятого в Касабланке: «Почему-то вначале беседы, создалось впечатление, что он «тише воды», словно предпринимает попытки загладить вину, вероятно, прекрасно понимая, какому риску он её подвергает в этом транзитном перелёте через Париж. Но, сейчас кроме малой дистанции во времени пересадки в аэропорту Шарль де Голль примешивалось и его поведение, его желание поскорее ускользнуть из аэропорта, вспоминался ночной разговор. «Странно, что только по дороге к аэропорту Энрико заявил ей, что никогда не препятствовал Люджейн в ношении любой европейской одежды, заключив свою речь тем, что Люджейн является инициатором в ношении головного убора в виде платка и тем более, не понимает, чем вызван аскетизм Люджейн, говоря об одежде». Помнилось, как беседа с зятем, перетекла к разговору о фактическом здоровье Люджейн и периоду её состояния перед свадьбой: