Солнце проникло в комнату сквозь затемнённые шторы, и Лариса почувствовала его тепло на своём лице. Она с трудом открыла отяжелевшие веки и покосилась в сторону будильника.

«Уже десять, – подумала она, – Хорошо, что сегодня воскресенье, а то опять опоздала бы на работу».

Опаздывать было больше нельзя. Она уже получила последнее предупреждение и знала, что после следующего опоздания её уволят. С прежним командиром части у неё сложились приятельские отношения. Лариса всегда была готова похихикать в ответ на его сальные шуточки, задержаться после работы в его кабинете или посидеть с ним в каком-нибудь укромном уголке. Но недавно тот перевёлся в другую часть на повышение, а новый начальник никак не реагировал на её зазывающие улыбочки и вольные намёки. Однажды ей даже показалось, что он как-то брезгливо передёрнулся после её очередного эпатажа, и Лариса призадумалась.

Новый командир был строг, сразу начал вникать в дела, делать замечания, требовать отчёта и дисциплины. А с дисциплиной у Ларисы было плохо. Она привыкла к послаблениям прежнего руководства, и ей было трудно привыкать к новым правилам. Командир, кажется, умел держать слово. Он уже однажды лишил её премиального оклада и потому, пригрозив ей после очередного опоздания увольнением, мог действительно сдержать своё обещание. И тогда ей, Ларисе, придётся туго. Найти новую работу будет тяжело. Все её приятели и приятельницы не имели достаточно хорошей репутации (как, впрочем, и она сама) и потому не смогли бы помочь ей устроиться на новое место. А с потерей работы обязательно придут новые проблемы. И дело не только в отсутствии денег. Городок военный, квартира оформлена на бывшего мужа, и её могли просто выселить отсюда, как неработающую и не имеющую отношения к флоту. А что делать тогда? Куда она поедет? Одна, без семьи? К родителям? В родном городе никто не знал о её разводе. С какими глазами она явится туда? Где она нужна? Кому? Лариса постаралась отогнать навязчивые мысли и решила, что пора, наконец, вставать.

В голове неприятно гудело, и было тяжело оторвать её от подушки. Женщина сделала усилие и медленно поднялась. Она ещё немного посидела на кровати, потирая виски, вяло зевая и потягиваясь. Затем накинула халат и направилась в ванную. Включив воду, Лариса взглянула на себя в зеркало.

То, что она увидела там, порадовать не могло. Куда исчезла её былая красота? Сейчас на неё смотрела разлохмаченная женщина средних лет, с тяжело набухшими веками, водянистыми мешками под глазами от неумеренного потребления крепких напитков и бессонных ночей, с глубоко залёгшими морщинами у рта и пустым усталым взглядом. Она плеснула в лицо холодной водой и, прикоснувшись к нему ладонями, ощутила суховатую дряблость кожи.

«Совсем себя запустила, – подумала она, – Выгляжу старше, чем есть. Пить поменьше надо, да спать раньше ложиться. Старею. Скоро совсем старухой стану. И всё одна. Одна и никаких надежд на новое замужество. Никого рядом. К чьему плечу прислониться, чтобы дожить остаток дней? Хоть бы какой вдовец попался с детьми».

Сейчас она была бы рада и вдовцу, лишь бы кто-то был рядом. Лишь бы не оставаться одной по вечерам в пустой квартире, наедине со своими горькими мыслями. Но нет никого на примете. Совсем никого. Да, и знают её тут все, и слава о ней идёт нехорошая. С такой славой разве выйдешь замуж? Она с досадою закусила губы, вспоминая свою последнюю неудачную попытку нового замужества.

* * *

Звали его Петром, а сослуживцы ласково называли Петруней за простоватость и незлобливый характер. Он был немного моложе её, всё ещё не женат, и поначалу показался ей совсем рохлей. Но такого рохлю легко было затащить в постель и привязать к себе. Он совсем не обращал внимания на предостережения своих друзей и не прислушивался к их словам. Ему было хорошо с Ларисой, и он стал приходить к ней каждый вечер. Лариса бросила свои походы по ресторанам и проводила вечера дома в его компании. Она готовила ему ужины, стирала его вещи, и ей это даже начинало нравиться. Пётр почти совсем поселился в её квартире. Ларисе с ним было легко. Добряк во всём с ней соглашался, легко выполнял её небольшие просьбы, покупал продукты и, даже, делал приятные подарки. В ответ на это Лариса закрывала глаза на его любовь к футболу и то, что он повсюду разбрасывал свою одежду.

