Рапсодия для двоих

– Рисковая ты баба, – кто-то гаркнул зычным голосом из толпы зевак. – Убьёт ведь тебя Федот невзначай, и ухажёр твой не поможет.

Тонечкины пальцы, умело свернувшись в два маленьких, но очень многозначительных кукиша, повернулись в сторону владельца громогласного баска. Струхнувший мужичонка тут же исчез из поля зрения и самой Тонечки, и её поклонника, продолжавшего целенаправленно продвигаться к своему автомобилю.

Двое всегда найдут о чём поговорить, даже, если они раньше никогда не встречались и не слышали ни о Карибском море, ни о нашумевшем скандале с тухлой рыбой, ни о любовных делах самой королевы.

Вот и Тонечке казалось, что она знает этого усача всю свою жизнь. И что она смогла бы без единого словечка понять не только, чего он хочет, но даже что чувствует в каждую новую минуту или даже секунду.

Автомобильный гудок оглушительно пискнул, соглашаясь с неожиданным предложением симпатичной незнакомки прокатиться к реке, где, вероятнее всего, никого не будет до самого вечера. Тонечкины пальчики снова и снова гладили взмокшую спину горбуна, едва не забывшего, кто находится рядом с ним. То ли его умершая мать, то ли старая цыганка, то ли рыжая девчонка из его сопливого детства.

Река манила Тонечку не просто так. Все мало-мальски важные события в её жизни почему-то происходили именно на берегу реки. Там она испробовала сладкий вкус настоящего поцелуя, там же поняла, что беременна, там же играла с Евгением Марковичем в запретные игры.

Кузьме Гордеевичу, ох как, не хотелось куда-то ехать из этого благословенного Богом места. Но желание избавиться от горба и расправить свёрнутые в нём крылья заметно перевешивало любые перспективы.

Водительская дверь слегка приоткрылась, и прокуренный голос вежливо произнёс:

– Куда поедем, хозяин?

– К реке, батенька, к реке, – насмешливо ответила за Кузьму Гордеевича Антонина.

На Федота, одиноким привидением стоявшего в дверном проёме, даже не хотелось смотреть. Его потрёпанная физиономия и грузная фигура, не скрывавшие пагубных пристрастий и их последствий, вызывали только брезгливую жалость. Нерешительное поведение прыщавого рогоносца выглядело неприглядно не только для самой Тонечки и её совратителя, но и для случайных зрителей.

Посадка в машину едва ли заняла пару минут. И вот уже она загромыхала по мостовой, как огромная консервная банка. Радостно пыхтя громче старого паровозика, катавшего ребятишек в привокзальном парке, несла она Тонечку от грустного прошлого к светлому, как ей самой казалось, будущему.

Внезапно автомобиль сипло фыркнул и на минуту заглох. Железный конь словно прочитал невысказанные мысли своего хозяина, всё ещё сомневавшегося в серьёзности всего происходящего. А в это время довольная Тонечка мирно посапывала рядом с ним, делая вид, что её абсолютно не интересует ни сам Кузьма Гордеевич, ни его импозантный водитель, ни происходящее за окнами автомобиля.

Призрачный шум реки становился всё явственнее. Казалось, ещё миг – и она хлынет в машину, не успей Гоша, так звали водителя Кузьмы Гордеевича, вовремя остановиться. А неугомонная Тонечка всё гладила и гладила горбатую спину хозяина автомобиля, уже готового выпрыгнуть наружу.

Неожиданно для обоих мужчин, женское тело оказалось намного проворнее, проскользнув, как угорь, через распахнутую одним движением руки дверцу. Раздосадованный Кузьма Гордеевич хмуро последовал за Антониной Тихоновной, что-то невнятно пробурчав себе под нос. Всякий раз, выходя из машины, он произносил про себя некое подобие молитвы:

– Да пребудет со мной вся сила моего рода. Да не иссякнет рука дающего.

