Рапсодия для двоих

Шрамы от острых когтей сказочного друга болели далеко не сказочной болью. Порою покалеченное в детстве тело заставляло его громко стонать, когда вертухаи жестоко били его за неповиновение и злобный нрав, а сокамерники в это время злорадно ухмылялись в предвкушении скорого появления на зоне нового «петушка».

Харитону не всегда удавалось прийти в себя сразу после резких ударов в пах или по голове. Но остатками убегающего сознания он понимал, что никак нельзя попасть в руки к опущенцам, чтобы волею случая не стать одним из них. Вряд ли кому-то из тех, кто никогда не сидел на тюремных нарах, приходилось по-настоящему испытывать непреходящее желание вдохнуть свежий ветер свободы или украсть у английской королевы её самый большой бриллиант.

Иногда Харону, прозванному так друзьями ещё на воле, то ли за особую жестокость к рискнувшим перейти ему дорогу, то ли просто шутки ради, казалось, что все его желания уже выполнены сполна. Божественное имя прилепилось к нему после первой поножовщины, да так и осталось с ним, видимо, до самой смерти.

В тюремной камере, где сидело сразу шестеро человек, никому бы и в голову не пришло, что его прозвище как-то связано с миром мёртвых. Да и сам Харитон не очень-то дружил с греческой мифологией.

Лёжа ночью под потолком, молодой зек представлял себе, как вернётся домой и откроет свой собственный магазин или лавку по продаже угля наивысшего качества. Перед закрытыми глазами пробегала вся его короткая жизнь. Услужливая память заставляла вспоминать и вечно простуженную мать, надрывно кашляющую на продавленном диване, и бабку Пелагею, лениво ковыряющую в печурке старенькой кочергой.

Небогатому семейству Соколовых редко когда удавалось приобрести настоящий антрацит, стоивший по тем временам немалые деньги. Несмотря на это, каждый вечер принималось совместное решение, чем топить печь. И бесспорным победителем выходил всё тот же антрацит. Благородный камень дарил необыкновенное тепло небольшому домику, где вместе с Харитоном ютились две его самые любимые женщины и приблудный кот Васька.

Памятные даты нечасто отмечались в их доме, принося излишнюю сумятицу в размеренную жизнь Пелагеи. Нелюдимая женщина не любила ни громких песен за столом, ни прощальных поцелуев, ни пьяных выкриков за окном загулявшего соседа дяди Гоши. Сам Харитон никогда не сидел за общим столом и не наедался вволю, оставляя самые лакомые кусочки матери. Немудрёная женщина решительно не понимала, как могла оказаться на окне большая тарелка с рассыпчатым печеньем и шоколадными конфетами. А Харитон, хитро посмеиваясь, всё подливал ей горячий чай, разворачивая сразу по две конфеты.

Сидя на низенькой табуретке напротив гудевшей по-звериному печи, довольная мать медленно прихлёбывала из своей любимой кружки, ласково поглядывая на сына. То и дело её клонило в сон. Огромные бирюзовые глаза закрывались, русая голова клонилась на грудь, натруженные руки роняли на пол простенькие чётки, доставшиеся ей от отца Матвея. Такой и запомнилась ему матушка, оставив в его душе тихую печаль и страстное желание хоть как-то загладить перед ней свою вину.

В тюрьме было только одно место, напоминавшее Харитону его родной дом и рано ушедшую мать. Этим местом была построенная ещё при царе горохе старенькая кочегарка, предназначенная больше для баловства, чем для удовлетворения тюремных нужд в тепле и горячей воде. Сторожил её и портил окружающий воздух по воскресным и праздничным дням местный громила по кличке Бандюган.

Пожилой мужчина попал когда-то на зону за надругательство над советским флагом в особо изощрённой форме. Да так и прижился тут, оставшись служить вольнонаёмным рабочим. Харитон частенько приходил к нему поболтать за жизнь и обсудить свои планы на будущее.