«Ничего, поженимся, и я его перевоспитаю», – думала она.

Однажды вечером, решив, что удобный случай настал, и пора уже выяснить, что же он думает об их совместном будущем, Лариса подступила к Петру с вопросом:

– А почему бы нам не пожениться?

Они лежали на диване расслабленные, перед включенным телевизором, Ларисина голова покоилась на его плече, и она почувствовала, как Петруня слегка напрягся после её слов.

– А разве нам плохо так? Ведь у нас и так почти что семья.

– Почти, да не совсем. Женщине нужна уверенность. Да, и мне надоело, что о нас с тобой все болтают. Неужели я так плоха, что меня и замуж нельзя взять?

– Да, нет, не плоха. Замуж можно. Он помолчал немного, а потом добавил: А что? Ты ещё молодая. Родишь мне наследника или наследницу.

– Очень хочется детей? – спросила несколько удивлённая Лариса.

– А как же без детей? Без детей нельзя. Без детей – это не семья. Да, и родители мои внуков давно хотят. Как же я их без внуков оставлю?

– Хочешь детей, надо жениться! – резюмировала Лариса, и их разговор перешёл в другое русло.

* * *

С того вечера Лариса задумалась. Не таким простым оказался Петруня. Нелегко будет привести его в ЗАГС. Вот, если бы она смогла забеременеть от него! Наконец-то она встретила человека, который хотел от неё ребёнка, но, именно, ребёнка она и не могла ему дать. Материнство, которое всегда было ей в тягость, теперь, став желанным, оказалось таким недоступным. Она почувствовала горечь, обиду и отчаяние оттого, что жизнь опять оказалась несправедлива к ней. Некоторое время она ходила совсем растерянная, но, поразмыслив, как следует, поняла, что Петра терять нельзя. Может быть, это был её последний шанс и, если нет возможности забеременеть, то надо хотя бы притвориться и обмануть доверчивого парня.

– Скажу, что жду от него ребёнка, а после свадьбы разберёмся, – решила она.

В один из тихих домашних вечеров, накормив Петруню вкусным ужином и, видя, что он разомлевший блаженствует на диване, Лариса подступила к нему с, якобы, неожиданной, но очень радостной новостью:

– А знаешь, Петенька, у нас с тобой скоро ребёночек будет. Ты рад?

От удивления Петруня даже сел. Некоторое время он тупо смотрел на неё, а потом радостно и как-то глупо улыбнулся и протянул:

– Да, ну! Вот дела! И давно это ты?.. Вот дела! Я что же отцом стану? Неужели отцом?

– Конечно отцом. Если захочешь, – она помолчала немного и добавила, – Так, что же мне теперь с ребёнком делать?

– Как что? – дёрнулся Пётр, – Ты что задумала? Смотри у меня. Не вздумай ничего сотворить. Я детей хочу, – он опять подозрительно посмотрел на неё и добавил, – Завтра в ЗАГС пойдём, заявление подавать.

– Завтра? А тебя со службы отпустят? – спросила Лариса, удивлённая такой лёгкой победой.

– Отпустят. Не волнуйся. Надо же отцом буду. А сколько? Сколько месяцев уже?

– Третий пошёл, – соврала Лариса.

– Третий? И не говорила ничего.

– Хотела точно удостовериться.

– А ты как, того..? Солёненького не хочешь?

– Солёненького нет. Винограда хочу, сказала она, вспомнив свою последнюю беременность, – Наверное, девочка будет. Ты как? Не против дочери?

– Дочь, значит дочь. Мне главное, чтобы ребёнок. Мой ребёнок. А там всё равно кто – мальчик или девочка. А винограда завтра купим. Ешь, сколько хочешь.

Весь вечер Петруня был радостно взбудоражен, и Лариса, исподтишка наблюдавшая за ним, видела, как он время от времени потирал себе виски, всплескивал руками и покачивал головой, словно, разговаривал сам с собой.

