Берег Алисы Скеди

Они стояли долго, и мороз пробирал до костей. Папа прихлёбывал из бутылки для согрева. Заметив побелевшее лицо дочки, вёл в чайную, растирал негнущиеся руки, отпаивал горячим сладким чаем.

В последний раз Альберт приехал вот такой же лютой зимой. И наша бедолага не выдержала испытания. Своим раздутым великим секретом… Дешёвеньким белым в чёрную крапинку пальто, купленным в детском магазине… Вменённым ей предубеждением, что такие, как он, не для таких, как она…

Просто выставила уже родного человека из своей жизни. Проводила на вокзал, стесняясь посмотреть в лучистые, нежные глаза, и, глядя под ноги, сказала: «Я тебя не люблю»

– А ведь она была искренна! В убеждении, что «вход» для неё закрыт.

И всё же! Печальные слёзы заструились по щекам Алисы. Как жаль! Она тогда отвернулась от себя. Вырвала с корнями из сердца слабые ростки главного в человеческих отношениях: доверия. Это больно!

Весной, накануне восьмого марта, к ним домой пришла Алла – беременная жена Алика (тяжёлая артиллерия!). Сидели напротив друг друга. Алла – в красных пятнах скрываемого стыда и гнева – на стуле и Алиса – в неизменных своих трениках, закатанных до колен. Поставив босые ступни на рулон ковра, который собралась выбивать, чувствовала неприглядность картины родительского дома и более ничего.

Гостья начала было что-то говорить, но дерзкая девчонка оборвала. Спокойно и вполне убедительно объяснила, что между ними с Альбертом ничего не было и не будет, что Алиса вернула ему все письма и открытки, и что не любит его.

Она уже смирилась с ощущением собственной ничтожности и так предала себя и саму жизнь.

Позже узнала, что до их встречи Алик страдал слабостью к зелёному змию, а после счастливо исцелился. Но больше ничего. Разве что школьная подруга – очевидица событий, но не посвящённая в детали, упрекнула зло при случае: «Ну, як? Паблядавала?!»

Наша юная героиня с установкой: «Главное для девушки – выйти замуж, особенно такой (имелось в виду подпорченной)», сформированной в семье, не смогла сдать экзамен на аттестат зрелости. И поэтому жизнь ей предложила более суровый вариант – на несколько последующих лет будто вовсе покинула безумную.

Её душа, тем временем работала как ни в чём ни бывало. Ну, может чуть усерднее обычного.

Глава 14

Незнакомый формат обучения: лекции, пары, узкий профиль, освоение взрослой профессии и новые знакомства – отодвинул на задний план школьных друзей с их жизнью.

Только с Лариской общались, благодаря близкому соседству. Та поступила в железнодорожное училище и одновременно активно изучала язык любви, вступая в экстремальные отношения то с женатыми преподами, то с сокурсниками, то с местными хулиганами.

С вопросами о нежелательной беременности обращалась к подруге. Но Аля, быстро освоив роль эскулапа, могла лишь предостеречь ветреницу о возможном вреде здоровью от абортов.

Чтобы распутать клубок из скандалов в семьях и избавиться от назойливых девиантных ухажёров, подруга распределилась и вскоре уехала подальше, на Байкал. Работать диспетчером на железнодорожном узле станции Ангасолка…

Училище и выбранная профессия настраивали Алису на серьёзный лад. Она легко вжилась в роль взрослого человека, а её время как будто сжалось. Так много нужно было узнать, усвоить и применить. Кроме прочего, появились новые подружки.

Она помнит почти всех сокурсниц, но двум отдавала должное.

Сероглазая мадонна Оля Ахметшина плевать хотела на авторитеты. Может, иконописное лицо с омутами очей, высокими скулами и маленьким ртом, и довольно нелепая фигура с ногами, что твои ворота, толкали девушку на демонстративное поведение? Кто знает.

На замечание преподавателя надеть подлиннее юбку эта девица могла одним движением тела задрать предмет спора почти до трусиков. Но также быстро и чётко формулировала не только учебные ответы, но и взгляды на мир и на отношения. Была предельно искренней, ироничной и непривычно смелой…

.

– Если рассматривать жизнь как путь к себе, как ты неосознанно и выбрала, то на сцене разворачивающихся событий появляются и исчезают герои. Они — твои отражения. Их роли желательно понять и ассимилировать. По-другому встретиться с собой не удастся.

Когда Алиса не узнавала себя в том или ином персонаже, то мизансцена менялась, а герои возвращались и вновь демонстрировали ответы на нешуточные вопросы.

