Вернувшись с семьёй из летнего отпуска, Марина готовилась встречать следующую зиму. Стояла тёплая осень, без дождей и сильных ветров. Вместе с малышами она выходила в ближние сопки собирать чернику и бруснику. Ей очень понравились эти прогулки. Мальчишки прыгали по камням и кочкам, взбирались на серые, замшелые валуны, горстями заталкивали себе в рот сочные чёрные ягоды, и их перепачканные сладким соком рожицы сияли от удовольствия. Они переходили от черничных кустов к краснеющей на кочках бруснике, жевали бодрящую воронику, (попросту называемую в народе шикшей), и их ведёрко быстро наполнялось до краёв. В низких местах, у небольших озёр попадалась медовая морошка, и то тут, то там выглядывали крепкие шапочки подосиновиков и подберёзовиков. Домой они возвращались усталые, но счастливые, и мальчишки вечером крепко засыпали в своих кроватках. Александр в выдавшийся выходной съездил со знакомыми за грибами, и Марина с удовольствием занималась осенними заготовками. Варенье, компоты, маринованные грибочки – зимой всё пойдёт «на ура». Её захватили домашние дела, и она не замечала бегущего времени.

А времени не хватало даже на то, чтобы почитать газету. И она складывала приходящую почту на полку в коридоре, надеясь, что скоро заготовки закончатся, времени прибавится и уж тогда-то она прочитает всё, что пропустила сейчас. Потому и не заметила она завалившегося меж газет Тамариного письма и откопала его только через две недели.

Оставив дела, Марина устроилась на диване (мальчишки отсыпали свой дневной сон) и принялась просматривать почту. Она обрадовалась найденному среди газет письму и взялась за конверт с непонятной для себя торопливостью и волнением. Тамара писала много. Новостей, как всегда, хватало. Марина читала и улыбалась, вспоминая своих девчонок, общежитие, шумную студенческую жизнь. Но вот и последняя страничка. Письмо задрожало в её руках. Подруга сообщала о визите Марининого отца.

Дочитав последние строчки, она отложила письмо. Её мысли перенеслись к родителям. Вспоминалось многое: то картинки из детства, когда мама приходила по вечерам к ней в комнату, поправляла одеяло на её постели и желала ей спокойной ночи; то радостные лица родителей на выпускном вечере, когда вручали ей золотую медаль (какими гордыми они были тогда); то их тревога, когда сдавала она вступительные экзамены; то мамины слёзы, когда стояла она в ЗАГСе в белом платье, под руку с великолепным молоденьким морским офицером. Павел…

Как давно она не думала о нём. Она приучила себя не думать. Даже глядя на своих мальчишек, она гнала прочь все ненужные мысли, и казалось, совсем стёрла его из памяти. Теперь рядом с нею был другой, и её наполняло иное чувство. И всё же, это неожиданное воспоминание оживило старую боль, и сердце заныло знакомо и тоскливо. Вспомнилось их последнее лето, счастливые ночи, беззаботные и радостные дни. Но красивая картинка быстро сменилась тяжёлой сценой расставания. Над ней нависло разъярённое лицо Павла, в ушах зазвенели его жестокие слова. Марина зажмурилась и обхватила руками голову. Ей понадобилось несколько минут, чтобы успокоиться. Она вытерла повлажневшие глаза и вновь принялась за чтение.

Письмо вернуло её к родителям. Перед глазами всплыла последняя горькая встреча в общежитии, их чужие лица и обидное отречение отца. Что же случилось? Что заставило их вспомнить о дочери и броситься на поиски? Ведь прошло уже больше трёх лет. Откуда было ей знать, что родители уже давно сожалели о своём решении, и только непонятное упрямство отца не позволяло им сделать шаг к примирению. К поискам дочери их подтолкнуло неожиданное появление Павла. Тамара про Павла писать не стала.