Они условились пойти в ЗАГС к одиннадцати, и Лариса поднялась пораньше, привела себя в порядок и празднично нарядилась. Сегодня ей хотелось быть особенно красивой. Сердце радостно стучало и, посмотрев на себя в зеркало, она осталась довольна своей внешностью. Давно она не выглядела так хорошо. Правда говорят, что радость красит женщину.

– Петруша будет доволен мной, – решила она, с нетерпением поглядывая на часы.

Стрелки подошли к одиннадцати и спокойно продолжали своё движение. Пётр не приходил.

– Видно, задержали на службе. Он придёт. Он честный, не обманет, – утешала себя Лариса.

Время шло. Перевалило за полдень. Наступил вечер. Петра всё не было.

– Что же случилось? – металась Лариса в беспокойстве.

Часы уже не радовали её, как утром, а внушали всё большую тревогу и вгоняли в отчаяние. Она думала о потерянном рабочем дне. Хорошо ещё позвонила с утра командиру и, сославшись на нездоровье, выпросила выходной.

На улице уже совсем стемнело, когда она услышала звук поворачиваемого в двери ключа. Лариса ринулась в коридор, с удивлением наблюдая, как Петруня нетвёрдой походкой входит в квартиру.

– Ты что, пьян? – разочарованно протянула она, – А я так волновалась.

– Да, пьян. Отмечал свою женитьбу с друзьями. Несостоявшуюся.

– Как же она состоится, если ты забыл, куда мы с тобой сегодня собирались? А мне ведь совсем нельзя волноваться. Не ожидала я от тебя такого. – Лариса поджала губы, показывая свою обиду.

– Волноваться нельзя? Да, неужели? – Петруня, пошатываясь, развёл руки в стороны, – А с чего тебе волноваться нельзя? Ты, что же, беременна? И как это тебе удалось? Ты же пустая! Ты же бесплодная. Ты же никогда родить не сможешь! Как же ты от меня рожать собралась? Чудо случилось, что ли? Ну, чего молчишь? – повторял он с пьяными всхлипами.

– Что ты? Что ты, Петенька? Успокойся, – запинаясь и побледнев от неожиданности, прошептала Лариса. Она не знала, что делать и говорить, и лишь пыталась подойти к нему поближе и расстегнуть его шинель.

Он оттолкнул её грубо, потом покрутил в руке ключ от двери, с ненавистью глядя на него, и со всей силы швырнул ей в лицо.

– Ненавижу. Тварь лживая. Зачем ты мне обещала ребёнка? Зачем? А я поверил, дурак! Ненавижу! Ненавижу, – и он выскочил за дверь.

Обхватив руками голову, Лариса прислонилась к стене и разрыдалась. С ней случилась истерика. Она громко вопила, стоя на лестничной площадке. На её крики прибежала соседка, попыталась успокоить её, но, видя безрезультатность своих усилий, позвонила в «скорую». Ей измерили давление, сделали укол, и соседка уложила её в кровать.

Больше Петр не приходил, а, когда видел её в городе, всегда отворачивался, делая вид, что они не знакомы.

* * *

Уже позже Лариса узнала, как Петру стало известно про её обман. Он, как и собирался накануне, с утра пошёл к командиру отпрашиваться в ЗАГС. Тот, конечно, спросил, на ком его подчинённый собирается жениться и, услышав ответ, удивлённо воскликнул:

– Да, ты спятил что ли, парень? Её же полгорода знает. Чем она тебя так зацепила?

– Знает, знает. Ну и что из того? Значит, плохо знает. А мне с ней хорошо. И потом, у нас ребёнок будет. А ребёнку отец нужен, – упрямо проговорил Петруня.

– Ребёнок? Какой ребёнок? Да, ты в своём уме? Ты что, ничего не знаешь? (Командир был хорошо знаком с Павлом и мог многое рассказать о его семье.) У неё не может быть детей. Слышишь, не может.

– Почему? – недоверчиво возразил тот.

– Лариса несколько лет назад неудачно сделала аборт. Хотела избавиться от ребёнка. Вот и избавилась. Чуть не умерла тогда. Так что, теперь ей никакая беременность не страшна. Врёт она тебе. Видно, очень за тебя замуж хочет. Но, если ты всё же настаиваешь, то я даю тебе свободное время до обеда. Иди, подавай своё заявление, – закончил командир.