К примеру, будь она тогда более внимательной к образу Ольги, то сумела бы разобраться с предубеждённостью о внешней красоте как преимуществе. В присутствии привлекательных человеческих образцов не терялась бы или напротив становилась наивной и расслабленной.

Потому что Оля являла миру обе стороны медали одновременно. При этом оставалась кем-то довольным собой, третьим.

Её честность в отношениях – урок, который следовало усвоить.

Не скоро наступил момент, когда наша героиня приняла себя всю. Без мышечных зажимов и учащённого до головокружения сердцебиения от встреч со значимыми людьми и просто незнакомцами. С собой – в зеркале ванной комнаты, где по обыкновению внутренний редактор сглаживал границы «я» до пятидесяти точек…

Ольга осталась в Рошанске, а её фото, как памятный медальон, хранится в альбоме. Как красная вешка, не позволяющая сбиться с пути.

С будущей женой старшего брата Юрия они познакомились тогда же.

Зинаида словно сошла со страниц повести Куприна о девушке из глухого Полесья. Стройная, гибкая, рослая (с женихом почти вровень). С золотистой смуглой кожей и красивыми руками. Серо-синие с прищуром глаза и большой чёткий рот демонстрировали миру насмешливый ум и страсть. Вьющиеся нежным пушком надо лбом и на затылке волосы Зина носила зачёсанными назад в каре. Позже отпустила и ловко заворачивала в пучок.

Она выросла в деревне, где, по обычаю, много трудились и мало пустословили. Во времена студенчества отличалась умением оставаться незаметной, но готовой ответить и показать свою осведомлённость. В зрелости замкнулась в гордыне.

В начале первого курса поехали в колхоз на уборку урожая. Работа физическая, на поле. На вибрирующей ленте комбайна сортировали картошку, по луговым волнам расстилали лён.

Жили у хозяйки и готовили по очереди. Очень просто: с вечера заложить на дно чугунка парную телятину, следом картофель и сверху нарезанную кружками луковицу. Поставить на шесток у «щеки» русской печи, и до вечера всё стомится.

А затемно ходили за молоком на ферму. Она припоминает, как это было.

Вставать нужно в четыре. В сумраке большой комнаты, прямо посреди сладкого предутреннего сна двух подруг ощупью найти носки, штаны и свитер. Сгрести всё в охапку и на цыпочках пройти за ситцевую ширму на хозяйкину половину. Надо тихо одеться. Одной рукой снять с вешалки куртку, а другой прихватить трёхлитровый алюминиевый бидон с крышкой, утопленной в широкой горловине. Плечом скинуть с петли длинный крючок и выскользнуть за тяжёлую дверь так, чтобы не дай Бог скрипнуть или ударить обо что бидоном. По набросанным во дворе доскам, оскальзываясь, пробежать мимо курятника, услышать бормотанье потревоженной птицы – «и вам доброе утро!» – и выйти за околицу.

О том, что утро, рассказывает порыв знобящего ветерка за шиворотом, отчего приходится втягивать голову в колючую овчину брезентухи. Под ногами с кудрявой травы осыпается утренняя изморозь. Воздух влажный, звуки и силуэты припудрены туманом. Но вскоре замечаешь первый огонёк, а за ним ещё несколько в облаке, уснувшем в ложбине. Раздаётся приглушённое одинокое мычание и твой нос морщится от запаха навоза.

Доярка накрывает бидон марлей, отмахивая мух, наливает густое молоко, вверх поднимается пар и животный дух…

Возвращаться веселее: под аккомпанемент стука щеколд, скрипа ворот, свиста хворостин, шлепков ладонью по крупу и мычания бурёнок. Глаза радуют скромные краски, обещая осеннее буйство с первыми лучами солнца. С ними и ты словно тоже рождаешься таким утром.

Вечера девчата проводили в прибранной комнате за тихими разговорами. И Зина, прислонившись к печи спиной, в простом ситцевом платье была точь-в-точь купринская Олеся.

Алиса представила себя тогдашнюю – мелкую, в большой и тяжёлой брезентовой куртке с отцова плеча. То, как играла роль свойской девчонки… Как стремилась успеть везде… Как развлекала народ. Однажды точным ударом наколов мышь на вилы, навсегда покорила нежные и пугливые души городских барышень.

Зина занимала место в партере и получала удовольствие.

– Конечно, ты ей нравилась, иначе не бывать свадьбе с Юрой. Тем не менее, именно ты разрешила глупому случаю поставить точку в едва наметившихся дружеских отношениях и вовремя не встретилась со своим новым героем.