Бандюган, в миру – Трифон, не любил говорить о своём прошлом. Особенно о тех годах, что он провёл в изоляторе, ожидая суда. А вот о женщинах и пидорах мог рассуждать часами, хотя ни тех, ни других не жаловал.

Сидя у печурки, разомлевшие от жары мужчины влёгкую выкуривали пачку «Примы», неторопливо потягивая из горлышка свежее пивко. Пенный напиток чудом попадал в колонию строгого режима, минуя рычащий барьер из злобных конвойных псов и вооружённую до зубов охрану. Часок-другой, и затягивались песни про то, как ехал на ярмарку ухарь-купец, про враждебные вихри и так любимая всеми Мурка.

Трифону строго-настрого запрещалось пускать посторонних людей в кочегарку и в каптёрку, где хранился его инвентарь и спецодежда. Но Харитона этот запрет не коснулся, поскольку на его защиту встал сам пахан, когда-то отмотавший десятку вместе с его незабвенным папашей.

Больше всего Харитон любил бывать в кочегарке, где ему всё было дозволено: и уголёк таскать ведёрком из общей кучи к самой печи, и лопатой орудовать, как заправскому кочегару, и обтирать своё потное тело чистыми полотенцами, тайком принесёнными из прачечной.

Уголь, которым отапливалась тюремная банька, имел специфический запах. Едкий дымок напоминал Харитону не то выросшего где-то в далёкой степи зверька, не то огнедышащего змея, готового в любой момент выскочить наружу прямо из топящейся печи.

Много чего понарассказывали друг другу два чудака под загадочный шёпот и тихое потрескивание уголька. Тюремные братья поклялись на крови никому, ни при каких обстоятельствах не передавать то, что стало достоянием чужих ушей. Ни грустную историю хозяина кайла и лопаты о прописке в камере и поругании советской святыни, ни красивую сказку о дружбе Харитона с диким зверем неизвестной породы.

Питие пивка под закусь из вяленой воблы и копчёной стерлядки, разудалое пение русских народных песен и заунывное подвывание блатных шансонов не могло пройти незамеченным мимо глаз и ушей начальствующего состава. И вскоре дружному певческому коллективу пришлось расстаться, отдав на вахту и каптёрские ключи, и разрешение на бездосмотровый проход на зону. Торговаться с вертухаями, вымаливая себе прощение или УДО, Харитон считал ниже своего достоинства. И поэтому, вернувшись к привычной жизни, снова начал демонстрировать свой необузданный норов, выпуская лишний пар на всём, что попадалось на глаза. Будь то стул, стоящий у входа в спальную зону или камень, лежащий у самого забора, куда заключённым строго настрого запрещалось подходить.

Сидеть бы не пересидеть сбрендившему не по-детски Харитону в тюремном карцере, если бы не объявилась в конторе вольнонаёмная девица, оказавшаяся его дальней родственницей по сгинувшему где-то в лагерях отцу.

Худенькая девушка со сказочным именем Руслана ни разу не опоганила Соколовскую фамилию ни тайными связями с бандитами, ни позорным перетряхиванием зэковских посылочек. Вольному – воля, спасённому – рай? Так или иначе, но Харитону не хотелось лишний раз обращаться к Руслане за помощью или подводить девчонку под монастырь своими выходками. Именно по этой простой причине ему пришлось взять себя в руки и даже начать петь под гитару в тюремной самодеятельности, проявив на сцене недюжинный талант и смекалку.

Пять лет – не такой уж великий срок для матёрого рецидивиста, а вот для первоходка – это чуть ли не пол жизни. Многих зона ломает пополам, а то и рвёт в клочья. А вот Харитона только закалила, как хороший клинок, придав ему особую остроту и крепость.

Вышел из тюрьмы на волю – считай полдела сделано. Так думают не только наивные мальчики из провинции, но порою и забуревшие паханы.

У амбициозного Харитона всегда имелось своё собственное мнение на всё, что его окружало или когда-либо с ним происходило. Нестандартное мышление помогало ему поступать иначе, чем ожидали от него окружающие. Всем смертям назло Харитон выходил сухим из воды там, где большинство утонуло или захлебнулось, стоя в воде лишь по щиколотку или по грудь. Самое главное – не переходить тонкую грань дозволенного, и тогда всё может закончиться вполне благополучно.

