Рапсодия для двоих

Девушкам на выданье не положено сидеть на каменных ступеньках, чтобы не застудиться и не лишиться возможности родить ребёнка – так поучают родители свою несовершеннолетнюю дочь. А в это время оберегаемая от мнимых опасностей девушка уже давно сидит на самом краю бездонной пропасти.

Как же должна любить свою девочку родная мать, чтобы почувствовать, в чём она на самом деле нуждается и помочь ей избежать неправедных мыслей и поступков! Кто, кроме неё, должен быть ближе к своему дитя? Несомненно, Матрёна Полукеева души не чаяла в своих детях.

Но вечно занятая женщина жила в своём личном мирке, не замечая роковых изменений, происходящих с её единственной дочерью. Родная мать попросту не чувствовала, что Тонечка по-настоящему страдает от сексуальных домоганий взрослых мужиков и невольного соучастия в кровавой расправе над дядей Порфирием.

Покорная девушка, как могла, противилась надуманному долгу перед своими родителями, жаждавшими для неё если не достойного мужа, то хотя бы богатого сожителя. Как и её ровесницы, картавящие что-то по-французски или еврейски, кто их разберёт, этих нищенок с острыми коленками, она рисковала попасть в грязные сутенёрские руки или достаться давно вышедшему в тираж вдовцу.

Едва представив рядом с собой недавно овдовевшего владельца мясной лавки, Тонечка начинала едва слышно поскуливать, смахивая ладошками набегающие слёзы. Но делать нечего. Желая угодить родителям, она стала прикидываться бесчувственной дурочкой, готовой за просто так отдать своё тело заезжему толстосуму.

Но ведь не только мрачные ожидания сбываются? Красивые сны ведь тоже иногда бывают по-настоящему вещими? И разве не может исполниться Тонечкино видение, где всё было точь-в-точь, как она мечтала.

Словно наяву, высокий кудрявый юноша нежно обнимал счастливую девушку за талию и торжественно вёл её к алтарю под венчальную песню, слышанную ею ещё от покойной бабушки.

Тем временем, Полукеевы-старшие тоже мечтали. О своём безбедном будущем и небольшом домике где-нибудь у Чёрного моря. И самым главным условием достижения искомой цели была незапятнанная честь их ненаглядной дочери.

Впридачу к этому, будущая жена и мать должна быть тихой и покорной судьбе, никогда не проявлять надменности или своеволия. По их неоспоримому мнению, ей также не положено отмалчиваться на вопросы старших, делая вид, будто она глухая от рождения. Каждый раз при входе в дом, как истая верующая, она должна крестить лоб и кланяться в землю. «Батюшка» и «матушка» – так и только так послушная дочь называет своих родителей.

Словно заправская актриса, Тонечка демонстрировала полную покорность родительским наказам, играя незатейливую роль серой мышки. Настоящую же Тонечку тянуло, как магнитом, ко взрослым парням и девушкам, казавшимися ей более продвинутыми в житейских делах, чем её наивные сверстницы, всё ещё игравшие в пуговки и куколок.

Милые девочки зачастую даже не подозревали о том, что их ждёт буквально через несколько лет или даже месяцев. Стройные девственницы после первых же уроков любви неуклонно станут толстеющими от скуки и одиночества матронами, ждущими незапланированного потомства от уродливого сожителя.

Молоденькие дурочки легко поддадутся совращению с помощью тоненького золотого колечка с фианитом и пары дешёвеньких серёжек. И лишь избранным достанутся дорогие безделушки и модные платья, привезённые из далёкого Парижа.

Неглупая Тонечка хорошо понимала, что богатых женихов хватит далеко не на всех желающих, и всю свою невостребованную любовь отдавала Богу. Церковные обряды и песнопения привлекали юную строптивицу гораздо больше, чем обсуждение модных нарядов или последних театральных постановок.

Вышивание крестиком вызывало у неё откровенную скуку, а уж стирка и пришивание оторванных пуговиц казались ей Божьей карой за случайное грехопадение со старшим братом.