Глупо, конечно, для взрослого человека, не верящего ни в одну народную примету. Сам мужчина уже не помнил, где он подцепил эти смешные фразы. Но так уж повелось, что они постоянно крутились в его голове и повторялись раз от разу, когда ему предстояло совершить что-то очень серьёзное. А ещё он так и не научился покидать автомобиль по-начальничьи степенно. Бравый функционер выстреливал себя наружу с самым серьёзным выражением лица. Как если бы от каждого такого прыжка зависела не только его собственная жизнь, но и будущее всего привокзального посёлка, где он провёл немало дней.

Снова и снова, будто под микроскопом, разглядывал он свою жизнь.

Неужели это его унижали грязные маргиналы, норовя побольнее уколоть лохматого горбуна в огромной соломенной шляпе и потрёпанных сандалиях на босу ногу?

Неужто это он рыдал на вокзальном перроне, размазывая кровавые сопли по лицу?

Неужели это он заглядывался на всех рыжих девчонок в глупой надежде получить мгновенное исцеление?

Неужели это он сейчас стоит рядом с чужой женой и готов броситься хоть в омут с головой ради её вишнёвых глаз?

Прокуренный басок деда Гоши вовремя отвлёк его от грустных мыслей.

– Ладненькая фигурка у тебя, – восхищённо просипел пожилой мужчина, искоса поглядывая на Тонечку.

Раздевающаяся женщина, казалось, ничего не слышала и никого не видела. Не обращая внимания на удивлённого водителя и кривую усмешку Кузьмы Гордеевича, намертво приклеившуюся к его лицу, молодая женщина попеременно трогала то одну свою вещицу, то другую. Будто не могла сразу принять решение, что будет снято в первую очередь. Раздевалась она очень медленно, как бы приглашая всех присутствующих полюбоваться своей точёной фигурой, не испорченной ни ранней беременностью, ни сороками с небольшим гаком годами.

Кузьма Гордеевич никогда бы не поверил, что богобоязненная женщина из очень порядочной семьи могла так отвязно себя повести, если бы не видел всё собственными глазами. Чувствуя спиной удивлённо-восхищённые взгляды, полураздетая нимфа остановилась на самом интересном месте, словно растерявшись от собственной смелости.

– Ну, что ты, девонька, застыла? Чай не год здесь стоять будем. Хозяину ведь и отдыхать когда-то надо, – снова вставил своё веское слово дед Гоша.

– Цыцкать дома будете на своих детишек, если, конечно же, они у вас имеются, – с достоинством произнесла Тонечка, грациозно повернувшись в сторону присмиревшего водителя.

Кузьма Гордеевич наконец-то обрёл дар речи и приказал распоясавшемуся холопу немедленно ехать на заправку и быть на месте ровно через час.

– Давно бы так, а то время зря теряем. Ишь, какая вода холодная. В самый раз для лечения будет, – пробурчала себе под нос горе-целительница.

Так, по крайней мере, её воспринимал Кузьма Гордеевич. И она сама, похоже, тоже не совсем понимала, зачем вообще притащила его на речку.

– Ну, чего же ты ждёшь, милый… – нежно смеясь, как самый звонкий колокольчик, крикнула Тонечка и быстро вошла в воду по пояс.

Роскошные волосы, небрежно распущенные по её плечам, напоминали не то морские водоросли, не то густую паутину. Рыжие кудри надёжно прикрывали не только её обнажённую спину, но и роскошную грудь, не испорченную ни тёплыми губками не рождённого младенца, ни страстными поцелуями вечно пьяного Федота.

Кузьме Гордеевичу снова показалось, что внутри его безупречно пустого сердца быстро шевельнулось что-то, очень похожее на укус пчелы и поцелуй бабочки одновременно. И вроде бы больно, но почему-то не жжёт и совсем не обидно. И хочется ещё и ещё раз почувствовать и нежное дуновение тонких крылышек, и робкий укол пчелиного жала.

Тонечка тем временем успела не только зайти в воду, но и снять с себя последнюю одежду, прикрывавшую её роскошное тело. Призывно посмотрев на своего возлюбленного, она нырнула и уверенно поплыла в сторону едва видневшегося островка, где обитали только дикие утки и залётные лебеди.