В тот день убирали картошку на поле. К дренажной канаве метра два шириной на тракторе подъехал молодой парень из местных, наверное, из любопытства. Вышел из кабины и крикнул: «Дзеўкі, хто хоча яблык?» Аля опрометью кинулась, не заметив покрытую травой воду, запнулась и плашмя упала.

Как содрогнулись от хохота окрестности, почти не слышала. Потому что окунулась в ледяную воду с головой и только после, барахтаясь, всплыла. Папина куртка вначале не дала погрузиться глубже, а набрав воды, не давала выбраться. Казалась весом с тонну, когда девочка, спотыкаясь, брела по картофельному полю. И сохла на хозяйской печи несколько дней.

Громче всех смеялась Зина. Сценарий ей был знаком.

– А ты впервые обратила внимание на то, что, помимо воли, часто «подставляешься», словно мало тебе было самосуда и ты находила подтверждения своей никчёмности вовне. И на то, что испытываешь людей на толерантность, в особенности тех, кому симпатизируешь.

Аля с удовольствием играла роль клоуна, но не готова была получить признание в этой роли.

«Всё кажется — вот маску я сниму. И этот мир изменится со мной…», – хотелось бы верить. Но не в тот раз. Под маской, на толику она стала ещё более отчуждённой.

Несколько последующих лет под одной крышей с семьёй Юры, и редкие встречи после отъезда ничего не изменили. Алиса не решилась жить с открытым забралом, как это делала Зина.

Сохранила в душе эфемерный образ девушки из Полесья в окружении даров осени: буйстве красок, родниковой ледяной воде и кристально чистом воздухе.

Её воображение рисовало былое.

Две подружки поднимаются на косогор. Резиновые сапоги шуршат опавшими листьями в зелёной траве. Они наклоняются, подбирают спелые яблоки, с хрустом и сочными брызгами откусывают от красно-зелёного бока.

Той же осенью подруга вышла замуж за брата. Свадьбу сыграли в деревне. Новоиспечённая золовка, отбивая чечётку на выбитом в траве пятачке, удивила местных бабулек смелостью и городским нарядом.

Семейный альбом хранит чёрно-белую любительскую карточку с фигурными краями. На ней похожий на киноактёра Рэдфорда Юрий в чёрном костюме, и рядом Зина-Олеся, в простом белом платье в пол. В саду, под яблоней. Очень нежно. Через год у них родился сын. А Алиса вышла замуж.

Игра с собою в поддавки в тот раз завела её куда как в более дикие и опасные места, чем канава на краю картофельного поля…

Она перешла грань между тенью и относительной прохладой улочки и ярким неучтивым светом открытого пространства. Улыбнувшись вдогонку воспоминаниям, спросила себя: «А сейчас ты ведаешь, что творишь?»

Солнце стояло в зените, очертания предметов потеряли чёткость, и всё выглядело зыбким.

Вот и ответ.

Алиса ускорила шаг в направлении кафешки, у которой, единственной в этот час, дверь была распахнута. В чёрный квадрат проёма затягивал устрашающего вида кондиционер. И то, и другое обещало прохладу. Навстречу вышел Марко. В тёмном блейзере, брюках и мокасинах. Она слегка опешила.

Не раздумывая, прикоснулся щекой к её щекам, одновременно слегка пожал руку, посмотрел прямо в глаза (мелькнула мысль, что возраст имеет право менять правила) и провёл в помещение.

У стола в фартуке, с салфеткой на согнутой руке, похожий на подавальщика в русском кабаке позапрошлого века, стоял маленький человек. Выражение лица, однако, не позволяло усомниться в его экспертной значимости. Вылощенный вид – от маникюра на руках до носков туфель, отражающих солнце – стёр первую, ставшую вдруг нелепой ассоциацию. Так ладонь стирает надпись на запотевшем стекле. Говорил по-русски, когда-то учился в Ленинграде.

Ей предложили воду вместо вина из-за жары и обычное в это время года меню. И только тогда Марко обратил на себя внимание. Он тихо сказал явно заготовленную фразу: «Я мечтал, и мечта сбылась». И надолго умолк.

Прозвучало сентиментально. Едва рождённый смех пискнул под волевым прессом. Наверное, друг исчерпал запас непривычных эмоций. Но она не почувствовала отстранённости. Словно бы итальянец прислушивался к чему-то или будто дегустировал вино.

Кажется, ей придётся искать золотое сечение этой встречи.

— А что ты ожидала? – подумала, расслабляясь.

Он был большим и застёгнутым на все пуговицы. Женщина не чувствовала напряжения или волнения, или других некомфортных эмоций. Напротив, дистанция таяла.