Вновь и вновь переживала Марина забытые чувства. Муж вернулся со службы. Она попыталась взять себя в руки, но ей никак не удавалось отогнать навязчивые мысли, и Александр заметил её подавленное состояние. Он весь вечер встревожено поглядывал на жену, разговаривал с ней ласково и заботливо, не задавал вопросов, как будто ждал, что она сама поделится с ним своими огорчениями. Ночью, тесно прижавшись к нему, словно ища защиты, положив голову на его широкое плечо, Марина рассказала о письме, о своих тревогах, обидах и сомнениях. Он помолчал немного, погладил её по голове, словно маленькую расстроенную девочку и сказал просто:

– Ты напиши им, Маринка. Напиши, как ты сейчас живёшь, про детей, про нас с тобой. Напиши наш адрес. А там посмотрим, что они тебе ответят и как. Я знаю, такое простить или забыть тяжело, но это твой отец и твоя мать, и твой долг сообщить им о себе. Просто исполни свой долг и тебе самой станет легче.

– Наверное, ты прав, – согласилась Марина, – Мне давно следовало написать им.

Решение было принято, и она действительно успокоилась.

* * *

Письмо получилось не очень длинное, суховатое, как отчёт. Но иначе написать она не смогла. И эти-то строчки дались ей с трудом. Пыталась найти такие слова, чтобы не показать родителям своей боли, тревоги и обиды. Марина отнесла его на почту и вновь погрузилась в свои заботы, но временами ловила себя на том, что стала чаще заглядывать в почтовый ящик, считать дни, и ещё почему-то вернулись к ней мысли о Павле. Она снова стала замечать непонятное сходство обоих мальчишек с бывшим мужем, вспоминала его уход, и ноющей болью отдавались в душе его проклятия. Эти мысли она гнала от себя, но они возвращались к ней вновь и вновь. Марина почувствовала себя виноватой перед Александром. Захотелось загладить свою вину, и она обращалась с ним ещё ласковее, ещё заботливее, а Саша с радостью откликался на её внимание, его глаза светились счастьем и любовью. Ах, как понимал он её тревоги и огорчения, как старался помочь и утешить. Но не мог он угадать грустных мыслей жены и не мог остановить её горьких воспоминаний.

Ответное письмо родителей отвлекло Марину от размышлений о Павле и принесло ей долгожданное облегчение. Оно оказалось неожиданно тёплым и благодарно-покаянным. На страничках были заметны какие-то пятна, видно, мать плакала, отвечая дочери, и Марина добавила к ним своих слёз: горьких и радостных.

Завязалась переписка. Родные люди так истосковались друг по другу, что письма шли непрерывным потоком с обеих сторон. Они писали, не дожидаясь ответа, обменивались фотографиями, рассказывали разные подробности из своей жизни, задавали бесконечные вопросы, повторялись, и всё время заканчивали свои послания словами надежды на скорую встречу. Эти письма поддерживали Марину, когда Александр неделями оставался на корабле, выходил с экипажем на учения, сдавал боевые задачи и готовился в очередное плавание. Помогали ей, когда ушёл он в долгий поход, а она ждала его вместе с мальчишками и жёнами других моряков. Марина не замечала полярной ночи и долгой зимы, справлялась с домашними заботами и детскими болезнями. Она ждала возвращения мужа, весны, отпуска и встречи с отцом и матерью.

* * *

Эта встреча, сладкие слёзы прощения и замечательный, но почему-то такой короткий летний отпуск вместе с мужем и мальчишками, сделали её необыкновенно счастливой, и казалось, что вот теперь наконец-то всё встало на свои места, всё наладилось в её жизни и дальше её ждёт только бесконечная и безграничная радость. Кругом все говорили Марине, что она стала замечательно красивой. Саша смотрел на неё влюблёнными глазами, и ей чудилось, что она просто попала в рай и плывёт по небу среди белых облаков.

* * *

Осенью она вышла на работу в школу. С мальчиками сначала сидела соседка, а потом командир корабля помог устроить их в садик. Марину закружили новые заботы, но её переполняло такое счастье, что всё получалось легко и замечательно. Все проблемы решались, словно сами собой. Мелкие неудачи, проказы мальчишек, школьные неурядицы – всё это приходило и уходило, не сбивая её с наладившегося ритма жизни.