Махнув рукой на все правила приличного поведения в общественных местах, Кузьма Гордеевич быстро разделся до нижнего белья и, слегка поразмыслив о последствиях содеянного, остался в чём мать родила.

Тонечкина голова постепенно отдалялась от берега и становилась всё больше похожей на небольшую тыковку.

Никогда ещё Кузьме Гордеевичу не было так страшно за другого человека. И он всё больше осознавал, что любит эту женщину вопреки всем запретам и правилам. И ни за что не отдаст её обратно этому грязнуле и пьянице Федоту, не имевшему за душой ни денег, ни абы какого ума, чтобы владеть таким бесценным сокровищем.

Мысленно прочитав подходящую для всех случаев молитву «Отче наш» (тем более, что никакой другой молитвы он и в глаза не видел), наш кавалер слегка поморщился, но всё же решительно вошёл в воду и размашисто поплыл вслед за ускользающим счастьем.

Тем временем Тонечкина «тыковка» уже подплывала к островку и, казалось, что уже ничто не сможет ей помешать осуществить задуманное. А Кузьме Гордеевичу и в голову не приходило, что же там, на острове, может быть такого, из ряда вон выходящего. То, что сможет ему хоть как-то помочь убрать со спины ненавистный горб.

Неожиданно на горизонте появилось утлое судёнышко, вполне пригодное для спасательных операций на воде. Резиновая лодочка уверенно плыла в том же направлении, что и два любящих сердца.

– Эй, мужик, ты чего там делаешь? – крикнул что есть мочи её хозяин. – Неужто надумал утопнуть прямо тут на моих глазах? Кралечка твоя, поди, получше тебя плавает. Гляди – уже и на бережок вышла. Давай руку, подброшу с ветерком до самого островка. Дно там илистое, можно и утонуть невзначай, если не знать, где выходить на берег.

Кузьме Гордеевичу и вправду не хотелось погибать ни за грош, ни за копейку. Поэтому, недолго думая, он протянул руку своему негаданному спасителю и по-тюленьи перевалился за резиновый бортик.

В это самое время Тонечка, приветливо улыбаясь игривым солнечным лучам, что-то быстро писала на самой кромке берега тоненьким прутиком, подобранным тут же на островке. Уверенные движения и сосредоточенное выражение лица явно говорили о том, что женщина отлично владеет колдовской техникой.

Причалившие чуть в стороне от магического места мужчины не сразу рискнули подойти к обнажённой женщине, творившей на песке не то старинные руны, не то страшные цыганские заклинания.

– Ну, ты, того, не поминай меня лихом, – почему-то шёпотом произнёс мужичок и смущённо поглядел в сторону голой ведьмочки. – Если что, запали костерок, и я тут же приплыву. Я и спички вам оставлю. А чтобы не промокли, заверни их получше.

Шум отплывающей лодки поставил точку в знакомстве с местным лесником и даже принёс некоторое облегчение не только Кузьме Гордеевичу, но и Тонечке, продолжавшей, как ни в чём не бывало, отплясывать свой колдовской танец.

– Заждалась я тебя, Кузьма Гордеевич! Что-то долго ты добирался. Знать, или плавать не охоч или лечиться не желаешь. Крылышки-то, чай, замёрзли, да и заветную дверцу не открыть мне без твоей помощи, – полузакрыв глаза, тихо шептала дрожащая от холода женщина.

Стоя на берегу под её пристальным взглядом, Кузьма Гордеевич совершенно позабыл, что на нём нет привычной одежды: ни широкого пиджака, ни полосатых брюк, ни шёлкового жилета. Да и вообще ничего нет, словно он только что родился из речной пены подобно Афродите.

Ничто не должно было отвлекать двух влюблённых от колдовского действа. Но, видимо, само провидение было против этого, послав им в качестве знамения огромного кота, невесть как очутившегося на необитаемом островке.

Толстое, пушистое создание, одичавшее не по своей воле, решительно направилось к Тонечке, норовя броситься на неё, как более слабого представителя рода человеческого.