Оглушающе-звонкий гормональный взрыв разорвал её жизненное пространство на две неравные части, заставив иначе взглянуть на шальной поцелуй Егорушки. Несчастная девочка попросту запуталась в самой себе и не представляла, как ей жить дальше. Иной раз ей казалось, что все, даже Людкина собака, знают о её недостойном поступке. Жестокая тайна немилосердно жгла её калёным железом.

«Страшная преступница» всё же догадывалась, что иногда в жизни происходит что-то выходящее за общепринятые рамки, и далеко не всегда можно найти истинного виновника произошедшего. Но она даже не подозревала, что ни вертихвостка Людка, ни родная матушка ни за что бы не посчитали её настоящей блудницей.

У любимой подруги были свои скелеты в шкафу и весьма размытое представление о нравственности, а практичная Матрёна радела лишь о физической целостности своей дочери.

Задолго до рождения Тонечки она только и мечтала о девочке и как подороже её продать.

На беду счастливой матери, долгожданная доченька росла нескладной и несмелой, плакала и икала по любому поводу, смущая огненно-рыжего отца вишнёвыми глазками и кудрявыми, угольно-чёрными волосами. Плаксивая брюнетка вызывала в Тихоне смутное подозрение в легкомысленной связи Матрёны с его троюродным братом.

Чернявый Роман, развратник и кутила, не пропускал ни одной женской юбки, походя задирая их для проверки наличия там привычных гениталий и новомодных трусов.

– Гляди-ка, братец-то и тут постарался, – пела ему родная сестра, накручивая нервы и без того расстроенного Тихона.

Увидев впервые свою новорождённую дочь, черноволосую и голосистую, как его непутёвый родственничек Ромка, новоиспечённый отец напился вдрызг и не пришёл домой ночевать.

Обвинённая в блуде Матрёна в точности следовала старинному обычаю. Рыдающая в голос женщина то истово крестилась обеими руками, то громко выкрикивала молитвенные слова, то целовала и подносила к лицу мужа нательный крестик покойной прабабки. Семейный раритет, якобы, неоспоримо доказывал её полную невиновность. Коли она не упала замертво, трижды поцеловав святыню и громко побожившись самой страшной клятвой, значит истинно чиста перед Господом и мужем. Сомневавшийся в своём отцовстве Тихон так и не сумел радикально простить прелюбодейку жену. А мелькавшая перед его глазами малышка то и дело напоминала ему о Матрёнином грехопадении. По этой причине Тонечкина судьба была заранее предрешена и расписана, подобно простенькому графику, чуть ли не по месяцам. Решение рогоносца-отца отдать нагулянную дочку в услужение к богатым соседям было непреклонным и вполне осязаемым. Взрослеющей Тонечке, ставшей эпицентром неутихающих страстей, поневоле приходилось ломать свою женскую сущность. Лишённая отцовской любви девушка всё глубже погружалась в зыбкий мир иллюзий, горько страдая от своего мнимого уродства и излишней застенчивости. Эти «страшные» пороки, однако, не мешали ей мечтать, как любой молоденькой девушке, о скором окончании школы и о красивом белом платье с огромным бантом.

Некоторое время назад юная леди тайком прочитала журнальчик, не предназначенный для её нежной психики, и решительно не поняла, зачем мужчины алчут продажных женщин. Неужели чистые девушки нужны разве что престарелым извращенцам? Всезнайка Людочка нисколечко в этом не сомневалась сама и убеждала Тонечку тоже не заморачиваться по таким пустякам.

– Главное не забеременеть. А там – хоть трава не расти, – посмеивалась любимая подруга, поглаживая её худенькие плечики.

А что же Тонечка? Хихикала, подперев голову кулачком. Хитро щурила глаза, как мартовская кошечка в предвкушении любовного свидания. Мечтательно поправляла кофточку, незаметно прикасаясь к растущей груди. Пробуждавшееся либидо уводило её всё дальше от праведных мыслей, настойчиво убеждая испробовать все те штучки, что вытворяли бесстыжие парочки на глянцевых страницах мужского журнала.