– Спасибо. Не надо. Теперь не надо. Разрешите идти? – как-то совсем потерянно проговорил Петруня и вышел неровными шагами из командирской каюты.

Весь день он был молчалив и раздражён, а вечером напился с друзьями в кафе, горько оплакивая своё несостоявшееся отцовство.

* * *

Их разрыв Лариса переживала неожиданно глубоко и, неспособная находиться в квартире одна по вечерам, стала постоянно проводить время то у приятелей, то в ресторане. Иногда она приводила кого-то к себе домой, но чаще ей приходилось возвращаться одной, и она совсем сорвалась в пьянство. Время летело, она ничего не замечала вокруг, только цинично посмеивалась над увещеваниями знакомых. Казалось, что она уже никогда не остановится. Так прошло несколько месяцев, и лишь появление нового командира да начавшиеся неприятности на работе заставили её притормозить немного и вновь задуматься о своём будущем.

Сегодня, отоспавшись после очередной пирушки, немного приведя себя в порядок и, выпив чашку крепкого кофе, она приняла решение подумать, как следует над своей жизнью и попытаться что-то в ней изменить.

– С понедельника начну, – горько усмехнулась она, – А чего ждать понедельника? Начну сегодня. С уборки квартиры.

С необычной охотой Лариса принялась мыть и чистить своё одинокое, захламленное и давно заброшенное жилище. Она с остервенением отмывала полы, оттирала посуду, стирала и за этой работой не заметила, как подступил вечер. Уборка была закончена. Она даже успела принять душ и теперь с сомнением смотрела на часы.

– Пойти в ресторан или нет? Пойти или нет? А включу я лучше телевизор, – сказала она себе.

В программе не было ничего интересного и Ларисе едва удавалось подавить в себе нарастающее желание вновь посидеть где-нибудь с приятелями. Душа заныла, захотелось выпить, и она отправилась на кухню. В бутылке оставалось всего несколько глотков. Проглотив их залпом, она решила сварить себе кофе. За этим занятием и застал её телефонный звонок. Это была одна из её приятельниц.

– Чего сегодня не пришла? – услышала Лариса пьяненький голос в трубке.

– Да, настроения не было. Что там делать? Всё одно и то же.

– Это ты зря. Сегодня я там твоего бывшего видела.

– Какого бывшего?

– А у тебя их что, много? Мужа, конечно. Он там не один был.

– А мне плевать.

– Плевать, так плевать. А дамочка-то у него такая маленькая, красивая. Вроде, молодая совсем, а с ней трое детей.

– Что, так с детьми и явились?

– Ага, Они там ужинают. А мальчишки у неё такие воспитанные. С вилочкой, с ножичком. И улыбаются все друг другу. А девчонка маленькая – такая куколка…

– Они ещё там? – перебила её Лариса.

– Когда я уходила, ещё сидели. Хочешь – сходи, посмотри. Если интересно, конечно. Может, ещё застанешь.

* * *

Бросив трубку, Лариса быстро оделась и ринулась из квартиры. Только у ресторана она замедлила шаги, отдышалась немного и вошла внутрь. Знакомая гардеробщица приняла у неё плащ и грубовато сунула ей в руки номерок, процедив про себя еле слышно:

– У-у, явилась, шалава.

Медленно поднялась Лариса по лестнице на второй этаж и остановилась, оглядывая зал. Почти у самого входа пустовал столик. Не увидев никого из знакомых, она опустилась за него. Лариса продолжала осматриваться по сторонам, ища глазами Павла, и, наконец, заметила его вдалеке у окна. Он сидел к ней спиной, а слева, в пол оборота к нему расположилась хрупкая светловолосая женщина и с улыбкой слушала, о чём он говорил. Лариса вгляделась пристальнее и вдруг обмерла.

– Маринка! Неужели она? Как она здесь оказалась? И с детьми. Её что ли дети? А ведь один-то, наверное, мой. Вот только который? Узнать бы!

Сердце бешено заколотилось у неё в груди, а душу захлестнула волна забытой ненависти. Лариса стала внимательно разглядывать мальчишек. Почти одинаковые. Похожие друг на друга, оба темноволосые, они улыбались Павлу, и чувствовалось, что им всем очень хорошо вместе. Женщина завистливо вздохнула.