Кузьме Гордеевичу ничего не оставалось, как грозно прикрикнуть на дикого зверя и замахнуться на него сжатой в кулак рукой. Лениво зевнув и злобно прошипев что-то вроде «порву всех на портянки», чёрный котяра медленно удалился в редкие кустики, откуда вынырнул буквально минуту назад.

Тонечка звонко расхохоталась и ласково приложила к волосатой груди своего спасителя побелевшие от страха ладошки.

– А мне вовсе и не страшно было. Это же просто кот, хоть и одичал слегка. Не правда ли, Кузенька? – насмешливо пропела женщина, поворачиваясь к мужчине спиной, что сразу сделало её похожей на настоящую русалку.

Кузьме Гордеевичу вдруг захотелось схватить её за волосы и прижать к себе так сильно, чтобы она запросила пощады и начала вырываться, возбуждённо задыхаясь и жалобно причитая по-бабьи. А вот что она должна была при этом говорить, Кузьма Гордеевич не успел придумать, поскольку Тонечка и на самом деле начала поскуливать нараспев, как если бы песню пела или читала очень грустное стихотворение.

Обнажёнными ногами она выделывала странные па, очень похожие на величавый аистиный шаг. Холодные пальчики больно дёргали густую поросль на мужской груди и, казалось, что ни конца, ни края этому не будет. Влюблённая парочка даже не заметила, как пролетел целый час.

Сиплый гудок автомобиля заставил Тонечку встрепенуться, а Кузьму Гордеевича инстинктивно прикрыть причинное место. Экстренная помощь в лице деда Гоши подоспела, как нельзя, кстати. Вот только «лечение» не успело войти в свою кульминационную стадию.

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Только не в нашем случае. С испокон веков известно, что человеческими руками можно вылечить практически любые болезни, было бы желание и безграничная вера в выздоровление. И то, и другое, несомненно, присутствовало. И оба это хорошо понимали.

Взглянув на обнажённого мужчину, Тонечка покраснела от стыда, заново осознав не только свою наготу, но и всю комичность ситуации. Но делать нечего. Раз назвался груздем, то и коробок непременно найдётся. Вот и пришлось знахарке-самоучке изображать из себя настоящую доку, лишь бы не разочаровать любимого мужчину.

Мягко покачивая бёдрами, совсем как когда-то её беременная мать, Тонечка плавно присела на корточки и, слегка задумавшись, нарисовала на песке не то воздушный шар, не то куриное яйцо. Почему яйцо было именно куриным, она не смогла бы объяснить ни себе самой, ни своему пациенту. Но так уж получилось, что ей пришлось вспомнить всё, что она когда-то слышала от своей бабушки и читала в старинной книжке, найденной на чердаке.

Колдовские картинки с рунами и женскими фигурками с растопыренными пальцами вспыхивали перед её закрытыми глазами. Все изображения принимали очертание не то самой Тонечки, не то её умершей бабушки. Сердитая старушка невнятно шептала ей прямо в уши не то детскую считалочку про мертвяков, не то математическую задачку с тремя неизвестными. Покорно следуя её советам, Тонечка взяла в левую руку тоненький прутик, которым только что рисовала на песке, и больно хлестнула им прямо по голой спине Кузьмы Гордеевича. Так сильно, как только могла.

Не ожидавший такого беспредела мужчина громко вскрикнул от острой боли и посмотрел с немым укором на свою мучительницу. Тонечка же сделала вид, что ничего такого особенного не произошло, и продолжила что-то шептать на непонятном, птичьем языке. Незнакомые слова перемежались пощёлкиванием и посвистываниями, напоминавшими не то клёкот токующего кречета, не то плач обманутой девицы.

Внезапно пошёл мелкий дождик, и налетел резкий порывистый ветер. Рискуя промокнуть насквозь, ни один из участников магического обряда не сдвинулся с места ни на шаг. Прогремел гром, и прямо за спиной голой колдуньи сверкнула ослепительная молния. Тонечка даже не вздрогнула, только слегка прищурила глаза, будто не заметила ни явного испуга в глазах своего возлюбленного, ни чёрного кота, снова появившегося из кустов.