Юным девственницам, запертым в четырёх стенах строгими родителями, очень хочется свободы, любви и как можно больше конфет и шоколада, словно они ничего слаще пирожка макового не едали. Вырвавшись из родительской власти, опьянённые свободой девчонки часто пренебрегают наказами своих матушек, забывая напрочь все их мудрые советы. Тонечка тоже не стала исключением из правил, влюбляясь по десятому кругу то в троюродного брата Костика, то в лысого собачника Вовку, то в долговязого соседа Кирюшу. Очередным Тонечкиным пристрастием пару месяцев назад стал приютский мальчишка Лёшенька, изредка забегавший на ужин в их небогатый, но хлебосольный дом. На смену ему неожиданно пришёл бородатый красавчик Мирон Лукич, записной пьяница и балагур, умелый игрец на банджо. Простенький инструмент был завезён невесть откуда его старинным приятелем, побывавшим даже в далёком Алжире, пугающим уже одним своим названием. Так и кочевала чистая Тонечкина душа от одного непрочитанного романа к другому, минуя по дороге злобные взгляды завистников и ранящие сердце разочарования.

Учитель биологии Илья Петрович попался девушке по пути к новой влюблённости в лопоухого, не обременённого деньгами и умишком Федота. При виде Тонечки прыщавый юнец красиво плевался, надрывно кашлял и отпускал в её адрес глупейшие шутки, попахивающие запретным сексом. Легкомысленное поведение и длинные, как у поэтов, кудри мальчугана разжигали в нерешительной девице бесстыдные желания. Но тощий ухажёр всё же не дотягивал до придуманного ею образа высокого мачо, сидящего за рулём собственного авто.

Закомплексованная девочка до горьких слёз стеснялась своих раскосых глаз, тонкой шейки и непослушных волос, пропахших лечебной касторкой. Стоило хоть одному парню обратить на неё внимание, тут и начиналась потеха: громкая икота, предательские слёзы, нервное потирание курносого носика. Её подруга Людочка хохотала во всё горло, наблюдая необратимые последствия строгого родительского воспитания. Сама же хохотушка не стремилась ни замуж выйти, ни завести абы какой романчик, ни задать перца младшему брату, уже вовсю целующемуся на улице с соседской девчонкой на пару лет старше него. Чего только не вытворяла смешливая Людочка, лишь бы поскорее стать взрослой женщиной. И курила втайне от всех, и приносила в школу те самые запрещённые журнальчики, и в кино пробиралась на очень взрослые фильмы, куда несовершеннолетним вход был строжайше запрещён.

Старые воспоминания, нахлынувшие на Антонину Тихоновну, вновь растревожили давно затихшую боль. Она снова и снова перебирала в памяти все события того рокового утра, опозорившего не только её саму, но и всю её семью. По неписанным канонам вся вина за дочерний блуд ложится на родителей, не сумевших правильно воспитать собственное дитя. Тонечкину же провинность, вне всяких сомнений, можно было разделить на равные части между всеми Полукеевыми. Материнское сердце молчало, когда совращали её дочь. Родной отец не замечал за ней ничего странного, разве что поправилась чуток, да личиком похорошела. Братец Егорушка притворялся глухим, когда его сестру громко тошнило по утрам. А младшенькие и вовсе не впускали глупую девчонку в свою сложную мужскую жизнь.

Беременной первородке не пришлось выносить незаконное дитя, о существовании которого, как это обычно случается в порядочных семьях, самые близкие узнали последними. Мать несчастной грешницы услышала о её позоре по дороге на рынок от глазастой соседушки, прозванной за острый язычок Язвой. Как было принято среди близких соседей, женщины приветливо поздоровались, и было направились в разные стороны по своим делам. Внимательная к деталям Матрёна невольно обратила внимание, что Язва забыла назвать её по имени отчеству, как это обычно происходило при их случайных встречах. Вот тут-то и сработала мина замедленного действия.