Время летело незаметно. Их жизнь с Александром была наполнена теплом, пониманием, любовью. Лишь иногда ловила себя Марина на мыслях, что муж, кажется, любил её крепче и сильнее, чем она и, чувствуя себя виноватой, она старалась сделать ему что-то особенно приятное, порадовать и окружить заботой. Ей хотелось ребёнка от Александра, но иногда одолевали сомнения:

– А вдруг он устал от малышей и будет против других детей?

Но пришло очередное письмо от матери, в котором она спрашивала, не собирается ли Марина порадовать мужа.

– Ведь он так любит детей, и было бы не справедливо не родить ему собственного сына или дочь.

Сомнения исчезли, и Марина решилась.

* * *

В этот год Никите исполнилось семь лет, и он пошёл в первый класс. Первое время они выходили из дома втроём. Марина оставляла младшего Алёшку в садике, и вместе с Никитой шла в школу. На каждой переменке она бегала в начальные классы посмотреть на своего сынишку. Тот быстро освоился в школе, завёл себе друзей и по вечерам важно рассказывал Алёшке обо всём, что узнал в этот день на уроках. Алёшка крутился возле брата, пока тот занимался, рассматривал учебники, трогал карандаши, ручки, выпросил для себя тетрадку и, старательно подражая Никите, пытался делать вместе с ним его уроки.

К зиме Марина ушла в декретный отпуск, и Никита стал ходить в школу один. Учиться ему нравилось, но первое время он скучал без мамы, привык видеть её на переменах.

Незаметно подобрался Новый год. Подходило время родов, и к ним приехала мать Марины, посидеть с мальчиками пока она будет в роддоме. Александр оформил ей пропуск в городок, встретил в Мурманске и привёз к ним всего за день до праздника. На улице мело. Автобус долго пробирался через заносы. Бабушка, устав в дороге, добравшись, наконец, до места и увидев их дом, стоящий под горой, заохала и засуетилась вокруг дочери и внуков.

– Господи! Как же ты ходишь по такой страшной лестнице? Одна с мальчиками, мужа дома почти не бывает, – она недоумённо смотрела на Марину, как будто спрашивала, как можно чувствовать себя счастливой в таком плохо обустроенном и глухом месте.

– В этом доме есть и свои прелести. Когда во всём городе отключают воду, к нам остатки воды текут, что называется самотёком, и тогда весь городок бегает с вёдрами к нам за водой. У нас она не кончается, – смеялась в ответ Марина.

Мать только охала и качала головой.

Новый год они встретили тихо, по-семейному. Александр праздновал с ними, хотя и вернулся со службы всего за полчаса до полуночи. Но он успел быстренько забраться под душ, переодеться в гражданский костюм и даже весело опрокинул стопку за уходящий год. Они разлили шампанское под бой курантов, Марина загадала желание и сделала один глоток из бокала. Новогодняя ночь удалась. Они были полны надежд и радостных ожиданий.

* * *

Свой крутой нрав этот год показал уже на другой день. Сначала произошла авария на электрической подстанции, и гарнизон оставался без света в течение нескольких часов, а потом ударили сорокаградусные морозы. Начали выходить из строя отопительные котлы. Температура в квартирах резко упала, и городок стал замерзать.

Дашенька родилась в эту суровую зиму поздним вечером в начале января.

С утра ещё Марина занималась домашними делами, крутила вместе с матерью фарш для котлет, суетилась вокруг мальчишек, но к обеду почувствовала лёгкие схватки, забралась в душ, помылась, вышла, сложила в сумку заранее приготовленные необходимые вещи, поцеловала мальчишек и, дав последние наказы бабушке, отправилась в роддом. Мать почему-то совсем растерялась и не сообразила выйти проводить дочь по крутой лестнице наверх, и та потихоньку поднялась по скользким ступеням, останавливаясь и пережидая участившиеся схватки, и побрела по тёмным пустынным улицам. А уже через два часа она быстро и легко родила дочку.