Харитону никогда не приходилось ни Богу молиться, ни в церковь ходить. Да и по его босяцкому мнению не так уж много накопилось у него смертных грехов за его не такую уж длинную жизнь. В небольшую церквушку, выстроенную, как повелось на Руси, прямо на территории тюрьмы, было принято запросто заходить к отцу Игнатию на чай или тайную беседу, дабы очистить душу и покаяться в своих грехах. Тех, кто ходил на воскресные молитвы, соблюдал церковные праздники и постился, тюремное начальство выделяло из общей толпы. Бывшие греховодники получали более лёгкие работы, на их «невинные» проделки и азартные игры не то на деньги, не то на женское внимание зачастую закрывались глаза. Даже большой шмон обходил стороной тумбочки и карманы мнимых святош.

Харитону тоже иной раз хотелось пойти хотя бы на посиделки к отцу Игнатию. Но врождённая гордость не позволяла ему перед входом в церквушку размашисто перекреститься и низко склонить голову, как это делали все тюремные прихожане.

Очищение души Харитона происходило очень медленно, но верно. Молодой зек, не сломленный чужой волей, часто задавал самому себе странные вопросы, появлявшиеся в его голове невесть откуда. Особенно его волновало, есть ли Бог и за что его нужно любить? Зачем человеку дан разум? И есть ли у него самого какое-то особенное предназначение, в которое он поверил, одолев в неравной схватке дикого зверя?

Выйдя на волю с чистой совестью и пустыми карманами, Харитон не раз вспоминал своё не сбывшееся желание задать самые важные для него вопросы тюремному батюшке. Добрейший человек не зря слыл очень продвинутым не только в церковных, но и в мирских делах. Каждый мог запросто прийти к нему в любое время с любым вопросом. А вот Харону ни разу не пришлось ни лба перекрестить, ни послушать заупокойных молитв по безвременно ушедшим зекам.

Жизнь и раньше не казалась ему мёдом, а уж после зоны тем более. Теперь, когда у него не осталось на воле никого из родных, а домик, где он раньше жил, стал больше похож на необитаемую хижину, ему и вовсе стало грустно. А грустил парень от невозможности разом изменить свою жизнь и от огромного желания стать богатым и знаменитым. Да так, чтобы все газеты только и делали, что писали о нём и его бизнесе.

Каким будет этот бизнес, Харитон пока не решил. Но рисковать попусту, влезая в сомнительную аферу или чужой карман он точно не хотел. Как ни крути, а что-то надо было срочно придумать, и обычно в таких случаях помогает то, что мы называем фортуной.

Как наваждение, Харитону всё чаще снился его верный товарищ Трифон, с надрывом распевающий Мурку в старой кочегарке на фоне раскалённой печи и огромной угольной кучи. Эти видения заставляли Харитона призадумываться над своим будущим, не таком уж радужным и безоблачным, каким оно ему когда-то представлялось.

Время, добрый лекарь и подсказчик, всегда даёт хотя бы одну возможность поиграть с тем, что мы называем фатумом. Вот и у Харитона наконец-то забрезжила на горизонте такая возможность, когда в его жизни появился старый школьный друг, с младых ногтей обожавший математику и прикладные искусства.

Очкастый Лёнька, аккуратно заносивший в толстую тетрадку какие-то циферки и буковки с непонятными графиками и табличками, вызывал у своих одноклассников откровенное презрение и ехидные насмешки. Одному Харитону нравилось подглядывать под руку юному самородку, задавая наиглупейшие вопросы о птичке с хвостиком или кругляшке с точками наверху.

Два очень разных по характеру мальчишки сошлись на банальной любви к футболу и мороженому. Холодное лакомство они могли бы есть килограммами, если бы не больное горло Харитона и полное отсутствие лишних денег в обоих семействах. Пацаны могли часами обсуждать последние футбольные новости, попутно демонстрируя другу другу крутые приёмы забивания голов.