Криво улыбаясь язвительно-снисходительной улыбочкой, вездесущая бабка участливо прошепелявила:

– Твоя-то, небось, скоро разродится внучком, ишь какая грудастая да справная стала.

Громко причмокнув слюнявыми губами, всезнайка-соседка поглядела на опозоренную мать с гадкой ухмылочкой и игриво покрутила у себя перед животом собранными в сухонький кулачок пальчиками. И, явно гордясь своей осведомлённостью, важно прошествовала мимо окаменевшей Матрёны. Враз прозревшая женщина вспомнила и одинокие прогулки дочери при Луне, и зверский аппетит, нападавший на неё по ночам, когда все уже спали, и упорное нежелание мыться с другими девушками в общей баньке. Понимая, что рождение байстрюка может навсегда закрыть дорогу их беспутной дочери в приличные дома, Матрёна незамедлительно предприняла решительные действия. Не теряя времени даром, она побежала к Анне, известной всему городу бабке-повитухе, не раз выручавшей попавших в беду женщин. За небольшую плату и шматок сала она тайно избавляла раскаявшихся грешниц от нежелательных последствий плотских утех.

Матрёна восприняла срамную беременность дочери, как грязный плевок в лицо себе лично и всему Полукеевскому роду. Под её горячую руку попала не только малолетняя преступница, но и старший сын Егор, недосмотревший загулявшую сестрицу. Взбешённая мать, допросив с пристрастием плачущую навзрыд Тонечку, силком потащила упиравшуюся дочь в наскоро натопленную баньку. Хмуро глядя на обременённую небольшим животиком блудницу, Матрёна всем своим видом демонстрировала, насколько она оскорблена её грехопадением. Девственно чистый предбанник грустно встретил горемычную Тонечку, не желавшую расставаться с нагулянным дитя. Жаркие камешки, тихо потрескивая, испускали смрадный пар, придавая уютной баньке устрашающий вид. Заплаканная девушка, как наяву, увидела висевшую в её комнате очень реалистичную картину с изображением геенны огненной. Скользкий страх сразу сковал её по рукам и ногам, не давая и слова молвить. Стоявшая рядом мать уже не кричала и не пыталась её ударить. Только сейчас Матрёна вдруг осознала, как изменилась её дочь за последнее время. Вытянувшись и округлившись в положенных местах, повзрослевшая девочка выглядела на фоне своих одноклассниц старшей сестрой. Гордячка и зазнайка Людка из параллельного класса так и звала её «тётя Тоня», игриво щипая подругу за выдающиеся филейные части. Сама Людочка уже давно проказничала со взрослыми парнями, дарившими ей то шоколадки, то пряники, а то и денежки за некоторые вольности, что она им позволяла. Хитрющая девчонка разрешала своим поклонникам похлопать себя по попке или погладить грудь, чмокнуть в щёчку или понюхать волосы, не повредив при этом самый дорогой товар, прозванный в народе «целкой». Её школьные подруги тоже хотели бы пошалить, да боялись нарушить строгие указы маменьки. Родительские запреты имели такую непобедимую силу и мощь, что одна только мысль о поцелуях и щипках вызывала у будущих невест непреодолимый страх и холодные мурашки по всему телу. Вскоре, вопреки досужим пересудам, развязная Людка крепко задружила со скромной Тонечкой. И теперь на всех переменах, стоя вдалеке от посторонних глаз и ушей, хихикающие девчонки хвастались друг перед дружкой пёстрыми коробочками, шуршащими шоколадками и даже мелкими монетками. Как ни крути, но без Людкиной поддержки Тонечка ни за какие коврижки не ступила бы на скользкий путь. Сама же подстрекательница сразу после школы выскочила замуж за старика-генерала, раньше всех начав настоящую взрослую жизнь. Замужняя нимфетка немедленно начала наставлять рога своему подслеповатому мужу, тяжело опиравшемуся на толстую трость, украшенную резными вензелями. По случайному совпадению замысловатые завитушки напоминали те самые рога, которые пожилой мужчина гордо носил на своей плешивой голове, не подозревая юную жёнушку ни в корысти, ни в изменах.