Их выписали на шестой день, и Александра отпустили до обеда со службы встречать жену. Он радостно и немного растерянно поцеловал Марину и бережно взял на руки драгоценный свёрток. Всю дорогу он нёс его словно хрустальную вазу, боясь даже слегка покачнуть ребёнка. Дома он бесконечно долго смотрел на дочку восторженными глазами, говорил почему-то шёпотом, а после обеда с таким сожалением отправился на службу, что Марине даже стало его жалко. Мальчишки присмирели и с тихим любопытством рассматривали сестрёнку, стерегли каждый её шорох, готовые немедленно сунуть ей соску, покачать кроватку или погреметь погремушкой.

* * *

Через два дня они проводили бабушку, у той заканчивался отпуск, и остались одни в замерзающем городе. Мать звала Марину с собой, но та побоялась везти такую кроху: дороги были очень тяжёлыми, да и оставлять Александра одного не хотелось. Хотя мужа она и так видела лишь поздними вечерами. Тот возвращался усталый, но сразу бросался помогать жене с домашними делами. Чаще всего ему доставалось сушить утюгом пелёнки. В квартире стоял такой холод, что сами они никак не просыхали.

В одной из комнат и на кухне перемёрзли батареи, и вся семья обосновалась во второй комнате, где труба ещё еле теплилась и была только, что не ледяной. Александр принёс два обогревателя, но даже они, работая почти круглосуточно, лишь слегка нагревали помещение. На кухню выходили, набрасывая на плечи шубу. Мальчишки не снимали валенки и тёплые свитера.

В городе перемёрз газ, и их спасала лишь маленькая электрическая плитка, случайно оставшаяся от прежних хозяев. Работала она плохо, и Марине с трудом удавалось готовить на ней пищу. Помогал кипятильник, которым она грела воду для стирки (горячей воды уже давно не было, и они боялись, что скоро перемёрзнет и холодная) и как-то даже умудрилась сварить им суп. На кухонном окне намёрз толстенный слой льда, стены покрылись изморозью, по утрам замерзала вода в ведре, предусмотрительно набранная на всякий случай.

Садик закрыли из-за холода, школьные каникулы продлили на неопределённый срок, и мальчишки сидели дома. По городку ходить было страшно. В нескольких пятиэтажках замёрзли и лопнули трубы. Вода стекала по внешней стороне зданий и замерзала на стенах гигантскими сосульками, которые были похожи на стеклянные колонны, тянувшиеся из-под крыш до самой земли. Из некоторых домов людей эвакуировали. Из-за низкой температуры жить в них было уже невозможно.

Поговаривали о замёрзшем насмерть младенце, и Марина поёживалась от этих разговоров и спешила домой к детям. По ночам часто вставала к ним, проверяла одеяльца, трогала носики и снова забиралась в постель, дрожа от холода, и тщетно пыталась согреться, прижимаясь к мужу.

Обитатели городка, пытаясь протопить свои жилища, почти не выключали обогревателей. Нагрузка на электросеть возросла, и гарнизонное начальство решило в целях безопасности отключать по графику свет в домах по нескольку раз в день. Стало ещё холоднее.

* * *

В сырой промёрзшей квартире Марина с тоской поглядывала на дочурку. Маленькое тельце покрывалось опрелостями, девочку ещё ни разу не купали из-за холода, и это начинало беспокоить малышку. Она стала чаще плакать и капризничать.

На восемнадцатый день Марина решилась помыть дочку. Нагрела воды, принесла в комнату ванну и поставила у стола. На стол водрузила один из обогревателей, направив его тепло на воду. Расстелила на диване пелёнки, чтобы сразу укутать девочку и осторожно положила её в воду. Александр был на службе, мальчишки тихонько играли в уголке. Купание было в самом разгаре, и малышка довольно фыркала в ванночке, когда вдруг погас свет.