Один из мальчиков вдруг поднялся из-за стола и направился мимо неё в туалетную комнату. Лариса поспешно вскочила и тоже спустилась вниз, остановившись на последней ступеньке и поджидая, когда мальчик пойдёт назад. Наконец он появился и, пока он проходил мимо, она сумела разглядеть его немного, решив про себя, что он очень похож на Павла. Негромким голосом она окликнула его в спину:

– Никита, это ты?

Мальчик приостановился и оглянулся:

– Вы ошиблись, тётя. Меня зовут Алёша, а Никита – мой брат. И вообще мы не здесь живём.

– А откуда вы? – поспешно спросила Лариса.

– Из Л. Мы приехали встречать дядю Павла. Он сегодня вернулся из автономки.

– А я думала, это твой отец. Ты так на него похож.

– Нет. Мой папа погиб, когда лодка утонула. Извините, я пойду, – сказал мальчик, отворачиваясь от неё.

* * *

Решив больше не возвращаться в зал, Лариса взяла в гардеробе свой плащ и вышла на улицу. Она спряталась в тени недалеко от входа и стала ждать.

Ждать пришлось не долго. Они вышли все вместе. Павел тревожно оглянулся по сторонам. Ларису он не заметил, но ей хорошо было видно, как они подошли к стоящим неподалёку белым «Жигулям». Павел сначала рассадил на заднем сидении детей, а потом заботливо открыл дверь перед Мариной и, нежно поддерживая её за локоть, усадил вперёд.

Они уехали, а Лариса, постояв ещё немного в своём убежище, наконец, вышла из него и медленно побрела домой.

– Опять эта Мариночка. Опять ей всё, а мне ничего. Опять ничего, – злобно повторяла она про себя, ещё не осознавая всей полноты своей зависти и злобы, и того, что уже начинает обдумывать план новой мести. Мести им всем. И Павлу, и Марине, и даже своему ни в чём неповинному сыну, и тому кареглазому мальчику Алёше, и хорошенькой девчушке, к которой они все были так внимательны и добры.

Павел

Встреча у пирса не могла длиться слишком долго. Павла ждали командирские обязанности, и он снова обратился к Николаю Андреевичу с просьбой отвезти Марину с детьми к нему домой. (Он снимал квартиру у знакомого офицера, учившегося сейчас на классах). Тот согласился, и Павел вернулся на корабль. Впервые ему так не хотелось заниматься корабельными делами, не терпелось скорее всё закончить и отправиться домой. Служба всегда была для него своего рода лекарством, помогающим забыть личные проблемы, отвлечь от каждодневных мучительных мыслей. Службе он отдавал всего себя. Так, наверное, и бывает у людей с несостоявшимися семьями и неустроенным бытом. Корабль всегда был ему лучшим домом, а экипаж самой надёжной семьёй.

Но сегодня все его мысли были заняты Мариной. Он никак не мог поверить в то, что она ждала его и, что всего лишь несколько мгновений назад он держал её в объятиях и целовал. Это было так невероятно и так прекрасно. Он спешил вернуться к этим мгновениям и боялся разрушить это ещё такое хрупкое счастье.

Наконец, он смог отправиться домой. Перед дверью Павел задержался на миг, прислушиваясь к доносившимся из квартиры голосам, а затем торопливо повернул ключ в замке. В квартире его снова окружили дорогие ему люди, и ему почудилось, что он оказался в настоящей сказке. В его жизни никогда не было такой бурной и радостной встречи, и он совсем растерялся.

В отсутствие Павла Марина сходила в магазин и приготовила небольшой обед. Пока они сидели за столом, Павел неустанно отвечал на вопросы детей о прошедшем плавании, как ходили подо льдами, всплывали на Северном полюсе и фотографировались с белым медведем. (Его первый командирский поход был удачен: они установили рекорд длительного слежения за противником, и всё обошлось без серьёзных поломок и аварий). А на берегу его ждала такая неожиданная радость. Марина говорила немного, но внимательно слушала, и у Павла замирало сердце, когда он встречался с её тёплым искрящимся взглядом.

Вечером они едва разместились на стареньком диване и небольшой кровати. Марина легла вместе с дочерью, а Павел пристроился рядом с мальчиками. Он долго не мог уснуть, прислушиваясь к ровному дыханию детей и глядя с тоской на Маринину постель.