Кроме того, их обоих интересовали одни и те же вопросы, ответы на которые нельзя было найти ни в одной библиотечной книжке. Обоим мальчишкам нравилось сидеть в старом парке, молча лузгая домашние семечки или блаженно смакуя подтаявший брикетик самого дешёвого мороженого.

Неразлучные друзья могли взахлёб обсуждать полёты на Луну, жизнь на Марсе или недавнее выступление директора школы, пригрозившего вышвырнуть вон всех разгильдяев и преступников из своего учебного заведения. При этом он искоса поглядывал в сторону двух закадычных друзей, стоявших бок о бок в самом центре школьного двора.

Егозистые пацаны едва могли удержаться от смеха, видя с каким трудом толстый преподаватель физкультуры читает по бумажке заранее заготовленную речь. Как обычно, два юных мечтателя тихонько шушукались, исподтишка подталкивая друг друга локтями. Разыгравшиеся мальчишки не без удовольствия щипали за филейные места самых красивых девчонок или незаметно пинали зазевавшихся пацанов-одноклассников.

Юные шалопаи вели себя откровенно вызывающе, якобы, не замечая праведного директорского гнева и его открытых намёков на отчисление из школы. Все эти угрозы касалось исключительно хулиганистого Харитона, попадавшего в неприглядные истории с удивительным постоянством, а не вундеркинда-Лёньки, часто сидевшего под домашним арестом из-за своего непутёвого друга.

После школы крепкая мальчишеская дружба сама собой сошла на нет. Видимо, отправилась она в далёкое путешествие на Луну или на Марс, горячо любимые обоими героями нашей истории. Харитон пошёл по кривой дорожке прямиком в тюремные застенки, а Лёнька Пивоваров окончил с отличием Ростовский университет. Видя бесполезность красной книжицы, амбициозный парень пошёл другим путём, вступив в ряды правящей парии. Товарищ Пивоваров поневоле стал и заправским партократом, и смышлёным мальчиком на побегушках у генерального директора крупнейшего в регионе угольного предприятия. Но при этом ни достоинства, ни чести не потерял. Долго ли, коротко ли, но нашлись и деньги, и нужные люди, желающие поддержать подающего большие надежды Леонида Андреевича Пивоварова.

Харитону, вышедшему на волю с репутацией отъявленного негодяя, поначалу было стыдно обращаться к своему бывшему напарнику. Но возвращаться к прежней жизни ему не хотелось. Вот и пришлось наскоро крутануть колесо фортуны, чтобы не повторить печальную судьбу своего отца.

Историческая встреча двух бывших одноклассников состоялась на юбилейном вечере, посвящённом 30-летию предприятия, куда, по обыкновению, был свободный вход. Никто не чинил препон ни подвыпившим старожилам завода, ни бывшим заключённым, ни заблудшим овцам, отставшим от основного стада по пути к светлому будущему.

Сидевший в президиуме Леонид Андреевич не сразу заприметил знакомое лицо рядом с орденоносным ветераном. Одетый по-праздничному Харитон расположился практически в самом центре первого ряда. Бывший школьный товарищ угрюмо смотрел себе под ноги, глубоко задумавшись о чём-то своём. Он то и дело потирал гладковыбритый подбородок и нервно покусывал нижнюю губу, забыв, для чего надел новый костюм и чуждый ему галстук. Видимо, ему было очень стыдно за своё прошлое, и вряд ли он сам решится подойти к председателю собрания. Легонько постучав подарочным Паркером по стоявшему перед ним стакану с минералкой, Леонид Андреевич объявил получасовой перерыв и почти подбежал к замешкавшемуся на выходе Харитону.

Бывает так, что встретишься с человеком, с которым не виделся целую вечность, а и поговорить-то с ним не о чем, и вспомнить нечего. Но эта встреча двух мужчин больше напоминала братание на Эльбе, где каждый считал своим долгом обнять всякого, кто попадался по пути, и отдать ему самое лучшее, что имелось в карманах или в рюкзачке за спиной.

