О матери моей ничего неизвестно. Дома у отца не был ни разу. Возможно, Галина Васильевна ни в чём не виновата, всё-таки, семь лет стирала моё бельё и готовила еду, но не могу забыть заискивающий голос отца и приторно-сладкое: «Галчонок».
Если приезжаю в город детства, останавливаюсь в гостинице, встречаемся с папой в кафе, как дальние родственники или просто знакомые люди. Никаких чувств к серому человеку с виноватой улыбкой не испытываю, разве что, жалость. Подозреваю, что согрешила на стороне моя норовистая мама за девять месяцев до рождения сына, настолько мы с отцом не похожи.
Визит к Григорию Моисеевичу считаю для себя обязательным.
В последний раз, Сеня сказал, стесняясь:
– Извини, отец плох, с трудом разговаривает, пребывает в депрессии. Я тебя предупредил. Пойдёшь?
– Да.
Парадная лестница, квартира градоначальника, библиотека, рояль, ничего не изменилось за последние годы, разве что, появился слой пыли на поверхности инструмента. Старик, лежащий в постели, обрадовался, ожили чёрные глаза на посеревшем лице.
– Здравствуй…, Вадик…, а я боялся, что не увижу тебя больше, – медленно, но чётко произнесённые слова.
– Ты, посмотри, как у него здорово получилось, – прошептал в восторге друг и подставил мне стул.
Я сел, пожал прохладную руку, почувствовал ответное слабое шевеление пальцев.
– Высокий…, сильный…, здоровый…, красивый…, молодец, пробился, а какая сложная была жизнь…, никто не помогал, не воспитывал, но чувствовалась сила внутри…, динамика, – продолжал говорить Григорий Моисеевич, – часто… видел в тебе… себя.
Смешно вспоминать через много лет, чьи уроки, звучащие за стеной, усваивал мальчишка, оказавшийся ненужным родителям.
Безмерны моя благодарность отцу-наставнику, уважение и любовь.