Душераздирающее мяяяууу раздалось у неё чуть ли не под ногами, и сразу началась настоящая потеха. Тонечка хлестала наотмашь Кузьму Гордеевича прямо по розовой отметине, появившейся после её первого удара. Обнаглевший от безнаказанности кот тоже рвался в бой. Горячая кровь заставляла его яростно кусаться и пребольно царапаться, не позволяя чужим рукам даже притронуться к своему телу. Клочья кожи и шерсти летели во все стороны, но почему-то никому из участников фарсовой битвы не приходило в голову прекратить это безобразие.

Наконец Тонечка притомилась и томным голосом произнесла:

– Ну, что, милый? Поплыли обратно. А то Георгий Фомич уже нас заждался. Видишь, как бегает по берегу? Видно, с ума сходит от ревности, дурень старый. А котика можем с собой взять, если сможешь его словить.

В надежде найти хоть какую-то одежду, Кузьма Гордеевич побрёл к шалашику, выстроенному чьими-то заботливыми руками почти на самой кромке острова. За последних четыре часа он и маковой росинки в рот не бросил. И сейчас его пустой желудок тоскливо напевал свою обычную голодную песню, раздражённо побуркивая и постанывая от едва сдерживаемой злости на своего нерадивого хозяина. Тонечка тоже была не против перекусить хотя бы краюшкой хлеба. Но, как говорится, не до жиру, быть бы живу.

В полуразвалившемся шалашике, как ни странно, нашёлся не только видавший виды пиджак огромного размера, но и потрёпанное временем не то покрывало, не то полотенце. Аккуратно расправив на коленях голубое в грязных потёках чудище, Тонечка счастливо рассмеялась и радостно промурлыкала, как голодная кошечка, которой только что преподнесли целый кувшин вкуснейшей сметанки:

– А вот и платьице можно смастерить. Да и пиджачок вполне пригоден для носки.

Тонечкиному благоразумию, похоже, пришёл конец. Некогда набожная женщина сидела на корточках напротив постороннего мужчины совершенно голая и обсуждала с ним не божий промысел, а простые житейские дела.

– Не надо так суетиться, если нет в этом надобности, – суровым тоном произнёс Кузьма Гордеевич. – Мы тут совершенно одни, и никому и в голову не придёт за нами следить в подзорную трубу. Есть у меня один знакомец. Только свистну – сразу приплывёт и доставит нас в лучшем виде куда попросим.

Дед Гоша, тем временем, успел и костерок развести на берегу, и ушицы наварить из купленной тут же стерлядки. Лодочников, как назло, не было ни одного. Но, помня обещание лесника, Кузьма Гордеевич внимательно осмотрел засохшие камыши и легко набрал целую кучу хлама, вполне пригодного для абы какого костерка.

Вспыхнувшее пламя осветило не только лица двух невольных посидельцев, но и чёрного отшельника, возлежавшего чуть поодаль от них. Рядом с мордой кота валялась огромная крыса, не то выловленная им на острове, не то специально привезённая для него местными гринписовцами. Сигнальный костерок уже догорал, а обещанной помощи так и не было. Но, по обыкновению, и беда, и радость приходят тогда, когда их совсем не ждёшь.

Было бы несчастье, да нежданно-негаданно привалило счастье в лице самого Андрея Шишкина. Клубный вышибала и вольный репатриант недавно прибыл из Казахстана на ПМЖ в Россию, да так и застрял между молотом и наковальней. Руки у парня были золотые: что любой автомобильный ремень поправить за пятнадцать минут, что каши сварганить из топора, что девку охмурить за здорово поживаешь. Любо-дорого было не только смотреть на его работу. Снова и снова хотелось послушать знаменитые байки из его реальной жизни и леденящие душу страшилки, нарочно придуманные на радость благодарным слушателям.

Грустное выражение лица, никогда не покидавшее Андрея, так и просилось на полотно, где его и отображали местные художники, непризнанные гении земли русской. Даже дед Гоша немного слышал о жизненных перипетиях Шишкина, но никогда не придавал особого значения ни его россказням о самом себе, ни тому, что болтали о нём люди.