* * *

На другой день к вечеру они отправились в небольшой ресторанчик, отпраздновать возвращение Павла. Позже он собирался отвезти их назад в Л. на своих «Жигулях». Ему дали два дня отдыха, и он с удовольствием проводил их в кругу своей семьи. Да, своей семьи. Так называл он теперь Марину с детьми в своих мыслях, сам ещё не веря в то, что это возможно.

Днём он водил их на свой корабль, с удовольствием показывая и рассказывая им обо всём, что почти постоянно окружало его и, с чем была связана большая часть его жизни. Мальчики с интересом рассматривали приборы, легко перебираясь из отсека в отсек, словно, всю жизнь провели на лодке, задавали множество вопросов и внимательно слушали его пояснения. Марина всё время держала за руку маленькую Дашеньку, ограждая девочку от многочисленных острых углов и выступов. Павлу доставляло огромное удовольствие подавать ей руку, помогая спускаться по трапу и перебираться через люки. Он каждый раз ненадолго задерживал её ладошку, наслаждаясь исходившим от неё теплом.

В ресторан они пришли рано, посетителей было ещё мало, и они выбрали столик подальше от оркестра, чтобы грохот музыки не мешал им разговаривать. Павел заказал отбивные, салаты, кофе и все виды пирожных и фруктов, какие только нашлись в меню. Дашенька захлопала в ладошки, а мальчики радостно заулыбались, когда это изобилие появилось на столе. Они пили сок (Павлу ещё предстояло вести машину), произносили тосты, звонко чокались, шутили и много смеялись. Никита с Алёшей довольно легко справлялись с ножом и вилкой, а у Дашеньки никак не получалось разрезать мясо.

– Надо помочь маленькой леди, – произнёс Павел, забирая у неё тарелку и разрезая непослушный кусок.

– Thank you, sir, – подчёркнуто вежливо и немного важно проговорила девочка по-английски в ответ на его заботу.

– Сразу видно, что мама учительница, – засмеялся Павел, – Вы умеете говорить по-английски, мисс?

– Yes, sir, – с тем же милым и немного комичным выражением ответила Даша, и все засмеялись.

– Мама давно учит нас английскому языку. У нас есть один день в неделю, когда мы говорим дома только на нём, – пояснил Никита.

– У вас замечательная мама, тепло произнёс Павел, с любовью глядя в лицо Марине, и она слегка смутилась.

Вечер был чудесный. Им было очень хорошо друг с другом, и они никого не замечали вокруг себя. Гремела музыка. За соседними столиками смеялись и пели. Народ танцевал и вовсю веселился. Алёше захотелось выйти, и он спустился вниз. Вернулся он несколько озадаченный и сообщил, обращаясь к старшим:

– Там на лестнице какая-то тётя со злыми глазами приняла меня за Никиту.

– И что ты ей ответил? – быстро спросил Павел, тревожно переглянувшись с Мариной.

– Я сказал, что она ошиблась.

– Вот и правильно. Конечно, ошиблась, – одобрила Марина и быстро заговорила о чём-то другом, стараясь отвлечь внимание детей от неприятной темы.

Вскоре они засобирались уходить и поднялись из-за стола. Павел с Мариной ощущали возникшее напряжение и с опаской поглядывали по сторонам, оберегая детей от новой, ненужной им встречи. У обоих одновременно мелькнула мысль о том, кем могла быть та женщина со злыми глазами, и они забеспокоились. Павел взял Марину за руку и тихонько шепнул ей:

– Не волнуйся. Я не дам вас в обиду.

На их счастье Лариса куда-то исчезла, и они, благополучно покинув ресторан, уже к ночи добрались до Л.

* * *

Дети устали и быстро угомонились в своих кроватях, а Павел с Мариной ещё долго сидели на кухне и разговаривали. Марина опасалась новых неприятностей, и Павел успокаивал её, в душе переживая ещё больше, чем она. Уж, кто-кто, а он-то хорошо знал, на что была способна эта женщина.

– Уже совсем поздно. Нам надо хоть немного поспать, – сказала Марина, поднимаясь из-за стола.

Павел тоже поднялся и, когда она проходила мимо, остановил её мягким жестом и прижал к себе:

– Ничего не бойся. Я сделаю всё, чтобы она не смогла больше причинить нам зла.