За два часа, проведённые в директорском кабинете Лёньки Пивоварова, где тот был теперь полноправным хозяином, Харитон пришёл к очевидному решению: уносить поскорее отсюда ноги, пока не всплыли пикантные подробности его замаранной биографии.

Но старинный приятель, словно прочитав его невесёлые мысли, резко взмахнул правой рукой и чуть слышно произнёс:

– Наслышан о твоих художествах. Но не век же тебе сидеть на нарах.

И, не моргнув даже глазом, тут же предложил бывшему зеку стать его личным телохранителем. Не ожидавший такого поворота судьбы, Харитон настороженно заглянул в прищуренные Лёнькины глаза и неожиданно понял, что тот не шутит. И в ответ на прямой вопрос дал такой же прямой ответ. Короткий, как окончательный приговор, прочитанный ему старушкой-судьёй быстрым, невнятным фальцетом, будто не человека судили, а мартышку за украденный банан.

– Готов служить тебе верой и правдой до конца дней моих, – торжественно отчеканил новоявленный оруженосец, как если бы приносил присягу на верность самому президенту.

С того самого момента двое друзей, крепко пожав друг другу руки, начали новую жизнь, убрав из неё все сомнительные связи и сделки. Великая держава предоставила приятелям всё необходимое для ведения бизнеса, и вскоре даже самые ярые злопыхатели стали считаться с неразлучным тандемом.

Харитону, исполнявшему роль не то телохранителя, не то главного советника президента компании, часто приходилось присутствовать на закрытых заседаниях совета директоров. Кучка нуворишей крепко держала в руках целую региональную отрасль, не позволяя даже комару сунуть туда свой нос. Рядом с теневым бизнесом постоянно крутились не только настоящие предприниматели, но и какие-то левые ходоки, не имевшие разве что котомок за спинами.

Харитону приходилось не только охранять от них тело своего патрона, но и заново учиться вести деловые переговоры с залётными гуманоидами. А залететь на денежный запах мог кто угодно. И партократ с красной книжицей в кармане, и урка с заточкой в рукаве, а то и зелёненький пришелец из космоса. Отставшему от жизни Харитону приходилось познавать сложные экономические азы, не отходя от своего рабочего места. Прилежный ученик, ловивший на лету каждое слово Лёньки Пивоварова, окончательно утвердился в мысли, что старая дружба не ржавеет, а денежки не пахнут.

Уголёк, так или иначе, нужен всем, не правда ли? Но поначалу дела шли ни шатко, ни валко, оставляя хрупкую надежду на лучшие времена. Лишь спустя несколько лет на горизонте появились большие деньги, и двум великим махинаторам пришлось навсегда распрощаться с решительным «нет» сомнительным сделкам и радикальным перегибам в работе.

Харитону, вышедшему из семьи крестьянки и вечного скитальца по зонам, приходилось туго с написанием своей непростой биографии. Рукописное сочинение начиналось красивой сказкой о сложном детстве и оканчивалось не менее красивым рассказом о трудностях работы частного детектива. Несколько лет, пропавшие из жизнеописания Харитона, могли вызвать нездоровый интерес у какого-нибудь дотошного проверяющего, и поэтому два друга выдумали для Харитона новую жизнь без пробелов и прорех.

В деловых кругах к Харитону поначалу внимательно присматривались. А спустя год его персона вызывала уже вполне заслуженное уважение и искреннее желание познакомиться поближе с его ноу-хау, приносившими весьма ощутимый доход.

Многое изменилось с тех пор: и времена, и нравы, да и сами люди, строившие когда-то социализм в отдельно взятой стране. Харитону иногда казалось, что вот он и наступил тот самый золотой век, о котором так мечтал простой русский народ. Но долгожданный коммунизм почему-то порадовал не всю страну, а лишь отдельных счастливчиков, к когорте которых он примкнул волей случая.