Вот этот-то героический самозванец и прибыл на место дислокации влюблённой парочки, да не с пустыми руками и не на надувной лодочке. Рокот моторки не смог заглушить радостного крика Тонечки, начинавшей уже замерзать в стареньком покрывале. Да и Кузьме Гордеевичу тоже очень хотелось попасть в уютное тепло своего кабинета.

– Эй вы, на острове… Долго что ли собираетесь там торчать? А котейка ваш будет или приблудыш какой? – намеренно тоненьким голоском пропищал Андрей.

Быстро сориентировавшись в ситуации, ушлый парень сразу запросил кругленькую сумму за немедленное спасение не то погорельцев, не то переселенцев, не то извращенцев. В этой ситуации глупо было привередничать и искать сомнительную выгоду. Кузьма Гордеевич, будучи по натуре мужчиной решительным и не жадным, ударил по рукам с нахальным вымогателем и ласково попросил Тонечку сесть в лодку.

Чёрный котяра, то и дело оглядываясь на людей, лениво побрёл к своим кустикам, нервно позёвывая и гордо встряхивая головой. Тем самым умный зверь давал понять, что не собирается просто так покидать свою законную территорию, где им был досконально изучен каждый уголок, и где он был полноправным хозяином.

Подуставший от долгого ожидания лодочник сладко потянулся и проскрипел подобно уключинам:

– Ну, скоро вы там? А то у вашего дедка водочка простаивает, и закуска киснет. Копошитесь, как тараканы, а толка нету.

Тонечка медленно, совсем по-царски, протянула ему руку, давая понять, кто здесь на самом деле хозяин. Андрейка по-хулигански сплюнул в воду, презрительно хмыкнул, но протянутую руку всё же взял и помог женщине взойти на моторку. По Тонечкиному хотению простенькая лодчонка с дребезжащим и плюющимся маслом двигателем тут же превратилась в настоящий корабль, оснащённый всем необходимым для дальнего плавания.

– Курить не дадите? – нисколько не смущаясь присутствия двух мужчин спросила Тонечка моторного капитана, хотя ни разу в жизни даже дыма табачного не нюхала.

– Не курю и вам не советую, – как можно суровее произнёс товарищ Шишкин, тоскливо оглянувшись на Тонечкиного спутника. – Вот уж не ожидал, что такие интеллигентные люди будут голяком по острову щеголять, да ещё и курить что ни попадя, – так закончил свою нравоучительную речь лодочник Андрей.

Двигаться вперёд не так уж сложно, лишь бы денежки были да умишка чуток. Но ни того, ни другого не было ни у одного из семи братьев Шишкиных, беспечно прожигавших свои молодые годы в далёкой казахской глубинке. Практичный Андрей в жизни не прочитал ни одной книги от корки до корки, разве что через пень колоду школьные обязаловки, да и то, сидя в туалете. Тем более, удивительно, что каким-то образом он всегда умудрялся держать нос по ветру. Вот и моторку прикупил по случаю, и ни разу не пожалел о, казалось бы, бесполезном приобретении, поскольку ни рыбалка, ни охота его никогда не интересовали. Денежки не то чтобы полились к нему рекой, но на икорку и колбаску копчёную всегда хватало.

Бескорыстной Тонечке было невдомёк, что нежданный спаситель не за так взялся их перевести к берегу, а запросил с Кузьмы Гордеевича довольно-таки ощутимую даже для него сумму. Сметливый перевозчик сходу определил на глазок, что перед ним стоит не работник топора и лопаты, а труженик кабинета или бери выше – директор завода или фабрики.

Загнанный в угол мужчина готов был написать расписку чуть ли не собственной кровью, лишь бы поскорее выбраться из этой патовой ситуации. Втайне от Тонечки великие конспираторы ударили по рукам, и Шишкинская моторка, задорно побрякивая пустыми бутылками, понеслась к вожделенному берегу, где её уже поджидал свежевымытый автомобиль.

Аварийные фары, загодя включённые дедом Гошей, показывали дорогу своему загулявшему хозяину, совсем как настоящий маяк. А сам «смотритель маяка» устало сидел на раскладном стульчике рядом с машиной. Дремлющий водитель изредка вздрагивал и широко открывал глаза, всем своим видом демонстрируя, что ему всё нипочём, лишь бы Кузьма Гордеевич был доволен.