В отличие от любимой подруги Тонечке очень хотелось навсегда забыть их школьные забавы. Но коварная память услужливо доставала из самых своих глубин позорные факты её совместных с Людкой приключений. И сейчас на Тонечку снова нахлынуло давнее воспоминание, ничем не связанное с её теперешним положением. Как-то раз, будучи несмышлёнышем лет пяти, девочка пошла с папочкой на бесплатное представление по случаю Дня города. Придуманный для общей потехи праздник отмечался с показной помпезностью, несмотря на полное отсутствие в городе хороших дорог и дешёвых общественных столовых. Чтобы не выпрашивать у отца сладости, Тонечка просто украла с самого большого прилавка две шоколадные конфетки и большую вафлю, завёрнутую в красную шелестящую обёртку. Тающий во рту шоколад, тайком съеденный маленькой воровкой, подарил ей порочное наслаждение от греховного поступка. Но, как повелось, тайное всегда становится явным.

Пойманная за игрой в фантики, нашкодившая девчонка изворачивалась, как могла, плаксиво причитая:

– Боженькой клянусь, я не совершала никакого греха. Маменька, папенька, пожалуйста, не велите казнить, велите помиловать бедную девочку.

Суровый отец не стал долго разбираться, сразу вспомнив и кукольное представление, и забитые сладостями прилавки, и испачканные руки своей дочери. Получившая заслуженное наказание девочка с тех самых пор зарубила на своём курносом носике, что никогда не надо врать и изворачиваться, если уж тебя застали прямо на месте преступления.

Стеснительная и тихая по натуре Тонечка ненавидела мыться в общей баньке, относясь к обычной помывке, как к неотвратимой каторге. Заходя в натопленный загодя предбанник, девочка обречённо снимала с себя исподнее и складывала его очень аккуратно в специально приготовленную сумку. Стыдливо прикрываясь огромным оцинкованным тазом, она забивалась в самый дальний угол, прячась от разбитных соседушек. Взрослые помывщицы бесцеремонно разглядывали всех нерожавших женщин, предполагая вслух, которая из них уже на сносях. Огрызавшиеся молодки беспощадно побивались еловым веником, дабы не повадно было перечить старшим. Тонечка тоже часто получала пахучие шлепки, но так и не научилась давать достойный отпор нахальным тёткам. Лишь постройка собственной баньки подарила ей долгожданную возможность мыться в одиночку, не боясь глупых насмешек острых на язычок бабёнок.

Полузабытые воспоминания, порой смешные, а порой обидные, ранящие в самое сердце, заставили бедную девочку громко вскрикнуть и случайно перевернуть огромную лоханку с водой на раскалённые камешки, выложенные ровной горкой посередине парной. Обжёгшаяся Тонечка начала прыгать на одной ноге, по-собачьи поскуливая и размахивая руками быстрее ветряной мельницы. Из её вишнёвых глаз наконец-то хлынули долгожданные слёзы.

Бабка-повитуха, приглашённая Матрёной ещё накануне, что-то задерживалась. Поговаривали, что, несмотря на почтенный возраст, её пожилой муж любил до сих пор побаловаться на скрипучей коечке и никогда не отпускал свою жену без прощального поцелуя. В этот раз привычные проводы затянулись почти на час, и Матрёна совсем было решилась пойти домой.

Но тут входная дверь тихонько скрипнула, пропуская внутрь припозднившуюся Анну, хрипло сопевшую и надрывно кашлявшую от застаревших болезней. Поговаривали, что изворотливая, охочая до денег женщина, лет тридцать тому назад танцевала в кордебалете, зарабатывая аж по сотне рубликов за один выход. Получив на неблагодарной работе неизлечимую астму, бедняжка вынужденно покинула сцену, щедро платившую ей грязные денежки за откровенные танцы перед подвыпившей публикой. Старые болезни часто давали о себе знать, укладывая непоседливую Анну в постель, заставляя её забросить все, даже самые срочные дела.