Валентина также волей случая стала одной из тех, кто мог себе позволить не только свежую икорку к утреннему завтраку, но и дорогой заграничный отдых без ущемления домашнего бюджета. Своё истинное предназначение молодая женщина видела в рождении детей и эмиграции во Францию.

Почему-то каждая вторая провинциалка чаще всего представляет себя именно в Париже, гордо сидящей в чёрном «Мерседесе» рядом с темнокожим шейхом. Молодой богач, конечно же, специально приехал из эмиратов, чтобы найти себе русскую жену. Выйдя на балкон подышать свежим воздухом, он тут же заметил её – умницу и красавицу, скромно проходящую мимо посольства под руку с матерью.

Мужские мечты не так возвышены и замысловаты, как женские придумки. Но, тем не менее, иногда они придают простенькой жизни самого мечтателя поистине героическую окраску. Харитон не принадлежал ни к дворянскому роду, ни к артистической династии. Но с самого детства ему хотелось замутить что-то такое, чтобы имя его надолго, а, возможно, и навсегда, вписалось на скрижали если не всей российской истории, то хотя бы его родного городка.

Героические посылы юного идеалиста были отвергнуты без тени сомнения равнодушными пенатами, безжалостно забросившими его на тюремные нары. Многие годы спустя гражданин Соколов с улыбкой вспоминал те весёленькие времена, когда он готовил себя не то в дальнобойщики, не то в космонавты.

В его детских мечтах обязательно присутствовал огромный КамАЗ с длинным прицепом и прекрасная незнакомка. Красивая блондинка садилась к нему в машину, чтобы доехать до границы с Таджикистаном, куда он должен был доставить очень важный стратегический груз.

Таинственная страна под красивым названием манила паренька тем, что где-то там родился его родной отец. Известный в прошлом криминальный авторитет когда-то курировал сибирский воровской общак, а теперь вёл одинокую замкнутую жизнь вдалеке от цивилизации.

А ещё Харитону мечталось покинуть навсегда предававший его город, ненавидевший его, как наипервейшего личного врага. Или, по крайней мере, так ему казалось. Поэтому он принял без особых колебаний деловое предложение своего босса возглавить новый филиал стабильно растущей компании, покорившей без особых проблем даже гордый Питер. Недолго думая, Харитон переехал на новое место работы, навсегда оставив в далёком прошлом и наивные мечты, и амбициозное желание прославиться в веках.

Забуревшему мужчине эпохальный переезд не принёс ни радостного возбуждения, как это обычно бывает в таких случаях с провинциалами, ни каких-то кардинальных изменений в его личную жизнь. Ни сам город, ни его жители не произвели какого-то особенного впечатления на вынужденного переселенца. Торопливо снующие мимо Харитона хозяева и гости города выглядели отрешёнными от реальной жизни. Казалось, что все они совершено случайно попали в Питерскую круговерть не то из сказки про трёх толстяков, не то из толстовской Анны Карениной.

Женщины, волею случая, оказавшиеся рядом с Харитоном, виделись ему как во сне. Их полуразмытые тела были похожи друг на друга, как однояйцевые близнецы, различаясь разве что цветом волос. Призрачные губы блондинок, брюнеток, рыжих в страстном порыве шептали ему то ли нежные слова любви, то ли конечные цифры из годового отчёта. Жадные пальчики норовили взять его в долговую кабалу, попутно вытащив из него сотню другую долларов.

Съёмная квартира, где одиноко проживал Харитон, пользовалась лихой славой. Конечно же, никто там не кричал пьяными голосами и не пел по ночам блатных песен. И сам хозяин был весьма приветлив и аккуратен. Но поздним вечером тихое холостяцкое пристанище становилось похожим на явочную квартиру. Весело сновали курьеры, деловито копошились ходоки, радостно стучали женские каблучки.