– Ого!

И странным образом, в косом кубе света от проёма растворились мысли о возрасте и внешности. Удобстве для него, женатого и солидного человека, провести время с подругой по интернету из далёкой России… Появилось ощущение абсолютного присутствия и уверенности, что short-trip будет аутентичным.

– У меня, кажется, солнечный удар – ещё сопротивлялось ироничное сознание.

Но было чертовски приятно и занимательно.

От запахов разыгрался аппетит, и пока ели, Марко поделился планом её пребывания в его Италии. Учёл всё. Из коротких бесед на Фейсбуке создал этакую «карту мечты». Конечно, ограниченную сроками и географией. Но такое внимание впечатляло. Кто-то из-за правого плеча прошелестел: «Прими».

Новое итальянское приключение началось.

В душе мелькнуло расхожее среди людей присловье: «интересно девки пляшут» и она повернула полотно.

Глава 15

Наша героиня малодушно искала путь наименьшего сопротивления, заблуждаясь, что так не встретит боли. Кто сильно любит, тот поймёт, простит, позаботится и не предаст, – думали «муха-цокотуха» и девочка из нашей повести. И чего уж там – подавляющее большинство женского населения планеты. К великому сожалению.

Образ опоздавшего на урок Пашки зацепился за один из поворотов сознания Али. По мере того, как девушка сдавала одну за другой крепости своего счастья, образ «паука» наливался силой и материализовывался.

Крючки-крючочки, по ним можно проследить путь человека к самому краю того места, откуда не возвращаются. Тогда она ещё не прочла: – «И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя».

Вот после школьного выпускного в предутренний, зябкий сумрак двора, когда пора или скрепя сердце идти на работу, или завалиться спать, он вызвал её из дома. Смотрел налитыми кровью глазами и клялся мокрым ртом в вечной любви.

Потом сделал ошеломляющий ход: уехал в Херсон к дяде и там поступил в мореходку.

Алиса тоже шагнула во взрослую жизнь. Правда, в сомнительной компании: под ручку с виной, в обнимку с жертвой и с энтузиазмом советского человека.

Энергично постигала искусство родовспоможения, между делом влюбилась в женатого, расстроила его брак и рассталась с ним.

Безумие тащило её в непроходимую чащу.

Она любит лето, и тот злосчастный день оказался летним. Что-то нужно было в городе, и они с Пашкой столкнулись на перроне вокзала.

Вокзал в Рошанске для жителей «мешка» был вовсе не вокзалом, а порталом для перехода в разные миры.

В партизанскую историю города, о чём напоминал паровоз «Константин Заслонов» … В незнакомый, манящий и опасный мир – если кто-то уезжал за пределы по самым экстренным делам или в редкое путешествие… В мир связей или нехитрого дохода: там знакомились, договаривались, делились новостями, продавали фрукты, зелень, пирожки и ненужные вещи… Был мостом между родственниками, живущим в «мешке» и по другую сторону железки… Станцией на пути к городской инфраструктуре.

Одним словом – значимое место.

Часто привокзальную площадь наводняли цыгане – говорящие голуби. С пёстрым скарбом, юркими замурзанными детьми, гвалтом, изворотливостью и живучестью.

Возле куста шиповника можно было наблюдать статичную позу цыганки за работой. С привязанным платком к груди ребёнком, вцепившуюся сухой коричневой рукой в звонких браслетах в рукав пиджака очередного олуха. Хриплым громким шёпотом с серьёзным выражением на лице она навешивала лапшу на уши этому обалдевшему от откровений обывателю.

И словно, невидимые руки, взмахнув, снимали с места в мгновение ока, как стаю воробьёв, эту ораву. Наверное, их увозил поезд, но Алиса никогда не видела момента погрузки…

Туда ходили и просто прогуляться вечерком. А на витке перелома, когда страна сошла с рельсов, на площади торговали всем, что хоть как-то могло заинтересовать покупателя. Спившийся к тому времени, но не сдавшийся окончательно Пашка продавал сметану.

А в памятный погожий день, на перроне Рошанского монументального тёмно-серого вокзала на спицу печальных событий своей жизни наша юная героиня накинула новую петлю.

Она только вернулась из Крыма. Два месяца трудовой, вольной, здоровой, почти взрослой жизни и настоящее любовное переживание – сделало из живой девочки недосягаемую и манящую непостижимой тайной планету.

Загорелая, окрепшая, с выжженными на солнце волосами по пояс амазонка. В клеёнчатых, с рисунком под леопарда, венгерских босоножках, короткой юбке и фирменной, с приталенным рельефом и длинными языками воротника кофточке – по последней моде семидесятых.