– Я не боюсь. Не буду бояться. Вместе мы справимся, – ответила Марина, обнимая его за шею.

Павел подхватил её на руки и закружил по маленькой кухне, а она лишь теснее прижалась щекой к его щеке.

Потом они тихонько пробрались в Маринину комнату (Дашенька спала там же на кресле) и легли на кровать. Павел долго и нежно целовал Марину, наслаждаясь шелковистостью её кожи, и всё никак не мог поверить своему счастью.

* * *

Утром они проснулись очень рано и, словно заговорщики, потихоньку пробрались на кухню. Марина приготовила завтрак и разбудила детей. Им всем пора было идти в школу, а Павел был свободен до вечера. После их ухода он остался в квартире один. Он наблюдал сквозь оконное стекло, как они переходили дорогу, а потом долго ещё стоял у окна, тревожно размышляя о будущем и с восторгом вспоминая каждое мгновение минувшей ночи.

* * *

Вечером за ужином, Павел вдруг попросил тишины и торжественным голосом, обращаясь к детям, произнёс:

– Я прошу у вашей мамы руки и хочу, чтобы она стала моей женой, а вас я прошу стать моими детьми.

– Я согласна. Будь нашим папой, – первой воскликнула Дашенька, А Никита, переглянувшись с мамой и Алёшкой, очень серьёзно, слегка растягивая слова, произнёс:

– Если ты не будешь обижать маму, то мы тоже согласны.

– Я очень сильно люблю вашу маму. Очень, очень. И я клянусь вам, что никогда, никогда в жизни не обижу её, – ответил Павел, а про себя подумал, – «Больше никогда».

Скоро ему дали отпуск. Он взял путёвки к Чёрному морю. Марина отпросилась на работе, и они уехали отдыхать.

* * *

После возвращения из отпуска Павел не стал перевозить Марину в свой гарнизон. Конечно, главной причиной была Лариса, но детям они объяснили, что у него ещё нет своей квартиры, да, и им лучше пока не менять школу. И, хотя у Павла не получалось каждый день бывать дома, и он очень тосковал по своей семье, он понимал, что так будет лучше для них всех и мирился со своими постоянными разъездами, ранними подъёмами и разбитой дорогой.

Однажды на службе к нему подошёл знакомый офицер:

– Вчера видел Ларису. Приставала ко мне с расспросами о тебе и твоей новой семье.

– Что ты ей ответил?

– Сказал, что в городе их нет, а где живут – не знаю.

– Спасибо. Да, и, пожалуйста, не говори с ней никогда обо мне. Ты знаешь, какой она человек.

– Знаю. Не волнуйся.

После этого короткого разговора Павла охватила сильная тревога:

– Значит, Лариса не успокоилась. Значит, что-то замышляет. Как же сделать так, чтобы она оставила нас в покое? Что предпринять? – волновался он, хорошо понимая, что, если та что-то задумала, то обязательно доведёт дело до конца.

Однажды он увидел её в части. Она шла навстречу, злорадно улыбаясь и глядя прямо ему в глаза.

– Ба! Кого я вижу? Вот так встреча! Давненько ты мне не попадался! Ты, говорят, снова женился? Неужели Мариночку свою отыскал? А сколько деток то у вас? Говорят, трое? Когда ж вы их наплодить успели? Неужели ты все эти годы мне изменял? А моего сыночка тоже воспитываете? Ну, воспитывайте, воспитывайте! Пока…

– У тебя нет никакого сыночка. Запомни это – никакого сыночка. И не смей больше лезть в нашу жизнь. Никогда.

– Да, что ж ты мне сделаешь? Закон на стороне матери…

– А ты разве мать? Разве ты знаешь, что это такое быть настоящей матерью? Ты даже своей дочери матерью не была.

– Не смей про дочь. Я её любила.

– Ты никогда никого не любила, кроме себя, – Павел схватил её за запястье и ещё раз повторил жёстким голосом, – Лучше держись от нас подальше, иначе я добьюсь твоего выселения из города. Ты знаешь, я могу это сделать.

В его голосе звучала такая сила и неожиданная угроза, что Лариса вдруг впервые испугалась его и попятилась назад. Он ушёл, а она ещё некоторое время стояла, глядя ему в спину, и тихо повторяла:

– Ну, это мы ещё посмотрим. Посмотрим.