Горячие новости, по обыкновению, разлетаются очень быстро, раз от раза обрастая пикантными подробностями и сущими небылицами. Валентина, приехавшая в Питер в длительную командировку, успела наслушаться леденящих душу страшилок о новом деловом партнёре своего мужа и его магической притягательности для женского пола. Будучи женщиной проницательной, она без особого труда отделила зёрна от плевел и сложила своё собственное представление о господине Соколове. Как по мановению волшебной палочки, перед её глазами вставала весьма одиозная личность, вовсе не похожая на слышанное о нём через десятые руки.

Но что бы там не болтали о Харитоне его завистники, все его заграничные инвесторы отзывались о нём с искренним уважением. Коллеги по работе говорили о своём шефе почтительным шёпотом. Молоденькие девушки и взрослые женщины были от него просто без ума. Даже дремучие старушки краснели при нём по-девичьи и кокетливо поджимали губки.

Валентине уже приходилось общаться с такими всеобщими любимцами. Поэтому предстоящий визит в контору, где сидел великий босс, её нисколько не взволновал и не испортил хорошего весеннего настроения. Вопрос, который она собиралась обсудить с Харитоном наедине, не требовал незамедлительного решения и, тем более, вмешательства постороннего человека. Если бы женщину спросили, почему она решила открыться именно Харитону, она вряд ли бы смогла внятно объяснить настоящую причину.

Приёмная, где сейчас никого не было, поражала своей грандиозностью. Как обычно, в ней присутствовала вся необходимая оргтехника. Но здесь всё было самое современное и купленное явно не в Китае.

Белоснежный стол секретаря, будто вчера привезённый из Италии, кожаное кресло причудливой формы говорили если не об отменном вкусе хозяйки кабинета, то уж точно о хорошем достатке истинного владельца всей этой красоты.

Несколько мягких стульев, стоящих вдоль стены, добавляли домашний уют в офисную обстановку. Удобные сиденья, обитые дорогой тканью, ненавязчиво приглашали присесть и послушать красивую классическую музыку. Нежная мелодия журчала то ли с потолка, то ли из-за широких жалюзи, больше напоминающих корабль «Титаник», чем банальную штору для защиты от солнечных лучей.

Секретарше Ниночке было строго-настрого приказано пропускать в апартаменты нового шефа только заранее записанных к нему на приём. Предполагалось, что служба безопасности проверит через свои каналы и проведёт предварительный допрос каждого посетителя, рискнувшего обратиться к самому боссу.

Валентина никогда не тушевалась ни перед реальными хозяевами жизни, ни перед теми, кто лишь старательно играл эту роль. И в этот раз, входя без стука в просторный кабинет Харитона, также не испытала ни страха, ни особенного благоговения. Неожиданное появление в дверном проёме привлекательной особы неопределённого возраста, закутанной до самого пола не то в вуаль, не то в паранджу, заставило Харитона сморщиться, как если бы у него болел каждый второй зуб, и грозно прокричать своей секретарше:

– Нинель Петровна, сколько раз мне вас предупреждать? Уволю к чертям собачьим. А вы, дамочка, немедленно покиньте мой кабинет и прекратите смеяться. Вам тут не цирк и не балаган, а частная собственность.

Улыбавшаяся во весь рот нахалка уверенно двигалась в сторону хозяйского стола и явно не собиралась покидать чужую территорию.

– Валентина Захаровна, – приветливо произнесла незнакомка грудным контральто и кокетливо протянула Харитону маленькую ручку, туго затянутую в дорогущую лайковую перчатку. Уж в этом-то Харитон слыл докой и легко мог определить с первого взгляда, кто или что было перед ним: кустарная подделка или настоящее произведение искусства.

Несмотря на то, что стройное тело незнакомки источало тонкий французский аромат и щедро посылало ему не то любовные феромоны, не то загадочные флюиды, мужское сердце даже не дрогнуло. Но старая закалка всё же дала мини-трещину: женская рука не осталась без внимания. Правда вместо ожидаемого галантного поцелуя она получила всего лишь вялое рукопожатие.