Младший Алёшка испуганно вскрикнул, а Никита, пытаясь не выдать своего волнения, взял братишку за руку и спросил:

– Мама, ведь ещё рано свет гасить. Что это сегодня?

– Не бойтесь, мои дорогие. Я с вами. Свет скоро включат. Наверное, опять перегрузки. Оставайтесь на месте, пока я уберу ванну, – приговаривала Марина ровным голосом, пытаясь не выдать своего испуга.

На ощупь она сполоснула девочку приготовленной водой, вытерла полотенцем и так же на ощупь завернула в пелёнки. Затем, бережно положила дочку в кроватку, зажгла «дежурную» свечу и принялась убирать ванну. Мальчики терпеливо ждали, пока Марина наводила порядок. Свет включать не спешили, и Никита грустно вздохнул:

– Ну вот, опять придётся рано ложиться спать.

– Да, совсем, как медведи. Всё спим и спим, согласился Алёшка.

– Вот бы проснуться завтра, а уже весна и тепло. И солнышко светит, и играть можно долго, долго, – мечтательно протянул Никита, послушно забираясь в кровать.

Таким было первое Дашино купание, и таким надолго запомнила Марина этот вечер.

* * *

В феврале морозы несколько ослабели, в городок привезли новый котёл, и в домах стало теплее. Заработала школа и Никита, наконец-то, продолжил прервавшуюся учёбу. По домам стали ходить солдаты из стройбата и разогревать паяльными лампами замёрзшие трубы. Пришли и к ним. Трубу в соседней комнате отогрели, но стена стала чёрной от копоти, и Марина купила в магазине новые обои. Стала временами появляться тёплая вода, и они смогли, наконец, по-человечески мыться и стирать. Дольше всего не было газа, но понемногу отогрелся и он. Вскоре их квартира снова приняла жилой вид и наполнилась весёлыми голосами детей и вкусными запахами приготовленных Мариной блюд. Зима стала отступать, солнце светило всё дольше и наступило время для мартовских метелей.

Такая метель однажды чуть не обернулась для Марины катастрофой. Она отвела утром мальчишек в школу и в садик, вернулась домой, накормила Дашеньку и собралась в магазин. Дочку решила взять с собой. Завернула её в тёплое одеяльце, положила в коляску и потащила на гору по окружной заснеженной дорожке. Внизу под горой ветер не казался слишком сильным, и Марина особо не беспокоилась.

Пройдясь по магазинам и сделав все необходимые покупки, она отправилась к дому. Место на горе, откуда отходила их тропа, было гладким и скользким, чуть дальше от дорожки сопка круто уходила вниз, и на этой-то крутизне и была устроена лестница, по которой жильцы спускались к дому. Сейчас по ней никто ходить не пытался. Вся дорожка – сплошной лёд: чистый, блестящий, ровный, словно специально подготовленный для конькобежцев. Люди боялись поскользнуться и пролететь мимо ступенек. Поэтому все шли в обход по натоптанной тропинке, хотя и до неё добраться по голому льду было тяжеловато. Песком его никто не посыпал. Да, и зачем? Постоянные ветры моментально сдували всё дочиста.

Поддерживая коляску позади себя, Марина осторожно подбиралась сверху к тропинке. Ветер налетел неожиданно, да так сильно, что она не удержалась на ногах и покатилась вниз, подталкиваемая наезжающей на неё коляской. Её протащило мимо поворота на тропу и понесло прямо к лестнице. Коляска двигалась за ней. Марина уже с ужасом представляла себе, как та съезжает вниз и кувыркается по откосу. На её счастье нога упёрлась в перила лестницы, и она изо всех сил ухватилась за колесо, пытаясь удержать дочь на краю.

Какой-то мужчина уже спешил к ней на помощь. Вдвоём они с трудом оттащили коляску от обрыва и вытянули её на заснеженную тропку. Марина с облегчением вздохнула и залилась слезами от пережитого страха. С того дня она вывозила Дашеньку наверх только, если была уверена, что там им ничего не грозит.