Девицам на выданье, незнакомым с жестокими приёмами вытравливания не рождённого дитя из материнской утробы, лучше бы и не знать всех ужасающих подробностей сего гадкого дельца. Вот и мы опустим горькое прощание Тонечки с уже шевелившимся в её теле сыночком, забравшим с собой призрачную надежду на тихое семейное счастье.

С тех самых пор, по любому поводу её глаза наполнялись едва сдерживаемыми слезами: будь то рождение котёнка или падение метеорита в далёкой Мексике. Но спустя всего полгода после семейной катастрофы юная блудница уже действовала строго в соответствии с материнскими наказами.

Случайно встретив Федота, до сих пор её любившего, Тонечка быстренько охмурила не искушённого в амурных делах паренька и уверенно повела его прямо под церковный венец. Матрёна, не чаявшая выдать опозоренную шалаву за порядочного человека, уже была согласна на любого зятька. Поэтому Федот, подвернувшийся очень кстати, стал на редкость удачным кандидатом на вакантное место.

Скромная свадебка не заставила себя долго ждать. Матрёна, наряженная в новую юбку, сшитую специально для такого торжественного момента, первой встретила приехавших из церкви молодожёнов. Помахав для приличия перед новорождённой семьёй старинной иконой, ликующая Матрёна чинно уселась на почётное место по правую руку от дочери.

Радостно улыбаясь и тихонько нашёптывая благодарственные молитвы Господу, довольная тёщенька просто сияла от привалившего счастья. Горемычная доченька, отличившаяся неблагочестивыми поступками, наконец-то стала замужней женщиной. Сняв с себя все прегрешения юности, она добела отмылась и от греховного сожительства с женатым соседом, и от постыдной беременности.

Тихон Григорьевич, сидевший рядом с новобрачными, вряд ли догадывался о срамном прошлом своей единственной дочери.

Гордо поглядывая на Федота, он весело покрикивал:

– Горько, сукины дети!

Громко стуча по столу тяжёлым кулаком, новоиспечённый тесть с удовольствием потягивал из любимой кружки самодельный квасок.

Настоящие Тонечкины чувства никого не интересовали, разве что недавно купленного отцом породистого пса, названного в честь убиенного соседа Порфишей. Несмотря на юный возраст, благородная псина сразу смекнула, что к чему. Умный пёс принимал, как должное, и Тонечкины приказы, и ласковые шлепки по своей наглой морде, норовящей стащить всё подряд с кухонного стола.

Скоропостижная смерть бабки Федота, оставившей ему в наследство небольшой, уютный домик весёленького голубого цвета, круто изменила жизнь огромной семьи. Нежданный подарок судьбы обладал неоспоримым преимуществом перед старыми «хоромами», пропускавшими все звуки сквозь тонкие перегородки. Любое неосторожное движение на семейной кровати вызывало сдавленные смешки и язвительные замечания едва не за каждой стеной ветшающего дома.

Новое жилище привлекало молодую семью своей уединённостью и ухоженным палисадником с раскидистой липой, издающей по весне сладкий дурманящий аромат. Цветущее дерево вызывало у Тонечки страстное желание любить и быть любимой. Давняя обида на мать всё громче звучала в её голове, предрекая скорый конец затянувшейся семейной жизни.

Женские мечты становились всё явственнее по мере того, как её спивающийся муж опускался всё ниже и ниже в грязный омут страстишек, безвозвратно теряя и свою мужскую силу, и зыбкую любовь своей жены. Озлобленный на весь мир Федот огульно обвинял во всех тяжких грехах то свою благоверную, то недавно умершую тёщу, унёсшую с собой в могилу страшную тайну дочери.

Самая главная Тонечкина мечта бегала под её окнами, звонко хохоча и забавно хныча, выпрашивая у неё то пряничек, то конфетку. Топочущие по земле ножки то и дело напоминали бездетной женщине о загубленном в баньке сыночке. В отличие от Тонечки, Федот не любил слюнявых, плачущих без повода младенцев и даже не пытался обсуждать опасную тему с женой.