Валентина, если это было её настоящее имя, даже бровью не повела. Будто её абсолютно не интересовал ни сам хозяин царского кабинета, ни его молоденькая секретарша, неподвижно стоявшая в дверном проёме в ожидании его указаний. Нинель Петровна, в быту просто Ниночка, близоруко щурилась, крепко зажав в руке модное золотое пенсне. Испуганная девушка то снимала, то надевала его на кончик носа, растерянно потирая покрасневшее ухо. Будто очнувшись от летаргического сна, она вдруг принялась уговаривать незваную посетительницу немедленно покинуть кабинет своего разгневанного шефа.

Но неожиданно для обеих женщин Харитон широко улыбнулся и начальственным тоном произнёс:

– Нинель Петровна, прекратите истерику. Принесите, пожалуйста, нам два чёрных кофе без сахара и парочку бутербродов с икрой. Если, конечно, вы не возражаете? – глядя поверх головы Валентины, досадливо буркнул хвалёный гений переговоров.

Непобедимый Харон впервые попал впросак с обыкновенной шарлатанкой, явно не владевшей ни правилами хорошего тона, ни абы каким представлением об офисном этикете.

– Предпочитаю настоящий индийский чай с сахаром, если, конечно, он у вас имеется, – негромко произнесла женщина всё тем же грудным контральто.

И уже обращаясь к секретарше:

– И ещё, Ниночка, если вам не трудно, принесите, пожалуйста, плиточку молочного шоколада. В вашем буфете есть замечательный шоколад «Алёнка». Кажется, сто лет не ела такой вкуснятины.

Раскрасневшаяся Ниночка, наконец-то осознавшая, что её простили, тут же метнулась к холодильнику и кофеварке. Небольшой столик с выгнутыми под старину ножками был стремительно сервирован расторопной девушкой по самым лучшим зарубежным стандартам. Кроме истребованного незнакомкой индийского чая, перед случайными сотрапезниками появилась тонко нарезанная буженинка, красиво разложенная на тарелочке с вензелями. Тут же стыдливо краснели бутерброды с красной икрой, затейливо украшенные свежими листиками зелени. К великому удивлению Валентины на столике стояла даже подкопчённая оленина, которую она едала разве что в гостях у своего деда, служившего егерем в Богом забытом поселении.

Взыскательная гостья с удовольствием оглядела результаты Ниночкиного труда и ласково улыбнулась девушке, увидев свой сладкий заказ в самом центре вкусного натюрморта. Вожделенная «Алёнка» лежала на позолоченной тарелочке во всей своей красе, аккуратно разломанная на одинаковые ровненькие кусочки. Да так, что ни одной крошки не оказалось ни на фольге, где она мирно покоилась, ни на обёртке, стоявшей рядом с центровым блюдом.

– Ну вот, и познакомились, – чуть нараспев произнесла Валентина. – Вообще-то меня прислали к вам для очень серьёзного разговора, а не для поедания деликатесов, – эксцентричная особа снова приветливо улыбнулась.

И только тут Харитон осознал, что он где-то уже её видел и, кажется, даже знал её мужа. Смутные воспоминания крутились вокруг да около. Надоедливые мысли мешали слушать Валентину, точными движениями посылавшую шоколад в красиво очерченный рот. Освобождённые из перчаточного плена пальчики бережно держали фарфоровую чашечку с горячим чаем. Холёная ручка аккуратно ставила её то прямо на край стола, то на ажурное блюдечко, слегка придерживая его за золотую каёмку, как самую дорогую реликвию.

– Извините, Харитон Павлович. Видимо, я сразу же должна была признаться, что пришла сюда не по своей воле. Мой муж почему-то решил, что мне, слабой женщине, будет легче найти с вами общий язык, чем ему, без пяти минут градоначальнику. За последние десять лет нам пришлось потратить уйму времени и кучу денег, чтобы заставить ваших предшественников поступать так, как им велят. Вы же, несмотря на неоднократные предупреждения, становитесь неуправляемым. Ваше рискованное своеволие приносит нашему бизнесу одни убытки… – медленно произнесла Валентина, искоса глянув на часы, висевшие высоко над дверью.