* * *

Но всяким мучениям приходит конец, и даже бесконечная северная зима имеет обыкновение превращаться в долгожданную весну. Последним разочарованием этой суровой зимы был неожиданный отъезд Александра в долгую командировку, в которую его отправили, вызвав из дома посреди ночи. Он не знал, когда вернётся, но надеялся, что расстаются они всего недели на три. Отсутствовал он почти два месяца, и Марина уже начала метаться в беспокойстве. Наконец, муж вернулся, и они даже были вознаграждены за все свои волнения и тревоги очередным летним отпуском. Это был последний летний отпуск, который они провели вместе. Больше им не везло. Всей семьёй удавалось отдыхать лишь в зимнее время. А на лето Марина уезжала вместе с детьми к бабушкам и дедушкам.

* * *

В ноябре им дали трёхкомнатную квартиру. Дом, где им теперь предстояло жить, стоял почти в центре городка на главной улице. Его окна смотрели на город, а не на голую сопку и гнилое болото. Весь декабрь по вечерам они с Александром ходили делать ремонт в новой квартире. Сдирали грязные обои, клеили свежие, белили потолки, красили двери и окна, пытались успеть к Новому году. Не успели.

И этот Новый год Марина встречала в доме под горой. Да ещё и без Александра. Тому «повезло» с новогодним дежурством по дивизии. Марина расстроилась и, отказавшись от приглашений друзей, осталась одна с детьми. Дашу уложили спать пораньше, а она с мальчиками, дождавшись полуночи и выпив по стакану сока под бой курантов, отправилась к домашней ёлочке за подарками, спрятанными в заранее расставленных там сапожках. Мальчишки, с удовольствием повозились с подаренными игрушками и улеглись спать, а она осталась у телевизора посмотреть праздничный концерт.

Вскоре нагрянули неожиданные гости и чуть не перебудили детей. Поздравили её с Новым годом, распили бутылку шампанского и отправились праздновать дальше. Звали и её, но она не решилась оставить малышей одних.

В эту ночь Марине было грустно. Она смотрела на спящих детей и вспоминала все последние годы. Ей было жаль расставаться с этой маленькой убогой квартиркой, где она впервые обрела настоящий дом и была так счастлива. Казалось, что на новом месте их жизнь поменяется. Она боялась и не хотела перемен.

Переезд состоялся всего несколько дней спустя. Им не удалось найти машину для перевозки вещей. Дорога к дому, как всегда, была заметена, да и кто бы решился съезжать по ней зимой. Поэтому они насобирали санок у знакомых и пришедшие вечером сослуживцы Александра, легко и весело, с гиканьем и смехом грузили их нехитрые вещички на связанные меж собой саночки и лихо тащили их по тропинке наверх к их новому дому. Переезжали до полуночи. И уже совсем поздно улеглись спать на поставленных, как попало кроватях. Усталые, но довольные.

Всё следующее утро Марина разбирала вещи. Расставляла по полкам книги и посуду, наводила порядок. В этот день Дашеньке исполнился годик, и она сделала свои первые шаги на полу в своей первой собственной комнате. Через неделю они отпраздновали шумное новоселье, и жизнь потихоньку вернулась в старое русло.

* * *

Марине особо запомнился их следующий зимний отпуск. Дочурку отвезли к родителям Александра, а сами вместе с мальчишками отправились на турбазу под Питером. Потом они часто вспоминали эти три незабываемые недели. Почти каждый день они ездили на экскурсии. Марине ещё никогда не приходилось видеть столько интересных мест. Где они только не побывали: знаменитые дворцы, музеи, театры, мосты, уютные улочки, просторные площади, величественные соборы. После тихого, заметённого снегом северного городка огромный прекрасный город поражал воображение, пленял, восхищал, очаровывал. Наконец-то Марине удалось взглянуть своими глазами на знаменитые шедевры, о которых она столько слышала и читала.