Как ему сказала тёща, её бесплодная дочь подорвала своё женское здоровье при трагических обстоятельствах. Тяжкий недуг одновременно сразил и отца, и дочь. Тихон надорвался, пытаясь удержать развязавшуюся связку брёвен, а помогавшая ему Тонечка ухватилась за самое большое бревно, падавшее прямо на голову отца. По заверению всё той же тёщи, после таких несчастных случаев часто бывает, что мужики забывают про водочку, а женщины становятся бесплодными.

Прикинувшись простачком, Федот закрыл глаза и на тёщины придумки, и на всезнающую людскую молву, полностью простив свою беспутную жену. А Тонечке и дела не было до постылого мужчины, ласкающего её проклятые Богом гениталии. Прошлогодние страдания и слёзы сжигались, как опавшие листья, а старые беды и обиды выжигались калёным железом.

Окривевшая от инсульта бабка Язва, громогласно позорившая Полукеевских женщин, на коленях вымолила у Матрёны прощение и теперь часто приходила в их дом поболтать за жизнь, а заодно поклянчить домашних вафелек. Ангельские лица Тонечкиных племянников удивлённо смотрели на криворотую бабулю, съедавшую за один присест чуть ли не тройную порцию супа.

Озадаченные малыши весело смеялись в ответ на её щербатую ухмылку и несли ей наперегонки то сладкую булочку, то рыбную кулебяку, а то и горсточку-другую кедровых орехов. Отупевшая от склок и сплетен бабка Язва нисколько не смешила Тонечку, готовую часами стоять в местной церквушке, крепко прижимая к груди потрёпанный молитвенник.

Молодая женщина не раз и не два слышала проповедь о прелюбодейских грехах и неизбежности геенны огненной для всех блудниц. Тем не менее, это грозное предупреждение не мешало ей так и шнырять глазами в поисках Кузьмы Гордеевича, изредка забегавшего на вечерние молитвы.

Как бы не старалась Тонечка, но красавец-мужчина не сразу разглядел в набожной чудилке с длинной косой вызывающе рыжего цвета настоящую женскую красоту.

Но по прошествии всего каких-то пару недель рыжая бестия заняла все его мысли. Брутальный Кузьма Гордеевич глотал язык при встречах с сурово выглядевшей богомолкой, гордо отводившей в сторону свои вишнёвые омуты, беззвучно шепча чистые молитвенные слова.

Даже слепому становилось видно, что холостого мужчину притягивали не только задумчивые женские глаза. Тонечкина тропическая красота, густые рыжие волосы, высокая грудь уже давно стали притчей во языцех у завистливых молодок, сразу приметивших особый интерес завидного жениха к жеманной дурнушке.

Случилось так, что Кузьма Гордеевич не знал, что недоступная для него женщина изредка приходит на паперть за милостынькой от более удачливых соплеменников. Может, и он положил бы в её кружечку денежку-другую, а то и записочку. Так бы и сладилось знакомство.

А пока приходилось только тоскливо вздыхать и прикидываться истинно верующим, забегая в церковь тайком от своих сослуживцев и соседей по дому. Коварная же Тонечка, будто не замечала призывных взглядов влюблённого мужчины, лихо куривавшего в своей машине одну за другой толстые сигары.

Чёрный, как сам ад, автомобиль, портивший городской воздух выхлопными газами, был навечно проклят приходским священником, проповедующим истинные смирение и духовность. Не по нраву батюшке были и вонючие сигары его хозяина. Вопреки сложившемуся мнению, Кузьма Гордеевич всё же заботился о своём здоровье и никогда не курил в машине просто так забавы ради. Искомая сигара зажигалась им, по обыкновению, лишь поблизости от хорошеньких женщин. Исключительно для форса он доставал её из огромного серебряного портсигара, инкрустированного красными и зелёными камушками, и небрежно крутил ею в воздухе до тех пор, пока красотка не начинала нервно хихикать.