Дребезжащий звук моторки не только разбудил задремавшего мужчину, но и привлёк внимание редких рыбаков, стоявших рядком вдоль берега. Не обращая внимания на удивлённые взгляды, Кузьма Гордеевич наскоро рассчитался с Андреем и галантно предложил Тонечке откушать свежей рыбки с кагором. На что она ответила решительным отказом, незаметно кивнув в сторону деда Гоши. Пожилой водитель с тоской поглядывал на часы, ненавязчиво давая понять, что его рабочий день давным-давно закончился.

– А рыбку и вино отдайте хоть тому же Андрею. Время-то нелёгкое. Не каждый может позволить себе не то, что деликатесы, на хлеб иногда у людей денег нет, – тихонько произнесла Тонечка и решительно взяла свою одежду, аккуратно разложенную прямо на капоте автомобиля. Тут же лежала и еда, и мужской комплект одежды.

Недолго думая, дед Гоша посвистел по-разбойничьи, засунув в рот два пальца. На его молодецкий посвист тут же прибежали босоногие ребятишки, по обыкновению крутившиеся именно там, где им строго-настрого запрещали родители. Рыба была мгновенно съедена, запретное для молодняка вино пристроено на заднее сиденье машины. А, тем временем, из отплывающей моторки тонкого знатока человеческих душ уже лилась грустная песня «Славное море, священный Байкал…».

Пострадавшая от магического «лечения» спина Кузьмы Гордеевича полыхала так сильно, будто по ней прошлись не женские пальчики, а пробежало целое стадо обезумевших бизонов.

– Ничего-то ты не понял, милый…, – проворковала Тонечка противным, сладеньким голоском, снова кому-то подражая. Таким образом провинившаяся колдунья пыталась разрядить накалившуюся обстановку.

– Давайте сядем в авто и поговорим серьёзно. Нам ведь есть, что обсудить. Не так ли? –Кузьма Гордеевич, похоже, не понимал шуток и не собирался играть по чужим правилам.

– Не думаю, что так уж необходимо делать это в машине. Проще будет посидеть на бережку, посмотреть на закат, послушать птичек, авось, что и выгорит.., – уже своим нормальным голосом произнесла Антонина Тихоновна.

Делать нечего. Кузьма Гордеевич, будучи по натуре мужчиной непритязательным, тут же присел на огромный гранитный камень. Галантно протерев полами пиджака местечко рядом с собой, он жестом пригласил к себе Тонечку. Мадам не стала кривляться и привередничать. Усаживаясь рядышком с Кузьмой Гордеевичем, она укоризненно произнесла:

– Что ж вы так выкаблучиваетесь, уважаемый товарищ Флегентов. Не стоило пиджачок марать, да и руки карябать о камни.

Для замужней женщины было явно внове сидеть рядом с посторонним мужчиной, да и разговаривать с ним на скользкие темы, никак не связанные ни с повышением урожайности ржи, ни с увеличением удоев родительского стада.

– Грязные слова, надеюсь, не будете говорить больше? А то понаслышалась я от вас на острове, до сих пор в ушах звенит, – вдруг хихикнула рыжая ведьмочка. Лукаво стрельнув глазами в своего собеседника, она, как бы невзначай, уронила на землю огромную заколку, украшавшую её пышные волосы, собранные по обыкновению в тугой узел, а сейчас распавшиеся по её округлым плечам.

– Красивая ты женщина, Антонина. Но вот стерва первостатейная. Рот бы тебе закрыть на замочек побольше, да и увезти отсюда подальше. Чтобы твой муженёк больше никогда тебя не обидел, – Кузьма Гордеевич словно видел Тонечку насквозь.

Смущённая женщина по инерции продолжала хихикать, словно не понимала, что только что ей признались если не в вечной любви, то, как минимум, в серьёзности намерений.

– А крылышек-то нет и никогда не было. Вот так-то, милый, – облегчённо выдохнула она, разом сбрасывая с себя тяжёлый груз ответственности и за роковую ошибку старой цыганки, и за своё безрассудное поведение на острове.