Всё это оставляло неизгладимое впечатление и вызывало массу восторгов у всей семьи. Александр когда-то учился в Ленинграде, и теперь он с удовольствием показывал им свои любимые места, рассказывал интересные истории, и они восхищённо слушали его. По вечерам они катались с горок на санках, ходили в кино и на дискотеки, с азартом учились играть в бильярд, и с удивлением обнаружили, что их великолепный отдых вдруг подошёл к концу. Потом дома, долгими зимними вечерами они рассматривали привезённые фотографии, вспоминали свои экскурсии и мечтали о том, что когда-нибудь поедут туда снова, возьмут с собою и маленькую Дашеньку и пройдутся все вместе по полюбившимся им улочкам.

Увы, этому не суждено было повториться.

* * *

Дочка подросла, и её определили в садик, а Марина снова вышла на работу. Оба мальчика уже учились в школе, радуя родителей своими отметками. Все вокруг называли теперь Марину Мариной Владимировной, и она добавила к своим домашним заботам заботы школьные. Александр теперь служил в штабе и в этом году собирался поступать в Академию. Но весной его снова ждало автономное плавание.

– Папа, ты надолго? А как же твоя академия? – спрашивали мальчики.

– Ничего, успею. К лету вернусь. Вот отплаваю последний раз, и поедем мы в столицу учиться, – смеялся он, пытаясь подбодрить загрустившую жену и собирая свой походный чемоданчик.

Уже не однажды провожала Марина мужа в плавание, но каждый раз щемило у неё сердце. Вот и теперь не покидала её тревога, но особенно не нравились его слова – «последний раз». Они передали зашедшему накануне заместителю свои подарки для Александра: несколько писем, фотографии и магнитофонную плёнку с записанными голосами. Всё это будет радовать его во время долгого плавания, и он всё время будет знать, что его любят и ждут на берегу. Но почему так ныло сердце, такими дорогими показались последние объятия, поцелуи и взгляды? И так хотелось удержать его, остановить, не пустить.

Дашенька топталась у стенки, прижимая к груди своего любимого медвежонка. Потом, улучив момент, когда папа посмотрел на дочурку, быстро подбежала к нему, сунула игрушку ему в руки, крепко обхватила отца за шею и, словно чего – то смущаясь, проговорила:

– Возьми Чипа с собой. Он будет тебя веселить. Чип, слушайся папу, – она смешно погрозила медведю пальцем и спрятала руки за спину, словно боялась, что не удержится и возьмёт любимую игрушку назад.

– Да, с твоим Чипом мне совсем не будет скучно, – Александр растроганно прижал дочурку к себе и поцеловал в светлые кудряшки.

Стоящая рядом Марина заметила, что глаза мужа слегка покраснели.

И вот он ушёл. Ушёл, оставив мальчишкам последние наказы, покружив на руках дочурку, и крепко поцеловав Марину на прощание. Он ушёл, а они остались ждать его возвращения, ещё не зная, что ему уже никогда не суждено вернуться.

* * *

В этот день у Марины не было уроков. С самого утра она затеяла уборку в квартире. И хотя всё шло хорошо и спокойно, приближалось возвращение Александра и ей надлежало радоваться этому, дела как-то валились у неё из рук, и она едва успевала покончить с ними до прихода детей из школы. В дверь позвонили, и она кинулась открывать.

Двое мужчин в форме и незнакомая женщина стояли у входа. Почему-то в глазах всё поплыло, она зачем-то пыталась и никак не могла сосчитать количество звёздочек на погонах незнакомцев, а душу охватывал цепенящий ужас. Марина отступила в квартиру, позволяя им войти. Откуда-то издалека до неё донеслись слова о пожаре, погибшей лодке, о спасённых моряках. Сознание зацепилось за слово «спасённые».

– Значит, Саша жив? Жив…, – она услышала свой голос.

– Вашего мужа, к сожалению, спасти не удалось, – проговорил один из мужчин, едва разжимая напрягшиеся губы.