Тонечка тоже не единожды испытывалась им на прочность. Жалящий взгляд и восхищённая улыбка заядлого курильщика заново проверяли её на верное понимание жизненных уроков, преподанных ей в далёкой юности. А романтичной женщине, ах, как хотелось прикоснуться к флиртующему мужчине, а не то сесть к нему на колени и жадно поцеловать в тонкие, красиво очерченные губы.

Снова пришли на память дела давно минувших дней. Как же права была матушка, заставляя её учиться не по мудрёным книгам, а по мудрым заповедям, проверенным самой жизнью.

– Девичье лето так коротко, – говорила она Тонечке, приглаживая непослушные кудряшки в её коротенькой чёлочке, отрезанной назло приставучему Федоту.

Противный мальчишка таскался за ней по всему школьному двору, куда бы ни пошла бедная плакса, чтобы тайком вылить накопившиеся за день слёзы. Не остановившись на содеянном, взбалмошная Тонечка принялась кромсать свои и без того пострадавшие кудри. Казалось, она абсолютно забыла об отцовском наказе никогда не обрезать волосы без особой надобности, разве что для избавления от кусачих вшей.

Девичья краса день ото дня укорачивалась и становилась всё тоньше, выбираясь с жалобным писком из крепких материнских пальцев. Вредная привычка отрезать «лишние» волосы привела её к короткой стрижке под мальчика и всеобщему осмеянию дворовыми пацанами, обзывавшими её лысой дурой и кошкой драной.

На всеобщее удивление, уже к концу учебного года на Тонечкиной голове появилась роскошная коса. С тех пор она стала настоящей гордостью взрослой девушки, придавая её походке необыкновенную лёгкость и давно забытый детский подскок. Даже спустя десятилетия в высокой стройной женщине дружно жили бесшабашная юность и мудрая зрелость, заставлявшие её стройные ножки неустанно порхать над земными бедами.

Кузьма Гордеевич, подобно Тонечке, родился в не обременённой достатком семье, жившей по своим собственным правилам и законам. Кузьма рос независимым, строптивым парнем, не любившим родительских указок и нотаций. Ещё мальчишкой он осознал свою непривлекательность для таинственного женского пола. Даже родная мать распределяла свою любовь между сыновьями как-то неравномерно, заставляя долговязого подростка ещё больше сомневаться в себе.

Едва проклюнувшаяся бородка и первые заработанные деньги тут же побудили юного Кузьму пойти во все тяжкие. Молоденькие торговки на рынке были им дотошно осмотрены с ног до головы и тщательно ощупаны всеми возможными способами.

Каждая участница эротического шоу получила за все эти безобразия кто дармовые денежки, кто красивую безделушку или дорогую шоколадку. А вот Тонечку, сторонившуюся подозрительных чужаков, невозможно было ни уговорить, ни купить по причине не продажности её рыжих кудрей, равнодушно проплывающих мимо зачастившего на богослужения Кузьмы Гордеевича.

Девушкам на выданье приказано молить Боженьку изо всех своих силёнок о беззаботном будущем, безбедном и романтическом, как в самой красивой сказке. И, конечно же, о ребятишках. Пусть горластых и сопливых, но всё же приносящих вместе с собой безмятежное счастье, так необходимое не только молодым женщинам, но и степенным матронам, вроде Тонечкиной свекрови.

Давно мечтавшая о собственных внуках женщина, ворчала лишь для проформы, ни в чём не отказывая любимой сношеньке. В угоду матушке, подкаблучный Федот прекратил следить за каждым шагом своей жены, окружив её полным доверием. Тем более, что и глазастые соседки не замечали свою товарку ни в чём, что могло бы опорочить её женскую честь.

Взрослую Тонечку больше не манил запрещённый в девичестве секс, а вечно пьяный муж не дотягивал своими ласками ни до бывшего любовника, ни до придуманного ею сказочного принца в чёрном авто. Оставалась одна надежда на невысокого по её меркам мужчину, часто приезжавшего в церковь к окончанию вечерней молитвы.