Он смог что-то промычать и только. И Алиса поддалась искушению.

– Ну, кто ещё мог бы ей всё простить?! Только тот, кто от неё без ума.

– Эй, Гонкуры! Какова мера глупости?

– Легковерие человека-мотылька.

И через год с небольшим наступил вечер, когда её мир, по закону жанра, покатился в тартарары. В школе на встрече бывших выпускников «паук» впервые пригласил «муху» на танец.

Святая простота возле широкой, затянутой в морскую форменку груди уверенного в себе (такую уверенность юноше даёт реализованная физическая близость с женщиной) красавца, представляла себя Ассолью.

Из бесприютной реальности она убегала в романтические грёзы Грина и Джека Лондона. Совсем недавно познавшая магию и власть моря, была очарована придуманным героическим образом и возможностью уйти из семьи.

В Пашке ничего героического и тем более романтического не было. Зимой он приехал снова. Ей тогда сшили настоящее взрослое пальто с воротником и папахой из меха нутрии. Выглядел этот комплект достаточно колово – местное ателье шило по российским лекалам. Но юную красоту вряд ли что-то могло испортить. Деву полным ходом готовили замуж.

– Кажется или нет? – Нет не кажется – Это точно! Мозг девчонки был в отключке.

Алиса помнит, как тогда, почти вплотную она рассматривала на удивление бесстрастное лицо. Пар от их дыхания смешивался и оседал холодной изморозью на иглах ворса нутрии и чёрной мерлушке воротника…

Вдогонку уходящему лету они встретились уже накануне свадьбы.

Э-эх! Какой же это был бесконечный глупый вечер!

Запах цветника через раскрытые створки окна, тёплая волна воздуха, шелест листьев, игра теней на полу, душистые яблоки в глубокой вазе на столе – ничто не смогло смягчить пошлость момента.

Нервничая, два дуралея съели все яблоки, что сказалось на системе газообразования. Хотелось смеяться, но смеяться было нельзя. Как только не повзрывались тогда!

Зачем-то она забралась на табурет, а он целовал через одежду всюду, куда мог добраться. Следуя импульсу, убежали в сад, где молча долго наворачивали круги в росной траве, пока не промочили обувь и не замёрзли. И снова, теперь уже на деревянном диване веранды целовались.

Сидя на его крепко сжатых коленях, чувствуя выпирающую плоть, она безучастно наблюдала будто со стороны, как неистово целовала, раздавливала пухлые губы.

Вспомнить бы в тот момент, как однажды, будучи малышкой, спускалась спиной с этого самого дивана и порезала свод стопы о прислонённый только что наточенный отцом топор.

«Дураков не пашут, не сеют, они сами родятся». Без иронии такое трудно переварить и вспоминать не хочется…

В Фано Марко принципиально не брал машину никогда и на встречу приехал на такси, так что от берега поднимались пешком. К тому времени жара немного спала. На променаде гуляли пары, и малыши гоняла голубей. Слышны были короткие реплики взрослых и весёлый смех в ответ. День клонился к закату. В воздухе разлилась благодать, и было естественно принять предложенную руку.

Совсем скоро солнце в золотом пеньюаре уйдёт на покой.

У машины передала ключи, сиденье, щёлкнув, легко откатилось. Скинув сандалии вытянула насколько могла ноги. Когда шёлковое облако шали укутало до подбородка, глаза сами смежились.

У друга была лёгкая одышка, от его большого тела шло тепло и приятный древесный запах парфюма. Звякнул ключ, машина, как кошка, заурчала и плавно тронулась с места.

Мимо проплывали дома, свет от окон, запахи кофе и выпечки. Разлитое в воздухе умиротворение нанизало, словно на столбик детской пирамидки, переполненные улицы, кафе и желатерии, взрывы смеха, гомон и треск скутеров…

– Италия у Бога за пазухой, – подумала она, засыпая.

Очнулась от прикосновения. Марко попросил паспорт для регистрации.

Отель напоминал башню из слоновой кости, а может, она ещё не проснулась до конца. Но номер поразил размерами. Вся боковая стена задрапирована тяжёлым занавесом шоколадного цвета… Высокая и широкая с люминесцентной подсветкой днища кровать жила отдельной космической жизнью и обещала волшебные сны… Толстый кремовый ковёр, укутавший серые плитки пола, выражал гостеприимство.

Когда широкий медный кран наполнил круглую ванну с ароматной солью, в дверь постучали. Портье принёс сухое мондоро и клубнику.