В глазах у неё потемнело, руки обмякли, ноги перестали держать, и Марина упала в обморок. Мужчины успели подхватить её и отнести на диван.

* * *

Очнувшись, она увидела рядом с собой жалобно всхлипывающую Дашеньку.

– Плохой Чип. Почему ты не спас папу? У-у-у – плохой… – повторяла девочка дрожащими губами и грозила воображаемому медвежонку крохотной ручкой.

Марина снова потеряла сознание.

Дальше всё было, как чёрный сон. По квартире ходили знакомые и незнакомые женщины. Мальчишки, стараясь не показывать слёз при посторонних, рыдали в своей комнате, когда им казалось, что их никто не видит. Перепуганную Дашу забрали к себе друзья, и она не видела дочь до самого дня похорон. Казалось, что вся квартира, дом и даже весь город пропахли запахом валерьянки. Не было человека, у которого не покраснели бы глаза от слёз. Город затих скованный общим горем.

Приехали родители Александра, и Марина застывшая и онемевшая, бессильно смотрела на рыдания его матери и на судорожно дёргающуюся спину отца. Несколько дней она почти ничего не ела. Только накануне похорон помогавшим в доме женщинам удалось влить в неё немного супа и очередную порцию успокаивающих лекарств.

Из этого дня Марина навсегда запомнила чёрное колышущееся море людей у Дома Офицеров, цветы на снегу, венки с золочёными буквами на широких лентах и вереницу гробов, усыпанных красными гвоздиками с рыдающими подле них, убитыми горем, женщинами. В одном из этих гробов был и её Александр. Крышку гроба не поднимали, и ей не пришлось увидеть искажённое смертью дорогое лицо мужа. Его лицо так и осталось в её памяти живым и улыбающимся.

Едва держась на ногах, словно в тумане, Марина смотрела только на этот гроб, прижимала к себе всхлипывающих детей, и ей казалось, что из груди её рвётся страшный крик бессилия и отчаяния. Но её губы на самом деле едва шевелились, а на лице застыло выражение потерянности и боли. К ней подходили люди, что-то говорили ей, и она, кажется, отвечала. Ей почудилось, что она потеряла сознание, когда среди множества лиц промелькнуло одно давно забытое лицо из её прошлого. Но сознание не уходило от неё, и это лицо ей не померещилось. Но сейчас ей не было до него никакого дела, и она даже не поняла, кто это. Она снова уткнулась в крышку гроба, сразу позабыв про все увиденные лица и представляя себе только одно, любимое и дорогое. Такое живое лицо, но до него ей было уже не дотянуться.

Это лицо не покидало её ещё долгие, долгие месяцы и годы. А сейчас всё проходило мимо её сознания. Чьи-то речи, прерываемые рыданиями, траурный марш оркестра, дикий стон, пронёсшийся над площадью, когда стали поднимать гробы на машины. Ей хотелось броситься на этот чёрный гроб, схватить, удержать его, но руки безвольно повисли, ноги подогнулись, и её подхватили какие-то люди, не давая ей упасть.

* * *

После похорон она долго приходила в себя. Несколько недель просидела на «больничном» и вышла на работу уже перед самым летним отпуском. Дети стали совсем тихими и говорили при ней шёпотом. Не слышался больше их задорный смех, и даже четырёхлетняя Даша почти перестала разговаривать. Но, выйдя на работу и услышав там шумные голоса школьников, Марина остро ощутила, насколько переменились её собственные дети, и как сильно потрясла их гибель отца. Она поняла, что должна жить дальше, ради своих малышей, должна сделать всё, чтобы вернуть им их звонкий смех и радость жизни. Ведь раньше они все так часто смеялись, и Александр так любил этот смех и так хотел видеть их счастливыми.

– Я должна вернуть им смех. Я должна, – сказала себе Марина, и, найдя эту шаткую опору, она начала заново строить свою жизнь. Жизнь, в которой уже не было больше Александра, но была память о нём. Светлая и добрая память. Навечно.