– Знаю. Теперь всё знаю. Можешь не оправдываться. Глупо, что поверил старухе, и полжизни потратил впустую. Но ведь тебя-то она мне предсказала? Не так ли? И пусть не избавила ты меня от треклятого горба, но научила ведь уму-разуму и очочки розовые с носа моего сбросила. Выходи за меня, любить буду до конца дней своих. Обещаю, что никогда тебя даже пальцем не трону, и детишек ещё нарожаем целую кучу, – с каждой новой фразой голос Кузьмы Гордеевича крепчал, прибавляясь звенящими, как тетива, нотками.

– Так и быть, я готова хоть сейчас выйти за вас замуж. Но вот только Федота куда девать будем? Муж ведь законный, даже в церкви венчанный, – нараспев произнесла взволнованная женщина. И невдомёк было Антонине Полукеевой, что супруг её венчанный висел прямо сейчас в самодельной петле из бельевой верёвки на виду у соседей, брезгливо тыкавших в покойника пальцами, не решаясь подойти к нему поближе.

С тех самых пор горе-целительница нежданно-негаданно стала абсолютно свободной женщиной, одновременно получив статус коварной погубительницы собственного мужа.

Жизнь иногда преподносит нам нереально сказочные подарки, но часто с привкусом горечи или обиды. Череда событий несётся, как стреноженный конь, не оставляя никакой надежды их участникам на смену декораций и актёров.

Много лет прошло с той судьбоносной встречи двух одиноких сердец. Но и теперь уже бабушка Антонина Тихоновна Флегентова с весёлой усмешкой вспоминала и рисковое «лечение» будущего мужа, и огромного чёрного котяру, жившего в гордом одиночестве на необитаемом острове, и рождение ровно через год после свадьбы долгожданных сыновей-близнецов, как две капли воды похожих статью и характером на свою мать.

Бравурная музыка свадебного оркестра прервала мимолётные воспоминания пожилой женщины. Поневоле прислушиваясь к громкому перешёптыванию стоявших чуть поодаль подружек невесты, Антонина Тихоновна быстро смекнула, о чём болтали юные хохотушки.

Оживлённо переглядываясь, девчонки встали полукругом, определённо собираясь повторить с самого начала весь процесс кидания свадебного букета. Казалось, они не замечали ни танцующих парочек, ни главного гостя свадебного тожества, направляющегося к роскошному креслу с бархатной обивкой цвета спелой вишни. Тем не менее, появление пожилого богача было встречено раздирающими уши визгами, вызвавшими у Антонины Тихоновны едва скрытое омерзение.

Полуодетые нимфетки наперегонки бежали к нему якобы за автографом. Так, по крайней мере, могло показаться со стороны неискушённым в любовных делах зрителям. На самом деле, каждая девчонка мечтала первой добежать до лакомого кусочка, чтобы застолбить особое местечко в его холостяцком сердце. Антонину Тихоновну так и передёрнуло от отвращения и стыда, ведь и она жила когда-то с постылым мужчиной, и это она избавлялась в старенькой баньке от прижитого вне брака младенца. Будто ей назло, девчонки, продолжали кричать и кривляться, представляя себя не то на театральной сцене, не то на красной ковровой дорожке. А то и в спальне заезжего богатея, приславшего на свадебный праздник самый роскошный букет чуть ли не из тысячи белоснежных роз.

Глазами, полными скорби и любви, Антонина Тихоновна глядела то на своего мужа, то на младшенького внучка, сидевшего у неё на коленях. Мирно посапывающий малыш даже не подозревал, через какие тернии пришлось пройти его бабушке. Расчувствовавшаяся женщина то нервно теребила край скатёрки, то ласково ерошила Ванечкину голову, стараясь не задеть проходящего мимо официанта. Вдруг справа от неё раздался душераздирающий крик:

– Помогите, ради Бога! Спасите моего ребёнка. Данечка упал за борт, а он совсем не умеет плавать… Кричала русоволосая женщина, стоявшая чуть поодаль от капитанского мостика.